От сотника Герена Ярла узнала мало нового. Где ночью будут патрули, да кое-какие сведения о погибшем Дарне, да ещё о людской молве: мнение, что зверь лореттцам послан в наказание, распространяется всё больше. Ну, тут удивляться нечего: после вчерашней вдохновенной проповеди отца Воллета, да после сегодняшних его утренних речей. Ещё бы не распространялось мнение, когда у него такой ревностный распространитель. Спасибо ещё, мнение, что сумеречную охотницу из города нужно выгнать, не так быстро распространяется.

Ярла вернулась на Букетную площадь, но Лорка там ещё не было. И вообще никого не было, кроме одинокой торговки цветами. Кому продавать-то их собралась?..

Что ж, условленный час ещё не наступил. Ярла отыскала скамейку, но сидеть ей быстро надоело. Обошла площадь кругом. Шагая мимо храма, опять заметила норы добровольных затворников и поспешила отойти от них подальше. Лорк всё не появлялся, хотя теперь было как раз пора. Вряд ли он стал бы задерживаться у камеры Талвеона надолго – чем дольше, тем опаснее. Может, ему зачем-нибудь срочно понадобилось зайти в братство?..

Ярла послонялась ещё немного туда-сюда, почти физически чувствуя, как отсчитывают время башенные часы. Потом забрела в устроенную в одном из окружавших площадь домов харчевню под вывеской «Луна и блин» и уселась так, чтобы видеть площадь. Давным-давно опустевший желудок ощутимо напомнил о себе.

Отправляя в рот ложку за ложкой суп, в котором не чувствовалось почему-то ничего, кроме капусты, Ярла посматривала в окно. Увидела, как разряженный в пух и прах кавалер купил у цветочницы целую охапку фиалок. Не такое-то и безнадёжное место торговли, выходит.

А вот Лорк так и не пришёл. И не придёт – хватит себе врать. Он не задушевные беседы с Талвеоном разводит, и в братстве у него никакого срочного дела не было. Если он в обители, то не по своей воле. Не обмануло её недоброе предчувствие…

Отставив пустую тарелку, Ярла прикрыла глаза, восстанавливая в памяти карту Лоретта. Прикинула, далеко ли отсюда до обители Священного Знака, пешком ли идти или нанять повозку. Оказалось, не очень далеко.

Окружённое нечастым, но высоким деревянным забором братство походило на маленький город в городе. Здания его выглядели довольно угрюмыми. Но всё-таки это не тюрьма, вооружённой стражи здесь нет. И к чужакам слишком уж настороженно относиться не должны: здешний храм не только для братьев, но и для всех других прихожан открыт.

Шагая вдоль забора, Ярла присмотрелась внимательно, отметила в памяти места расположения построек, входов и выходов. Скорее всего, Лорк сейчас где-то там. И можно бы попытать счастья, порасспросить кого-нибудь из братьев, доверие внушающих… Но время, проклятое время, оно неумолимо движется к вечеру.

В конце концов Ярла рассудила, что если Воллет и вправду поймал Лорка на самовольном посещении тюрьмы, самым страшным это всё-таки не грозит. И даже если молодой двухбережник осуществил свою бредовую идею и попытался до первого священника истину про ларвов донести, сразу, без суда и следствия, Воллет его при всём желании палачам на руки сдать не сможет. Конечно, Лорк посажен под замок, но смертельная опасность ему вряд ли угрожает. Значит, немного он может подождать. Совсем немного… А потом она, Ярла, вернётся сюда в любом случае. Если вообще будет в состоянии куда бы то ни было вернуться. Работа сумеречного охотника – не самая безопасная. Отправляясь на охоту, надо быть готовым ко всему. В том числе, что с неё не возвратишься. Впрочем, это не так часто случается.

А если всё сложится благополучно – самым благополучным образом, – вернётся Ярла не только из-за Лорка, но и потому, что ей нужен будет Воллет. Но на это не слишком приходится рассчитывать. Ведь о том, как заточить ларва в кристалл-ловец, она так и не узнала, и явно не узнает до наступления темноты.

Если сегодня представится возможность убить зверя, его надо будет убить. Ярла свою работу выполнит, и всем, не исключая Воллета, представит её наглядный результат. Пусть потом объясняет себе и прихожанам первый священник, в наказание за грехи послана тварь или нет. Ярле-то другое важно: нет ларва – нет для лореттцев опасности.

Вот только и гарантии нет, что на следующий же день после того, как она город покинет, Воллет ещё одной твари свободу не даст. Голодному духу, например, или чудовищу. Оба эти его «спутника» почти в полной силе уже. Но если думать так… это не насчёт одного Воллета, насчёт любого человека нет гарантии. Только в случае Воллета вероятность очень уж высокая.

И останется ещё Талвеон. В тюрьме останется…

Время к вечеру уже не движется – добралось до вечера, наступил он. Пора возвращаться в «Карася», готовиться к охоте, какой бы ни была она. И для быстроты не пешком возвращаться, а на повозке.

Пока ехали, тучи над городом сгрудились ещё плотнее, приблизили темноту. Воздух застыл, ощутимо густым сделался. Душно в такой неподвижности даже при том, что настоящей жары нет. Дышать тяжело.

Зайдя в «Золотой карась», Ярла вспомнила об утреннем происшествии с толстяком и Саулиной. За день-то забыла совсем. Как тут у них, что?.. Надо бы девчонку разыскать.

В столовой Саулины видно не было. За стойкой маячила госпожа Тиверо. Завидев Ярлу, разулыбалась приторно. Та в ответ кивнула вежливо, но без улыбки. Никаких вопросов не стала задавать. Саулина говорила, у неё на чердаке комната? Туда и нужно наведаться.

Поднимаясь по крутой чердачной лестнице, Ярла чуть не столкнулась с девушкой – та спускалась как раз. От неожиданности ойкнула Саулина, но Ярла успокоила:

– Да не пугайся, я это. Ты как?

– Хорошо, госпожа Ярла, – ну никак от своей «госпожи» не отучится. Тише заговорила: – А этот, толстый-то, знаете, чего? И правда от нас уехал.

– Вот и ладно.

– И две барыни ещё…

– И этим туда дорога.

– Ага. Уж больно важных из себя строили. Только вот тётушка Тиверо разволновалась, чего это постояльцы разбегаются, – сморщила Саулина нос. – У меня выспрашивала, не я ли чем плохо угодила…

– Всем не наугождаешься.

– Ну, я так ей и говорю – мол, знать не знаю ничего. – Опять понизила голос, похлопала себя по бедру: – Я ножик ваш вот сюда спрятала, за чулок. В юбке, в кармане, дырка, через неё сразу достать можно. Ой, – спохватилась вдруг, – а вы, наверное, голодная? Хотите, я вам в комнату ужин принесу?

– Нет, Саулина, спасибо, сейчас не буду есть, в городе пообедала. Вот разве чаю принеси.

Чаю – самое оно. А брюхо перед охотой набивать ни к чему.

– Ага, я мигом! – побежала Саулина готовить чай.

Вернулась скоро, сегодня рядом с чайной кружкой не хлебцы, а булочку примостила. Увидела, как Ярла перевязь с ножами надевает.

– Уходите опять?

Лучше других девчонка про её поздние уходы и ранние появления знает.

– Ага.

Отхлебнула Ярла из кружки и, чтобы Саулину не обидеть, от булки щипнула – так, крошку.

– Ну, удачи вам, – сказала Саулина странно как-то, напряжённо.

А Ярла рассеянно откликнулась, мысли её уже на другое перешли:

– Спасибо.

– Пойду, – заторопилась девушка, – дел ещё столько переделать надо… – и выскочила в коридор.

Удачи. Да уж, удача понадобится. При том, что до сих пор не ясно, как поступить.

Не любила Ярла таких вот ситуаций неопределённых. Куда как лучше, когда точно знаешь, что нужно сделать и как. Когда все решения не на ходу, а заранее приняты. Тогда и волноваться нечего.

Глянула на улицу. Свинцово-фиолетовыми сгустками кипели в вышине тучи. Прорвался на мгновение в какое-то случайное небесное окошко одинокий солнечный луч, багрянца в этот котёл добавив, и погас безвозвратно. И вдруг – порыв ветра, взметнулась дорожная пыль, закачались деревья. Через неплотно затворённое окно в комнату ветер проник. Холодный…

Глухо заворчал в отдалении гром. Давно пора. Так и должно было это затишье разрешиться.

Ярла открыла настежь окно, почти с радостью грозу приветствуя. Хотя для охоты-то оно не очень хорошо… темнота беззвёздная, непроглядная, шум, да ещё и мокрядь. Но с другой стороны – не только охотнику зверя труднее выследить, но и зверю преследование заметить труднее.

Просыпается стихия… С детства Ярла грозы любила, не боялась ни грома, ни молниевого сверкания. Грозы, ветер ураганный, метель зимой – со всем этим себя как будто в родстве чувствовала. Пусть гроза. Пусть.

Только тетиву лука получше навощить, чтобы не намокла. А на дуге лаковый слой проверить – не повреждён ли? Не любит сырости оружие.

В коридоре встретилась Ярле госпожа Тиверо. Раскудахталась: куда это вы, госпожа Бирг, в такую погоду!.. Ярла коротко ответила – мол, надо, работа. Оставила старую квашню в голову ломать. Если, конечно, та не разнюхала давно, кто её постоялица такая. Но если не разнюхала, то уж каких предположений не строит, наверное. Вроде, если девка по ночам гуляет – тут одно только и может быть предположение. Но на такие-то дела кто же с луком да со стрелами отправляется?..

«Думай да гадай. Чего бы ни надумала, всё равно не сгонишь со двора, потому что денег за постой побольше получить хочешь».

Опять гром голос подал, и ветер ему вторит – завыл протяжно. Поздними-то вечерами улицы и так пустеют, а в такую погоду и подавно.

Шум стихии и помешал Ярле обратить внимание, что с чёрного хода из постоялого двора тоже вышел кто-то. Вжался в стену, выждал, пока Ярла немного по улице прошагала, и следом заскользил, в самой густой тени, возле домов держась.

Первым делом направилась Ярла туда, где сегодня больше всего патрулей должно быть, как сотник Герен говорил, в ту часть города, где Снорр Гуорн и Вейр Дарн погибли. И точно, уже на подходе к тем кварталам заметила Ярла двух патрульных, а через пару улиц – ещё двух. Не по одному, по двое Герен стражникам ходить велел. Ну да, не помешают предосторожности… Хотя оборотный зверь и двоих разом может порешить.

Но сегодня этим патрульным опасаться нечего. Не сунется сюда зверь. Не потому, что народу много, другое здесь… А что – другое? Когда на предчувствие-то полагаешься, точно и не поймёшь. Не сюда надо, и всё тут.

* * *

В харчевне «Подсолнух», что недалеко от южной окраины Лоретта, простом заведении для горожан без больших запросов, посетителей сидело человек семь. И все – не только без запросов, но и без особых церемоний народ. Час поздний, теперь уж если идут в кабак – не за ужином, а за кружкой пива или рюмкой чего покрепче, а то и за бутылкой. «Подсолнух» – из немногих харчевен, которые до рассвета открыты.

Кружки да рюмки разносила усталая девица не первой молодости, длинная, как жердь, с жилистыми руками, которыми, если кто приставать начнёт непотребно, могла затрещину отвесить. Другим, кто послабее, в таких заведениях работать противопоказано. Потому как в «Подсолнухе» еда да выпивка, а прочих развлечений не предусмотрено – но в подпитии, бывает, распускают завсегдатаи грабли. Только хорошей оплеухой их в чувство и приведёшь. Охранник, конечно, есть в харчевне, но в таких случаях и на саму себя полагаться надо, не на него одного.

В углу зала то клевал носом, то вскидывался и щипал струны лютни старик с длинной седенькой бородёнкой. Мелодия у него выходила нестройная и заунывная.

Вошёл ещё один посетитель, незнакомый, сильно на бродягу смахивающий. Борода клочками, одежда потрёпанная. Уселся в дальнем углу. Жилистая разносчица еды-питья только-только у стойки отдохнуть присела, новому гостю навстречу с большой неохотой поднялась. Но всё же недовольную мину кое-как кислой полуулыбкой замаскировала:

– Чего изволите?

Посетитель из-под нависших бровей диковато на неё глянул – разносчице аж не по себе сделалось. Может, сумасшедший какой заявился… замычит сейчас не пойми что не по-человечески. Но бродяга сказал разборчиво, хрипло только:

– Пить давай.

– Чего пить-то? Пива, водки, настойки смородиновой?

Подозрительный всё-таки тип… Поди, денег у него ни гроша. У такого откуда и будут-то?

– Воды принеси.

– Воды, вон, из любого колодца напиться можно, – окончательно перестала улыбаться разносчица.

– Так и не жалей, раз из любого, принеси.

Ну, точно, ненормальный.

– Ладно, принесу, – процедила девица, направилась к стойке, но не прямиком, а мимо двери, возле которой охранник-вышибала сидел. Мигать ему принялась усиленно, в угол зала глазами указывать: мол, вон тот, который там – странный какой-то, начеку будь. А охранник уж и сам неладное подметил, насторожился.

Разносчица решила, пока сыр-бор не начался, и хозяина насчёт нежелательного гостя предупредить. Покуда шёл промеж них совет, сразу ли бродягу выпроводить или сперва понаблюдать за ним пристально, другой посетитель, рыжий кучерявый мужик с широченными плечищами, брякнул пивной кружкой об стол, поворотился к музыканту:

– Дед, ты бы повеселее чего сыграл. А то и без тебя тошно.

Старик очнулся от полусна, закивал:

– Как скажете, как скажете.

Такому-то детине поперёк не попрёшь – опасно. Наладился старик какую-то хромоногую плясовую сбренчать, уже раз-другой по струнам тренькнул. Но поднялся вдруг со своего стула клочкастый оборванец:

– Пусть играет, чего играл!

– Чего?.. – мигом поворотился к нему детина, рукава рубахи до локтей подобрал, набычился. Выпитое за вечер его отменно смелым сделало. – Это ты мне перечить вздумал?..

Но с оборванцем немыслимое что-то сотворилось: сидел – вроде бродяга бродягой, а поднялся: вместо тряпья – шерсть на нём, и лицо – не лицо уже, в звериную морду вытягивается, не то волчью, не то медвежью. И росту на глазах в нём становится всё больше, и взамен рук – лапы с когтями кинжальными.

Тут таким визгом пронзительным всё наполнилось, от какого и оглохнуть недолго. Разносчица заголосила. И – откуда такая прыть в ней взялась – точно ветром в открытую дверь вышвырнуло её за мгновение до того, как оборотень через весь зал к рыжему детине скакнул.

* * *

Нет, не возле разрушенного храма надо караулить. Там, где вчера столкнулись они, охотник и оборотный зверь, где Ярлина стрела мимо цели просвистела, у южной городской окраины. Туда гнало предчувствие, и Ярла его послушалась.

Полпути прошла, как вдруг сквозь шум ветра на неимоверной какой-то визгливой ноте зазвенело:

– Оборотень! Оборотень!..

И мчится кто-то по дороге. Женщина, юбку аж до ляжек подобрала – тут не до приличий. И с такой скоростью бежит – попадётся кто на пути – с ног собьёт, такая-то здоровая жердь. В сторону отступишь – мимо пронесётся, не остановится.

Где-то неподалёку разбитое стекло зазвенело – видать, не случайное совпадение.

– Эй, эй! – всё горло проорала Ярла. – Чего стряслось, где? Говори, я из городской стражи!

«Стража» эта подействовала, панику бегущей чуть поубавила – почти что на шаг девица перешла. Не приняла во внимание, откуда женщине в городской страже взяться. За спину себе ткнула:

– Там, в харчевне нашей, в «Подсолнухе»! Оборотень! Всех порастерзал, одна я убежала! – этими словами сама себя напугала – и опять дёру дала.

А Ярла в противоположную сторону поспешила. Где же этот кабак? К вывескам, что ли, в темноте присматриваться, тьфу ты… А, вот клякса здоровая над входом жёлтой краской намалёвана – не иначе, «Подсолнух» и есть.

Вошла Ярла в харчевню. Кругом столы перевёрнутые, битые бутылки под ногами валяются. Шум, гам, неразбериха. Но ни рычания, ни предсмертных криков не слыхать. И предчувствие охотничье – не молчит, но и сильнее не сделалось.

Рыжий какой-то детина матерится семиэтажно, старик охает. Из-за стойки выглядывает усатая физиономия – ни дать ни взять таракан в человеческом обличии. Посетитель спрятался или хозяин?..

Ярла к усатому подошла:

– Что здесь за погром? Отвечай, я из стражи.

И опять – вот странное дело – «из стражи» помогло. Не заметил усатый такого явного обмана, сам вопросы не начали задавать.

– Оборотень тут у нас был…

– А не врёшь? Не спьяну померещилось? – говорила Ярла нарочито начальственным голосом, который в своё время специально отрабатывала.

– Да как на духу, госпожа, у меня ведь ни в одном глазу. Оборотень, как есть оборотень. Мы уж думали, хана нам всем…

– Ага, – к стойке, обалдело вращая глазами, подошёл рыжий детина, – думал я, хана мне. А он зацепил только – да в окно, насквозь протаранил…

Ярла глянула в ту сторону, куда рыжий ткнул пальцем. Стекло в окне действительно выбито. А на плече у рыжего большая рваная рана сочилась кровью, одежда вокруг неё повисла клочьями. Похоже, когтями хватанул зверь.

– Но я бы свою шкуру дёшево не продал, это уж нет, – пристукнул рыжий кулаком по стойке. Спохватился, как бы из-за предыдущих слов его трусом не сочли. В отличие от усача, у него «в глазу» было, и не в одном, и не выветрилось ещё.

Зверь где-то неподалёку, но не возле харчевни, в этом Ярла уверена была. Ушёл, пока она сюда спешила.

Остановившись на пороге «Подсолнуха», вгляделась Ярла в ночную темноту, прислушалась. За спиной возились, переговаривались, но этот шум её не интересовал.

– Э-э, госпожа, – кашлянул кто-то рядом, деликатность изображая. Ярла оглянулась. Оказалось – опять рыжий этот, теперь уже малость протрезвевший. – А вы ведь не из стражи, а?

– Не из стражи. Но сейчас вроде них.

– Не вы ли сумеречный охотник, которого в город звали?

– Может, и так. Тебе-то что?

– Да вот, спросить хотел, – с немного жалким видом двинул рыжий своим раненым плечом, которое тряпкой зажимал. – Вот это-то, оно… ничего, а?

– А чего – ничего?

– Ну, как же… того… в оборотня не превращусь?

Появилось у Ярлы неуместное шкодливое желание рыжего пугнуть. Или поиздеваться: мол, иди в полнолуние к сухому дереву, заберись нагишом на самую верхушку да три раза петухом прокричи, тогда пронесёт, не станешь оборотнем. Но Ярла себя осадила. Презрительно слегка процедила сквозь зубы:

– В твои-то годы в бабьи сказки веришь.

– Да я, это, не то что верю, а так…

– К лекарю лучше сходи. Да заплати, не жадничая, чтобы перевязал как следует.

– А-а… ага, – кивнул рыжий, – сейчас и пойду. – Протиснулся мимо Ярлы в дверь и остановился в нерешительности. – Или, может, пока так как-нибудь, здесь до утра подождать?..

– Да ничего, иди, разбуди лекаря, он, наверное, в той степи живёт? – Ярла в сторону городского центра, в северном направлении указала.

– Ага. Ну, пойду тогда.

Рыжий вышел и потрусил по улице. Раз оглянулся – Ярла ему рукой махнула: иди, иди всё в порядке.

Да, в ту сторону можно, не опасаясь, идти. Ну а ей самой – в другую сторону, к югу дорога. Навстречу грозе, которая всё ближе к городу подходит. Оттуда, с юга, молнии летят, небо кромсают-чертят. Оттуда и ветер – по лицу хлестнуть так и норовит.

Вот и последние дома остались позади, вчерашние рощицы начались. Внимание само собой работает, взгляд обшаривает темноту, а при вспышках молний – всё окружающее, что свет выхватил, разом уловить старается. Слух между громовыми раскатами каждый звук ловит. Вот тут-то и угадала Ярла какое-то лёгкое движение неподалёку, шаги… Но её чувства все только на ларва, на охоту настроены, а там, позади – точно не ларв. Может, прохожий запоздалый домой спешит.

Но если вот сейчас, или спустя немного, или через час заметит она зверя, что тогда? Стрелять без промаха? В голову целить, или туда, где у существ из плоти – сердце? У тварей хотя ни сердца, ни мозга нет, но места эти у них тоже самые уязвимые. Но как же… как же Талвеон? И Воллет?..

Талвеон. В который раз вспомнила Ярла лореттского узника и его друга-элементала. И свои сегодняшние мысли: почему не подсказал Талвеон ответ, почему сильфа помочь не попросил…

Не подсказал… не подсказал… И с такой вдруг чёткостью явилось из хрустального дворца памяти воспоминание о том, как их с Талвеоном разговор в тюрьме закончился: «Что мне делать?» – спросила тогда Ярла, и это не просто беспомощный возглас был, а совершенно ясный вопрос с ясным смыслом. Талвеон не мог этого не понять.

Не мог.

«Что должна. Убить своего зверя», – сказал он.

Дальше Ярла попыталась конкретнее сделать вопрос: «Скажи, как можно…» Она не договорила, потому что помешал стражник, но значило это «Как можно заточить живого ларва в кристалл?» Талвеон только покачал головой. Но… Подобно бьющим с юга молниям вспыхнуло в уме Ярлы понимание: не появление стражника вызвало этот жест. Просто Талвеону нечего было больше сказать, всё, что мог, он сказал уже. Он понял вопрос Ярлы сразу, до того, как она попробовала задать его яснее.

Убить своего зверя. Вот он, его ответ.

Своего. Не ту ночную тварь, что по Лоретту бродит, имел в виду Талвеон. Не ту…

«Лекарь не всегда вовремя замечает свою собственную болезнь… Что? Что ты видишь?»

«Ничего, что ты не увидела бы сама, будь перед тобой зеркало».

Зеркало. Отражение в зеркале. Её отражение.

Желание собственной силой справедливость навести, и гнев, который как будто и праведный, но всё равно – гнев. Её тень… её зверь. Пусть непроявленный пока, как «помутнение» видимый, но реальный вполне.

Есть оружие, которое используют против чужих теней, обычное оружие из стали. А есть другое – против своих собственных. Тоже обычное, только иное. Не так-то легко научиться применять его, труднее, чем стрелы и ножи. Но учатся видуны, стараются внутренних зверей в повиновении держать, потому что очень уж не хочется, чтобы они в ларвов-паразитов, в тени на привязи превратились. При такой-то работе, когда ты многих других людей сильнее, и со стальным оружием управляешься хорошо, да ещё и вроде как доброе дело делаешь, защищаешь чужие жизни – недолго и возгордиться, слишком свою силу и свои «добрые дела» полюбить. Чуть переступишь границу – и нате вам, вот уже оно, мрачное облачко, прорастает изнутри тёмным бутоном. Для того, чтобы не случилось такого, «другое» оружие и нужно.

Оно же и человеку, который со своим освободившимся ларвом лицом к лицу встретится, может помочь этого ларва победить, уничтожить без ножей, без лука и стрел. Измениться к лучшему, от тёмных помыслов отречься, быть готовым делами это отречение доказать – вот оно, оружие. Но между хозяином и свободной тенью связь хотя и прервана, но всё равно отчасти сохраняется, между ними борьба особая будет, борьба воль, борьба в духе.

А Талвеон считает, это оружие можно и против чужой свободной тени применить, для пленения её. Иначе не сказал бы он в ответ не Ярлино «Что мне делать?» этих слов – «убить своего зверя». Да… чтобы у опасной границы удерживаться, не отращивать видимых теней, достаточно собственного зверя «в повиновении держать». Но чтобы чужого заточить в кристалл-ловец, мало этого. Тут своего зверя «убить» надо, победить в себе темноту… Да только поединок этот будет не такой, как между тенью и хозяином, не в одном лишь «духе». Одновременно и драться придётся, по-настоящему драться. Ничего не скажешь, трудноватая задачка…

Размышляя, Ярла дошла почти до того места, где вчера ночью заметила ларва.

Нет, не просто «трудноватая» задача. Это самое трудное будет из всего, что ей в жизни делать приходилось.

Едва Ярла подумала так, одновременно многое произошло. Огненный сполох в небе сверкнул, и пришло стойкое ощущение, что тот, кого ищет она – рядом, близко. Не даёт почему-то ему покоя это место на юге Лоретта, вблизи женской двухбережной обители. А ещё – какая-то другая тень промелькнула, не ларв, человек… Она, Ярла, не одна на охоте, кто-то вместе с ней отправился, давно следом идёт. Геренов патрульный, что ли, героя изображать решил?.. Да больно уж глупо для стражника. Но кто тогда?

Раскат грома оглушительным ударом обрушился с неба.

Ярла заставила себя все посторонние мысли отбросить. И без того трудно в грозу добычу выслеживать, так ещё и эти предположения отвлекают. Кто бы ни был этот неизвестный, друг ли, враг – сосредоточиться только на звере надо. Чутьё говорило, что пока не заметил он её. Значит, преимущество на её стороне остаётся. Но свет молний её может выдать.

Временное укрытие не помешало бы найти. Вот из земли камень подходящий торчит, здоровый, и кусты рядом – затаиться возле них, «прислушаться» к предчувствию, заставить его правильный ответ дать: в какой стороне зверь? Присутствие непрошенного спутника мешает – отвлечься, не замечать…

И вот – предчувствие ли, зрение ли видунье подсказало, куда смотреть: показался справа, на открытом, деревьями не заросшем пространстве, силуэт. Отчётливый – в невидимости не прячется. Теперь его не только видун, любой «во всей красе» увидел бы.

Схватила Ярла лук и стрелу из колчана. Зверь это движение уловил, разглядел охотницу, не слишком надёжным укрытие оказалось. Понёсся то на двух, то на четырёх ногах громадными прыжками в её сторону. Напасть решил. Поближе его подпустить, чтобы наверняка…

Рычание, мало чем грому небесному уступающее, огласило округу. Но вдруг замедлил зверь бег на мгновение, а в следующее мгновение снова ускорил, но в другом направлении повернув. Что такое?.. Другую жертву выбрал, вот что. Кого?! Кто этот другой?

Новая вспышка молнии дала ответ. «Другой» от испуга бдительность потерял, позабыл, что прятаться надо. Ясно Ярла фигурку увидела, среди деревьев застывшую. Нетрудно догадаться, что в ужасе застывшую – этим-то ужасом и упивается ларв. И – как ни мимолётна молния – поняла Ярла, чья фигурка. Брюки, в которые она одета, не обманули. Саулина. Вот ведь проклятая девчонка! Потащилась следом, всё спутала… Трёпку ей за такое задать, если… если зверь её сейчас пополам не перекусит.

Только бы выстрел точным был… Теперь, когда поняла Ярла, что делать должна – пусть не пропадёт даром понимание. Без промаха – не наповал, вопреки привычке, годами выработанной, а только ранить ларва, вот как надо. А дальше… ну, а дальше посмотрим.

Ночную тварь если даже серьёзно ранить, для неё ущерб от этого меньше, чем для человека. Человека одной болью можно остановить. Перебьёшь, например, кость ноги – жив-то жив, но вряд ли в атаку пойдёт. Ларв – другое дело. У них же не из обычной плоти тела, поэтому и боль на них так не действует, и ран не сильно боятся они. По-настоящему только грудь да голова у них и уязвимы.

Все эти мысли в самое краткое мгновение, в малую долю мгновения в сознании Ярлы пронеслись. Да не надо бы и вовсе их, мыслей-то. Вот сейчас, сейчас стрелять, сейчас или…

И – полетела стрела. А Ярла тут же другую выхватила, и ещё, и ещё. Три точно в цель попали – в ногу, в шею, в плечо. Человек-то давно бы уж на земле корчился, если бы от раны в шею сразу не умер. Но то человек, а это – ларв.

Но всё же того, чего хотела, добилась Ярла. Не добежала тварь до Саулины, снова свернула, и туда, откуда стреляли в неё, рванулась.

«Беги!» – может, крикнула это Ярла, а может, только хотела. Догадается сама-то девчонка убраться, очухавшись немного от испуга?.. От камня, от кустов подальше отступить – теперь только помешают они. Ещё стрела зверю по ногам – последняя. Больше ни одной не выпустить, не успеть. Бросила Ярла лук. Метательные ножи из перевязи выпорхнули – с ними быстрее, их не надо на тетиву накладывать. Серебристой стайкой рванулись навстречу ларву, но тоже не в голову, не в грудь. Хоть бы он чуть-чуть от всего этого скорость сбавил – так ведь нет, несётся напролом, мало ему от ранений ущерба. Надеяться только, что какой-то есть всё-таки…

«…Учил бы больше с оружием. Я, что ли, ларвов на честный поединок с пустыми руками буду вызывать?..» – далёкое эхо из детства, из солнечного вечера во дворе родного дома.

Вот и настало время – не совсем с пустыми руками поединок, но такой, что оружия не применишь как следует. Приходилось ли отцу вот так с ларвами драться?.. А может, уже потом, после всего мысль эта появилась, а может…

Когда зверь, подобно тёмному урагану мчащийся, уже близко-близко был, Ярла в сторону отпрянула, мимо себя его попуская, чтобы сбоку оказаться. Ударила кинжалом – ещё раз достать. Метилась в горло. Но оборотень, рычащая чёрная громада, развернулся молниеносно, открытой шеи не подставил. Полоснул кинжал по плечу. Ударив, Ярла отскочила мгновенно, понимая, что ножевого боя не получится, но ещё надеясь нанести такую рану, которая ослабит или хотя бы отвлечёт ларва настолько, что можно будет выхватить из поясного кошеля кристалл. Выхватить и в руке зажать – как ловец кристалл действует, только с человеческим телом соприкасаясь. Если просто его на землю бросить, не сработает. Но пока для борьбы ей обе руки нужны.

Кривые длинные когти мелькнули в воздухе – Ярла едва уклонилась от них. Чувствовала ли она во время этой борьбы страх? Конечно, страх приходит всегда, неминуемо. Но это не тот панический, лишающий рассудка ужас, которым привыкают питаться ночные твари.

Зверь снова бросился, и на этот раз Ярла не успела его опередить и уклониться от атаки, ларв сбил её с ног. Но ей удалось сгруппироваться, подтянуть колени к животу, защитить его от ударов когтистых лап, и скрестить руки перед шеей, не давая зверю вцепиться в горло. В одной из рук был кинжал, Ярла не выпустила его, хотя сейчас сама же могла об него пораниться. Игнорируя эту опасность, развернула лезвие так, что оно по морде задело зверя. Громче стало хриплое рычание ларва, смрадное дыхание ударило в лицо.

Вдвойне опасной ночную тварь делает то, что на самом деле она никакой не зверь. Ведя своё происхождение от человека, она сохраняет часть человеческих свойств. Её лапы – это лапы-руки, гораздо более цепкие, чем у обычного зверя. Ларв может не только терзать когтями, но и схватить, как хватает, сжимая пальцы, человек. Именно так оборотень попытался вырвать у Ярлы кинжал. Но она не позволила, наоборот, ещё и по лапе полоснула. Да только руки её, скрещённые перед горлом, не смогут бесконечно долго эту навалившуюся на них неимоверную тяжесть выдерживать. Не смогут бесконечно долго в осклизлую шею зверя упираться. Как будто от крови осклизлую… Но не кровь это, одна иллюзия. Нет у тварей крови, и прочие их плотские проявления иллюзорны. Но вполне ощутимы… как представляется ощутимой эта кровь. Не смогут руки вечно смрадную клыкастую пасть на расстоянии держать…

Но главное-то Ярлино оружие – не это сопротивление и даже не кинжал. Главное – ясное понимание и воля, лишь бы её настроить как надо… Но трудно это сейчас, в такой момент, когда за собственную жизнь борешься. Трудно помнить, что не для себя это делаешь. Не для себя…

Забыть о себе – вот оно, единственное оружие, которое поможет теперь. Бороться, забыв о себе. Возможно ли такое? Если нет – она проиграла.

Были бы на её месте Лорк или Талвеон, у них бы это лучше получилось – с их-то расположенностью к самопожертвованию из милосердия, которая так и горит в них, как яркое пламя. А она, Ярла, не такая, она обычный человек, если видуньих способностей не считать. Но эти способности ей случайно, по прихоти рождения, достались – могла бы и без них появиться на свет. Она обычный человек со своими чаяниями, с корыстными интересами… И как ей «своего зверя» победить – свою гордыню да самодовольство, да ярость, да желание чужие недостатки исправлять? Как в полную силу пустить в ход это оружие, которое тьму, ларвов являющую, как огнём выжигает?..

Самоотречение и самопожертвование без тщеславия, забвение своего «я», выход за его пределы, разрыв самых тяжёлых цепей, которые человека к земле приковывают. Которые порождают тьму – а люди, точно слепые, не видят тьмы и драгоценным золотом представляют эти цепи…

Прочь цепи. «Я делаю это не для себя. Не ради платы. Я делаю это… просто делаю».

Нечеловеческий напор зверя не выдержать. Ему и клыки использовать не надо будет, а просто навалится он с такой силой, что задушит Ярлу её же собственными руками, для защиты выставленными.

Когтистая лапа скользнула, глубокие царапины пробороздила на боку. Ярла приготовилась уже, что боль оглушит, станет невыносимой… но вместо этого почувствовала натяжение, потом щёлкнуло что-то и отпустило. Когти её пояс разорвали, на котором ножны кинжальные, колчан и кошель. Ну и как же теперь… теперь если и представилась бы возможность кристалл достать – не получилось бы.

Безнадёжно. Вот-вот зверь последнюю её защиту пробьёт или раздавит своим весом, как, бывает, безликие ларвы людей раздавливают.

Ярла задыхалась, борьба выматывала из неё все силы. Уже сознание мутиться начало. Тем только и удерживалась она на краю беспамятства, что твердила себе имена: «Талвеон, Воллет, Лорк». А знакомый предательский голос шептал: да кто они тебе все такие? Никто. Наплевать на них, спасайся, свою жизнь спасай…

Но – прочь, прочь, это голос гибельный. Нельзя прислушиваться к нему. Стоит прислушаться – и всё кончено будет, она против зверя только со своими слабеющими руками и ножом, который толком развернуть не удаётся, останется. Главного оружия не будет у неё, воли. Воли, которая сама от себя отречься способна.

Вдруг послышалось что-то – не очередной раскат грома, не рычание. Более слабое, человеческий вопль, яростный. И движение… Движение зверя, подобное тому, какое делает человек, чтобы надоедливую муху отогнать. Оборвался крик. Но возобновился снова, и снова то же движение повторилось.

Поняла Ярла, что Саулина это. Вот дура-девчонка – мало того, что не убежала, ещё и помогать лезет. Вся эта схватка, Ярле бесконечно долгой кажущаяся, на самом деле считанные мгновения длится. Саулина за это время успела с того места, где стояла, сюда добежать, и теперь – что?!. Кулачонками своими по спине колотит оборотня? Или Ярлиным ножом тычет в него, а он её, как жалкую козявку, встряхнувшись, сбрасывает…

Так оно и было: Саулина действительно кидалась на ларва с ножиком, но даже ударить не успевала, как оборотень её отшвыривал. Но во второй раз упала она на то место, куда Ярлин разорванный пояс отлетел. Саулинина ладонь точно на кинжал-рондель угодила. Этот-то побольше метательного ножичка… Схватила девушка оружие обеими руками и снова на косматую рычащую груду метнулась, остриё перед собой выставив, всем сердцем желая одного: чтобы её руки не дрогнули, вонзили кинжал в спину ночной твари. И это у неё получилось, лезвие по самую рукоятку вошло. Такая рана почувствительнее оказалась для ларва, чем прежняя атака. Взмахнул он лапой, пытаясь второго врага зацепить – не достал. А Ярла, почувствовав, что на мгновение ослаб напор, извернулась и ногами упёрлась в брюхо зверя, его от себя отталкивая. И всё, что произошло, с такой ясностью поняла, как будто сама видела. Саулина кинжалом ударила – выходит, пояс нашла. Не упустить этого преимущества мимолётного…

– Из кошеля камень, кристалл достань!..

– Сейчас! – тут же сообразила девчонка.

Сознание ночных тварей – загадка. Видуны считают, что отдалённое подобие разума у ларвов есть, поэтому иногда могут они людьми притворяться, некоторые, те же ведьмаки, к примеру, весьма успешно. И об охотниках тени имеют представление. Но порой превращаются они в существа совершенно безумные, человеческую речь не способные понимать. Как этот вот оборотень – вряд ли смысл крика Ярлы до него дошёл.

Но как Саулина даст ей кристалл? Просто бросить его не годиться, а руки у Ярлы заняты.

– Нашла?

– Да!

– Отойди дальше и держи перед собой, не делай ничего!

– Но… – Саулине явно каким-то более значительным действием хотелось помочь, но раз Ярла просит… – Хорошо!

В последнее мгновение зверь всё-таки подвох уловил. Но это ему не помогло, отвлекло только, а Ярле дало возможность лишний раз кинжалом ткнуть. Но кинжал – не главное теперь. Кристалл-ловец к действию готов…

Ярла сосредоточилась на одном: чтобы от всех своих мыслей освободиться. От своих…

Талвеон, Воллет, Лорк… «Я делаю это не для себя. Не для того, чтобы добиться справедливости – не мне решать, где справедливость. Просто делаю. Не мне судить других. Не чувствую ненависти… Нет гнева, нет суждений, что плохо и что хорошо. Ничего этого нет. Просто один человек, который живёт и, значит, должен жить – останется жив…»

Хватка ларва начала ощутимо слабеть. Ярла почувствовала, что противиться ей становится легче.

«Нет моей воли – есть просто воля.

Нет ненависти – ни к этому зверю, ни к другому, своему.

Я вижу тебя. Я тебя знаю. Ты всего лишь теневая волна, что бежит по отражению – и исчезает. Я не даю тебе сил, не питаю своим гневом».

Её локти выпрямились, дальше отталкивая рычащую оскаленную морду. Ещё немного, и она сможет оплести рукой шею зверя и… что? вонзить нож ему в грудь? Нет… нет.

Кристалл. Думать о кристалле. Кристалл не в её руке, но он тут, рядом, и…

Сила, противодействующая ей, истаивала, исчезала, испарялась – вот-вот её руки и ноги будут отталкивать ничто, пустоту. Но нет… она не исчезает бесследно, эта сила. Она перетекает в кристалл, который держит на открытой ладони потрясённая Саулина. Кристалл светится изнутри, жжёт руку девушки, струйки красноватого света текут внутрь него.

Саулина испугалась, как бы камень не сделался таким горячим, что его будет не удержать. Но настолько сильно ладонь он ей не обжог.

И – всё закончилось. Ярла, лишившаяся соперника, почувствовала это освобождение, но мгновение-другое сила сопротивления ещё переполняла её – ведь казалось, что борьба не закончится никогда. А потом, поверив в свершившееся и разумом, и телом, она, как театральная кукла, которую перестали дёргать за верёвочки, уронила руки и ноги в траву.

Кристалл на ладони Саулины продолжал светиться, но красноватые струйки, которые он вбирал в себя, исчезли. А внутри запечатлелось изображение оскалившегося полузверя-получеловека.

Так долгие, долгие, считанные мгновения протекли. А потом сверкнуло и громыхнуло в небе, и хлынул дождь.