Итак, он снова был дома. Саша ему так обрадовалась! Она не могла на него наглядеться и называла разными ласковыми именами.

Даже Крикун обрадовался, сконфуженно пробормотал вместо обычных речей: «Пойду обрадую ку-ур!» — и удалился, чтобы не мешать встрече друзей. Иногда и петухи бывают тактичными.

Только Клавдия Григорьевна недовольно поморщилась: «Опять этот Петрушка!» Но и она ничего не сказала.

А сам Петрушка? Ну конечно, он был рад.

Когда Клавдия Григорьевна ушла на работу, он вместе с Сашей обежал все углы своего немножко забытого дома, ткнулся носом в букет желтоватых листьев. («Скоро осень, Петрушка!» — сказала Саша.)

Потом они прошли вместе мимо закрытой двери в Наталкину комнату. («Не тянись туда, Петрушка! У Ирины кончился отпуск, и Наталку опять отвезли к бабушке».)

Потом вышли во двор.

Петрушка увидел знакомую, привядшую уже немного траву, и немного потускневшее солнце, и Крикуна, важно разгуливавшего в глубине двора, тоже уже не такого нарядного, как прежде.

Отчего это все как будто немного потускнело? Может быть, оттого, что уже близилась осень, такая ранняя в этом краю. А может быть, и оттого, что сам он стал немного старше, а главное, жил это время такой яркой, такой театральной жизнью.

Увы, все казалось ему теперь немного поблёкшим. Только там, в театре, была его настоящая жизнь…

Саша сразу это заметила и сначала очень огорчилась.

— Ты совсем забыл меня, Петрушка! — сказала она укоризненно.

— Не забыл! Не забыл! — заторопился Петрушка.

— Ты хороший, Петрушка! — обрадованно сказала Саша.

— Уж-жасно хо-роший! — подтвердил Петрушка.

И все-таки он скучал.

— Знаешь что, Петрушка? — сказала ему однажды Саша. — Давай будем опять с тобой представлять!

— А Наталка? — удивился Петрушка.

— Наталка уехала, да ведь другие ребята остались. Помнишь, они приходили смотреть на нас? Устроим теперь настоящий театр! Такой, как у Олега и Муси. Хорошо?

— Ура! — закричал Петрушка. — Замечательная мысль!

С некоторых пор он иногда произносил такие громкие слова. Сам этого не подозревая, он перенял их у Ученого Петрушки.

И вот они начали готовить свой собственный настоящий театр.

Саша торопилась поскорее закончить все домашние дела, чтобы пораньше приняться за театральные. И Петрушка решил помогать ей.

— Я у Розы научился! — уверял он Сашу.

Петрушке было стыдно признаться, что у Розы он ничем не занимался, а лежал в нафталине, в стенном шкафу. И Саша ему поверила.

— Что ж, хорошо, Петрушка, — сказала она. — Выбери, что ты хочешь делать: чистить картошку или заваривать чай.

— Картошку! Картошку!

— Хорошо. Вот тебе ножик, вот две картофелины, вот вода. А я пойду в магазин за хлебом.

И Саша ушла.

Картофелины были пузатые, светло-коричневые, неприступные.

Петрушка тюкнул одну из них носом — и вдруг на ней появилось маленькое белое пятнышко. Тюкнул еще раз — образовалась дырочка.

— Хо-хо! Вот я какой! — обрадовался Петрушка и стал тыкать в картофелину носом.

«Я придумал, как чистить без ножика! — ликовал он. — Вот обрадуется Саша!»

Но Саша совсем не обрадовалась.

— Ой! — сказала она испуганно и подбежала к Петрушке. — У тебя весь нос грязный!

— А зато картофелина какая! — восхищался Петрушка. — Как е-ежик!

— Да-да, совсем как ежик. Или как терка, — сказала Саша. — Знаешь, что, завари-ка лучше чай. Хорошо?

— Хорошо, хорошо! — согласился Петрушка. Он начал входить во вкус хозяйственных дел.

— А ты сумеешь? — забеспокоилась Саша. — Чай надо сыпать в чайничек. И совсем немного.

— Знаю! — закричал Петрушка.

— И он начал хозяйничать.

Но когда Саша увидела, что он сделал, она даже рука-ми всплеснула:

— Куда же ты всыпал чай, Петрушка?

— В чайничек. Ты же сама сказала — в чайничек!

— Да разве это чайничек! Ведь это большой чайник! А где же чай?

— Высыпал!

— Как, ты высыпал всю пачку? Ведь я же тебе сказала — немножко!

— Я и всыпал немножко. Она была с-совсем маленькая… — обиделся Петрушка.

— Ой, что я скажу тете? — огорчилась Саша. — Она все говорит: надо экономить… Ну ладно, Петрушка, не горюй! Посмотри лучше в окошко, а я побегу куплю еще чаю. А потом мы с тобой начнем делать декорации. Хорошо?

— Хор-рошо, хорошо, — немного обиженно согласился Петрушка.