Поездка далась непросто. В век Кейти Хроносы не обладали технической возможностью снабдить ее поддельными документами и валютой, ибо не осталось образцов начала двадцатого столетия. Череда «культурных революций» и чисток уничтожила все мелкобуржуазное наследие – великолепные здания, музеи, картины, книги. Династия Великих Вождей, вставшая к кормилу власти, попросту не оставила ничего от прошлого.

Слава богу, что новые Хроносы смогли тайком переправить Кейти в Стамбул и вовремя доставить ее в подвал в районе верфей. В 1914-й она прибыла лишь с оружием и парой кусочков золота, полученными от главного партийного дантиста. Глава Государственного Института Научных Исследований мог снарядить ее лишь компасом, картой Европы, запиской, в которой значились место и время убийства кайзера, грубой мужской одеждой и башмаками. Полагаясь на собственную смекалку, Кейти добралась из Турции на Балканы, воровством и разбоем добывая себе все необходимое.

– Всю свою сознательную жизнь я была в бегах, – рассказывала она. – Потому-то меня и выбрали. Но, по-моему, в здешнем мире выживет любой. На лугах и в лесах полно жрачки, крестьяне доверчивы как овцы, погранцы сначала кричат «стой!» и лишь потом стреляют – несусветная глупость, позволяющая мне выстрелить первой.

Стэнтон и Кейти поездом ехали по Европе. Кейти была в мужской одежде, купленной ей Стэнтоном. Она наотрез отказалась от женского платья начала века, убедительно заявив, что такая одежда нелепа и сковывает в бою.

Поскольку у Кейти не было документов, официальное пересечение границ исключалось. На последней приграничной станции пара покидала поезд и, отыскав удобное место, пересекала границу нелегально. Таким манером они проехали по всей Европе с севера на юг и вновь прибыли в город, в котором начались их приключения.

Стэнтон опять снял двухкомнатный номер в отеле «Пера Палас», и поздним вечером они отправились к дому Исаака Ньютона, отправной точке миссии Хроносов.

– Давно хотел спросить, – сказал он, оглядывая улицу, – зачем понадобилось убивать врача и сиделку?

– Женщина услыхала мои шаги в коридоре. Подкованные башмаки громко цокали.

– Мысль о каучуковой подошве не пришла, что ли?

Кейти остановилась и взглянула на Стэнтона:

– Эти башмаки отдал мне солдат, который, наверное, поплатился жизнью за утерю казенного имущества. Иначе мне пришлось бы отправляться босиком или в парусиновых баретках. Ты не представляешь нищету мира, созданного тобой.

Стэнтон смолк. Отмычкой открыл входную дверь, и они спустились в больничный подвал.

Все было как прежде: две цепочки следов, стул и стол, письмо Стэнтона в будущее.

– Твоя история, которую я прочла, – сказала Кейти.

– Нет, – возразил Стэнтон. – То послание было оставлено в начале века, в который ты внедрилась. Созданное мною столетие исчезло в тот миг, когда ты очутилась в прошлом и перезапустила историю заново. Это письмо оставлено в новой версии двадцатого века, которую творишь ты. Века твоей жизни и смерти. Прежнее письмо неотличимо от того, что нашла ты, но существует в иной версии времени.

– Будем надеяться, моя версия станет последней и единственной. – Кейти положила свой конверт рядом с письмом Стэнтона. История ее двадцатого века. Перечень бедствий, составленный за долгие часы путешествия по Европе.

Два варианта истории лежали рядышком. Оба страшные, но один неизмеримо страшнее.

– Ну вот, – сказала Кейти. – Если вдруг объявится новый путешественник во времени, есть шанс, что он узнает обо всем, что уже известно нам.

– Но если мы преуспеем в своей миссии и предотвратим немецкую революцию, он, возможно, не появится.

– Возможно.

Стэнтон перевел луч фонарика со стола на темные ниши, заполненные старыми пыльными бутылками.

Его собственные следы на полу были между нишами и следами Кейти. Стэнтон направил луч в темноту сводов.

Вдруг ожгла мысль.

И душа содрогнулась от ужаса.

Стэнтон шагнул во мрак.

– Куда ты? – окликнула Кейти.

– В прошлое. Твои следы немного в стороне от моих. Я прибыл изменить историю и сделал это. Через век с той же целью прибыла ты, но время чуть продвинулось, и караульная будка сместилась. Все как говорил Сенгупта. По мере движения каждой пространственно-временной петли пространство и время прибавляются.

– Что за караульная будка? Какой Сенгупта? О чем ты?

Стэнтон не ответил и осветил первую нишу.

Есть следы? Может, и есть, но скрыты густой пылью. Он пробежал лучом по рядам иссиня-черных бутылок на полках.

– Возможно, я не первый, – пробормотал Стэнтон. – С какой стати я мечу в премьеры?

И тут он его увидел.

Меж бутылок.

Конверт.

Стэнтон его взял.

Затем прошел чуть дальше в глубину подвала. Маккласки рассказывала, что он смыкается с подвалом соседнего дома.

Через несколько шагов Стэнтон нашел еще один конверт.

Потом еще один.

И еще.

Пятый, шестой.

Девятый, десятый.

– Чего ты там? – донесся голос Кейти. – Раз все сделали, пора сваливать.

Стэнтон вернулся. В руках он держал конверты, от времени пожелтевшие и ломкие. Двенадцать штук. Возможно, были и другие, но он не добрался до конца подвала.

– Вот чего боялся, – тихо сказал Стэнтон. – Я не первый. До меня было много других.

Он положил пачку конвертов на стол. Рядом с посланиями, своим и Кейти.

Потом Стэнтон и Кейти уселись на пол и, подсвечивая себе фонариками, стали читать.

Истории двенадцати веков. Двенадцати двадцатых веков.

Бесконечное повторение одних и тех же ста одиннадцати лет, всякий раз начинавшихся в 1914-м. Одни авторы писем прибывали в прошлое, чтобы спасти или убить эрцгерцога. Другие – чтобы спасти или убить кайзера. Целью третьих были иные личности – юные потенциальные монстры, которые натворят бед, если их оставить в живых. Но результат всех миссий был неизменен: кошмарный перечень человеческой жестокости и бедствий. Война и геноцид. Фанатизм и страх.

В одних исторических версиях, как, скажем, в веке Стэнтона, намечался определенный прогресс человечества, но это не убеждало тогдашних Хроносов оставить все как есть. В других версиях, как в веке Кейти, царил невообразимый кошмар, но мир еще глубже погружался в беспросветный мрак, какой только человечество способно создать.

Водя лучом по страницам, Стэнтон и Кейти читали о диктаторах и тайных полициях. О страшных науках и смертоносных болезнях. О коммунизме, вновь и вновь загнивавшем. И еще о каком-то неслыханном фашизме, который иногда брал верх, но заканчивал с тем же результатом, что и коммунизм.

В четырех историях встречалось имя Гитлера.

Стэнтон никогда о нем не слышал – в его веке австрийский фанатик не играл никакой роли. Но Кейти знала его как подручного Штрассера.

Однако в некоторых версиях века этот страшный человек выбивался в монстры, не хуже Сталина и Штрассера. Взнузданная им Германия могла бы покорить полмира и уполовинить его население. Два последних Хроноса прибывали ради того, чтобы его убить, когда он еще нищим венским бродягой малевал акварели.

Проходили часы. Время текло. Скоро проснется больница. Стэнтон собрал и положил листки на стол.

– Наверное, мы первые Хроносы, которые встретились, – сказал он. – Все прежние посланцы просто перезапускали предыдущую версию, и все начиналось заново. Ты должна была меня убить, но вместо этого мы повстречались.

Кейти кивнула, не сводя заплаканных глаз с листков.

– Стольких женщин заставили убить своих детей, – прошептала она.

– Так продолжаться не может, – решительно сказал Стэнтон. – Нельзя двадцатому веку бесконечно бегать по кругу, оглушая вселенную истошными воплями боли. Век за веком планета и человечество мечутся в петле, переживая разные версии одного и того же вечного кошмара.

– Нет, так нельзя, – кивнула Кейти, утирая слезы, блестевшие на щеках.

– Значит, мы сделаем все, что в наших силах: убьем Розу Люксембург и дадим шанс новому веку. Затем мы поедем в Кембридж.

– Да. И уничтожим Ньютонов ящик. Больше никаких посланцев. Я должна стать последним.