– Нет, госпожа спикер, я не отзову! И извиняться тоже не стану. Ужасная, ужасная трагедия, о которой сообщили в утренних газетах, абсолютно не связана с вопросом, который я сегодня хочу поставить перед палатой. За исключением одного момента! Было установлено, что несчастная старшая сестра Мишель, чьи наркотики приняли ее младший брат и его подружка, двадцать минут ждала, прежде чем вызвать «скорую помощь». Оказались ли эти двадцать минут роковыми? Очень может быть! Я не знаю точно, но я легко могу вообразить, почему девушка колебалась. Она колебалась из-за страха. Она знала, что звонок в «Скорую помощь» неизбежно приведет к ее аресту и позору. Поэтому эта семнадцатилетняя девочка запаниковала перед лицом ужасного стечения обстоятельств, что ее маленький братик и его подружка умирали из-за нее, госпожа спикер. Она запаниковала и, пытаясь избежать последствий произошедшего, решила сама исправить ситуацию, что привело к трагическому исходу. Я хочу сказать, госпожа спикер, что, если бы таблетки были легальными, девочка позвала бы на помощь двадцатью минутами раньше. Более того, таблетки, скорее всего, не были бы спрятаны; они были бы на виду, но вне досягаемости, как в большинстве домов хранится алкоголь.

Питер Педжет заметно потел, но был настроен решительно. Он нервничал, но не терял головы. И он был в восторге. Это был его момент, момент, которого он ждал всю свою жизнь. Пятнадцать лет отторжения и мелких обид уже так скоро превратятся в ошеломляющую и громогласную политическую зрелость. Питер Педжет пришел в политику для того, чтобы сделать жизнь людей лучше, и, разумеется, быстро обнаружил, что правительство в общем-то мало заботилось об этом. Но сегодня, в этот самый день, в его день, он всё изменит.

– И, отвечая на вопрос достопочтенного коллеги, – нет, я не считаю, что употребление наркотиков – это обычное дело. Я могу уверить вас, что у меня есть и другие дела, помимо того, чтобы тратить время палаты на пустяки. Но я обязан добавить: также я не думаю, что пустяки – то, что огромное количество полицейского времени в моем избирательном округе тратится либо на преследование наркоманов, либо на расследование последствий употребления наркотиков – краж, проституции и вооружения! Не подлежит сомнению, что огромное количество молодых людей в этой стране употребляет наркотики. Это не означает, что все они – наркоманы, но это делает их всех преступниками! Да, госпожа спикер, преступниками! Наряду с огромным количеством процветающих, законопослушных людей, которые курили марихуану в университете и по-прежнему иногда покуривают на вечеринках! Категория В? Категория С? Да хоть X, Y, Z! Это не имеет значения: они все вне закона! Так же дело обстоит и с молодыми специалистами, которые нюхают кокаин, чтобы расслабиться по выходным. И со знаменитостями… звездами вроде Томми Хансена… – Питер взмахнул газетой над головой, – который только на прошлой неделе снова был на обложках бульварной прессы, где в открытую обсуждал свою привычку стоимостью в тысячу фунтов в день, а также свои попытки избавиться от нее! Наряду с членами этой палаты… Да, госпожа спикер, членами этой палаты! С теми, кто принимал наркотики в молодости и продолжает принимать их сейчас.

Гул голосов, звеневший в зале заседаний, усилился вдвое. Питер стоял один против всех. Словно Давид и Голиаф, огромная, разъяренная, орущая толпа драчливых мальчишек против одного храброго маленького голоса здравого смысла. Питер знал, что никогда в своей жизни не сможет сделать ничего более значительного, чем в этот момент. Его час настал.

– Нет, госпожа спикер, я не отзову! В этой палате более шестисот пятидесяти членов, все взрослые люди, в основном рожденные в пятидесятых и шестидесятых, получившие образование в семидесятых, восьмидесятых и девяностых, обучавшиеся в британских университетах, которые, как и вся страна, тонули в наркотиках. Глупо притворяться, что никто из сидящих здесь сегодня не пробовал нелегальные наркотики, и невозможно себе представить, что в этом древнем органе правления нет людей, которые до сих пор позволяют себе делать это! И я не отзову!

Строгого вида женщина-председатель поинтересовалась, есть ли в чем признаться самому достопочтенному члену от Северо-Западного Далстона. Конечно, Питер был к этому готов. Он репетировал это с Анджелой, которая играла роль спикера. Он выпрямился, чтобы уцепиться зубами за этот вопрос, словно лев, несущийся на антилопу.

– Да, госпожа спикер, я абсолютно счастлив сообщить этой палате, пользуясь парламентской привилегией, что в университете я иногда курил сигареты с марихуаной, так называемые косячки. Больше я этим не занимаюсь, но определенно занимался раньше, и у меня есть много друзей, которые продолжают это делать и которые, кстати, делают это в моем доме!

Признание Питера застало аудиторию врасплох, гул моментально стих. Предоставлять свои владения для употребления наркотиков, в конце концов, незаконно. Питер признавался в совершении преступления.

– Однако я бы не хотел признаваться в этом за пределами этого помещения, потому что не хочу утруждать полицию необходимостью учинять мне допрос, а именно в этом состоит их задача при нынешнем законодательстве. Хотя, как нам всем известно, у полиции едва ли есть силы или средства, чтобы справляться с этим делом… Нет, госпожа спикер, я не пытаюсь шутить. Вы поймете, что я пошутил, когда люди начнут смеяться…

Со стороны неприметного, рядового члена парламента это была, конечно, наглость, но Питер был в ударе. Более того, шутка прошла довольно хорошо, и позже ее будут цитировать. Неужели он начинает одерживать верх?

– Я пытаюсь сказать, что при существующем британском законодательстве почти все население страны попало в разряд преступников. Мы все либо сами являемся преступниками, либо соучастниками преступлений, либо родственниками преступников. Мы покупаем CD, сделанные преступниками, смотрим фильмы, в которых снимаются преступники, смотрим церемонии награждения, которые ведут преступники. Разве мы не в состоянии признать это? Разве наше общество недостаточно зрелое, чтобы посмотреть в лицо полной и очевидной правде? Мы должны это признать. От этого зависит наш будущий образ жизни. Потому что наша огромная нация – как бы это сказать – общественных преступников непосредственно связана с разъедающей, раковой опухолью настоящих преступников. Убийц. Сутенеров. Гангстеров. Террористов. Преступно неряшливых подпольных химиков! Мы все связаны с этими людьми, потому что у законопослушного населения не существует законного пути, чтобы забалдеть, а именно этого населению и хочется. На самом деле закон – это самый первый покровитель организованной преступности.

В палате снова поднялся адский шум. Оппозиция размахивала листками с распорядком дня. Члены кабинета сидели с каменными лицами. Ведь это представитель их партии произносил эту заразную ересь. Они ненавидели Питера Педжета, ненавидели его уже много лет. Но сейчас он стал опасным: ему стало мало просто противостоять их умеренной декриминализационной политике, он призывал легализовать анархию. Они боялись, что он покроет позором всю партию, и, возможно, это будет стоить им следующих выборов. Премьер-министр повернулся к Питеру и смотрел на него спокойным стальным взглядом. Палата тем временем тонула в гуле.

– Вы можете попробовать перекричать меня, но я не сдамся, и вот что я вам скажу. Офицер в моем избирательном округе был убит чернокожим иммигрантом в перестрелке на прошлой неделе. Я был на его похоронах. Я смотрел, как гроб с телом, накрытый государственным флагом, проносили мимо его рыдающей семьи. Тот самый флаг, госпожа спикер, что развевается над этим зданием! И над каждым правительственным зданием. Это символ нашего закона. И всё же именно этот закон убил храброго офицера, на похоронах которого я присутствовал на той неделе!

Теперь лидеры правительства уже не сидели с каменными лицами. Лицо премьер-министра представляло собой маску мрачной ярости; министр внутренних дел плескал руками, как младенец. Спикер выразила протест, напоминая Питеру, что в обязанности члена парламента не входит оскорбление флага, которому он поклялся преданно служить, но Питеру было все равно: он чувствовал вдохновение. Более того, он знал, что он прав. И он знал, что они знали это. Именно поэтому они так злились. Единственное, что стояло между правительством Великобритании и непробиваемой логической правдой его доводов, – это тот факт, что раньше его правду никому и ни на каких должностях не разрешалось признавать. Что ж, Питер Педжет сделает это за них и заставит их слушать.

– Нет, госпожа спикер, я не пытаюсь заработать очки дешевыми трюками! Если вы думаете, что я упоминаю недавно ушедшего героя просто для того, чтобы придать красок своему выступлению, то, боюсь, возмущаться придется именно мне. Я констатирую простой факт, что в моем избирательном округе был застрелен офицер, преследовавший преступника, который зарабатывал на жизнь исключительно путем поставок кокаина абсолютно законопослушным во всем остальном гражданам. Если бы эти люди смогли получить в магазине лицензированный, обложенный налогом и запрещенный для продажи детям кокаин, тогда человек, убивший того офицера, вынужден был бы искать другие средства заработка, и на одну вдову полицейского было бы меньше! И не только полиция опасается растущего насилия в обществе! Мы все этого опасаемся! В некоторых округах люди почитают за счастье, если в их дома не вломились и на их родных не напали безумные наркоманы, пытающиеся в отчаянии утолить свою ужасную зависимость. Мы все знаем, что большая часть уличных краж и ограблений совершается ради наркотиков! Почему мы должны страдать из-за зависимости других людей? Позвольте спросить вас, позвольте выдвинуть беззастенчиво эгоистичный довод в пользу легализации. Скажите честно: не будет ли вам все равно, даже если количество наркоманов в этой стране удвоится или утроится, если это будет означать, что ваш дом будет в безопасности, и никто в него не вломится, и ваши дети не будут больше бояться ограбления на улице из-за карманных денег и мобильных телефонов?

На секунду гул затих. Это был интересный вопрос.

– На самом деле я вовсе не уверен, что в случае легализации наркотиков количество зависимых людей сильно возрастет. Эксперименты в Голландии показывают, что этого не будет, но я снова спрашиваю вас: даже если оно возрастет, не будет ли вам все равно, ведь эти люди будут под надлежащим присмотром и опекой и, прежде всего, не будут покушаться на ваши видики?