Винсент Бенавидес был сыном тюремного надзирателя из Квирихью в провинции Консепсьон. Это был свирепый человек, совершивший несколько убийств. Когда разразилась Война за независимость, он вступил в армию патриотов рядовым солдатом, а во время первой чилийской революции служил сержантом в гренадерском полку. Впрочем, он вскоре дезертировал и вступил в армию испанцев, но после разгрома испанских войск в битве при Мейпо 5 апреля 1818 года попал в плен. Испанцы были изгнаны из этой части Америки, и Чили получила независимость. Бенавидеса, его брата и нескольких других изменников приговорили к смертной казни и привезли на Пласу – главную площадь Сантьяго, где их должны были расстрелять. Бенавидес был серьезно ранен, но не убит; у него хватило мужества так ловко притвориться убитым, что никто ничего не заподозрил. Тела казненных не стали предавать земле; их оттащили за город и оставили на растерзание грифам. Сержант, руководивший перевозкой тел, ненавидел Бенавидеса лютой ненавистью, поскольку тот убил его родственников; чтобы завершить свою месть, он вытащил шпагу и с силой вонзил ее в бок мертвому (как он думал) негодяю. Однако Бенавидес сумел выдержать этот удар, даже не поморщившись и не шевельнувшись – очень жаль, что такая огромная сила воли была обращена на злые дела.

Бенавидес лежал, притворившись мертвым, в груде мертвых тел, пока не стемнело; когда опустилась ночь, он с огнестрельной и колотой ранами сумел доползти до стоявшего неподалеку дома. Его жильцы отнеслись к нему с большим участием и выходили его.

Этот смелый негодяй, хорошо знавший цену своим талантам и храбрости, прослышав о том, что генерал Сан-Мартин организует поход в Перу, который обещал быть тяжелым и опасным, сообщил ему о том, что он выжил, и пригласил его явиться на тайные переговоры. Они должны были состояться в полночь на той же самой Пласе, где был «казнен» Бенавидес. Они договорились встретиться по условному сигналу – три удара кремнем по огниву. На него должен был отозваться только тот, кто знал этот сигнал, а окружающие ничего бы не заподозрили.

Сан-Мартин, вооруженный парой пистолетов, пришел один и встретился в Бенавидесом. После долгого разговора они условились, что недобитый изменник выступит против арауканских индейцев, но будет готов явиться в Перу, если Сан-Мартину понадобится его помощь.

Раздобыв паспорта, Бенавидес двинулся в Чили, где, снова предав чилийцев, сумел убедить командующего испанскими войсками, что у него достаточно сил для войны с Чили. В результате этого испанцы ушли в Вальдивию, а Бенавидес стал командовать войсками на всем протяжении границы с Биобио.

Очистив, таким образом, побережье от испанцев, он отправился в Араукан, или, правильнее сказать, собрал банду вооруженных грабителей, которые прославились своей жестокостью и вероломством, опустошив юг Чили. Куда бы ни пришел Бенавидес, его путь был усыпан трупами стариков, женщин и детей, которых он убивал, чтобы они не выдали его местонахождение.

Убедившись, что его имя внушает ужас всем тем, кто живет на суше, он решил стать властелином моря. Он поступил в корсары и получил приказ захватывать все суда, под каким бы флагом они ни шли. Араукан расположен напротив острова Святой Марии, где суда, обогнувшие мыс Горн, останавливаются на отдых, и Бенавидес развернулся вовсю. Ему необыкновенно везло. Первым его призом стало американское судно «Герой», которое он захватил врасплох ночью. Вторым стал бриг «Геркулия», принадлежавший той же стране. Пока ни о чем не подозревавшие моряки, как обычно, охотились на тюленей на острове Святой Марии, лежащем примерно в трех лигах от материка, из леса выскочил отряд вооруженных людей и захватил их. Всем морякам связали за спиной руки и оставили на берегу под охраной. Это были не кто иные, как пираты, которые уселись в лодки «Геркулии» и, взобравшись на борт корабля, захватили капитана и четырех членов команды, оставшихся на бриге. Привезя захваченных на берегу, пираты заперли пленников в трюме. После этого они подняли якорь и с победой возвратились в Арауку, где были встречены Бенавидесом. В их честь был дан салют из мушкетов под испанским флагом, который он приказал поднять в тот день. На следующую ночь Бенавидес велел перевести капитана и команду в дом, который стоял на некотором расстоянии от берега. После этого, велев выводить пленников по одному, он раздел их и забрал все их вещи, а пираты стояли вокруг со шпагами наголо и заряженными мушкетами. На следующее утро Бенавидес приказал отвести ограбленных моряков в столицу, где собрал всех богачей и предложил им выбрать себе по слуге. Капитан и четверо других моряков не приглянулись никому; тогда Бенавидес заявил, что капитана оставляет себе, и пригрозил богачам немедленной смертью, если никто из них не заберет остальных. Через несколько дней моряков снова собрали и потребовали, чтобы они стали солдатами пиратского войска. Несчастным не оставалось ничего иного, как подчиниться – они уже поняли, что отказ означает немедленную смерть.

Бенавидес, свирепый дикарь по характеру, был тем не менее способным, деятельным и энергичным человеком. Он велел переделать копья и гарпуны в пики для рядовых кавалеристов и в алебарды – для сержантов, а из парусов нашить брюк для половины своего войска. Плотники сбивали телеги для поклажи и ремонтировали лодки. Оружейники тоже не сидели без дела – они ремонтировали мушкеты и делали пики. Словом, он каждому нашел дело. Он хорошо относился к офицерам, позволив им жить в своем доме, и всякий раз спрашивал их совета касательно вооружения своей армии.

Однажды, гуляя с капитаном «Геркулии», он заметил, что его войско уже почти готово к походу, не хватает только одного – труб для кавалерии, и его это страшно удручает, добавив, что люди ни за что не поверят, что они стали настоящими драгунами, если они на каждом повороте не услышат рева трубы. Ни солдаты, ни кони не будут выполнять свой долг как положено, если их не будет призывать к этому труба; короче, объявил он, надо раздобыть где-то трубы. Капитан, желая снискать доверие пирата, немного подумав, сказал, что трубы можно легко изготовить из медных листов, которыми обшиты днища захваченных им судов. «И вправду! – воскликнул довольный Бенавидес. – Как это я сам не догадался!» Тут же вся медь была содрана, и оружейники под его личным наблюдением принялись изготавливать трубы, и еще до наступления темноты лагерь огласился звуками кавалерийских горнов.

Капитан корабля, давший ему прекрасную идею об использовании меди для труб, получил благодаря этому возможность гулять, где ему вздумается. Он конечно же постоянно думал о том, как бы им всем сбежать. Наконец такая возможность представилась, и он вместе с помощником и девятью матросами захватил две лодки, на которых они охотились на тюленей и которые пираты беспечно бросили на берегу реки, и уплыли. Но прежде чем уйти, они, опасаясь погони, предусмотрительно продырявили днища у всех остальных лодок. Их побег был сразу же обнаружен, но к тому времени, как люди Бенавидеса бросились в погоню, они успели уйти далеко и благополучно добрались до острова Святой Марии. Здесь они убили несколько тюленей, которыми питались по дороге в Вальпараисо, куда пришли совершенно истощенными. Здесь они рассказали сэру Томасу Харди, главнокомандующему, о злодеяниях Бенавидеса, и он решил послать корабль из Арауки для спасения оставшихся в плену моряков.

Бенавидес снарядил бриг «Геркулия» и велел помощнику (капитан корабля и его команда остались в качестве заложников) идти в Чили и попросить помощи испанского губернатора. «Геркулия» вернулась с двадцатичетырехфунтовой пушкой, двумя полевыми орудиями, одиннадцатью испанскими офицерами, двадцатью солдатами и хвалебными письмами, в которых губернатор поздравлял достойного союзника его католического величества с победами. Вскоре Бенавидес захватил английское китобойное судно «Персеверанс» и американский бриг «Океан», шедший в Лиму с несколькими тысячами ружей на борту. Капитан «Геркулии» вместе с помощником капитана «Океана» и несколькими матросами, перенеся большие лишения, высадились в Вальпараисо и рассказали, чем занимается Бенавидес; после чего сэр Томас Харди приказал капитану Холлу отправиться с конвоем в Арауку и, если получится, освободить пленников.

Для выполнения этого задания капитан Холл вышел из Вальпараисо; по пути он зашел в Консепсьон, чтобы выяснить, где искать Бенавидеса. Ему сообщили, что тот находится между двумя крупными группировками чилийских войск, на чилийском берегу Биобио. Одна из этих группировок перекрывает ему выход к реке.

Проведя в Консепсьоне два дня в ожидании сведений о пирате, капитан Холл осмотрел окрестности. Он писал, что территория покрыта растительностью, имеет плодородные почвы и совсем не похожа на окрестности Вальпараисо. На берегах залива он обнаружил изобилие овощей, дров и угля.

12 октября Холл узнал о разгроме Бенавидеса и о том, что он в одиночку переплыл Биобио и бежал в Арауканскую страну, а также о том, что два американца, которых он взял с собой, от него убежали и сейчас находятся на борту «Чакабуко». Поскольку лишь они могли сообщить ему о том, где искать пленников, на спасение которых он был послан, он отправился на поиски этого судна и через два обнаружил его на якоре у острова Мока. Здесь он узнал, что капитан «Океана» с несколькими английскими и американскими моряками были оставлены в Арауке, когда Бенавидес ушел в поход, и немедленно отправился туда.

Впрочем, он явился слишком поздно – чилийские войска нанесли свой удар, и индейцы бежали, предав огню город и суда. Индейцы, которые были союзниками чилийцев, в дикости своей не уступали индейцам, помогавшим Бенавидесу. Капитан Холл, вернувшись в Консепсьон, посетил индейский лагерь, хотя губернатор его всячески отговаривал от этого.

Войдя во двор, капитан и его спутники увидели индейцев, сидевших на земле вокруг большой бочки с вином. Они приветствовали вошедших громкими криками, или, лучше сказать, воплями, и потребовали ответа, зачем они явились. Судя по всему, они были недовольны вторжением белых. Переводчик забеспокоился и стал уговаривать их уйти, но капитан решил, что это весьма опасно, ибо индейцы имели под рукой оружие – под навесом стояли их длинные копья. Если бы капитан и его спутники попытались уйти, пьяные дикари могли бы захватить их в плен или даже убить. Лучше всего было не показывать своего недоверия; и моряки, улыбаясь, подошли к сидевшим в кружок индейцам, которым это очень понравилось. Один из них встал и, по индейскому обычаю, о котором они узнали от одного из джентльменов, побывавших в плену у Бенавидеса, обнял их. После этого дикари закричали, чтобы они сели на землю, и с буйным гостеприимством стали угощать их вином, чему моряки очень обрадовались. Гнев индейцев быстро угас и сменился радостью и весельем, которые вскоре стали такими же необузданными, как и их недовольство. Воспользовавшись моментом, капитан Холл сказал, что хотел бы побеседовать с вождем индейцев, о котором он ему писал; однако вождь появился не скоро, так что морякам пришлось еще долго составлять компанию индейцам, которые лакали вино, словно свиньи. Индейцы сильно напились, их веселье с каждой минутой становилось все неистовее, и ситуация, в которой оказались моряки, нравилась Холлу все меньше и меньше.

Наконец, дверь дома, где жил Панелео, вождь этого племени, открылась, и он появился на пороге. Выйдя, он остановился на пороге и прислонился к дверному косяку, чтобы не упасть, ибо был еще пьянее, чем его соплеменники. Трудно себе представить более яркую картину законченного дикаря. Это был высокий широкоплечий мужчина с необычайно большой головой и квадратным, распухшим от пьянства лицом, на котором виднелись очень маленькие глазки, частично скрытые густой гривой грубых, черных, прямых, сальных волос. Они закрывали его щеки, спускались на плечи и придавали его голове сходство с огромным пчелиным ульем. На плечи он накинул пончо из грубой шерстяной ткани, из которой обычно шьют одеяла. Панелео принял капитана весьма грубо, будучи недовольным тем, что его потревожили; но, узнав, что тот хочет видеть его пленника, пришел в еще большее раздражение. Напрасно моряки пытались объяснить ему, зачем он им понадобился; он прорычал свой отказ таким грубым тоном и с таким видом, что сразу же стало ясно, что он не понимает и не желает их понять.

Разговаривая с Панелео, они смогли бросить взгляд на его жилище. Посреди комнаты горел очаг, у которого сидела молодая индейская женщина с длинными черными волосами, доходившими до пола: это, как они поняли, была одна из тех несчастных пленниц, которых они разыскивали. К их огромному разочарованию, женщина не плакала и совсем не казалась несчастной, поэтому они ушли, догадываясь, что Панелео уже сумел завоевать ее юное сердце.

Два индейца, не столь пьяные, как остальные, вышли с ними на улицу и сказали, что чилийцы взяли в плен нескольких европейцев в битве при Чиллане, но сейчас эти европейцы в безопасности. Переводчик шепнул морякам, что эти хитрецы, вероятно, сочинили эту историю, услышав вопросы моряков во дворе, и посоветовал Холлу дать им денег и убраться отсюда подобру-поздорову.

23 октября капитан Холл вернулся в Консепсьон, 26-го добрался до Вальпараисо, а через две недели после этого появились люди, которых он искал.

Голова Бенавидеса, насаженная на шест

Кровавая карьера Бенавидеса подходила к концу. Он так и не смог оправиться от двух ударов: разгрома чилийцев у Биобио и пожара в Арауке, в котором погибли его суда. В конце концов, в декабре 1821 года, осознав, что положение его безнадежно, он связался с комендантом Консепсьона и сообщил, что готов сдаться ему вместе со всеми своими вояками. Великодушный комендант принял его предложение и сообщил об этом правительству; но Бенавидес его обманул. Он захватил баркас в устье реки Лебо и бежал, собираясь присоединиться к отряду вражеской армии, который, как он предполагал, находился в одном из портов южного побережья Перу. Было бы абсурдно ожидать честного поведения от такого прожженного интригана – в своих письмах того времени он предлагал свои услуги правительству Чили и обещал не изменять ему, продолжая одновременно воевать в стане его врагов. В конце концов он уехал из несчастной провинции Консепсьон, народу которой принес сколько горя, позабыв о том, что родился на этой земле.

Однако, пребывая в отчаянии, он не мог управлять людьми, которые бежали с ним на баркасе, и они обрадовались, когда им пришлось войти в гавань Топокалма, чтобы пополнить запасы воды. Здесь он был арестован патриотами. Преступления Бенавидеса были так ужасны, что даже самые бесстрастные чужеземцы приговорили бы его к смертной казни; но правительство страны хотело услышать, что он скажет в свое оправдание, и велело судить его по закону. Когда было доказано, что он поставил себя вне законов человеческого общества, ему было назначено вполне заслуженное наказание. Он заслужил казнь, как пират, а поскольку он еще уничтожал целые города, то необходимо было казнить его таким образом, чтобы удовлетворить возмущение людей и устрашить тех, кто желал бы пойти по его стопам. Во исполнение приговора его вытащили из тюрьмы в корзине, которая была привязана к хвосту мула, и повесили на главной площади. После этого ему отрубили голову и руки и, насадив их на длинные шесты, установили в тех местах, где он совершил самые страшные свои преступления: в Санта-Хуане, Тарпелланке и Арауке.