Покинув тюрьму, Ярла сообразила, мимолётное сходство с кем она заметила в Талвеоне. Погибший Снорр Гуорн, вот кого напоминал узник. Правда, очень отдалённо. Возможно, если бы с лица Талвеона исчезло одухотворённое выражение, заметное в нём несмотря на измождённость, и если бы во внешности Снорра не начала проглядывать тяжесть, вызванная чрезмерной тягой к грубым развлечениями, их сходство было бы сильнее.

Что ж, это укладывается в существующую картину. Иногда ларв сохраняет отпечаток разума своего бывшего хозяина, часть его памяти. Зверь, порождённый Воллетом, выбрал себе в жертву человека, немного похожего на того, кого первый священник стремится и не может сломить. А что насчёт женщин? Тут никаких подробностей Ярла пока не знает. Впрочем, обе погибшие были светловолосы… Это может что-то значить, а может и нет. В прошлом человека, подобного Воллету, нетрудно предположить какую-нибудь тёмную историю, в которой была замешана женщина. Но всё-таки это будут лишь домыслы.

Да, ещё два из трёх убийств недалеко от храмов произошли, в одном случае – маленького действующего, в другом старого, полуразрушенного. Тоже укладывается в картину? Скажем, не противоречит ей.

Только вернувшись в «Золотого карася», Ярла почувствовала, что ужасно проголодалась. Но обед пришлось отложить: её дожидался посыльный от Герена. Ждать на постоялом дворе, а не разыскивать Ярлу в городе он решил потому, что очень уж срочных новостей не было. Ещё несколько свидетельств, что прошлой ночью кто-то видел зверя, но довольно сомнительных. Эти-то свидетельства, записанные на бумаге, посыльный Ярле и передал. А она через него – весточку сотнику: мол, нелишне возле всех городских храмов поставить патрули, если уже не поставлены. С тем посыльный и удалился.

Есть в столовой Ярла не стала, взяла тарелку жаркого и кусок пшеничного хлеба и унесла к себе наверх.

Черпая ложкой, она машинально, не чувствуя вкуса, глотала еду и одновременно глядела на принесённый посыльным листок. Поймала себя на том, что слишком долго смотрит, читая и перечитывая маловажные, ничего не значащие слова. Выругалась, отшвырнула бумажку, чуть было ополовиненную тарелку при этом не опрокинув – удержала в последний миг. Доедать обед расхотелось.

«Я пытаюсь отвлечься на какую-то ерунду, хотя на самом деле интересует меня одно… Это проклятое решение, которое пришло в голову там, в тюрьме. Неразумное. А точнее – безумное».

Ну сколько раз предупреждал её отец, что нельзя впадать в правдоискательство, строить из себя воина на службе справедливости – всё это приведёт к одному: к неприятностям, и хорошо, если к не слишком крупным. И ещё к тому, что много о себе возомнишь, и тень себялюбия, зародыш ларва-чудовища, потянется за тобой.

Всем на свете не поможешь. Так уж устроен мир, что справедливости в нём нет, и одним махом, одном своим желанием хорошим его не сделаешь. Да и кто решать вправе, в чём она, справедливость, и какой он, «хороший» мир? Надо просто делать своё дело. Не самое бесполезное дело…

Но все эти самовнушения зря. Ведь она уже решилась… толком не представляя, на что. Как теперь отказаться от этого решения, как, выполнив работу, покинуть Лоретт, зная, что этот человек – может, один из лучших, которых ей доводилось встречать… один из глупых – со своей готовностью к самопожертвованию… как уехать, зная, что он остаётся тут погибать в руках потерявшего внутренний человеческий облик Воллета?

В какой-то момент Ярле захотелось вернуться в детство, когда не надо было принимать никаких решений, тем более – сложных решений. Устав, можно было взять и закапризничать: не хочу видуньей быть, хочу как все, не видеть ничего… Отец глянет одновременно и успокаивающе, и строго: не сами мы выбираем, кем быть. Если выпал видуний дар на долю – прими, неси по жизни. Изменить-то так и так не изменишь ничего. И помни, не плохо это, что мы не как все. Не хорошо и не плохо, а так уж есть. Старался Ольмар, чтобы дочка ни хуже, ни лучше других людей себя считать не начала. Ярла в ответ, бывало, вздохнёт: «Не плохо, не хорошо, а только кажется мне, что кроме нас с тобой других видунов и нет на свете… Знаю, что неправда это, Скергинов знаю, да и ты про других рассказывал, тебе верю… А всё равно представляется, что одни мы с тобой». Ольмар в ответ подбодрит: мол, нет, не одни. А сейчас-то нет рядом его, некому подбадривать. Самой справляться надо.

Ну почему Талвеон не дал ей подсказку, как помочь ему? Потому что не понял её отчаянного вопроса? Если только так… Не знать ответа на этот вопрос такой человек как лореттский узник просто не может – по крайней мере, в это хочется верить. Почему хотя бы на несколько лишних мгновений не продлилось их свидание…

Внутренний спор с самой собой продолжался в голове Ярлы, не думая стихать, и в итоге она решила прекратить его насильно – лечь и проспать до вечера. Всё равно в светлое время ларвы затаиваются, не зря их ночными тварями зовут. В редком случае от ведьмака можно ожидать дневных убийств, но уж никак не от оборотного зверя. Для того, чтобы устраивать дневную охоту, пытаться обнаружить укрытие оборотня, Ярле известно слишком мало. А поспать – всё польза будет, перед ночью отдохнуть.

Насчёт того, что проспит чересчур долго, Ярла не беспокоилось. И действительно, проснулась на закате.

Пора собираться. Всё как обычно, начиная от бинтов на руки, кристаллами в кошеле заканчивая.

Вышла Ярла из своей комнаты. Впереди неё по коридору к лестнице шагали две женщины. Она вспомнила, что уже видела их прежде. Кажется, в соседней комнате они живут. Одна – дама средних лет, судя по атласному платью в кружевах – из зажиточных, даже из знатных. Но, видно, не настолько богатых, чтобы в более дорогой гостинице жильё нанимать. Вторая – вроде как компаньонка её престарелая. Такие мадамы обычно между собой не говорят, а шушукаются, если посторонние рядом. А эти что-то уж больно на повышенных тонах громогласничают, особенно та, что помладше. Возмущённо так:

– Я-то считала, это приличный дом. И что вы думаете? Сама видела… прямо здесь, в коридоре, вы тогда уже спали. Ни за что не поверю, что это без ведома хозяев творится. Наверняка они таким образом подзаработать не прочь, предлагают постояльцам… ох, стыдно и говорить, что! А если и не хозяева – то сама эта… Надо отсюда съезжать.

– Не ошиблись ли вы, дорогая? – скрипучим голосом предположила старуха.

Ярла успела обогнать кумушек, и уже за спиной услышала:

– Как же, ошиблась. Эта развратная девица… – внезапно на полуслове сетование оборвалось, голос упал до шёпота, но Ярла без труда уловила продолжение: – А это ещё кто такая? Оружие у неё, что ли, надето на спине?..

Но и возмущение дам неведомым происшествием, оскорбившим их добродетель, и удивление по поводу её лука – всё скользнуло по сознанию Ярлы, как ненужное сейчас. Скользнуло, но не забылось совсем, как, случается, забывают ненужное многие люди. Ярла мало что забывала. Никогда не знаешь, что из показавшегося в первый момент ненужным может вдруг понадобиться.

Но сейчас её занимало другое.

В ночной город Ярла окунулась, словно в тёмное непрозрачное озеро. Освещённые редкими масляными лампами улицы чем позднее, тем становилось безлюднее. Но всё же не казались совсем пустыми. Что за тени бродят по ним? Кто ещё охотится этой ночью?

«Что-то уж слишком сегодня нервы натянуты, – с неудовольствием подумала Ярла. – Нехорошо». Дважды она попусту хваталась за лук, но вовремя, не успев ещё натянуть тетиву, видела свою ошибку. Один раз её сбила с толку крупная бродячая собака, и Ярла со стыдом вспомнила похожую оплошность Геренова патрульного и показания незадачливых свидетелей, не вызывающие доверия. Потом заметила, как кто-то подозрительно тихо крадётся вдоль стены дома. Ярла последила немного за этой тенью, затаившись за углом, но когда лук уже был в руках, поняла, что это человек. Совершеннейший человек. Ну да, не хватало только, чтобы охотник на тварей, чьё предназначение защищать людей, своего подзащитного подстрелил.

– Эй! – вернув оружие на место, за спину, негромко окликнула Ярла свою несостоявшуюся мишень. – Чего тут шатаешься, ночной твари не боишься?

Человек, явно воображавший, что сам выслеживает кого-то, встрепенулся, и так же негромко, но задиристо ответил:

– А ты кто, чтобы меня тварью пугать?

Когда он повернулся к Ярле, та увидела на его груди тусклый отблеск стражничьего знака. Патрульный. Вот уж лучше некуда…

– Бирг, – отозвалась Ярла. – Мы с вами, похоже, одно дело делаем.

– А-а… – протянул стражник. Ярла скорее догадалась, чем разглядела, что он глазеет на неё, как на диковину. Ладно, пусть уж лучше так глазеет, чем поймёт, что она его чуть за зверя не приняла. Это уж совсем позорище было бы.

– А вы… – хотел начать какие-то расспросы патрульный, но Ярла приложила палец к губам:

– Тс-с. Не время разговоры разговаривать.

Так и разошлись.

Ну и что в таком её дурацком состоянии виновато? Да всё то же, всё тот же – Талвеон Эйрский.

Но пробилось всё-таки сквозь все посторонние мысли и волнения то, чего Ярла так ждала: видунье предчувствие скорой встречи с тенью. И позвало настойчиво с центральных улиц на окраину города уйти. Карта Лоретта – в памяти, со всеми основными ориентирами. Со всеми храмами… их тут не так-то много: главный на Букетной площади, ещё один в братстве Священного Знака, три небольших в разных частях города, возле них Ярла побывала уже. Ещё тот, заброшенный и полуразвалившийся, недалеко от которого Снорр Гуорн погиб. Всё?.. Нет, не всё. Ещё один – в маленькой женской двухбережной обители. И это на южной окраине как раз. Туда? Туда…

Здесь уже почти и не город, только что за стенами всё же. А так – дороги немощные, рощицы, где-где домишко в окружении огорода. А ещё дальше – вон, тёмными силуэтами вырисовываются – несколько зданий побольше, одно даже в два этажа. Это сестринская обитель и есть.

Но порядочное расстояние ещё до обители не дойдя, замерла Ярла, под деревом затаилась. Близко ларв, близко… Стала за дорогой следить. И точно, не подвело предчувствие. Немного совсем прождала – и вон, показалась впереди сгорбленная тень, чёрная среди тёмно-серой ночи. То на четырёх, то на двух ногах движется. Перешла дорогу – и в перелесок, за деревья.

Но и Ярле деревья эти укрытием послужат. Бесшумными перебежками от одного к другому – следом за добычей. Очертания тени малость смазаны – значит, ларв в невидимом обличии, на неожиданную для себя встречу с человеком не рассчитывает. Надо, чтобы и впредь не рассчитывал…

Тут как будто и пригодились бы помощники – с разных сторон зверя обойти, окружить. Но толку-то: поначалу покажет Ярла, в каком направлении идти, а дальше сами не сориентируются они, куда стрелять – знать не будут. До самого последнего момента, пока зверь на них не бросится, не вцепится в горло. Это безоружных любят ларвы попугать, в истинном своём обличии показаться: для них страх человеческий – пища желанная. Ну а если вооружён человек каким оружием приметным, зверь иначе будет действовать. Скорее всего, нападёт внезапно. А видуна заподозрит – может, в атаку пойдёт, может, скрыться попытается. Одним словом, приходится охотнику в одиночку работать, и лучше всего не лоб в лоб на свою добычу идти, а скрыто преследовать.

Но бывает, конечно, изредка, что не в одиночку, а с помощником, который сам в бой не лезет, вроде оруженосца. Но опять же, тут непросто всё. Если из стражи назначат помощника – глядишь, не захочет на вторых ролях быть, сам отличиться пожелает. А в результате только опасность на себя навлечёт. Таких помощников если в каком городе и пытались навязать, Ярла отказывалась. Не назначенный тут нужен человек, друг надёжный, понимающий, который соперничать не будет и «второй» ролью не оскорбится. Да где же такого сыщешь?..

Вон опять она, тень среди деревьев. Теперь уж никаких сомнений: оборотный зверь. Здоровый, неуклюжий с виду. А на самом-то деле только ему в лапы попадись – узнаешь, какой неуклюжий.

Бежит быстро, вот-вот уйдёт. Видунье преследование почуял?..

Земля из-под ног всё вниз и вниз уходит, под уклон. А впереди ещё круче спуск – овраг какой, что ли? Глубокий, видать – от деревьев одни макушки виднеются. Но зверь-то, пожалуй, одним прыжком – и на дно оврага этого. Стрелять надо, пока не скрылся из виду.

Схватила Ярла лук, стрелу. Тетиву натянула.

«Ну вот, убьёшь сейчас, и… и всё, никакой для Талвеона надежды». Опять непрошеный голос в голове. И другой: «Стреляй, чего медлишь, делай своё дело!» Больно уж в последнее время много их, этих голосов. Говорят, только у сумасшедших голоса в голове…

Сорвалась стрела, слетела с тетивы. И – мимо, ушла в сторону, ларву ни малейшего вреда не причинив. Это постараться надо, чтобы так промазать позорно… Зверь услышал шорох, замер, заозирался. Ну, теперь-то уж нельзя не попасть, невозможно! Вытащила Ярла новую стрелу, но – упущен момент. Гигантскими скачками помчался вперёд зверь, мгновение – и прыгнул вниз, как она и ожидала. Пока добежала Ярла до обрыва, пока присмотрелась – всё, некого высматривать. Внизу не видать никого, на другой стороне оврага и подавно. Затаился ларв? Выжидает, не появится ли кто на спуске? Ну, если выжидает, так дождётся. Спуск крутой, человеку прыжком не преодолеть, да каменистый. Карабкаться придётся, за камни выступающие цепляясь, за ветки кустов – вот уж ненадёжная опора, непонятно, как сами эти кусты на такой крутизне растут-держатся. Да поосторожнее карабкаться, если не хочешь сорваться и шею свернуть.

Спиной к врагу – это значит, приманкой сработать. Руки заняты, так хоть в зубах кинжал-стилет зажать – его всего безопаснее, у него заточенного лезвия нету… И через плечо поглядывать, готовой быть: если метнётся откуда тень – от этих камней, от кустов оттолкнуться, да метнуться навстречу ей, да успеть кинжал рукой перехватить…

Но не прельстился зверь приманкой. Внизу оказавшись, перевела Ярла дух. Заново стало за свой промах стыдно. Или за то, что не совсем случайный он… Ну зачем во время свидания с Талвеоном эта мысль глупая, бестолковая появилась у неё, и теперь вот толкнула под руку? Могло бы ведь всё закончиться уже… Могло бы, да не закончилось.

Так и пробродила Ярла остаток ночи по южной лореттской окраине, пытаясь снова зверя выследить. Но тот не показался больше.

* * *

Вейр Дарн возвращался домой поздно. Он трудился в кузнице Скьорга, и сегодня из-за срочного заказа хозяин всех работников аж до второй половины ночи задержал. Такое и прежде бывало. Скьорг не слишком-то считался с тем, что люди и отдыхать должны. Не хочешь на другого спину гнуть – так иди, свою мастерскую открывай. А денег-то на неё где взять?

Вейр проголодался. Обед, который жена с собой дала, ещё засветло съел. Ну, уж она-то, Мирлен, и теперь позаботится, чтобы горячий ужин его ждал. Даже в такой поздний час. Еда у них всё больше простая: картошка да овощи с огорода, да кусок рыбы, может, и свежий хлеб. Но с голоду и простое вкусно. Вот умыться как следует, смыть с ладоней, с лица, копоть да пот, и за еду. А потом и в постель. Вейр устал, конечно, но не настолько, чтобы сразу упасть и заснуть, чтобы красота жены его равнодушным оставила. Да, красавица у него Мирлен, тут уж повезло так повезло. Но работать ей много приходится и по дому, и в огороде. Жаль, состарит её работа прежде времени…

Но грустные мысли эти гнал от себя Вейр. Исчезали они, развеивались. Есть у них с женой у обоих пока силы, и молодость ещё не ушла. Лучше о приятном подумать. О кульке с подарками, например, который в кармане припасён. О том, как им жена и дочка обрадуются… Днём в кузницу коробейник заглядывал, всякими недорогими безделушками торгующий, ну и не удержался Вейр, купил куклу для дочки, а Мирлен – красивую шкатулку для шитья. Пустяки, конечно, а всё приятно. Жене сегодня подарок отдать надо, а дочурка-то спит давным-давно, ей завтра.

Вечер прохладный. Да и вообще нежаркое в этом году лето, солнца мало, небо всё тучами хмурится, а то и вовсе дождь зарядит. И на своём огородике много не вырастишь, и на ярмарках по осени купить толком будет нечего, а что привезут крестьяне, то задорого станут продавать. По всей округе только и разговоров, что про неурожаи.

Впрочем… не только. Ещё про случаи эти, про убийства.

Едва подумал так Вейр – особенно холодным ветерком потянуло. Или не то, не в ветерке дело? Будто и не обычный холод, а изнутри что-то… Сам не понимая ещё, что это предчувствие значит, ускорил Вейр шаг. Быстрее нужно домой…

Вроде, не из трусливых он, да и не из слабых – всегда за себя постоять умел. Сам, первым, в драку и по ранней молодости не лез, но если уж заденет кто, да ещё несправедливо – не давал спуску. Но теперь вот царапнуло что-то по сердцу – страх?.. Поначалу чуть не бегом бежать заставил. Но потом приказал себе Вейр остановиться, оглядеться по сторонам. Надо же понять, в чём тут дело?

Но вокруг – ничего как будто. Точнее, всё как всегда: дома с тёмными окнами, где-где одно светится – какая-нибудь швея засиделась, заработалась, заказ доделывает. Тишина… И до своей улицы почти уже дошёл.

Дальше Вейр зашагал, но не отпустила тревога. Опять разговоры про оборотного зверя вспомнились. И про Снорра Гуорна, который неподалёку жил, через несколько кварталов. Неплохой был человек, хотя и непутёвый малость. Ему бы остепениться, семью завести… да не судьба.

До Снорра-то Вейр не больно верил, что и вправду оборотный зверь в городе. Может, собака какая здоровая взбесилась, а люди добавили, напридумывали… А теперь уж не скажешь, что напридумывали. Уж Снорр-то от собаки отбился бы, тоже был не слабак. Тут волей-неволей в ночную тварь поверишь.

И вдруг совершенно ясно почувствовал Вейр на себе чей-то взгляд. И шорох услышал за спиной, шуршание шагов. Оглянулся – никого. Да что такое с сегодня ним? Переработал, что ли?

Но шум отчётливее стал. Нет, не обманывает слух. Есть кто-то позади, хоть и не видать… Пошёл Вейр быстрее. Не задерживаться тут, тогда всё нормально будет.

Шаги неведомые ближе, ближе, частые, скребущие какие-то – не человек на двух ногах идёт, зверь на четырёх лапах… Побежал Вейр. А самому стыдно: вот, словно последний трус от опасности драпает.

Но холод в сердце всё сильнее. Не только шаги, дыхание преследователя слышно… Ну не кричать же, не звать на помощь? Взрослый мужик, а будет орать, как девица истеричная.

Сердце так и колотится. Этот, за спиной, рычит, точно дикий зверь, и зловонием как будто доносит от него, как… нет, не как от зверя. Как от левобережного злого духа. От них, говорят, зловоние бывает страшное…

Стоило преследователя настоящим его именем назвать – не зверь, а дух, – слабость у Вейра в ногах появилась. Злобное исчадие за ним гонится, демон с горящими глазами, с когтями, как кинжалы. Так обычно их двухбережные братья описывают… Схватит, поволочёт на свой берег, и там его, Вейра, душа вечно будет мучиться.

Эти мысли окончательно лишили Дарна сил, такой ужас в нём вызвали, какой он, кажется, только в детстве испытывал, от страшных снов пробуждаясь. Бежать, бежать быстрее… Кулёк с подарками из кармана выпал, но теперь-то уж какие подарки, жизнь бы спасти, вот-вот нагонит демон.

Но и в это мгновение жива ещё гордость: да что же это я бегу, не спиной опасность встречать надо – лицом… Чудом каким-то заставил себя остановиться Вейр, навстречу преследователю броситься. А преследователя-то и нет. Вот тебе… Чего же тогда коленки дрожат, сердце из груди выпрыгивает? Никого нет, одна пустота. Неужели пустой улицы испугался?..

В самом деле, какая тут опасность, в двух шагах от дома, где всё знакомо-перезнакомо, и люди совсем рядом, за стенами домов, мирно спят? Улица городская. А он чуть голосить не начал истошно, вот стыд-то был бы, засмеяли бы потом…

Но между домами провалы тёмные – оттуда и впрямь как из другого мира чернотой веет. И до пустыря этого, где заброшенный храм, отсюда не так далеко…

«Нет уж, – упрямо тряхнул Вейр головой, – не поддамся больше страху. Вот возьму да и вернусь, кулёк с подарками подберу».

Только сделал шаг – бросилась на плечи тяжесть неимоверная, швырнула на землю, придавила, и такая боль пронизала спину… Но тут же и исчезла как будто, ужас всепоглощающий даже боль заглушил. Все силы собрав, попытался Вейр вывернуться, руками это неведомое, терзающее его, ухватить, тоже терзать и рвать… Но мелькнули за плечом огненные глаза, оглушило рычание, клацнули над ухом клыки – снова вернулась боль. И снова ушла, крик из горла вырваться не успел, горячим всё захлебнулось, хруст… темнота.

* * *

Когда начало светать, явилась Ярла в старую башню, бывшую водяную – передать людям Герена, что зверя видела. Но не успела и рта раскрыть, как стражник выпалил:

– Ещё одна жертва, госпожа Бирг. Сотник дождаться приказал да спросить, пойдёте ли место убийства осматривать.

– Ведите, чего спрашивать…

Пока шли, стражник рассказал, что неподалёку от пустыря, где Снорра Гуорна убили, случилась беда. Ярла поняла свою оплошность. Пока она вокруг сестринской обители рыскала, думая, что около тамошнего храма зверь жертву подстережёт, он к месту прежнего злодеяния возвратился. И не подсказало чутьё Ярле, что туда за ним надо спешить. Бывает такое, что вовсе оно замолкает, чутьё. Особенно когда на другое отвлечёшься… на мысли об освобождении узников, например. И Гереновы патрульные, конечно, ночную тварь проглядели. Ну да их за это не упрекнёшь. В отличие от себя…

Свернули Ярла и её провожатый очередной раз за угол – впереди толпа. Пришли, значит… Тут уже другие стражники, и сам сотник, и из городских старшин кое-кто – всего раз их Ярла видела, но и того хватило, запомнила лица.

Плачет кто-то в голос… ребёнок и женщина. Соседи их увести пытаются, да не выходит никак, женщина, как безумная, из рук рвётся. Жена погибшего? Ну да, кому же и быть.

На крик зеваки собрались. Вот ведь, всегда найдутся любопытные, даже в такую рань, на такой, вроде, тихой, захолустной улочке.

Сотник заметил Ярлу, пропустить велел. Расступились люди, но неохотно. Герен прикрикнул на них, приказал расходиться. Но большинство только чуть подальше отступило, а совсем-то уходить не спешат зеваки.

Убитый, мужчина лет тридцати с небольшим, лежал посреди пыльной дороги. Шея так повёрнута – ни к чему и лекаря звать, чтобы устанавливал, мёртв ли лежащий, и так ясно. Хотя стражники-то позвали, конечно – полагается так. Ни на Талвеона, ни на Снорра, заметила Ярла, этот человек не похож. Ну, удивляться нечему: не стоит от зверя постоянства ждать.

Двое стражников по кивку Герена повернули тело на бок, показывая Ярле глубокие раны – на плечах от когтей, на шее – от зубов. Бросился зверь на свою жертву со спины, повалил и позвоночник перегрыз.

Третий стражник появился, держа что-то в руках, протянул Герену:

– Вот, рядом тут нашёл.

Сотник повертел в руках находку. Кулёк, а в нём шкатулка и игрушка детская.

– Подарок, видно, домой нёс, – хмуро заметил Герен.

– Куда девать-то теперь? – озадаченно почесал в затылке стражник. – Жене его отдать?..

Герен покачал головой. До того ли сейчас женщине? Вон как убивается, чуть волосы на себе не рвёт, соседки её едва-едва удерживают, увещевают, чтобы безумства какого не натворила. Такое горе на неё глубокое навалилось, что пока даже на ребёнка своего внимания не обращает. Ревёт девчонка, но мать её утешать не может, не в силах, тоже соседки успокоить пробуют.

– Как доказательные вещи запишем, – решил, наконец, стражник насчёт кулька.

Герен махнул рукой: пускай, да только чего тут доказывать-то?.. Взял Ярлу за локоть, не то сообщить ей что-то, не то спросить хотел, но раздался вдруг рядом знакомый голос – такой раз в жизни услышишь, и уже знакомым станет: резкий, с металлическими нотами. Прогремел – аж плач ребёнка и женщины заглушил:

– Вот, вот она, кара за наши грехи!..

Никак отец Воллет явился на очередном людском несчастье себе лишнюю популярность зарабатывать. Ярла невольно злобу почувствовала: уж больно уверенно вещает двухбережник про грехи. Сказать бы ему, чьими тут грехами пахнет…

Ну да, сказать. И в камере через стенку с Талвеоном Эйрским очутиться. Такой, как этот Воллет, не посмотрит, что Илленийское княжество сумеречного охотника лишится. Ему что, он ведь своим словам про «кару за грехи» наполовину верит. Или даже полностью.

– Не говорил ли я вам, что бесполезно звать наёмного убийцу, называемого сумеречным охотником? Когда Творец мира решит, что мы достаточно наказаны, он сам своей милостивой волей избавит нас от напасти!

Начав эту речь, Воллет ещё не видел Ярлу, но при последних словах его взгляд встретился с её. Было бы странно, если бы он таким случаем не воспользовался:

– А-а, теперь-то вы здесь, госпожа Бирг! Теперь, когда вам тут делать нечего. А может, нечего было с самого начала? Может, напрасно вы предпочитаете действовать врозь с патрулями стражи? Где вы были, когда тварь напала на этого человека? Мыслимое ли дело доверять охоту на такое существо девице, когда и мужчины не могут справиться с ним…

Люди, которые до сих пор так и не разошлись, стали оборачиваться к Ярле.

«Ты уж определись, – мрачно подумала она, обращаясь беззвучно к Воллету, – или тут кара за грехи от Творца мира, и ждать надо, пока он милостью своей избавит, или всё-таки собственными силами с тварью справляться – девицам ли, мужчинам, кому угодно».

Но это мысленно можно первого священника на противоречиях ловить, а вслух ни за что нельзя с ним пререкаться. Но и промолчать нельзя – это всё равно как согласиться с ним.

– Охота – не самое простое дело, отец Воллет, – с холодной почтительностью отозвалась Ярла.

Воллет такой взгляд на неё метнул, что, кажется, истинное значение этих слов понял. «В противостояние с тобой вступать не собираюсь, но и нападки покорно не буду сносить», – такое оно было, истинное значение. Но это Воллет понял, а не толпа. Люди, когда в толпу превращаются, вообще мало что понимать способны кроме самого поверхностного. Где уж ей, толпе, к примеру, явное противоречие в словах первого священника уловить… Она одно слышит: отец Воллет против охотницы говорит – и не зря, видно. Тут же ропот поднялся, не то чтобы совсем враждебный, но неодобрительный: «Охотник… убийца».

Воллет хотел было продолжить свой монолог, адресуясь к Ярле, но сотник Герен всё-таки сделал то, что собирался – отвёл её в сторону, на всякий случай сказав во всеуслышание, что им надо посоветоваться и – опять же, на всякий случай – извинившись перед Воллетом. Первый священник, потеряв своего оппонента, не потерял присутствия духа и стал произносить речь, обращаясь к горожанам.

Стражники между тем закончили осмотр места происшествия и помогли перенести тело погибшего в дом. Женщина всё рыдала взахлёб, и кто-то твердил, что надо увести ребёнка, твердил и твердил, вместо того, чтобы взять и увести.

Воллет вдохновенно вещал перед небольшой толпой, не желая успокаиваться. Хотел выплеснуть инстинктивную неприязнь двухбережника к видуну? Преследовал какие-то другие, более личные мотивы? Так или иначе, он дошёл до того, что рухнул на колени и начал воздевать руки к небу, восклицая, что его прямо сейчас посетило некое откровение. Небольшая толпа в ответ издала что-то похожее на дружный полувздох-полустон.

– Ваша охота прошла впустую? – спросил Ярлу Герен.

– Можно сказать и так. Я видела зверя и стреляла в него, но со слишком большого расстояния – побоялась упустить из виду. В итоге промахнулась.

Скрывать свой промах она не собиралась. Это было бы позорно. Но говорить о нём Ярла старалась просто как о свершившемся факте, без извиняющихся интонаций. Хватит с неё того, что в душе она чувствует за собой вину… Это чувство, не лучшее из чувств, как знают все видуны, вцепилось в неё и, похоже, не желает отпускать. «Был ли промах-то? Или нужен тебе этот зверь живым пока?.. А человек погиб. Не из-за тебя ли?..»

Но Герен услышал не весь этот поток самокопания, а только «в итоге промахнулась», и коротко кивнул. Как мастер своего дела он знал, что когда имеешь дело с убийцами людей, будь они человеческого племени или нет, с ночными преследованиями и с оружием – ситуации возможны всякие. Относительно Ярлы с выводами сотник не торопился. Но посокрушался на свой счёт:

– Мои люди были неподалёку и услышали шум, но не успели ни вовремя прийти на помощь, ни понять, в каком направлении скрылась тварь.

Герен поговорил ещё немного о том, что хорошо было бы выследить зверя днём. Эта мысль всё не оставляла его. Ярла и сама ухватилась бы за неё, если бы имелась хоть малейшая зацепка – ну, скажем, если бы стражники действительно заметили, в какую сторону побежал зверь, расправившись с последней жертвой. Но он явно ушёл невидимым.

По всем подряд подвалам да чердакам не станешь шарить. К тому же, зверь на день может и за город убраться, притаиться в любой норе. Охотничье чутьё, которое и ночью-то, случается, слабеет, как сегодня, днём ещё тише становится. Днём почти на одно только видунье зрение приходится рассчитывать, но для этого хотя бы какие-то предположения о месте поисков нужны.

В таком духе Ярла отвечала Герену, про себя, впрочем, не сомневаясь, что в этой вот части города, вокруг злополучного пустыря, сотник и его люди всё равно и по чердакам, и по подвалам лазить станут. Но ни отговаривать Герена, ни напрашиваться на совместные поиски Ярла не стала. Одну подсказку всё-таки даже сейчас давало ей чутьё: как раз в этих окрестностях зверя теперь нет.

К Ярле и Герену подошёл глава лореттского старшинства Орвен Кейр – они и не заметили, когда прибыл он. Поздоровался, бросил косой взгляд через плечо на Воллета, который всё ещё разглагольствовал перед народом.

– Госпожа Бирг, мы с вами работать продолжаем… несмотря ни на что, – сказал Кейр Ярле и снова покосился выразительно на первого священника. – Постараемся, чтобы это… слишком далеко не зашло. То есть… какой бы то ни было неприязни против вас среди горожан не допустим.

– Да, – кивнула Ярла.

Пусть Кейр понимает это как угодно. Ещё не хватало – становиться причиной «неприязни среди горожан» или распри между местными власть имущими. Вляпалась же она в этом Лоретте не пойми во что! Нет бы сделать своё дело да уехать… Но говорить всё это главе старшинства Ярла, конечно, не собиралась. И вообще не собиралась продолжать разговор, поэтому и отделалась ничего не значащим кивком.

За эту ночь Ярла устала, причём не только физически. Сейчас ей просто необходимо было вернуться на постоялый двор и несколько часов поспать.