На лестничной клетке, как всегда, вонь стоит страшная. Вдыхаю ещё у себя в квартире, бегом выскакиваю, быстро-быстро запираю дверь, пробегаю два этажа вниз, выдыхаю… Теперь можно позволить себе ещё один вдох. Жить рядом с сумасшедшей Розой и её сотней кошек – то ещё удовольствие.

А вот и сама неблагополучная соседка идёт навстречу. Здороваемся сухо, не глядя друг другу в глаза. Роза пугливо обходит меня по параболе: будто боится, что я её ударю. Думаю – а ведь битой соседями за пропахший кошками подъезд ей уже быть приходилось… Спешит к своим питомцам, таща в жилистых неухоженных руках целые две авоськи тюльки. А из-за пазухи выглядывает умильная мордочка очередного котёнка. Ну, Розка! Куда тебе ещё один?! Как сама в своём кошариуме не задохнёшься?!!

Тут же стыжусь этой мысли. Потому что знаю, как Роза стала такой. Правду говорят: бог видит всё, а соседи – ещё больше. Многие события жизни сумасшедшей кошатницы происходили прямо у меня на глазах.

Ей сейчас около тридцати, а выглядит на все пятьдесят. Опустившаяся, неряшливая, замученная, нелюдимая. А я помню её другой. В тот год, первого сентября, я шёл в первый класс, а Роза выходила замуж. Нельзя было представить невесты красивее её – юная, весёлая, с задорным блеском в глазах. Моя соседка просто лучилась счастьем! И её вовсе не портил округлившийся животик. Роза была беременна. Бабки у подъезда всё шептались об этом: мол, слишком молодая для материнства. Ведь всего-то и успела – закончить девять классов. Ни работы, ни образования, ни жизненного опыта. А я не мог понять, что их так возмущает?.. Ведь саму-то Розу перспектива обзавестись младенцем не пугает вовсе! Да и отец ребёнка не оказался подлецом, честно предложил руку и сердце. Они были красивой парой. Красивой, молодой и счастливой.

А зимой в семье соседей появилась маленькая доченька, Марина. Девочка росла слабенькой, но родители в ней души не чаяли. Ну а бабки у подъезда снова взялись перемывать кости бедняжке Розе. Мол, не смогла малолетка произвести на свет здоровое потомство! Мне тогда жутко хотелось выплеснуть из окна пару вёдер помоев на головы вредных старух, но я, семилетний, банально не смог втащить тяжеленное ведро на подоконник.

Теперь часто можно было встретить Розу не накрашенной, одетой как попало, с опухшими от слёз глазами. Злобных старушечьих взглядов в спину она совершенно не замечала: это ведь в сущности, такие мелочи, когда существуют проблемы позначительнее. Марина по-прежнему болела. Даже в год выглядела как новорожденная – совсем маленькой и какой-то синюшной. А бабки у подъезда с каким-то мрачным восторгом каркали о том, что девочка наверное, не жилец.

Шло время. Картина, к которой все уже давно успели привыкнуть – Роза, целыми днями сидящая с коляской на детской площадке посреди двора, сменилась на новую. Теперь молодая мать гуляла, держа за руку бледную, нездорово худенькую девочку. Бабки у подъезда уже охрипли от пересудов: чем же болеет несчастная малышка, если выглядит не краше утопленницы?.. А мне было уже одиннадцать, и я таки сумел втащить ведро грязной воды на подоконник… Ох уж мне и досталось от родителей! Но я гордился своим поступком. Ощущение победы справедливости над жестокой людской молвой не испортил даже отцовский ремень.

В тот год, когда я окончил школу, соседская девочка Марина умерла. Все бабки нашего двора собирались вместе и целыми вечерами обсуждали это событие. Правда, лавочки под моим окном сторонились – помнили об угрозе в моём лице, хотя и лет со времён расправы над сплетницами прошло немало. Вот так бывает во всех дворах всех городов – кому-то горе, а  кому-то повод собраться вместе и хорошенько перемыть косточки пострадавшим. Я не слышал, о чём болтали бабки. Но представить себе это вовсе не сложно…

Помню, какие-то незнакомые люди выносили из подъезда маленький гробик. Роза шла следом, подчёркнуто спокойная, но враз постаревшая лет на десять. А вечером она пришла к нам пьяная, и о чём-то долго, шёпотом рассказывала на кухне моей маме. Голос у соседки был такой… странный. Чужой. Восторженный… Как тут мне было не припасть ухом к неплотно прикрытой двери? И я услышал часть страной, отдающей безумием истории, рассказанной Розой.

Оказывается, дочь соседей родилась с пороком сердца. Маринка была изначально обречена, а все попытки родителей и медиков продлить её жизнь всего лишь оттягивали неизбежную кончину. Наверное, это страшно – глядеть на своего ребёнка и думать о том, что через неделю, месяц, год, его уже не будет в живых… Впрочем, сама девочка, осознавая близость своей смерти, совершенно не боялась её. Даже пыталась утешить измученную мать, говоря какие-то по-детски наивные глупости. Вроде того, что когда она умрёт, то родится заново, маленьким пушистым котёнком:

- Я обязательно найду вас. Обязательно! Вот однажды подойдёт к тебе кошечка, а ты поймёшь – это я. Только признай, не прогони! И тогда мы снова будем вместе. Обещаешь?

И Роза, захлёбываясь слезами, отвечала:

- Обещаю.

Говорила – и не верила. Ни себе, ни дочке. Ведь это только детям позволено – верить в чудеса. А взрослые знают: если кто-то умер, то он никогда не вернётся…

Через несколько недель я встретил Розу во дворе, счастливую до невозможности. Раскрасневшаяся от волнения, она бережно прижимала к груди маленького чёрного котёнка. «Вряд ли Роза действительно поверила в обещание, данное умирающей Маринке, - подумал я, - Но если забота о питомце утешит соседку, то что в этом  плохого?..»

Всё так. Но, проходя мимо, я услышал, как Роза называет котёнка доченькой… Целый вечер наши соседи скандалили: увы, звукоизоляция хрущовок оставляет желать лучшего. И не хочешь быть свидетелем чужих ссор, а приходится. Роза пыталась добиться от мужа, чтобы тот признал в котёнке покойную Маринку. А мужчина грозил сдать жену в психиатрическую больницу. Успокоились они далеко за полночь. Но, выйдя на балкон, я услышал, как Роза тихонько плачет у открытого настежь окна. И мне представилось, что в этот момент у неё на руках спит маленький чёрный котёнок…

На следующий день соседка принесла ещё одного. Совсем крошечного, едва успевшего открыть глазки. Безумия и восторга на лице Розы заметно прибавилось. Она схватила меня за рукав, и бешеным речитативом принялась бормотать о последней просьбе дочери. О том, что душа Марины вернётся к матери в образе котёнка. Но… ведь котят на свете много! Какой из них – тот, который нужен?! Вчерашний? Сегодняшний?! Или какой-то другой, родившийся где-то на помойке, на другом конце города?..

- Один из них – точно она!!! Только как я её узнаю?!! – Розу трясло нервной дрожью. А вечером стены нашей квартиры снова содрогались от децибел разразившегося у соседей скандала.

На следующее утро сосед ушёл из дома с большим чемоданом. Навсегда. А Роза вернулась домой с очередным котёнком. Грязным, с гноем в ушах и поломанной лапкой. Говорила, что обязательно вылечит несчастного зверька. Что сейчас у неё почти нет никаких сомнений – это и есть её дочка! Мне оставалось только кисло улыбнуться. Похоже, Роза действительно сошла с ума. Того котёнка она, наверное, вылечила. Но всё же до конца не поверила, что он – новое вместилище души Марины. Потому что уже через неделю у Розы появилось ещё пара новых питомцев…

Я уже давно потерял счёт соседским кошкам. Да и сама Роза наверное, уже не помнит, скольких котят приютила за последние годы. Она по-прежнему ищет свою дочь. А её питомцы по прежнему орут и воняют. Жрут и гадят. Дерутся и размножаются. Все соседи конечно, просто в бешенстве от этого зверинца. Но, знаете… я никогда не ударю Розу, даже если она, дура набитая, этого и заслужила. Не поставлю своей подписи в длинном списке каракулей всех жильцов подъезда, мечтающих выселить кошатницу к ядрёной матери. Не стану вызывать усталого от постоянных визитов в соседскую квартиру участкового.

Не потому, что мне жаль Розу. За годы соседства со смердящим кошариумом у меня не осталось сочувствия к сумасшедшей женщине. Просто всё это – и побьют, и подпишутся, и вызовут, с удовольствием сделает кто-то другой. Множество других. Но не я. Потому что я до сих пор помню Розу такой, какой она была много лет назад. Молодую и счастливую, в белоснежном платье невесты.