ХАРЛАН ЭЛЛИСОН

СТРАННОЕ ВИНО

перевод В. Гольдича, И. Оганесовой

Два худощавых полицейских, что отвечали за безопасность на этом участке калифорнийского шоссе, поддерживая Виллиса Коу с двух сторон, вели его от своей патрульной машины к накрытой одеялом бесформенной куче, лежащей прямо на бетоне. Темнокоричневое пятно, начинающееся где-то в шестидесяти ярдах к западу, исчезало под этим одеялом. Один из зевак сказал:

- Ее протащило вон оттуда, это ужасно, ужасно. Виллис Коу не хотел смотреть на свою дочь.

Но он должен был опознать ее, так что один из полицейских крепко вцепился в его плечо, а другой в это время опустился на колено и приподнял одеяло. Он узнал нефритовый кулон, который подарил дочери по случаю выпуска. Только кулон ему и удалось узнать.

- Это Дебби, - пробормотал Виллис Коу и отвернулся.

"Почему это происходит со мной? - подумал он. - Я же не отсюда; я не из них. Такое должно происходить с людьми".

- Ты сделал укол?

Он поднял от газеты глаза и попросил жену повторить то, что она сказала.

- Я спросила тебя,- мягко проговорила Эстель, в усталом голосе звучала доброта, которой осталось так мало в ее душе. - Я спросила тебя про инсулин.

Мимолетная улыбка коснулась губ Виллиса Коу.

Он оценил деликатность жены, понял, что она не хочет мешать ему предаваться своим горестным размышлениям. Ответил, что укол сделал. Тогда его жена кивнула:

- Ну, я пойду наверх, пора спать. Ты идешь?

- Не сейчас. Может быть, через некоторое время.

- Снова заснешь перед телевизором.

- Не волнуйся, я скоро поднимусь.

Она немного постояла, не сводя с него глаз, потом повернулась и начала подниматься по лестнице. Он прислушивался к привычным звукам вечернего ритуала - зашумела вода в туалете, потом в раковине, скрипнула дверца шкафа - Эстель убирала одежду, - застонали пружины, кровать принимала на ночь тело его жены.

Он включил телевизор, тридцатый канал, один из тех, что всегда были пустыми, затем уменьшил звук так, чтобы не слышать занудное, тоскливое, усыпляющее шипение.

Виллис сидел перед телевизором несколько часов, положив правую руку на экран, надеясь, что благодаря электронной бомбардировке рука станет прозрачной и откроется его инопланетное происхождение.

В середине недели он зашел к Харви Ротаммеру и попросил разрешения не выходить на работу в четверг, чтобы съездить в больницу в Фонтану и навестить сына. Ротаммер был не очень доволен, но отказать не мог. Коу потерял дочь, а его сын по-прежнему был на девяносто пять процентов лишен способности двигаться и находился на излечении без какой бы то ни было надежды на то, что когданибудь снова сможет ходить. Поэтому Харви Ротаммер сказал Виллису Коу, что тот, конечно же, вправе взять выходной, но напомнил, что апрель уже практически наступил, а всем известно - в апреле фирма готовит свои отчеты, так что это очень напряженное время. Виллис Коу сказал, что он все прекрасно помнит.

За двадцать миль от Сан-Димас машина сломалась. Немилосердно палило солнце, а Виллис Коу сидел за рулем, разглядывал пустыню и пытался вспомнить, как же выглядела его родная планета.

Его сын, Гилван, прошлым летом на каникулах отправился к своим друзьям в Нью-Джерси - те построили бассейн у себя в саду. Гил нырнул и ударился о дно; в результате получил перелом позвоночника.

К счастью, его вытащили прежде, чем он утонул, но вся нижняя часть тела оказалась парализованной. Он мог двигать руками, однако кисти стали абсолютно бесполезными. Виллис поехал туда, договорился, чтобы Гилвана перевезли в Калифорнию, и теперь он находился в больнице в Фонтане.

Виллис помнил цвет неба. Ослепительно зеленое, несказанно прекрасное. И нечто... нет, не птицы, эти существа плавно скользили по воздуху, они не летали. Больше он не помнил ничего.

Его машину оттащили в Сан-Димас, но механик в гараже сказал, что ее придется отправить в ЛосАнджелес, потому что у него нет нужных деталей. Виллис оставил машину и вернулся домой на автобусе. На этой неделе он так и не навестил Гила.

За починку машины ему пришлось заплатить двести восемьдесят шесть долларов и сорок пять центов.

В марте началась засуха, которая продолжалась в Калифорнии целых одиннадцать месяцев. Потом зарядил дождь и шел целую неделю; не сравнить с Бразилией, конечно, где капли такие крупные и падают так плотно, что известны случаи, когда люди задыхались, оказавшись на улице во время ливня. Впрочем, дождь был достаточно сильным, и крыша начала течь. Виллис и Эстель однажды не спали целую ночь, затыкая полотенцами щели в гостиной; но протечка явно возникла не в результате повреждения внешних стен, а где-то между перекрытиями; вода продолжала проникать внутрь.

На следующее утро невыносимо расстроенный Виллис Коу заплакал. Эстель услышала его, когда закладывала мокрые полотенца в сушилку, прибежала в гостиную. Ее муж сидел на промокшем ковре, в комнате пахло сыростью, он закрыл лицо руками, в которых по-прежнему держал мокрое полотенце. Она встала рядом с ним на колени, обняла и поцеловала в лоб. Он еще долго плакал, а когда перестал, стал тереть глаза - они ужасно болели.

- Там, где я родился, дожди идут только вечером, - сказал он Эстель.

Только она не поняла, что он имеет в виду.

А когда сообразила, спустя некоторое время, пошла погулять, чтобы собраться с мыслями и решить, как помочь мужу.

Виллис же отправился на побережье. Закрыл машину и направился по набережной в сторону пляжа. Он гулял по песку около часа, подобрал несколько молочно-белых осколков стекла, ставших гладкими благодаря упорным стараниям океана, потом улегся на каком-то песчаном холме и заснул.

Ему приснился его родной мир. Может быть, потому, что солнце стояло в зените, а океан тянул свою бесконечную, однообразную песню, Виллис смог многое вспомнить. Ярко-зеленое небо, плавно парящих над головой птиц, или, точнее, это были существа, которые напоминали птиц; вспомнил пятнышки бледно-желтого света, они вспыхивали, пылали на фоне неба несколько коротких мгновений, взмывали ввысь и пропадали из виду. Он почувствовал, что вернулся в свое настоящее тело, сразу несколько ног работали слаженно и дружно, несли его по окутанным прозрачной дымкой пескам, вспомнил запах цветов. Он знал, что родился на этой планете, провел там детство, стал взрослым, а потом...

Его отослали.

Виллис Коу, в теле человека, понимал, что его выслали с родного мира за то, что он совершил чтото ужасное. Знал, что его приговорили к этой планете, к Земле, вероятно, за совершенное преступление. Только он никак не мог вспомнить, в чем же оно заключалось. И не чувствовал во сне никакой вины.

Однако, когда он проснулся и снова стал человеком, его окатило странное ощущение. Ему нестерпимо хотелось вернуться домой, туда, где он родился, он больше не мог оставаться в ловушке этого омерзительного тела.

- Я не хотел к вам идти, - сказал Виллис Коу. Считаю это полнейшей глупостью. Раз я сюда пришел, значит, допускаю возможность сомнений. А я ни в чем не сомневаюсь, поэтому...

Психиатр улыбнулся и помешал какао в своей чашке.

- Поэтому... ваша жена настояла, и вот вы здесь.

-Да.

Виллис внимательно разглядывал свои ботинки. Коричневые, он носил их уже три года. Но никогда не чувствовал себя в них удобно; они жали, а большие пальцы на обеих ногах, похоже, упираются в лезвие тупого ножа.

Психиатр аккуратно положил ложку на салфетку и принялся потягивать какао.

- Послушайте, мистер Коу, я готов к любому повороту событий. Вы мне не нужны, вы тоже не хотели бы здесь находиться, если ваше посещение не принесет положительных результатов. И, - быстро добавил он, - когда я говорю о помощи, я не имею в виду попытки приспособить вас к представлениям о каком-то определенном мире, обратить в соответствующую веру, которую вы считаете необходимым от себя отталкивать. Ни Фрейд, ни Вернер Эрхард, ни Наука и ничто другое не убедили меня окончательно и бесповоротно, что существует предмет, называемый реальностью. Закодированная реальность. Данная, постоянная, неизменная. Если то, во что человек верит, не приводит его в сумасшедший дом или тюрьму, нет ни единой причины, по которой его верования не могут считаться менее приемлемыми, чем то, что мы, гм-м, "нормальные люди", называем реальностью. Если ваши представления делают вас счастливым, верьте во все, что пожелаете. Я же просто хочу вас послушать, может быть, кое-что прокомментировать, а затем посмотреть, соответствует ли ваша реальность той, которую нормальные люди считают своей. Ну как, подходит?

Виллис Коу попытался выдавить из себя улыбку.

- Вроде бы. Я немного нервничаю.

- Попытайтесь успокоиться. Мне, конечно, легко говорить, а вам совсем непросто это сделать, но я не желаю вам зла; и действительно, выслушаю с огромным интересом.

Виллис встал.

- Вы не возражаете, если я немного поброжу по вашему кабинету? Думаю, мне так будет немного легче.

Психиатр кивнул и улыбнулся, а потом показал на какао. Виллис Коу покачал головой. Он походил по приемной и наконец произнес:

- Это не мое тело. Меня приговорили к жизни в качестве человеческого существа, и меня это убивает.

Психиатр попросил его объяснить, что он имеет в виду.

Виллис Коу был человеком небольшого роста, плохо видел, его темные каштановые волосы уже начали выпадать. Он часто жаловался на боли в ногах и постоянно нуждался в носовом платке. Печальное лицо избороздили морщины, которые говорили о том, что его жизнь переполнена проблемами. Он рассказал все это доктору, а потом добавил:

- Я считаю, что эта планета является местом, куда ссылают всех плохих людей в качестве наказания за содеянные преступления. Я считаю, что мы все прибыли сюда из других миров, с других планет, где совершили какие-то гнусности. Земля является тюрьмой, нас отправляют сюда, чтобы мы жили в этих отвратительных телах, старели, разлагались, воняли и умирали. Таково наказание.

- Но почему никто, кроме вас, этого не чувствует? - Психиатр отставил в сторону чашку с давно остывшим какао.

- Наверное, меня засунули в тело с дефектом, предположил Виллис Коу. Немного больше боли от сознания того, что я родился на другой планете, что несу наказание за совершенное преступление. Только я никак не могу вспомнить, что же я сделал. Думаю, это было что-то ужасное, раз мне вынесли такой суровый приговор.

- Вы когда-нибудь читали Франца Кафку, мистер Коу?

-Нет.

- Он писал книги о людях, которых судят за преступления, о природе которых они ничего не знают. Этих людей обвиняют в каких-то неизвестных им грехах.

-Да. Именно это я и чувствую. Может быть, Кафка тоже это чувствовал; и ему ведь могло достаться дефектное тело.

- В ваших ощущениях нет ничего особенно странного, мистер Коу, сказал психиатр. - В наше время многие не удовлетворены своей жизнью, многие обнаруживают - иногда слишком поздно, что являются транссексуалами, что должны были жить в качестве других людей, мужчин, женщин...

- Нет, нет! Я не это имею в виду. И не собираюсь менять свой пол. Просто я объясняю вам, что прибыл с другой планеты - там зеленое небо, окутанный дымкой песок и пятнышки света вспыхивают, а потом уносятся ввысь... у меня много ног, а между пальцами тонкая паутина, да и вообще это не пальцы...

Он замолчал и смущенно посмотрел на доктора.

Потом сел и тихонько продолжил:

- Доктор, моя жизнь ничем не отличается от жизни всех остальных людей. Большую часть времени я плохо себя чувствую, приходит масса счетов, которые я не могу оплатить, мою дочь сбила машина, и она умерла, я не могу об этом думать. Мой сын в самом расцвете лет стал инвалидом. Мы с женой почти не разговариваем, не любим друг друга... да и не любили никогда. Я живу не хуже и не лучше остальных жителей этой планеты, вот о чем я говорю: боль, страдания, жизнь, наполненная ужасом. Каждый день. Без надежды. Пустота. Неужели мы не можем рассчитывать на лучшее, только на эту гнусную жизнь в качестве человеческих существ? Послушайте, я знаю, есть чудесные места, где никто не страдает и где никого не заставляют находиться в тюрьме под названием человеческое тело!

В кабинете психиатра стало темно. Жена Виллиса Коу договорилась с доктором в последний момент, и тот согласился принять маленького лысеющего человечка в конце дня.

- Мистер Коу, - проговорил психиатр, - я вас выслушал и хочу, чтобы вы знали: я очень сочувствую вашим страхам. - Виллису Коу немного полегчало. Ему показалось, что наконец хоть кто-то ему поможет - нет, конечно, не справиться с мучительным, тяжелым знанием, просто теперь он не одинок.

И скажу вам честно, мистер Коу, - продолжал психиатр, - я считаю, что у вас очень серьезные проблемы. Вы больны и нуждаетесь в интенсивном лечении. Я поговорю с вашей женой, если хотите, но послушайтесь моего совета - вам следует лечь в какую-нибудь серьезную клинику, прежде чем ваше состояние...

Виллис Коу закрыл глаза.

Он плотно закрыл двери гаража и заткнул щели тряпками. Ему не удалось найти достаточно длинного шланга, чтобы дотянуть его от выхлопной трубы внутрь машины, поэтому он просто опустил окна и завел мотор. Сидел на заднем сиденье и пытался читать "Домби и сын" - когда-то Гил сказал, что ему эта книга понравится.

Но никак не мог сосредоточиться на истории и прекрасном языке, через некоторое время откинул голову на спинку, попытался уснуть, надеясь, что ему приснится другой мир, тот, что у него украли, мир, который ему уже никогда не увидеть. Наконец его сморил сон, и онумер.

Похороны проходили в Форест-Лон, и на них почти никто не пришел. Эстель плакала, Харви Ротаммер обнимал ее за плечи и утешал. Но при этом все время незаметно поглядывал на часы, потому что апрель уже почти наступил.

Виллиса Коу положили в теплую землю, на него посыпалась грязь чужой планеты, это сделал мексиканец с лопатой в руках, у него было трое детей и ему приходилось мыть посуду в ночном баре, где еще и подавали еду, потому что он просто был не в состоянии оплачивать свою крохотную квартирку.

Многоногий Консул приветствовал Виллиса, когда тот вернулся. Виллис посмотрел на Консула и увидел зеленое небо у него над головой.

- Добро пожаловать домой, Плидо, - сказал Консул. Он казался очень грустным.

Плидо, который был Виллисом Коу в далеком мире под названием Земля, поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Дом.

Но он не мог молча наслаждаться своей радостью. Ему следовало знать.

- Консул, прошу вас, скажите мне... что я сделал такого ужасного?

- Ужасного! - Консул был поражен. - Мы вами восхищаемся, ваша милость. Ваше имя ценится выше многих. - В его голосе звучало самое настоящее почтение.

- В таком случае почему меня приговорили к жизни, полной страданий, в том ужасном мире? Почему отослали и обрекли на муку?

Консул покачал своей лохматой головой, легкий бриз развевал его роскошную гриву.

- Нет, ваша милость, нет! Это мы страдаем. Только немногие, самые достойные и любимые представители народов, населяющих Вселенную, могут отправиться в тот мир. Жизнь там сладка и приятна по сравнению с тем, что называется жизнью во всех остальных местах. Просто вы еще всего не поняли. Но вы поймете. И вспомните.

Плидо, который в лучшей части своей почти вечной жизни, наполненной болью, был Виллисом Коу, вспомнил. Прошло время, и к нему вернулась вечность, исполненная грустью, рожденной в ней, и он понял, что ему была дарована радость, доступная далеко не всем жителям далеких галактик. Он получил несколько драгоценных лет жизни в мире, где боль и страдания не сравнимы с тем, что испытывают другие жители Вселенной.

Он вспомнил дождь и сон, и ощущение мелкого песка под ногами, океан, поющий свою вечную песнь,- в такие ночи, которые он ненавидел на Земле, Плидо крепко спал и видел прекрасные сны.

Ему снилась жизнь Виллиса Коу на чудесной планете.