Глава 1

Я тупо уставился на Уилленса.

— Пойдем, — повторил он. — Ты же не хочешь тут остаться? Эта вечеринка выйдет для нас с тобой боком.

— Знаю.

— Так не теряй времени. Где твой грузовик?

— Во дворе.

— Радиоустановка все еще там?

— Да, заперта в ящике.

— Но у тебя есть ключи?

— Угу.

— Тогда идем.

Я подхватил мешок и направился к двери.

— Не забудь оружие. Оно может нам пригодиться.

Я взял автомат, и мы с Уилленсом зашагали по коридору.

Двор префектуры представлял собой небольшой прямоугольник, обнесенный стеной. Какую-то часть занимал сад, но со стороны реки в стене были ворота, и, видимо, двор в основном использовали как стоянку для машин. Кто-то заботливо устроил тут два крытых железом навеса: один — со стойками для велосипедов, а под другим могли встать рядом две машины.

Я именно туда загнал машину, но сейчас вспомнил, что ехал первым, а за мной двигались еще четыре наших грузовика.

Я догнал Уилленса у черного хода во двор.

— Не выйдет, — сказал я, — мне никак не вывести грузовик — дорогу загораживают все остальные машины.

— Не разговаривай, — не останавливаясь, шепнул Уилленс.

Мы выскользнули во двор. В грузовиках не осталось ничего, что можно было бы украсть, поэтому Кинк не послал сюда охрану. С площади доносились крики пьяных туземцев.

— Где он? — шепнул Уилленс.

— Слева. В самом углу.

Он стал пробираться между грузовиками, освещая путь фонариком.

— Меня интересует только радио, — бросил он мне через плечо. — Если нам повезет, грузовик вообще не понадобится. А в противном случае возьмем любой.

Мы отыскали командный грузовик, и Уилленс забрался в кузов.

— Где ключи?

Я отдал их Уилленсу, и тот стал возиться с висячим замком. Через несколько секунд в ящике дико завыл генератор.

Мне казалось, он завывает на весь свет.

— Боже, — пробормотал Уилленс, — ну и вой!

Я не мог упустить такую возможность.

— Именно поэтому мне не удалось передать ваш сигнал вовремя, — заметил я.

— Ну, теперь это уже в прошлом. — Уилленс еще повозился с переключателями, потом начал говорить: — Дженсон-Три, вызывает Игрок, Дженсон-Три, вызывает Игрок. Прием.

Дженсон-Два — отделение УМЭД в Амари и этот проклятый радист, совсем потерявший голову от джина. Кто такой Дженсон-Три, я понятия не имел, да в тот момент меня это нисколько не интересовало. Я мечтал лишь унести отсюда ноги, пока Дженсон-Два не выдал меня со всеми потрохами.

Уилленсу пришлось еще дважды повторить вызов, пока не пришел ответ:

— Игрок, Дженсон-Три на проводе. Рад тебя слышать. Прием.

Голос звучал слегка гортанно.

И больше я не понял ни слова. Уилленс и его собеседник говорили на языке, которого я никогда не слышал. Судя по небольшому сходству с датским, я думаю, что это был бурский язык. Обменявшись несколькими фразами с Уилленсом, Дженсон-Три стал что-то объяснять. По-видимому, Уилленсу сообщали, что надо делать. Инструктаж длился довольно долго.

Затем Уилленс сказал: «Отбой», и вой генератора внезапно оборвался.

— Идем, — бросил мне Уилленс, — грузовик нам не нужен, но придется долго топать пешком.

Он заскользил между грузовиками к дальним воротам. Я двинулся следом. По дороге нам предстояло миновать дверь черного хода. Как только Уилленс поравнялся с ней, кто-то вышел навстречу с фонариком.

Уилленс оказался на открытом месте, и луч фонаря тотчас выхватил его из темноты. Мой спутник замер.

Мне тоже пришлось остановиться, но я на несколько шагов отстал, и меня скрывал грузовик. Я не видел, кто держит фонарик.

На мгновение наступила тишина, потом из темноты донеслось: «Ну и ну!» — и смех.

Это был Гутар.

Уилленс молчал.

— Где он? Здесь? — Луч фонарика заметался по двору.

— О ком ты? — спросил Уилленс.

— Об Артуре, конечно, о ком же еще? Его хочет видеть Кинк. Ваш радист все выболтал. Теперь майор жаждет послушать Артура.

— Если его найдут.

— Ну, его-то уж точно найдут. Кто-нибудь из нас поймает этого толстого дурака. Как пить дать, сидит где-нибудь в темном углу и обмочился со страху. Нет, Артур не уйдет далеко.

— А тебя это не беспокоит, Гутар?

— Меня? — Француз снова засмеялся. — Что эта макака может сказать против меня? Кто ему поверит? Я сжег расписку, что ты мне выдал, а к радиоустановке и близко не подходил. Нет, это тебе нужно волноваться.

Он подошел поближе к Уилленсу, и я попятился еще на пару шагов.

— Я не волнуюсь, — сказал Уилленс, — поскольку ухожу.

— И что мне причитается, если я дам тебе уйти?

— А как ты сможешь мне помешать?

— Просто пойду и подниму тревогу. — Гутар пренебрежительно скользнул лучом фонарика по «узи» в руке Уилленса. — Автоматом ты не сумеешь воспользоваться — на шум они прибегут еще быстрее. Сколько у тебя с собой денег? Я имею в виду, наличными?

— Тебя это не устроит. Большую их часть я оставил жене.

Наступила короткая пауза. Когда Гутар вновь заговорил, его тон сильно изменился. Начинал сказываться бешеный характер.

— Лучше как следует подумай, Уилленс. Строго говоря, ты и так должен мне тысячу долларов. Половину этого долга я готов принять во франках. В твоем положении это выгодная сделка. Да, именно сделка, — повторил француз.

Я представлял себе его искаженную алчностью физиономию.

— Сам подумай, — увещевал безумца Уилленс. — У меня нет при себе такой суммы.

У Гутара вырвался знакомый мне гортанный хрип, и я понял, что этот тип в любую минуту сорвется, а тогда мне конец.

К тому времени я почти обогнул грузовик и стоял почти у него за спиной.

— Нечего мне лапшу на уши вешать! — рявкнул Гутар. — Гони деньги!

Тут я увидел обоих. Уилленс стоял у грузовика ко мне лицом, а Гутар — спиной, пошаривая фонариком.

— Давай деньги! — орал он. — Гони монету!

Меня охватило отчаяние. Я мог заставить его умолкнуть одним-единственным способом. Сняв с плеча «узи», я сделал три шага вперед и что есть силы обрушил автомат на голову француза.

Он что-то услышал, прежде чем я нанес удар, и мгновенно обернулся. Но, даже увидев, Гутар не успел меня остановить. «Узи» весит четыре килограмма, а я бил изо всей силы.

Гутар упал на колени, а Уилленс добавил кое-что от себя, и наш враг потерял сознание.

Я стоял и с ужасом смотрел на него, не веря, что все это произошло на самом деле.

— Быстро! — рявкнул Уилленс. — Помоги мне оттащить его за грузовик.

Мы ухватили Гутара под мышки и спрятали меж двух грузовиков, где его не мог бы случайно заметить человек, выглянувший во двор.

Затем мы бросились к воротам.

Створки были задвинуты изнутри болтом, но не заперты. Через несколько секунд мы оказались на берегу и быстро зашагали на юг, в противоположную от площади сторону. Впереди что-то горело.

— Куда мы идем? — спросил я.

— На другой берег реки, если сумеем туда добраться. Из Чанги за нами пришлют катер.

— Там этот Дженсон-Три?

— Да. Нас заберут в местечке за пределами Амари. Надо только попасть туда. Последнее, что сделал Кинк, перед тем как занять город, — это выдвинул нашу группу вниз по течению. Если мы встретим патруль, нужно прорваться обманом. Впрочем, если повезет, они успели так надраться, что не смогут нас задержать.

Большинство солдат и впрямь были пьяны, но нам все-таки пришлось пережить пару неприятных столкновений.

Самым скверным был момент, когда мы огибали место пожара. Горел склад, и я думаю, сначала его разграбили патрули. Пламя освещало все вокруг, и, хотя мы старались держаться подальше, поблизости не было никаких укрытий. Пьяные туземцы шатались по дороге, как лунатики, и палили в горящее здание. Потом один из них, заметив нас, крикнул остальным.

Несколько солдат тотчас повернулись и стали в нас стрелять. Всего несколько часов назад эти люди были нашими. Понятия не имею, узнали они нас или нет. Думаю, вряд ли. К тому моменту они просто шарашили во все, что движется.

Уилленс дал по буянам очередь из «узи», и мы побежали. Он никого не ранил, а только решил припугнуть страшным автоматическим оружием. Опознав звуки выстрелов, нас не стали преследовать.

В другой встретившейся нам компании среди солдат был туземный офицер, и вдобавок они оказались не особенно пьяными. Солдаты перегородили дорогу бочками из-под горючего, устроили костер и готовили ужин, сидя лицом к берегу. Этот пост устроили в том месте, где привезенные с гор бревна сгружались на баржи. Справа виднелся бетонный причал с подъемным краном.

Когда мы подошли поближе, офицер уставился на нас мутными глазами, а двое солдат угрожающе вскинули дубинки.

Уилленс не обращал на них внимания, наблюдая за офицером.

— Все в порядке? — требовательно спросил он на плохом французском.

Офицер нерешительно замялся, но Уилленс и не думал отступать.

— Хорошо, — сказал он. — Скоро сюда прибудет комендант, чтобы проверить ваш пост.

Офицер только отдал Уилленсу честь, когда мы проходили мимо.

Вскоре мы выбрались за пределы Амари. Потом протопали еще с полкилометра. Дорога тянулась вверх, уводя в сторону от берега. В обычное время по ней спускались нагруженные бревнами тягачи, и продолжай мы идти дальше, достигли бы перекрестка с главной дорогой у пивоварни.

Но Уилленс остановился и достал фонарик.

Справа от дороги берег довольно круто обрывался и был покрыт скользкой на вид растительностью.

— Похоже, нам будет не очень удобно, — буркнул Уилленс, — но выхода нет.

Он начал спускаться, и я нырнул следом, скользя на ягодицах и хватаясь за кусты, обдиравшие мне ладони. Какая-то ветвь сбила с меня шапку, но я не сделал попытки ее поймать. Где-то впереди и ниже по склону сыпал проклятиями Уилленс. Потом он крикнул мне:

— Держись! Не съезжай слишком быстро, а то рухнешь в воду!

Я отчаянно цеплялся за кусты. Лямки моего вещевого мешка обмотались вокруг шеи и не давали вздохнуть. А потом я провалился в воду, правда, она доходила только до колена. То, что сверху выглядело берегом реки, оказалось болотом. От него исходил жуткий смрад.

Уилленс тоже барахтался в этой гнили. Снова вспыхнул фонарик, и я увидел, как мой спутник карабкается на ствол трухлявого дерева. Когда я тоже туда залез и уселся рядом, Уилленс начал сигналить через реку фонариком.

 

Глава 2

Наконец прибыл катер. Мотор тихо постукивал, пока рулевой поворачивал к нашему берегу. На носу стоял человек с автоматом.

Уилленс окликнул его:

— Это ты, Жан?

— Я. С тобой все в порядке?

— Да, только не подходи ближе. Тут сплошные водоросли. Мы сами до вас добредем.

У меня хватило ума сохранить вещмешок сухим, когда мы по грудь в воде ковыляли к катеру. Но сил подняться на берег у меня уже не было. Мне помогли Уилленс и его приятель Жан.

По-моему, на какое-то время я отключился.

Помню смутное ощущение, что катер развернулся и вновь застучал мотор, а потом — пустота, пока Уилленс не стал меня расталкивать.

— Давай, Артур, — ворчал он. — Подержись еще малость. Не спи. Мы уже почти добрались.

Я открыл глаза.

Катер летел с приличной скоростью поперек спокойной, как озеро, реки к огням дальнего берега.

— Это Чанга? — спросил я.

— Чанга. — Уилленс отстегнул с рубашки значок с гербом Республики Махинди. — Мы уже в Угази, так что от этих побрякушек лучше избавиться, — теперь они нам не понадобятся.

Он швырнул значок за борт.

Я тоже снял свой значок, но не выбросил, а сунул в карман. Никогда не знаешь, что может пригодиться. И потом, это ведь был офицерский значок.

Огни еще приблизились, и катер слегка изменил направление.

— А что делать с этим? — спросил я, показывая на «узи».

— Оставим в лодке. — Уилленс усмехнулся. — Хорошо, что я напомнил тебе взять автомат. Он пришелся очень кстати.

Вот и вся благодарность за то, что я избавил его от Гутара.

Но я не возражал. Как говаривал мой отец, «когда человек заявляет, что он тебе благодарен, — берегись. Этот тип имеет в виду, что еще вернется».

Важно, что «малыш Артур», «белая макака», «толстый дурак» не отсиживался «где-то в углу, обмочив от страха штаны», когда наступил решающий момент. Нет, он оказался на месте с оружием в руках, и у него хватило отваги этим оружием воспользоваться.

Так что сейчас у Старика болела голова, а Синдбад вновь гулял на свободе.

 

Глава 3

Добравшись до Чанги, я неделю просидел в гостинице.

Город заполонили угазийские солдаты, они с каждым днем все прибывали. Кое-кто из них владел автоматическим оружием, а некоторые разъезжали на бронированных военных грузовиках. Однако ничего не происходило, и ситуация оставалась неизменной. Вопреки расчетам Кинка не было ни перемирия, ни обмена пленными. Гарнизон Амари оставался в казармах, а другие соединения Угази спокойно сидели на берегу. Как и предсказывал Велэ, угазийцы воспрепятствовали движению барж ГМАОЦА из Матендо. Две из них потопили, открыв огонь, а буксир вывели из строя. После этого баржи стояли в Матендо, и теперь из Кавайды перестали ходить грузовики с рудой. Угази и Махинди обратились с протестами в Совет Безопасности ООН. Дело зашло в тупик.

Уилленс позаботился, чтобы УМЭД оплатила мое пребывание в гостинице, но у меня еще оставалась долговая расписка. Когда я об этом напомнил, Уилленс беспечно сказал, что ничего не в силах сделать, пока положение не прояснится.

Я понял это так, что, если в конечном счете победит УМЭД, мне заплатят, но если ГМАОЦА удержит захваченные позиции, надеяться на оплату не стоит.

Я не так уж часто видел Уилленса — все его время занимали хлопоты о возвращении жены. Не знаю точно, как ему это удалось, но у меня на сей счет есть одна мысль. В Чанге болталась пара репортеров, и, думаю, Уилленс дал знать Кинку, что, если его супруге не позволят беспрепятственно воссоединиться с мужем, он подробно изложит всю историю этим журналистам. Для ГМАОЦА, с его чувствительностью к общественному мнению и отчаянными усилиями выйти чистеньким из переделки, это должно было прозвучать нешуточной угрозой.

Впрочем, какие бы пружины ни задействовал Уилленс, они сработали: Барбара прибыла в Чангу три дня спустя, проехав через «зону В», эвакуация которой, как она доложила, еще не закончена.

Именно от миссис Уилленс ближе к концу той недели я получил урок деловой этики, полностью изменивший мою жизнь.

Ее муж уехал на конференцию в столицу, а мы сидели вдвоем на веранде отеля и пили бренди. Впервые с того вечера в лагере я оказался наедине с Барбарой Уилленс.

— Мне жаль, Артур, что все пошло не совсем так, как планировалось, — заметила она.

— Я сделал все, что мог, миссис Уилленс.

— Адриан так и сказал мне. Досадно лишь, что не очень ловко все получилось.

Это показалось мне довольно прохладной оценкой моих трудов. В конце концов, именно она обещала мне, что дела мои пойдут наилучшим образом.

— Верно, — сухо бросил я. — Сделай я меньше или вообще ничего, сидел бы сейчас среди победителей.

— Да, только чего бы это вам стоило! — Она мило улыбнулась. — Вам ведь не часто случалось побеждать, да, Артур?

Как она посмела задать такой вопрос мужчине!

— Зато я выжил.

Ей это вроде бы понравилось.

— Да, думаю, это своего рода победа. Но если для вас это может служить утешением, на сей раз вы ничего не потеряли.

— Только работу в ГМАОЦА.

— Все равно вы долго на ней не продержались бы. Надеюсь, вы понимаете, что здесь теперь будет?

— Угази и Махинди, вероятно, продолжат драться.

Миссис Уилленс покачала головой:

— Нет. Никакой войны больше не будет. Игра окончена. УМЭД и ГМАОЦА заключили соглашение.

— Соглашение?! — Я подумал, что она шутит.

— Понадобится время, пока в Женеве проработают все подробности, но в целом вопрос уже решен. Небольшой участок, где обнаружены запасы редкоземельных элементов, будет разрабатывать совместное предприятие. Права собственности на эти ископаемые поделят между собой Угази и Махинди. УМЭД в виде компенсации получит долю в разработках ГМАОЦА по добыче касситерита.

— А как же правительство Угази?

— Кого волнует это правительство? Они потеряли один кусочек земли и приобрели вместо него другой. Кому выгодно изменять такое положение? Военным Угази? Они ничего не могут сделать. ООН? Забудьте о нем. Международному суду в Гааге? Между Венесуэлой и той частью земли, что некогда называлась Британской Гвианой, более пятидесяти лет шел спор о границах из-за полезных ископаемых. Кстати, Международный суд его так и не разрешил. А этот спор не продлится и пятидесяти дней. И по очень простой причине. Так решили УМЭД и ГМАОЦА.

— Да какое они имеют право решать?

После всех перенесенных мук мысль о том, что эти сволочи спокойно усядутся в одном из кабинетов Женевы и станут делить награбленную добычу, доводила меня до белого каления.

— А кому же это решать, как не им?

— Эти редкоземельные элементы принадлежат Угази. Их попросту украли.

Миссис Уилленс вздохнула.

— Артур, мы говорим о бизнесменах, а не о бойскаутах, — терпеливо пояснила она. — УМЭД владеет кое-чем, и кусочек этого достояния понадобился ГМАОЦА. Поэтому ГМАОЦА сделало своего рода предложение об обмене, и оно сработало. Так что теперь каждый обрел свою часть, и все довольны. Угазийцы в первое время могут злиться, но, когда станут получать долю от права на недра, тоже успокоятся. Ну, и что тут не так?

— Ничего, миссис Уилленс, — натянуто улыбнулся я. — Это будет отличным прикрытием для кражи средь бела дня.

Барбара рассмеялась.

— Вы моралист, Артур, — сказала она. — Могу я предложить вам еще бокал?

За долгую жизнь как меня только ни называли, но моралистом — никогда. И не уверен, что мне это понравилось. Я почувствовал себя очень глупо.

 

Глава 4

Удивительное дело, когда меня заставляет почувствовать себя дураком женщина, особенно такая привлекательная, я принимаюсь всерьез шевелить мозгами и строить планы. Нет, я думал не о том, как покорить ее, а обдумывал способы вернуться в цивилизованный мир и улучшить собственное положение.

Как ни странно, поистине грандиозную идею подсказала мне пачка паспортов, что так и валялась в моем вещевом мешке.

Я задавал себе всякого рода вопросы.

Например: если я схвачу в уборной чей-то бумажник — это воровство, и все станут кричать; но если ГМАОЦА или УМЭД крадут залежи ископаемых редкоземельных элементов на двести миллионов долларов, это называется «приобретением интереса», и никто не возразит им ни слова. Почему?

Как им удается уйти безнаказанными?

Как я могу остаться безнаказанным, совершив подобное дело?

Нет, я, конечно, не думал о грабеже такого масштаба (миллионы долларов — не для меня), но о сумме, какую способен ухватить человек с моим опытом, чтобы при этом полиция не дышала ему все время в затылок.

Сначала я смотрел на эти паспорта только как на источник дохода. Естественно, я прикидывал, каким образом вернуть их в Амари, но не видел способа это сделать. Кроме того, я знал, что заинтересованные служащие УМЭД могут запросто обратиться к своим консулам, чтобы им выдали новые паспорта. Значит, я никого не приносил в жертву.

Именно изучение и ощупывание кучки этих паспортов и навело меня на мысль о капитале, а не просто о статье дохода.

В основном паспорта были одинаковыми — маленькие книжечки в разноцветных обложках с вытисненными или напечатанными на обложке государственными символами. У некоторых внутренние страницы делались из особой бумаги с водяными знаками и особыми оттисками, но большинство выглядели очень просто. На задней обложке двух паспортов было мелко напечатано название типографии. Эта фирма находилась во Франкфурте, в Западной Германии, хотя паспорта вовсе не принадлежали немцам.

Мысль о подделке мне, конечно, даже в голову не приходила. Люди, подобные заправилам ГМАОЦА или УМЭД, вышли бы из такой затеи чистенькими, поскольку они вне или даже выше закона и в природе не существует полисмена, который посмел бы дышать им в затылок. Если я хотел выйти сухим из воды, то должен был последовать их примеру.

Что меня действительно интересовало в этих паспортах, помимо их цены на черном рынке, так это одно любопытное обстоятельство: эти документы принадлежали гражданам шести стран и, тем не менее, отличались удивительным сходством. Два паспорта были почти одного цвета.

И тогда я начал размышлять обо всех этих странах с новыми названиями — вроде Ботсваны, Лесото, Малагасийской республики и Руанды, о которых большинство людей слыхом не слыхивали. Назовите им прежние названия — Бечуаналенд, Басутоленд, Мадагаскар, Руанда-Урунди, — и те вызовут лишь какие-то смутные ассоциации.

Все эти новые государства ничего не смыслят в выпуске паспортов. Просто возможность их выпускать — один из признаков суверенитета.

Я обдумал еще несколько вопросов.

Сегодня в мире более ста сорока суверенных государств. А почему не может существовать еще одно такое, никому не ведомое государство? И что ему мешает выпускать паспорта?

Что происходит, когда иммиграционный служащий проверяет паспорт?

Прежде всего он смотрит, похожа ли на вас вклеенная в него фотография. Потом проверяет, не истек ли срок действия документа. Если вы въезжаете в страну, где необходима виза, он убеждается в ее наличии. Наконец, коли этот чиновник — из тех подлецов, что держат под конторкой черную книгу, то лезет выяснять, не числитесь ли вы в списках.

Вот и все. Он не задает вам вопросов о вашей стране. Если вы приехали из Бурунди, Бутана, Малави или Габона, он не говорит, что никогда о них не слышал, и не спрашивает, входит ли это государство в ООН. Чиновника это не интересует. У вас есть паспорт, срок его действия не истек. Значит, надо поставить на нем штамп, и служащий его ставит.

К тому времени, когда Уилленс вернулся из столицы, я уже более или менее все обдумал.

— Мне надоело торчать в этом проклятом городе, — сказал я ему. — Давно пора поразмяться. Если УМЭД купит мне билет на самолет, я готов забыть о вашей расписке.

Уилленс явно испытал большое облегчение, но что-то заподозрил:

— Билет на самолет в каком направлении?

— В Танжер.

Он тонко усмехнулся:

— В Танжере не так легко и просто, как в старые добрые времена. Все изменилось, после того как он стал марокканским.

— Меня это вполне устраивает, — заявил я. — Хочу сменить обстановку.

И всего через два дня я покинул Республику Угази.

 

Глава 5

Я оказался прав относительно Танжера. Он не слишком изменился. Мне с легкостью удалось распродать одиннадцать из шестнадцати паспортов, и по очень хорошей цене.

Завтра я улетаю во Франкфурт.

Теперь у меня есть жизненно важная миссия.

В мире полным-полно людей, лишившихся гражданства отнюдь не по собственной вине.

Мне ли этого не знать!

Я жажду помочь этим людям.

Паспорта Нансена более не существует. Я считаю, что выпуск паспортов суверенным государством, созданным исключительно для того, чтобы помочь лицу без гражданства в поиске официального статуса и борьбе против властей, давно запоздал. По понятным причинам в настоящее время его название останется тайной. Однако, создавая такое государство, я считаю это истинной услугой человечеству. Если со временем Артура Абделя Симпсона вспомнят как человека, помогавшего всем отверженным, я буду счастлив.

Нынешняя цена паспорта Панлибгонко в Афинах — тысяча двести американских долларов.

Я считаю это позорным.

Цена моего нового паспорта будет составлять всего пятьсот долларов США или эквивалент этой суммы в любой конвертируемой валюте.

Думаю, это разумно и справедливо.