Берилл и Сиринити работали над сюжетами для нового сезона «Бленхеймов».

— Как насчет того, чтобы купить газонокосилку? — предложила Берилл.

— Но, дорогая, разве у нас нет газонокосилки? — пробормотала в ответ Сиринити, приоткрывая огромные надутые губы, словно две покрашенные заслонки дымохода. — Разве не ею Хуан стрижет газоны?

Берилл снова попыталась объяснить своей жене реальность реалити-ТВ.

— Детка, я знаю, что у нас есть газонокосилка, которой Хуан стрижет газоны, — мягко сказала она, помогая Сиринити открыть банку с диетической колой, которую та последние несколько минут пыталась открыть с помощью накладных ногтей. — Но в шоу у нас ведь нет Хуана, верно? У нас вообще нет слуг, потому что мы старая добрая обычная семья, верно? Поэтому, детка, кто, по-твоему, стрижет газоны?

— Хм…

— Детка, ты стрижешь газоны.

— Я никогда в жизни не стригла чертовы газоны, ягодка моя. Я даже ноги не брею!

— Вот именно. И поэтому получится ужасно смешно, когда мы решим, что газон нужно подстричь, и посадим тебя на газонокосилку, а ты задавишь собаку и заедешь в бассейн!

Сиринити просунула соломинку между полуживыми губами, задумчиво потягивая колу.

— Ладно, дорогая. Как скажешь, так и будет.

В этот момент их разговор прервала мелодия «I Will Survive» Глории Гейнор.

Звонил телефон Берилл.

Берилл любила мелодию «I Will Survive» и верила, что именно она лучше всего выражает ее сущность, причем всего в трех словах. Она хотела попросить написать их на своем надгробии, но Присцилла заметила, что это будет выглядеть несколько противоречиво.

И все же «I Will Survive» была лозунгом Берилл и ее мелодией в телефоне, потому что Берилл Бленхейм видела в себе борца, преодолевающего любые трудности, воина, мученицу перед лицом того дерьма, которое случается в ее жизни. Она никогда не уставала убеждать людей в том, как тяжело ей приходилось, что она сносила удары, тяжелые удары. Дерьмо, с которым она была вынуждена иметь дело, подкосило бы слабых женщин. Оно бы уничтожило кого угодно. Но Берилл Бленхейм не относила себя ни к слабым женщинам, ни к кому угодно.

«Я сильная женщина, и я выжила», — гласила первая строчка ее знаменитой автобиографии. — «Я даже выжила в теле мужчины».

Тот факт, что она была невероятно богата и всю свою жизнь ни в чем не знала недостатка, только добавлял загадочности ее знаменитой выносливости. До Берилл, равно как и до ее многочисленных собеседников, кивавших с пониманием, когда она с подлинной искренностью перечисляла события своей тяжелой жизни бизнес-леди и работающей мамочки, никогда не доходило, что большую часть дерьма она создавала сама своей жадностью, завистливостью, тщеславием, гедонизмом и агрессивной саморекламой. Все вокруг просто принимали на веру то, что образование Берилл в «Университете жестоких ударов» лишь усугублялось безумством и жутким дерьмом, которые неизменно сопутствуют богатству, власти и славе. Именно они и создали жесткую дамочку с огромным сердцем, которую так сильно любил весь мир.

Берилл достала «I Will Survive» из недр своей сумочки, которая стоила бы ей две тысячи фунтов, не получи она ее бесплатно как сувенир на вечеринке Элтона Джона после вручения «Оскара».

— Это Присцилла, — сказала Берилл, взглянув на дисплей телефона.

Берилл воткнула в ухо Bluetooth.

— Мам, сука ты чертова! — крикнула дочь из телефона, даже не дав Берилл возможности поздороваться. — Мы на сорок восьмом месте, а ты клялась, что на одних предварительных заказах пробьемся в первые сорок!

— Какого хера у тебя телефон? Тебе нельзя пользоваться телефоном!

— Я выписалась оттуда на хер. Мам, альбому хана. Я хочу сдохнуть!

— Ты выписалась?

— Я только что сказала, что мой альбом…

— Присцилла, тебе грозит срок за наркотики! Я сказала СМИ, что ты работаешь над своей проблемой! Занимаешься этим вопросом!

— Мам, черт возьми, это было шесть дней назад! Ты думаешь, кто-нибудь об этом помнит? Все в прошлом. Хочешь знать, что сегодня на первой полосе? Очередной вонючий певец-металлист, который продает запись того, как Пэрис Хилтон сосет его член. Мир не стоит на месте.

— Надеюсь, что ты права, потому что на носу новый сезон, и ты в нем участвуешь, а в государственных исправительных учреждениях съемки запрещены.

— Мам, послушай меня. Ты что, не поняла? — Голос Присциллы вдруг стал менее резким, менее уверенным. — Мой альбом провалился на хер. Я просто неудачница.

Контраст между акцентами двух женщин был поразителен: бродяга из Суиндона и лос-анджелесская принцесса. Никто бы не принял их за членов одной семьи, если бы Берилл не устроила так, чтобы их личная жизнь транслировалась в еженедельных выпусках на канале «Фокс».

— Ты не неудачница, дорогая, — проворковала Берилл.

— Неудачница. Неудачница. Я плохо пою. У меня нет таланта.

— Конечно, у тебя есть талант, дорогая. Ты большая звезда. Господи, тебе нужно благодарить Бога за все, что у тебя есть. На обложках скольких журналов ты побывала, юная леди?

— Мам, ты думаешь, я хорошо пою?

— Ну конечно, дорогая. Я ведь одна из твоих матерей.

— Нет, правда?

— Да, да, да, дорогая. Ты хорошо поешь. Ты хорошо поешь. Ты хорошо поешь. Что же касается альбома, да, ему крышка, мне очень жаль, но это не конец света…

— Но я типа так расстроена.

— Не стоит, дорогая, не расстраивайся. Мы его раскрутим, купим пятьдесят штук в Албании, сделаем тебя номером один и скажем, что в Европе ты лучше всех. Ладно, ты записала меня к своему лондонскому хирургу?

— Да записала, записала. Он со всеми работает, он лучший.

— Хорошо, потому что я хочу отправиться к нему сразу же после финала шоу «Номер один», перед тем как мы начнем съемки «Бленхеймов».

— «Фокс» согласился отложить начало съемок?

— Согласится. Я с ними работаю.

— Мам? — Голос Присциллы снова смягчился, и резкий акцент не смог скрыть жалостного тона. — Ты правда думаешь, что я хорошо пою?