Льюис посмотрел на маленький экран, потом на студийные часы, встал и направился в туалет. Он уже заприметил, где находится видеопроцессор — в одной из ниш холла, как раз рядом с туалетом. Дверь была не заперта, Льюис заглянул внутрь и убедился, что модель видеопроцессора та же, на какой он работал в Дулуте.

Хорошо, что он задержался возле ниши, ибо дверь лифта открылась и в студию вошла Молли Хескелл.

Льюис затаился, незаметно наблюдая за ней. Сердце его затрепетало, как заячий хвостик, когда Молли уверенно проследовала к столу, за которым он работал. Вот она разговаривает с его коллегами, озирается, словно ищет именно его, Льюиса. Еще мгновение, и сердце выскочит из груди. Зачем она его ищет? Он не занимается ее репортажем, а значит, им нечего обсуждать. Но тут Молли покинула студию, и Льюис успокоился, мысленно обозвав себя кисейной барышней. Может, она просто заглянула поговорить и обменяться любезностями.

Он приказал себе забыть об этом. Молли Хескелл не могла напасть на его след. Никак. Нечего терять время на всякие глупости. Надо сосредоточиться на более важном — на видеопроцессоре.

Интересно, много ли работы у его коллеги? Смены в начале недели бывали, как правило, не слишком тяжелыми, и кто-то из транскрипторов мог уйти. Так что есть шанс остаться в студии одному. Но, судя по всему, сегодня им обоим придется пахать до самого рассвета. Льюис задумчиво покусывал ноготь. Рисковать нельзя — никто не должен видеть его у видеопроцессора.

— Похоже, тебя сегодня завалили работой, — заметил он, указывая на стопку кассет на столе коллеги. — Управишься за ночь?

— Придется, я не могу засиживаться — завтра у мамы день рождения.

Отлично! По жилам пробежало освежающее волнение. Итак, завтра он останется один. Завтра он обработает свои кадры. Завтра, возможно, будет лучший день в его жизни. Если на пленке Джек Кэйн, то, считай, задача выполнена. И даже более того. Если он сумеет пригвоздить негодяя, то… Нет, это будет дар судьбы, он сам никогда бы не смог придумать такую страшную месть. Это будет не просто унижение — арест, осуждение, падение со всех высот. Карьере Кэйна придет конец — навсегда. За ним захлопнется дверь тюремной камеры, а Льюис почти не сомневался, что Джек не сумеет пережить заключение.

Он представил себе лицо Кэйна, когда тот окажется за решеткой. Льюис на собственном опыте знал, какие чувства снедают душу в такой момент. Он до сих пор помнил скрежет массивной двери, мерзкий тюремный запах и ощущение ползущих по телу мурашек. Тридцать два месяца — почти вечность, но он не винил Стефани. Она была на его стороне. И пыталась ему помочь. Только она одна сделала все, чтобы он вновь ощутил себя человеком. Только она поняла, почему он в конце концов потерял контроль над собой. Но ей солгали и вынудили дать показания. «Его надо остановить. Он делал это и раньше», — говорили ей, повторяя клевету, которую распространял Кэйн. Подонок.

Льюис уставился на клавиатуру, стиснул кулаки и ударил по клавишам. Что ж, теперь Кэйн получит свое. Если на пленке он — ему конец, Джек Кэйн станет историей. Все, что тогда надо будет сделать, — это отправить пленку копам.

Послать с помощью какой-нибудь фирмы? Или просто прийти в полицейский участок и оставить пакет на столе дежурного? С идентификацией Кэйна они справятся и без него. Он, конечно, напишет короткую сопроводительную записку, но кассета все скажет сама за себя. На пленке есть время и дата, а особняк Кэйна копы опознают без труда. Их, естественно, заинтересует, откуда взялась эта запись. Можно прибегнуть к анонимному телефонному звонку… Эх, если бы все было так просто!..

Льюис не хотел, чтобы копы допрашивали его по поводу той ночи, но не хотел и оставаться анонимным. Кэйн должен знать, что это именно он, Льюис, уничтожил его своими уликами.

Да, есть о чем подумать. Льюис побарабанил пальцами по столу. Он привык изучать проблему очень тщательно, до мельчайших подробностей — что сделает и теперь, прежде чем приняться за работу. Это будет прекрасная работа…