После того как Траффорд ушел на работу, Чантория обрила себе голову. Потом надела самое белоснежное из своих бикини и нимб, которым еще недавно так гордилась, только теперь перевернула его вверх ногами. Затем Чантория пошла в "Потаскушку Долли" и купила там маленькую плетку-девятихвостку, предназначенную для садомазохистских развлечений. Выйдя на улицу, она стала бродить по району и бичевать себя, надрывно крича, что она великая грешница и Господь должен стереть ее с лица земли. Спустя некоторое время, исхлестав в кровь всю спину, она подошла к Духовной Обители, куда ее не пустили вчерашним утром.
Поднявшись на крыльцо, она сообщила, что хочет видеть исповедника. Ей вновь отказали, но на этот раз она раскричалась так отчаянно, что отец Бейли спустился в холл и пригрозил вызвать полицию, если она не уймется.
— Я хочу, чтобы меня покарали, — сказала Чантория. — Мне нет прощения! Я должна исповедаться.
— Ладно, — согласился отец Бейли. — Исповедуйся и уходи.
— Мой муж сделал нашему ребенку прививку, а я ему не помешала! — завопила Чантория. — Господь забрал у нас Кейтлин за то, что мы пошли против его воли!
Это было гораздо более серьезным признанием, чем рассчитывал услышать отец Бейли. Поэтому он велел немедленно проводить Чанторию в дом и запереть ее в подвале, а сам тут же вызвал к себе районного инквизитора. Пока тот добирался по вызову, Бейли, преисполненный праведного негодования, взял хлыст и принялся собственноручно избивать плачущую женщину, которая извивалась перед ним на мокром каменном полу. Все его слуги присутствовали при этом как свидетели, а когда исповедник утомился, самые рослые и сильные из них приняли хлыст из его рук, дабы продолжить экзекуцию.
Для подкрепления сил отец Бейли заказал себе вино с пирожными. Едва Чанторию по его приказу приковали к грубому деревянному столу, как явился брат Искупитель. Районного инквизитора редко видели в дневные часы: он был порождением ночи и обитал в полутемных комнатах и мрачных подземельях. От большинства церковников он отличался редкой худобой, но все его тощее тело покрывали татуировки — оккультные символы и кошмарные рисунки, на которых разнообразные твари дьявольского облика глумились над грешниками, пытая их и насилуя. На его лбу готическими буквами был выведен девиз: "Не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе". По своему району брат Искупитель перемещался в паланкине, который несли четверо осужденных преступников. В том же паланкине всегда лежали пыточные инструменты, и он не забыл взять их с собой, прежде чем войти в Духовную Обитель и потребовать, чтобы ему показали несчастную грешницу, отравившую свое дитя. Однако из Чантории не пришлось вырывать признание с помощью тисков и клещей, поскольку она жаждала облегчить душу и все выложила сама.
— Я грешница! Я заслужила кару! — рыдала она, распростершись на столе и гремя цепями. — Из-за моего мужа наша семья вступила на путь неповиновения Богу-и-Любви!
— Выведите ее на улицу, — приказал брат Искупитель.
— Прошу прощения, брат, но я бы еще чуть-чуть подержал ее здесь, — возразил исповедник. Его лицо раскраснелось, влажные губы блестели. —Я знаю эту несчастную, и мне кажется, что мы узнаем больше, если я займусь ею лично.
Отец Бейли стоял около стола, на котором была распята Чантория. Он сбросил свою роскошную мантию и золотые плавки и остался нагим, если не считать высоких белых сапог и усыпанных драгоценностями колечек, которые украшали его гениталии. Эти колечки поблескивали и переливались в полутемном подвале.
— Выведите ее на улицу, — повторил брат Искупитель и повернулся к выходу.
Отец Бейли был глубоко возмущен бесцеремонностью своего гостя, но даже он не мог позволить себе перечить представителю столь могущественной организации. Чанторию выволокли из подвала на улицу, где уже собралась беснующаяся толпа. Там ее приковали за запястья к задку паланкина, после чего брат Искупитель хлестнул носильщиков и поехал прочь.