И снова Питер Педжет стоял со своей семьей на теперь уже известном всем пороге своего дома. На этот раз рядом с ним была его дочь Кэти.

– Как я уже объяснил премьер-министру, возмутительные обвинения в мой адрес, которые были опубликованы, являются злостной фальсификацией. Я не присутствовал на вечеринке, во время которой мисс Спенсер и двое ее друзей употребляли кокаин. Более того, меня в тот вечер даже близко с Ислингтоном не было, потому что я водил дочь в кино.

Кэти вмешалась в разговор, подняв над головой дневник.

– «Миссия невыполнима-3», – сказала она. – Неплохо, не фонтан, я дала ему две с половиной звезды из возможных пяти…

Кэти действительно наклеила на страницу дневника две с половиной серебряных звезды. Тонкая деталь, и Кэти инстинктивно знала, что ее примут на ура.

– Хотя, если честно, полторы звезды принадлежат Тому Крузу, который, давайте признаем это, просто душка, а Николь просто сумасшедшая, что бросила его.

– Да, как я и говорил, мы с дочерью в тот вечер были в Далстоне, и оба подтвердили этот факт в полиции. По мнению полиции, оснований для расследования нет. Поэтому остается только очевидная попытка очернить мое имя и уничтожить мой труд. Я намерен ответить на эту клевету в суде.

Я бы хотел добавить, что не желаю мисс Спенсер ничего дурного. Она – уязвимая и эмоционально ущемленная девушка, которую я всегда пытался поддерживать. В раннем детстве она потеряла отца, и я уже давно знал, что это событие оставило серьезный след в ее жизни. За то время, пока я работал с мисс Спенсер, у нее развилась ко мне сильная привязанность. Полагаю, в некотором роде она сделала меня замещающей фигурой ее отца. Мне ужасно грустно, что очевидная психологическая неуравновешенность мисс Спенсер вылилась в это обвинение, и я надеюсь только на то, что она придет в себя раньше, чем ее действия нанесут еще больший урон.

За его спиной Анджела Педжет так сильно сжала кулаки, что ногти вонзились в кожу на ее ладонях.

– Я верю, – продолжал Питер, – что мисс Спенсер – уязвимая жертва злостной и хищной группы представителей средств массовой информации, которые намереваются уничтожить мой законопроект касательно полной легализации наркотиков, а также нынешнее правительство. Не вызывает сомнений, что именно лежит за абсурдными утверждениями, будто я употребляю наркотики. Они считают, что нужно отвлечь внимание нации от главного вопроса и обратить на такую мелочь в то самое утро, когда стало известно об убийстве еще двух офицеров из отдела по борьбе с наркотиками, о том, что еще два героя пожертвовали собой в этой нелепой войне против наркотиков. Вот настоящая трагедия. Ответственной за это журналистке и ее редактору должно быть стыдно.

Собравшиеся журналисты больше не могли сдерживаться. Они не возражали против подготовленного заявления, но им стало казаться, что ему не будет конца.

– Вы чувствуете, что эти обвинения повлияли на вас?

– Это политическая атака?

– Вы собираетесь обращаться в суд?

Питер повысил голос, перекрывая шум:

– Я не верю, что мотивы мисс Спенсер носят политический характер, в отличие от газеты, которая настолько очевидно ее эксплуатирует. Именно поэтому я несомненно обращусь в суд. Я уверен, что издания уже получили извещение от моего адвоката. Спасибо. Это все.

Питер Педжет повернулся и собрался проводить свою семью обратно в дом, но это не входило в планы Кэти Педжет. Она ожидала, что на пороге дома появится Уинстон Черчилль, а вместо него увидела Джона Мейджора. Речь ее отца была исполнена достоинства, но где же огонь? Где страсть его парламентского дебюта?

– Я хочу сказать! – произнесла она.

– Дорогая… – пробормотала ее мама.

– Нет, мам, это наш дом, наше крыльцо, а все происходящее – просто жалкое зрелище!

– Кэти, что значит «жалкое»? – поинтересовались журналисты.

– То и значит. Жалкое, и все тут, и вы все это знаете. Послушайте, сначала давайте установим один факт. Весь этот дурацкий скандал – просто чушь. Так? Если мой папа говорит, что не трахал эту ненормальную дуру, которая на него работала, то это так и есть. Я его знаю. Он может быть настоящим занудой, но он не маньяк и не врун. Я говорю это прямо. К тому же история с наркотиками – это просто шутка, разумеется, абсолютно идиотская шутка. Мой папа не отличит экстази от аспирина. Он по-прежнему называет дурь «порошком», ради всего святого, он классический скучный папа, он правильный, он себе сам пиво варит, ребята. Подумайте об этом. Разве не жалкое зрелище? За него бывает немного стыдно, но какой же из него наркоман? Я знаю его шестнадцать лет.

Кэти стояла на верхней ступеньке рядом со смущенным отцом, а собравшиеся журналисты ловили каждое ее слово.

– Но дело вот в чем, предположим, что это все действительно правда! Предположим, что он трахал эту неудачницу и правда курнул косячок боливийской травки, чтобы отметить ее день рождения. Повторяю, шансов на это столько же, сколько у Паулы Вулбридж, которая придумала эту чушь, состряпать удачную фразу…

За этим, разумеется, последовал взрыв хохота, смеялись все, кроме представителей газеты Паулы.

– Но предположим, что это правда. Ну и что? Мой отец представил свою точку зрения, и люди его выслушали. Они увидели смысл в его словах. Наконец мир начал прозревать насчет дурдома с наркотиками. И теперь вы приходите на наше крыльцо и говорите, что, возможно, отец врал насчет своей сексуальной жизни и насчет того, что не употребляет наркотики! Повторяю вопрос: ну и что? Кого это волнует? Кто не врет? Вы, что ли? Ваши читатели? Не смешите меня. Вы все употребляли наркотики, это точно, может быть, даже вчера вечером! Половина из вас изменяет своим партнерам. Разве это мешает зам мыслить здраво? Люди, вы действительно настолько жалкие и слабые умом, что уважаете доводы моего отца только до тех пор, пока уважаете его самого? Это дурдом! СМИ сошли с ума! Если бы измена Кеннеди всплыла в разгар кубинского кризиса, могла бы начаться третья мировая, а вы бы волновались только о его причиндалах!

Это была действительно отличная речь. Прессу обычно нелегко подкупить, но их смешила откровенность этой шестнадцатилетней милашки.

– Ну а теперь позвольте сообщить вам новость вдобавок к идиотизму, который вы собираетесь написать. Мой отец не употреблял наркотики с университета, я в этом уверена. А я употребляла! Я пробовала два раза экстази…

– Дорогая! – Анджела Педжет была в шоке.

– Более того, от «алкопопса» меня просто тошнило, и я выбрала экстази. И мои друзья тоже. Ну и что вы будете с этим делать? Придете в школу и всех нас арестуете? Поместите это на передовицу? Кошмар и ужас: «Обдолбанное поколение Британии!» Может, лучше принять неизбежное и сделать все возможное, чтобы дурь, которую мы употребляем, не мешали с героином и спидом?

– Да! – закричала Сьюзи, которая не хотела совсем уж оставаться в тени. – Я с другом курила косяк!

– Это неправда, Сьюзи, – бросила Кэти. – Я проверяла. Это была сушеная петрушка.

– Ничего подобного, это была настоящая марихуана!

– Это была петрушка, Сьюзи.

– Сьюзи! Зайди в дом. – Питер Педжет попытался вернуть контроль над пресс-конференцией в свои руки.

– Наверное, нам всем нужно зайти в дом, – сказала его жена через сжатые зубы.

Но журналисты не хотели, чтобы такое забавное и заслуживающее передовицы событие подошло к концу.

– Что-нибудь еще, Кэти? – кричали они.

– Кто поставляет тебе петрушку, Сьюзи? – поинтересовался молодой человек из «Сан».

– Отвали! – бросила Сьюзи Педжет в ответ. – Это была трава, и мы обкурились до одури.

– Хватит! – закричал Питер Педжет. – Благодарю вас, леди и джентльмены.

– Извини, мам, но я должна была что-то сказать, – сказала Кэти, когда семья заходила в дом, а затем повернулась для завершающего слова: – Что бы ни натворил мой отец, а он ничего такого не натворил, это никак, абсолютно никак не связано с его законопроектом. Помните об этом, ребята.

Возможно, впервые в истории современной журналистики полномасштабная пресс-конференция у дверей дома закончилась тем, что журналисты зааплодировали своей жертве.

Когда семья вернулась внутрь, телефон уже надрывался.

– Это Чарли Ансборо, – сказала Анджела. – Он вместе с премьер-министром.