— Она тебя бросила? — спросила Наташа. — Значит, она была твоей девушкой?
— Насколько я помню, нет. То есть она была моим другом и я с ней целовался, но я не помню, чтобы у меня было ощущение, что это серьезно и официально.
— Она позволяла тебе ее лапать?
— Ну-у…
— Ага. Я так и думала.
— Всего один раз. Это было в ту ночь, когда Артура Скаргилла арестовали у завода «Оргрейв» и мы просто из себя выходили от злости.
— Господи, кажется, я слышу оправдания.
— Мы тогда во всем винили Тэтчер.
— Она позволила тебе облапать себя сверху или сверху и снизу?
— Только сверху.
— Через одежду или под одеждой?
— Я не собираюсь отвечать на подобные вопросы.
— Не дури. Это важно.
— Хорошо. Под одеждой. Всего чуть-чуть.
— Только под блузкой или под блузкой и лифчиком?
— Я правда не помню.
— Не будь идиотом. Все это помнят.
— Хорошо. Под лифчиком.
— Могу тебе сказать, что, когда тебе четырнадцать, позволять парню запускать себе руку в лифчик — это очень серьезно, особенно если ты ответственная и скучная девица, как ты эту Хелен описываешь.
— Она не была скучная. Дело просто в том, что твое поколение наплевало на политику…
— Вы нажирались тогда?
— В четырнадцать лет? Нет, конечно.
— Черт, а мы — да.
— Девяностые годы очень отличаются от восьмидесятых. Мы засеяли почву, а вы пожали плоды. Слушай, я пришел к ней, когда ее родителей не было дома. Я зашел, потому что мы собирались издавать школьный журнал. У нас было собрание редакторов.
— Только ты и она?
— Да. Она собиралась быть редактором, а я главным журналистом, ну то есть единственным журналистом.
— Господи, вы были той еще парочкой зануд.
— Нам казалось, что мы круче всех. Единственные достойные персонажи в школе.
— Это точно.
Ньюсон отчетливо помнил тот вечер. Их с Хелен переполняли безумные мечты о создании невероятно успешного и влиятельного журнала. Затем они включили новости, а там все стояли на ушах, показывали, как полиция дерется с шахтерами, потом сюжет о голоде в Эфиопии. Их так расстроила и разозлила вся эта несправедливость, и вдруг Хелен попросила обнять ее.
— Она попросила тебя ее обнять? — спросила Наташа.
— Кажется, именно так оно и было, братская солидарность, так сказать, а потом одно за другим, и понеслось…
— И вдруг у тебя в руках оказались ее груди?
— Именно так.
— Если она попросила тебя обнять ее, значит, ты ей очень нравился.
— Ерунда.
— Не ерунда.
— Она просто хотела обняться.
— Никто никогда не хочет просто обниматься.
Они снова были в Кенсингтоне и Челси, но на этот раз на севере от реки, шли мимо прекрасных старинных домов с белыми колоннами по Онслоу-Гарденс.
Перед одним из домов столпилась пресса.
— Опять доктор Кларк, — сказал Ньюсон. — Патологоанатом из Челси все еще разбирается с той аварией, так что будь добра — не давай выхода своей раздражительности.
— У меня с ней нет проблем. Это у нее со мной проблема.
Жертву звали Фарра Портер, и до своей преждевременной кончины она была восходящей звездой Консервативной партии. Привлекательная блондинка, которой не исполнилось и тридцати лет. В прошлом году на конференции в Брайтоне она стала центром внимания, живым доказательством того, что консерватизм снова был молод и динамичен.
— Единственное, что в Фарре Портер было молодым, так это ее возраст, — заметил Ньюсон. — С политической точки зрения она просто неандерталец. Вешать, пороть, съесть всех черномазых детей с кашей и отправить всех черных на родину.
— А я думала, что она нормальная. Взять хотя бы ее стиль. И ты должен признать, что у нее были классные туфли.
И снова Ньюсону пришлось признать, к своему стыду, что наблюдение, которое показалось бы ему абсолютно глупым, выскажи его кто-нибудь другой, в устах Наташи было просто потрясающим и незабываемым. Ну почему, недоумевал он, стоит ему только увлечься девушкой, как он тут же начинает растворяться в каждом ее слове и поступке?
— Я не могу серьезно относиться ни к одному политику, который настолько обеспокоен своим загаром, — заметил он.
— Это мир прессы. Презентация очень важна. Нужно соответствовать, тебе не кажется? — ответила Наташа.
У Фарры Портер был знаменитый загар, это была ее марка. Когда она выиграла дополнительные выборы в Фулеме, заголовок в «Сан» кричал: «ШОКОЛАДКА». Она появилась на вечеринке в честь своей победы в маленьком черном платье от Версаче, с открытой спиной, разрезанном спереди до пупка и по бокам от бедра до подмышки. Почти каждый сантиметр ее элегантных стоячих грудок был на виду, и было абсолютно очевидно, что она загорала без лифчика. За одну ночь это платье превратило Фарру Портер в главное достоинство консервативной партии, в политика с большой буквы, самую признаваемую фигуру парламентской партии, даже более известную, чем сам ее лидер. Ее броский вид заставил лейбористскую партию заняться поисками жемчужины, которая затмила бы Фарру Портер.
— Она классно выглядела и вообще была прикольной, — настаивала Наташа. — Если бы у меня было достаточно времени и денег, может, у меня был бы загар не хуже.
— Вряд ли. У тебя и так прекрасная кожа. Лучше не бывает.
Возникла неловкая пауза. Ньюсон, как всегда, зашел слишком далеко, засветив свое тайное обожание.
— Спасибо. Очень мило с твоей стороны, — сказала Наташа, удивленно глядя на него. Пауза продолжалась, пока они не прошли в дом, где жила и умерла мисс Портер. Жертву нашла ее мать, которая была замужем за известным волокитой, членом совета министров, и большую часть своей жизни имела дело с мучительными скандалами в прессе. Позже все единодушно признали, что она мужественно выстояла этот самый ужасный из кошмаров. Находясь рядом с обезображенным телом своей дочери, она все же смогла уведомить полицию и МВД таким образом и на таком уровне, что место преступления тут же оцепили и ни одна ужасная деталь произошедшего не выскользнула наружу. Толпу журналистов, собравшихся на ступеньках дома, привлекло только появление полиции. Они не подозревали, что Фарра Портер, звезда прессы и, благодаря своему потрясающему умению одеваться, потенциальный премьер-министр, была мертва.
Ньюсон это знал, но он понятия не имел о том, как она умерла, и не был подготовлен к жуткому зрелищу, которое ждало его в ванной рядом со спальней убитой.
— Держитесь, — сказала Элис Кларк, когда они шли через гардеробную комнату мимо многочисленных пар прекрасных, аккуратно расставленных туфель. — Ее отбелили.
— Отбелили?
— Видимо, да. Мне кажется, именно этого хотел убийца. Ее положили в смесь трихлорида и фенола. Два очень сильных отбеливающих вещества.
Обнаженное тело Фарры Портер лежало в вихревой ванне, по форме напоминающей почку, и действительно было отбелено. Ее знаменитая загорелая кожа была белой с багровыми пятнами, словно свежее мясо, и выглядела просто кошмарно.
— Наверное, он держал ее здесь несколько часов, — заметила доктор Кларк — Возможно, сидел на унитазе вон там и смотрел.
— Откуда вы знаете, что он остался посмотреть? — спросил Ньюсон, тут же припомнив два других дела, в которых жертву оставляли умирать в одиночестве.
— Потому что он с ней не закончил.
— Волосы?
— Да, волосы. Если бы он сделал это до отбеливания, они были бы тоже белые, а вы прекрасно видите, что это не так.
Прекрасные светлые волосы Фарры Портер были почти так же знамениты, как и ее роскошная кожа. Теперь это было в прошлом.
Ее волосы были выкрашены в ярко-рыжий цвет. Даже крошечный мягкий пучок на лобке — все, чему при жизни Фарра Портер позволила остаться на обработанной воском, отполированной и ухоженной коже, приобрел тошнотворный, неестественный, химический оранжевый цвет.
Ньюсон не мог припомнить настолько жуткого и нелепого трупа. Словно из комиксов про Бэтмена.
— Как она умерла?
— Я не знаю. Для этого мне нужно перевезти ее к себе. Сомневаюсь, что причиной смерти явилась кислота. Конечно, она бы погибла, если бы пролежала в ней достаточно долго, но на это ушло бы несколько дней, а убийца, очевидно, хотел только повредить ее кожу. Ощущения были не из приятных, но все же в тот момент, когда убийца спустил кислоту из ванны, Портер все еще была жива.
Ньюсон и Уилки прошли обратно через гардеробную, заглянув по пути в дорогие ящики и шкафчики, стоящие от пола до потолка по всем стенам. У мисс Портер не только туфель было не счесть. Прекрасные платья и костюмы висели длинными блестящими рядами, и многочисленные ящики были заполнены изысканным нижним бельем.
— Эта девушка явно была из тех, кто полагает, что важнее правильного сочетания трусиков и лифчика ничего и быть не могло, — заметил Ньюсон.
— Большинство девушек так думают, — ответила сержант Уилки. — Просто некоторым трудно соответствовать этому стандарту.
Ньюсон сомневался, что Наташа права. Ширли, его бывшая, определенно не была этим озабочена. И даже посреди всего этого ужаса, который, казалось, должен был поглотить его целиком, Ньюсон не мог упустить шанс жадно ухватиться за соблазнительный кусочек личных сведений, которыми поделилась Наташа.
В гостиной царил идеальный порядок Книги и дорогие безделушки были разбросаны по полированным поверхностям, создавая впечатление тщательно созданного беспорядка. Два просторных белых дивана стояли по обеим сторонам низкого журнального столика из резного красного дерева, и были устелены большими, роскошными подушками, которые горничным постоянно приходится взбивать. На каждом диване была вмятина. Было логично предположить, что Фарра Портер и ее убийца сидели здесь, лицом друг к другу.
На столике стояла наполовину пустая бутылка белого вина. Вино разливалось в два бокала, но из них остался только один. Второй был завернут в газету и растоптан, простой и эффективный метод избавиться от отпечатков пальцев. Убийца оставил на столе смятый листок бумаги с мелкими осколками.
— Он просто издевается, — заметил Ньюсон. — Хочет, чтобы мы знали, как легко нас победить.
— Только увидев ее, я знала, что ты пришьешь это дело к остальным, — сказала Наташа.
— А ты так не думаешь?
— Похоже на то, но мне бы так хотелось найти доказательство.
— И еще мне кажется, что убийца начал приоткрывать карты, — размышлял Ньюсон, наклоняясь над столиком, чтобы осмотреть другой бокал, рядом с которым стояла маленькая бутылочка. Крышка от нее лежала рядом. Он наклонился к бутылочке и понюхал. — Запаха нет, но думаю, это окажется рогипнол, — сказал он.
— Думаешь, он ее изнасиловал?
— Сомневаюсь. Это решать доктору Кларк. Рогипнол подходит не только для этого. Если нужно подготовить человека к пытке, его легче усыпить ненадолго.
Убедившись, что столик уже сфотографировали, Ньюсон надел пару перчаток и аккуратно передвинул крышку бутылочки. Затем он поднял ее за горлышко пинцетом и поместил в прозрачный пакет.
— Проверим, хотя мне кажется, что можно извести на эту бутылку хоть весь порошок, но отпечатков пальцев так и не найти. Наш друг хочет, чтобы мы знали, насколько просто убить человека, и чтобы при этом мы абсолютно ничего с этим не могли сделать.
— Эд, никакого «друга» пока нет, — напомнила Наташа. — У нас по-прежнему нет никаких доказательств того, что преступления, которые ты связал у себя в своем воображении, связаны в реальности. У нас пять трупов. Тебе не кажется странным, что мы не обнаружили ни одного связующего звена?
— Оно есть, Наташа. Просто пока что оно от нас ускользает. Мы пришли к тому, с чего начали: к еще одной безуспешной попытке понять причину великолепного и изощренного сценария смерти.
— Ты еще не знаешь, от чего умерла эта женщина.
— Думаю, он заставил ее выпить кислоту.
— Почему ты так думаешь?
— Он умудряется каждую пытку довести до победного конца. Это не всегда легко, но он очень старается. Для него очень важно, чтобы они умерли именно от того, от чего страдают. В Уиллздене для достижения цели ему пришлось использовать вещество, задерживающее свертывание крови. В Манчестере книги, переплетенные в ткань, после многих часов усилий убили здорового молодого офицера. Энджи Тэтум умерла, размышляя о результате своей пытки, и Нейл Брэдшоу тоже, хотя я не знаю, хотелось убийце, чтобы он умер от голода или от созерцания надетой на него юбки. А теперь Фарра Портер, которую превратили из загорелой блондинки в бледнокожего рыжика при помощи отбеливающей кислоты и краски. Убийца хотел, чтобы она умерла, но он не мог просто перерезать ей горло, потому что перерезанное горло не было частью необходимого наказания. Преступления должны быть связаны. Отсюда и моя догадка, что он добил ее кислотой, которая уничтожила ее кожу.
— Когда ты вот так объясняешь, все логично, но это просто догадки.
— Конечно, догадки. Это все, что убийца нам оставляет. Догадки.
Они пошли в спальню. Огромная дорогущая кровать с розовыми накрахмаленными простынями казалась нетронутой. Подушки были взбиты, покрывало разглажено явно руками профессионала. Ньюсон засунул карандаш в ящик тумбочки и открыл его. Внутри лежала упаковка презервативов и вибратор.
— Отличная штуковина, — заметила сержант Уилки. — Такую не найдешь в обычном секс-шопе для женщин.
И снова Ньюсон жадно ухватился за это наблюдение и отложил его на будущее. Еще одна интимная деталь, которой можно наслаждаться. Она знала о вибраторах. Интересно, а у нее есть вибратор? Эта мысль его очень возбудила.
— Презервативы французские, — добавила Наташа. — Очень необычные. Ребристые, разноцветные. Она явно привыкла держать все в руках.
— Только не в последние несколько часов своей жизни. Каким-то образом эта очень умная и супержесткая в политике дама все выпустила из рук.
— Этот ублюдок ее чем-то накачал.
— Но она не боялась, она впустила его в дом. Почему? Кто он такой? Почему все его впускают?
Ньюсон всегда чувствовал себя странно, находясь в самых сокровенных уголках чужой жизни. Только вчера одна лишь Фарра Портер знала содержимое ящиков своей тумбочки. Если она кому-то об этом рассказывала, то только по своей воле. А теперь люди, которых она никогда не видела, ходят и суют везде носы, как у себя дома. Ньюсона всегда смущала эта мысль. Жертва была как на виду. Убийца забрал ее жизнь, а полиция моментально прибрала все то, что осталось.
Он вдруг подумал о докторе Хейнзе, патологоанатоме из Манчестера, который ходил на похороны убитых. Затем он вспомнил мичмана Спенсера, которого в последний путь пришли проводить только родители, патологоанатом и какой-то солдатик, играющий сигнал отбоя на казу.
Они вернулись в ванную, где уже закончился первичный осмотр места преступления и доктор Кларк собиралась вынимать тело. Ньюсон оглядел просторную комнату. Фарра Портер жила в роскоши. На огромной раковине были золотые краны, полочки были аккуратно уставлены множеством дорогих бутылочек и пузырьков.
— Помимо самой ванны ничего не тронуто, — заметил Ньюсон. — Она вообще не сопротивлялась.
— Возможно, она была связана, — заметила доктор Кларк, — но кожа настолько повреждена кислотой, что я не могу ничего определить без микроскопа. Вы видели бутылку на журнальном столике. Наверное, рогипнол. Мне кажется, она проснулась в ванне и тут же подверглась пытке.
— Она была в сознании.
— Вероятно, да. Кажется, она немного мотала головой.
Пол рядом с ванной, с той стороны, где находилась голова, был завален полотенцами, забрызганными кислотой.
— А почему она не дергалась всем телом?
— Не знаю. Может быть, он прижимал ее шваброй или еще чем-нибудь.
Ньюсон оглядел ванную. В углу стоял унитаз с толстым сиденьем полированного дерева. Рядом с ним было биде, тоже с золотыми кранами. Толстые белые полотенца свисали с блестящего хромированного змеевика, безупречно чистые зеркала блестели в окружении итальянской мозаики.
— Кто бы это ни сделал, у него железные нервы и твердые руки. Он вообще ни к чему не притронулся.
— Может быть, он просто все расставил по местам.
— В любом случае впечатляет.
Ньюсон открыл стеклянную дверь душевой, роскошной кабины с кранами на потолке и по стенам. Все из золота, все вытерто насухо с момента последнего использования, ни одного пятнышка от воды. На полочке стояли бутылки с шампунем и кондиционером, рядом лежала мыльница с новым куском мыла в форме раковины, прекрасный, девственно свежий, нетронутый кусок мыла, вот только Ньюсон обнаружил на нем лобковый волос. Вытащив маленькую лупу из кармана и приглядевшись получше, он увидел, что кто-то специально воткнул этот волосок в абсолютно новый кусок мыла.
Волосок был рыжий.
Может быть, убийца выдернул волосок у жертвы и воткнул его в кусок мыла? Это казалось единственным объяснением. Если так, что это было: еще одна дикая ритуальная деталь убийства или сообщение для полиции? Может быть, он пытался что-то сказать? Ньюсон был рыжий. Может быть, убийца пытался что-то сказать Ньюсону?
За его спиной доктор Кларк давала указания полицейской бригаде, достававшей тело из ванны. Когда она заговорила, Ньюсону показалось, что он уловил эмоции в ее обычно профессиональном тоне.
— Инспектор Ньюсон, — сказала она. — Думаю, теперь я могу ответить вам, почему женщина не металась в ванне, а только трясла головой.
Ньюсон знал, что услышит. Он знал о телах, которые могли двигать только головой.
— Не могу сказать точно, но, судя по тому, как только что подняли тело, я думаю, у нее сломан позвоночник.
— Дьявол, — сказала сержант Уилки, войдя в ванную.
Доктор Кларк проигнорировала это замечание.
— Он хотел, чтобы она была в сознании, — продолжила она, — но не хотел, чтобы она сопротивлялась.
— Это предположение, доктор, — напомнил ей Ньюсон. Он никогда не видел, чтобы доктор Кларк была настолько очевидно расстроена, находясь на месте преступления, и чувствовал себя неловко.
— Это не предположение, инспектор, — продолжила она. — Это здравый смысл, мать его. Я могу отличить сломанный позвоночник от целого. Эта… этот скот… хотел, чтобы тело лежало в кислоте и не дергалось. Поэтому он накачал ее рогипнолом и парализовал, пока она была без сознания.
Несколько секунд в ванной царила тишина. Наконец сержант Уилки сказала:
— Я нашла ее ежедневник.
Она провела Ньюсона обратно в гостиную, мимо диванов к старинному буфету, который Портер использовала вместо бара. Здесь полно было бутылок солодового виски, старого коньяка и экзотических ликеров. Перед ними лежал ежедневник, разумеется, очень красивый, как все в жизни Фарры Портер, за исключением ее трупа. Книжечка была в кожаном переплете, пухлая, с искусно выведенными инициалами «ФП». На каждую страничку, исписанную уверенным почерком Портер, приходился один день. Самые важные встречи самой важной политической жизни… Парикмахер… макияж… телевидение… радио… фотосессия… парикмахерская… макияж… телевидение.
Не было странички только на день убийства.
— Он ее вырвал, — сказала Уилки. — Точнее, очень аккуратно вырезал.
Используя обратную сторону ручки, Ньюсон перевернул страницы и при ближайшем рассмотрении действительно смог увидеть отрезанный краешек странички глубоко в переплете книги.
— Никогда не видел столь аккуратного мужчины, — пробормотал Ньюсон.
— Наверное, на этой страничке было его имя, — заметила Уилки.
— Или телефонный номер, или что-то, что могло бы навести на него, — ответил Ньюсон. — Значит, он назначил ей встречу. Она пометила ее в ежедневнике и впустила его в дом. Либо она его знала, либо он сумел привести веский довод, чтобы она с ним увиделась. Как и в остальных случаях.
Сержант Уилки смотрела на ежедневник.
— Она записала в ежедневнике день своей смерти.