Челси вернулась из «Комнаты гнева», где с переменным успехом общалась с Вики и ее матерью. Вики, слишком расстроенная и смущенная, чтобы говорить, ничего не добавила, но ее мать с минимальной подачи продемонстрировала классический гнев.

— Подожди, Кельвин Симмс, — прошипела она в камеру. — Моя Вики станет звездой, и тогда ты сдохнешь от зависти!

Челси была довольна. Впереди было много дел, и поэтому, поспешно попрощавшись, она оставила мать и дочь размышлять о крушении их мечты, а сама вернулась в холл. Здесь, пока Кили поправляли макияж (немного подпорченный слезами Вики), Челси начала готовить первого за это утро «сморчка» из однодневок.

— Я могу увидеть Дамиана? — крикнула Челси.

Дамиан был молодым человеком двадцати двух лет, студентом-ветеринаром. Его отобрали в качестве сюжетной однодневки, потому что у него были выступающие вперед зубы. Невероятно выступающие вперед зубы, какие обычно увидишь только у лошади, причем у лошади с невероятно выступающими вперед зубами. К тому же Дамиан был близорук, очень близорук. Предметы начинали расплываться в полутора дюймах от кончика его носа. Вообще-то, если бы удалось познакомить офтальмолога и дантиста Дамиана, они могли бы углубиться в занимательную дискуссию о том, что заметнее на лице Дамиана — его глаза или его зубы.

Когда в прошлое посещение Бирмингема Эмма выбрала Дамиана из толпы, на нем были очки с толстыми стеклами, настолько толстыми, что сгодились бы для витрин «Тиффани». Очки, которые остановят пулю. Его очки понравились всем почти так же, как и его зубы.

Челси заволновалась, увидев, что сейчас Дамиан был без очков.

— Детка, ты сегодня без очков? — проворковала она.

— Ну да.

— Мне так понравились твои очки, детка, — добавила Челси.

— Правда? — спросил Дамиан, удивившись.

— О да. Бадди Холли, Элвис Костелло, Тельма из «Скуби-ду», — уверила его Челси. — Свои очки нужно уважать.

— Вообще-то я подумал, что во время выступления мне лучше быть в линзах, — ответил Дамиан.

— Плохой ход, детка! — запротестовала Челси. — Очень плохой. Твои очки — просто отпад. Нужно учитывать фактор чудака. Очень модно. Очень современно. Ботаник — последний писк моды.

— Правда? — заинтересованно спросил Дамиан. — А я не знал.

— Ты в них выглядишь уязвимым, детка, — продолжила Челси. — Берилл любит уязвимых мальчиков, и ты ведь знаешь, насколько сентиментальным может быть Родни.

— Думаешь, мне стоит надеть очки?

— Еще бы! — убедительно сказала Челси. — Не сомневайся. Ты обязательно должен надеть очки!

И поэтому Дамиан предстал перед знаменитым судейским советом в очках. Близоруко глядя сквозь линзы странно увеличенными глазами, он разомкнул огромные зубы и объявил, что будет петь «Everything Is Beautiful».

Эту песню предложила ему Челси.

— Неизбитая песня, и душевная к тому же, — заверила она Дамиана, подразумевая, что весьма сомнительное утверждение, заключенное в ее названии, будет особенно комично звучать в устах такого маленького уродца, как Дамиан.

Дамиан пел просто ужасно. Кельвину это было известно, потому что он смотрел видеофрагмент с Дамианом на последнем отборе. И все же Кельвин нацепил выражение изумленного недоверия, словно ему преподнесли невероятный сюрприз. Как только Дамиан дошел до третьей строчки, Кельвин прервал его.

— Спасибо! — крикнул он. — Вы нам не подходите. До свидания.

Теперь настал черед Дамиана изумиться. Он знал, как работает шоу «Номер один», он смотрел шоу, и в нем участники всегда допевали песню до конца. У них было время отстоять себя. Они выслушивали конструктивную критику. Затем всех трех судей просили проголосовать.

— Но разве я не могу… — начал он.

Но на самом деле Дамиан не знал, как работает шоу. Он не понимал, что во время предварительного отбора проявил себя не потенциальным «липучкой» или «выскочкой», а всего лишь «сморчком» в чистом виде. Он не станет униженно умолять судей и слишком рассудителен, чтобы позволить убедить себя назваться новым Джастином Тимберлейком. Единственное, что было в нем интересного, — это его зубы и очки. Они надлежащим образом попали в кадр и позже войдут в двухсекундный кусочек коллажа со «сморчками». Шоу «Номер один» покончило с Дамианом.

Внезапно словно ниоткуда появился охранник (настоящий, а не тот огромный лысый тип из массовки) в сопровождении симпатичной младшей помощницы. Хороший коп и плохой коп сразу же вывели Дамиана из комнаты.

— Следующая — Дорин, — сказал Трент. — Челси ее возвеличила и как следует подготовила.

Трент заметил, что Кельвин очень доволен работой Челси, и был слишком умен, чтобы пытаться как-то ее скомпрометировать. Гораздо лучше плыть по течению и по возможности сопутствовать подъему Челси, словно это он сам ее взрастил.

— Которая из них Дорин? — спросила Берилл с интонацией усталой мученицы, святой девы, которую подвергли ужасному процессу съемок шоу.

— «Бездарь», — сообщил Трент.

Слово «бездарь» на жаргоне шоу «Номер один» означало «беззубая дура».

— О господи, — пожаловалась Берилл. — Она старая наркоманка?

— Я решил не уточнять.

Дорин, социальная жертва, похожая на скелет, беззубая, состарившаяся раньше срока и распространяющая вокруг себя запах мочи, который ни с чем нельзя было спутать, в положенное время предстала перед судьями. Бесплотность ее тела подчеркивала прорезь в виде сердечка на коротком платье, обнажавшая серую, сухую кожу живота и глубокий, запавший пупок. Дорин пришла в кожаном пиджаке, но Челси убедила ее, что она будет намного лучше смотреться без него. Щеки Дорин запали в беззубый рот, а крашеные черные волосы торчали пучками. Ей можно было дать лет шестьдесят, но на самом деле она была моложе.

— Сколько вам лет, Дорин? — спросил Кельвин.

Он знал ответ, но хотел, чтобы она произнесла это вслух.

— Мне сорок три, Кельвин, — сказала Дорин, в ответ на что Кельвин натянул на лицо изумленное выражение. Затем он попросил Дорин немного рассказать о ее желании стать певицей, и ее рассказ, транслируйся он целиком, представил бы ее ущербной, совершенно неадекватной, почти наверняка наркозависимой и находящейся на грани помешательства женщиной, которая прожила ужасную жизнь, полную лишений и насилия. Однако два или три кусочка, пережившие монтаж, выставят ее просто сумасшедшей, гадкой, самонадеянной старой каргой.

— Я певица, Кельвин. Думаю, я могу показать этим девчушкам, что такое настоящий опыт… Во мне есть шик, на меня оборачиваются на улице. Дай мне показать тебе, что я могу предложить..

Затем Кельвин предложил ей спеть. Ей дали пропеть три строчки «Amazing Grace», а затем все трое набросились на нее.

— Если бы вы были единственной конкурсанткой в шоу, вы бы проиграли, — сказал Кельвин.

— Вам нужно поработать на вечеринках в Хеллоуин, — сказал Родни.

— Вы не думали вложить деньги в завивку волос? — хрипло спросила Берилл с особой искренностью, обладая уникальным даром выражать одновременно сочувствие и презрение.

В глубинах плохо соображающих мозгов Дорин зажглась лампочка, и в редкий момент просветления она поняла кое-что, что было бы совершенно очевидно, будь она в своем уме. Что ее поимели.

— Эта дрянь сказала, что у меня отличная прическа! — внезапно крикнула она, указывая на Челси, которая просунула голову за перегородку. — Она сказала, что вам нравится естественный вид!

Челси была ей очень благодарна за то, что Кельвин получил подтверждение успешности подготовительного процесса из первых уст.

— Я не хотела снимать шляпу, — сказала Дорин.

Но дальнейшие объяснения были излишни. История Дорин закончилась. Появились хороший коп и плохой коп и ее, так же как и Дамиана, быстро выпроводили из комнаты.

— Следующая у нас Мэдж, еще одна старушка, — сообщил им Трент.

— Пожалуйста, только не очередная бывшая наркоманка и шлюха, — взмолилась Берилл.

— Нет, на этот раз «ступа».

«Ступа» на жаргоне шоу «Номер один» означало «старая тупая перечница».

Кельвин каждый год показывал парочку «ступ»: болезненных, но бойких старушек, которые хотели петь «настоящие песни». С ними получались отличные сюжеты, и они помогали создавать обманчивое представление, будто шоу «Номер один», в отличие от других конкурсов талантов, действительно не принимает в расчет возраст.

— Привет, привет, — сказала Мэдж, войдя в зал с помощью ходунков. Она хотела оставить пальто и сумочку за дверью, но Челси уверила ее, что со всеми своими вещами она будет смотреться просто потрясающе.

— Привет, Мэдж, — сказал Кельвин, нацепив на лицо выражение изумленной терпимости.

— Привет, дорогая! — крикнула Берилл, натягивая хитрую покровительственную мину, которую припасала для малышей и «ступ».

Родни оскалился, считая такую улыбку задорной.

И снова слишком много времени судей уделено человеку, у которого шансов стать победителем шоу «Номер один» было не больше, чем у трупа, но который после монтажа мог гарантировать пару минут отличной забавы.

— Я думаю, что пора дать нам, старушкам, зеленый свет, — убедили сказать Мэдж. — Вы не возражаете, если я сыграю на укулеле? Я и танцевать умею, знаете ли. Многие парни думают, что у меня прекрасные лодыжки.

Затем сладким дрожащим голосом Мэдж спела «Daisy, Daisy». Песня звучала словно песня ее молодости, хотя на самом деле была уже старой, когда бабушка Мэдж была еще совсем юной. Когда Мэдж закончила, Родни и Берилл, в соответствии с заметками Трента, проголосовали за то, чтобы провести ее в следующий тур. Кельвин делал вид, что потрясен их решением, хотя именно он отдал такое распоряжение. Все трое быстро «обсудили» свой «выбор».

— Вы действительно думаете, что Мэдж может стать победителем шоу? — спросил Кельвин.

— Да. Да, я именно так и думаю, — сказал Родни. — Мне кажется, в ней что-то есть.

— Вы думаете, Мэдж сможет спеть вживую? В студии? — настаивал Кельвин.

— Ты судишь по возрасту, — заявила Берилл. — Зачем говорить, что у нас нет ограничения по возрасту, если ты не пропускаешь на шоу таких, как Мэдж?

Когда Кельвин почувствовал, что спектакль уже достаточно затянулся, он объявил голосование, и, проголосовав два к одному, судьи пропустили Мэдж в следующий тур. Затем Кельвин проводил ее из комнаты, взяв ее сумку и пальто. Снаружи Кили обняла Мэдж, а Кельвин принял многострадальный вид.

Затем перед судьями прошел калейдоскоп «сморчков»-однодневок, чудаков, которые были недостаточно интересны или безумны, чтобы получилась история. Крикуны, болтуны, карлики, дылды, жирные, лысые, очкастые и тупые. Чудачки в нарядных платьях, полуобнаженные парочки друидов, размахивающие топорами викинги и завернутые в фольгу пришельцы. Все один за другим быстро проходили перед потрясенным судейским советом, после чего их так же быстро отвергали.

Наконец пришло время плескать кофе в Родни.