— Так что за третья проблема? — спросила Кэтрин, усаживаясь на диванчик, стоявший под навесом на балконе. Они, наконец, дошли до той части дома, которую не успели посмотреть вчера. Кэтрин только что пообедала, и напрочь отказалась отпускать от себя Роберта, хоть тот и пытался доказать, что ей стоит сделать передышку и отдохнуть.

Балкон был великолепен — как, впрочем, и всё в замке. И с него открывался чудесный вид на холмы, поросшие густым лесом. Солнце уже близилось к закату, окрашивая всё вокруг чарующими оттенками красного и розового, ложась нежными бликами на старую каменную кладку.

Роберт уселся рядом с ней — Кэтрин никак не могла привыкнуть к тому, что он так запросто может находиться рядом, не пытаясь уйти или уклониться, а скорее желая быть к ней как можно ближе. Он положил руку на спинку диванчика, будто обнимая Кэтрин, но в то же время не прикасаясь к ней. Это было похоже на мечту.

— Я думал, ты забыла, — Роберт улыбался, и сердце Кэтрин замирало от счастья.

— Я помню всё, что ты говорил мне. С самого первого дня.

— Я польщён. Буду тщательнее выбирать темы для разговоров, если ты так серьёзно к этому относишься. Знаешь, пожалуй, подарю тебе блокнот — можешь писать конспект.

Кэтрин фыркнула, не обижаясь — а смысл? Всё равно, она простит его через минуту.

— Ну, — поторопила она.

— Третья проблема пока что наименее актуальна, — Роберт был в своём репертуаре, выражаясь, словно находился на лекции, а не с возлюбленной. — Но, если действительно хочешь знать… — Кэтрин кивнула. Пусть говорит, его так приятно слушать. — Нельзя допустить, чтобы я оплодотворил тебя…

Кэтрин поперхнулась и закашлялась, давясь от смеха, закрыв лицо руками. Боже, он говорил это с таким серьёзным лицом! Кое-как отдышавшись, она посмотрела на него и снова расхохоталась. Он смотрел на неё рассержено и растеряно, было совершенно очевидно, что он не понимает причину её бурного веселья.

— Прости, Роберт, но… Ну, понимаешь, у нас, примитивных человечков, не принято так открыто говорить о подобных вещах, и тем более столь прямо. Серьёзно, я не хотела тебя обидеть.

Он уже успокоился и даже смотрел на неё снисходительно, по своей привычке, приподняв бровь и кивая головой, словно она подтвердила его подозрения.

— Да, я заметил, что вы по какой-то непонятной мне причине очень не любите называть вещи своими именами. Наверное, надо было выразиться более туманно, чтобы тебе было проще воспринимать меня, но я хочу, чтобы ты всё чётко осознавала, Кэтти. Уверяю тебя, если бы ты забеременела от меня, тебе бы сразу перестало быть смешно. Это… откровенно говоря, это вовсе не повод для шуток. Это смертельная угроза для тебя. Нельзя допустить этого. А, учитывая, что ты создана для этого, я беспокоюсь за тебя.

Кэтрин уже не смеялась. Она, конечно, не была так уж сильно обеспокоена своей гипотетической возможностью забеременеть от Роберта — а что, было бы неплохо! — но, видя его отношение к этому вопросу, не хотела его огорчать.

— Ну, значит, мы будем очень осторожны, — сказала она, стараясь придать голосу необходимую серьёзность.

Роберт снова смотрел на неё насмешливо, почувствовав — и как ему только удаётся? — что она говорит не то, что думает.

— Кэтрин, не бери в голову. Я уже понял, что должен буду сам разбираться с этим. Я прошу тебя только об одном: если я скажу тебе что-то сделать, то сначала сделай, а потом уже задавай вопросы, возмущайся и так далее. Хорошо?

— Конечно, — легко согласилась Кэтрин. Она очень любила с ним соглашаться. — А когда мы сможем… Э… Ну… В смысле, а когда я уже достаточно наглотаюсь твоего яда, чтобы не терять голову в твоём присутствии? И чтобы мы могли, наконец… Ну, ты же понимаешь?

Она покраснела, ожидая очередной порции насмешек. Но он вовсе не смеялся и был совершенно серьёзен.

— Не знаю. Кэтти, пойми, это всего лишь теория, хотя я очень надеюсь, что она правильная. Пока что я вижу, что ты прекрасно воспринимаешь мой вененум, с каждым днём всё лучше и лучше. Это даже пугает меня. Не беспокойся, я не собираюсь торопиться и рисковать твоей жизнью.

Кэтрин прикусила губу. Да, именно этого она и боится… В смысле, что это займёт слишком много времени. Сидеть рядом с ним, смотреть в его глаза и слушать бархатный голос — это счастье, и она в восторге от этой возможности, но это же не всё!

— Ах, вот вы где.

Кэтрин вздрогнула, словно её вдруг вытащили из тёплого ласкового моря на холодный воздух. Она отвела глаза от Роберта и увидела Оливию. Та стояла у входа на балкон и смотрела на них. Кэтрин по неистребимой привычке тут же приняла более сдержанную позу, хотя отворачиваться от Роберта было настоящим мучением.

— Либби, что тебе надо? — голос Роберта был холоден, как лёд, и резал слух.

— Услышала, как вы тут воркуете, и зашла спросить, как дела. Помешала?

— Нет, что ты, — возразила, было, Кэтрин, но Роберт перебил её.

— Разумеется. Дела отлично. Можешь идти.

Кэтрин сгорала от стыда. Он даже не обернулся к сестре! Она заёрзала на месте, чувствуя себя крайне неуютно. Меньше всего она хотела бы, чтобы из-за неё возникла очередная семейная ссора. Вполне достаточно, что Роберт рассорился из-за неё с Еленой.

— Кэтрин, откровенно говоря, я бы хотела поговорить с тобой, — Оливия, казалось, ничуть не смутилась неласковым приёмом. Она подошла и встала прямо перед ними. Кэтрин стало совсем не по себе: всё же, Оливия — дама, леди, вне всяких сомнений, а он сидит, как истукан, с каменным лицом, и даже не подумал встать и предложить сестре присесть.

— Да, Оливия, я слушаю, — по крайней мере, её-то Оливия ни в чём упрекнуть не сможет.

— Либби, уйди, — Роберт соизволил взглянуть на сестру. Лучше бы он этого не делал. Кэтрин была в замешательстве, не понимая, что за кошка между ними пробежала, и от души надеясь, что дело не в ней.

— И не надейся, — это относилось к Роберту. К Кэтрин же Оливия обратилась намного мягче. — Кэтрин, ты должна повлиять на Роберта. Видишь ли, он отказывается есть из-за тебя. Это было бы смешно, но, к сожалению, это скорее грустно. Конечно, можно посидеть на диете две недели, даже три. Но месяц — это перебор.

— Всё сказала? — Кэтрин вдруг вспомнила, где слышала этот ледяной тон — в Голубых кедрах, у Елены. Всё же, яблочко от яблони…

— Теперь всё, — покладисто согласилась Оливия, посылая Кэтрин настойчивый и предупредительный взгляд. — Пока.

— Смотри, не упади, — пожелал Роберт с таким видом, что становилось ясно, что он от всей души желает сестре как раз обратного.

Оливия даже и бровью не повела и ушла. Смотря на её удаляющуюся великолепную фигуру, к которой привыкнуть, наверное, просто невозможно, Кэтрин вздохнула. Вот так да, это что же, Оливия полагает, что она в состоянии в чём-то убедить её упрямого брата? Вот уж вряд ли.

Кэтрин впервые взглянула на Роберта не как на воплощение невероятной красоты, а как на человека, которому тоже нужно, оказывается, иногда принимать пищу. И в самом деле, почему же она не заметила раньше? У него белоснежная кожа, но сейчас он действительно кажется очень бледным, бледнее, чем в Англии, хотя закатное солнце отбрасывает красноватый отблеск на его лицо. И под глазами, если посмотреть повнимательнее, заметны голубые тени. Она мало знакома с привычками этих существ, но месяц без еды — да как он жив ещё? Не говоря уже о том, что ходит, разговаривает и носит её на руках по этажам.

— Зачем ты так поступаешь? — Кэтрин решила не форсировать, а попытаться понять причину — Роберт всегда поступает разумно и рационально, значит, и у этого есть основания.

— Потому что так я менее опасен для тебя.

Понятно. Что тут можно возразить?

— И долго ещё ты собираешься морить себя голодом?

— Столько, сколько потребуется.

Кэтрин не переставала удивляться — он очень странный, как понять его? Как объяснить, что ей важно, чтобы ему было хорошо. Какие слова подобрать?

— А если я скажу, что не буду бояться тебя, если ты поешь?

— Спасибо, Кэтти. Но ты вообще не боишься ничего, что связано со мной, так что это не очень убедительно. Может, сменим тему?

— Конечно, — зачем возражать? Проще согласиться и поступить по-своему. — Я вот подумала, а что если ты уронишь меня? Ну, если и дальше будешь становиться всё менее и менее опасным. Кстати, если ты вдруг умрёшь, то станешь вовсе безопасным… Правда, это мне очень не понравилось бы.

Роберт вдруг рассмеялся. Кэтрин на всякий случай осторожно улыбнулась, не спуская с него глаз.

— Либби умеет добиться своего, — сказал он, недобро усмехаясь. — Кэтрин, я ведь не шучу. Если я пойду на охоту и напьюсь свежей крови и наемся свежего мяса, то мы с тобой уже так спокойно не посидим, любуясь на закат. Я стану угрозой для тебя. И пока пища будет усваиваться — а это займёт несколько дней — мне придётся держаться от тебя подальше. Ты готова к этому?

— А насколько подальше? — решила уточнить Кэтрин.

Роберт вздохнул, словно признавая неприятный факт.

— Не знаю. Я же ещё этого не пробовал. Кэтрин, ты, может, вообще ещё жива только потому, что я изначально встретил тебя, когда уже чувствовал голод. Я мало общаюсь с людьми, и перед поездкой к Драгону специально не ел, чтобы не испортить ничего. Нет, ты не понимаешь… — сказал он, видя, что Кэтрин продолжает смотреть на него с осуждением.

— Роберт, пожалуйста, сделай мне одолжение.

Он долго смотрел ей в глаза, и Кэтрин собрала всю волю, чтобы не отвернуться. Она вовсе не хочет, чтобы ему было плохо из-за неё. Тем более что ещё не известно, что это действительно как-то повлияет на их отношения. Она подсознательно доверяла ему так, как никому и никогда ещё не верила в своей жизни.

— Как скажешь. Но имей в виду, я говорил серьёзно. Несколько дней я буду шарахаться от тебя.

Она кивнула. Посмотрим. Он раньше всё время от неё шарахался, и что? Теперь смирно сидит рядом, и всё в порядке. Так что теории и рассуждения — это только теории и рассуждения.

Кэтрин читала один и тот же абзац уже в третий раз. Она пробегала глазами по строчкам, но тут же отвлекалась и забывала то, что прочла. Вздохнув, она отложила книгу и откинулась на спинку кресла, прикрыв глаза.

В комнате была так жарко натоплено, что она попросила Франсину приоткрыть окно, и лёгкое дуновение свежего воздуха колыхало прозрачную штору. Кэтрин смотрела на это невидящим взглядом, задумавшись.

Она убедила Роберта покончить с голодовкой, и, когда взошла луна, он и Оливия ушли, сказав, что скоро вернутся. Кэтрин отпустила их с лёгкой душой, довольная, что так просто убедила в чём-то упрямого Роберта. Хотя ей показалось, что Оливия и не сомневалась в её успехе. Интересно, что знает Оливия, чего не знает Кэтрин?

Но теперь, оставшись в одиночестве и безуспешно пытаясь сосредоточиться на книге, Кэтрин вдруг засомневалась. Она вовсе не хотела думать о том, чем сейчас занимаются Роберт и его сестра, но картинки так и лезли в голову. Они едят свежее мясо и пьют свежую кровь… Она зябко повела плечами, несмотря на жару в спальне. Она ещё как-то могла представить себе Роберта-охотника — в конце концов, она видела его в драке с Кингсли, и тогда он был больше похож на зверя, чем на разумное существо. Но изумительная, утончённая Оливия… Это не укладывалось в голове.

И почему бы им просто не есть мясо со скотобойни? — подумалось ей. Она снова передёрнула плечами, почувствовав приступ тошноты, и решительно взялась за книгу, чтобы отвлечься.

Несколько минут борьбы с неподатливым текстом — а ведь это её любимая Бронте, которую она взяла в их библиотеке — убедили Кэтрин, что это занятие сегодня вечером обречено на провал. Со вздохом она отложила книгу. Спать не хотелось совсем. И Роберт к ней не придёт: она попросила его, но он так на неё посмотрел, что у неё мурашки по спине пробежали, и заявил, что будет готов попробовать увидеть её не раньше, чем завтра ближе к вечеру, да и то под бдительным оком Оливии. Господи, сколько же у них сложностей, у этих созданий! И почему он так не верит самому себе, если она в него верит?

От мыслей её отвлёк неясный шум. Сначала Кэтрин не обратила на него внимания, но потом вдруг напряглась и насторожилась. Книга упала на пол, но Кэтрин даже не заметила этого. Привстав, она подошла к окну и осторожно выглянула. Никого во дворе. Может, ей почудилось?

Внезапно она услышала громкий крик, от которого мороз побежал по коже. Замерев, Кэтрин испуганно смотрела на дверь. Но нет, до неё дошло, что крик раздался снизу. Но — Бог мой — это был крик ужаса.

Всё, казалось, смолкло, и Кэтрин выдохнула, пытаясь убедить себя, что всё в порядке. Внезапно раздался новый вопль — на сей раз Кэтрин даже подпрыгнула от неожиданности и страха. Тишину, в которую был погружён старый замок, разрезали крики.

Кэтрин чувствовала, как её охватывает паника. Она не понимала, что происходит. Первой мыслью было спрятаться, забиться в какой-нибудь угол и закрыть голову руками, в надежде, что вопли прекратятся, и всё закончится. Но это же был не вариант. И потом… Холодея от страшных догадок, Кэтрин поняла, что она должна знать. Должна. Даже если…

Тело действовало само по себе, словно отделившись от перепуганного сознания. Она осторожно открыла дверь и тихо выскользнула в коридор. Дошла до лестницы и в один миг взлетела на третий этаж. Слава Богу, никто ей не помешал. Она остановилась отдышаться, но новый крик пронзил тишину, и она подбежала к развешанному на стене арсеналу. Дрожащими руками сняла пистолет — она сможет с ним справиться, если будет такая необходимость.

Крики перешли в нечленораздельный вой — так воет в агонии смертельно раненое животное. Даже и не будь у неё оружия, Кэтрин не смогла бы оставаться безучастной. Это было выше её сил. Внизу молило о помощи живое существо, и голос был женский, скорее даже девичий.

Ноги дрожали, но рука сжимала пистолет, и Кэтрин пошла по лестнице вниз. Ей было непередаваемо страшно. И более всего она боялась, что увидит Роберта.

Второй этаж — крики прекратились, но через пару секунд раздались снова — теперь уже другой голос, тоже женский, звучал глуше, но не менее ужасно.

Кэтрин остановилась у спуска на первый этаж и посмотрела на пистолет. Стоит ли идти? Она махнула головой, отгоняя эту мысль. Она должна знать.

Первое, что она увидела, ступив на лестницу, ведущую вниз, было тело женщины. Оно лежало на нижних ступеньках в неестественной позе. Голова незнакомки была повёрнута к ней, и Кэтрин тут же поняла, что женщина мертва. Изо рта сочился тонкий ручеек крови, вливаясь в красную лужу, в которой лежало тело. Одежда убитой — а, скорее, растерзанной — была разорвана, и Кэтрин почувствовала, что её сейчас вырвет. Она увидела кости, выпирающие кроваво-белым из сломанного тела.

Но это было ещё не всё. Что-то двигалось внизу, у входа. Кэтрин перевела остекленевший от ужаса взгляд туда, и заорала. Прекрасное мраморно-белое тело совершало вполне понятные движения, ритмично колеблясь, над распластанным телом совсем юной девушки. Кэтрин видела, что та лежит в крови — её собственной крови, но была пока жива. И это не её вопли Кэтрин слышала с третьего этажа. Во всяком случае, сейчас жертва молчала, только хрипы и тихие стоны срывались с её окрашенных багровым губ.

Существо, терзавшее девушку, услышало вопль Кэтрин и отвлеклось. Оно подняло голову и уставилось на замершую в ужасе Кэтрин взором, в котором не было ничего человеческого. Длинные тёмные волосы, пропитанные красным, прилипли к белоснежной коже лба, глаза горели звериным блеском. Одним грациозным движением, заставившим Кэтрин застыть на месте, существо вскочило на ноги и направилось к ней. Голодный блеск алчного взгляда тёмно-синих глаз буквально пригвождал Кэтрин к месту. В этом было что-то от гипноза. Это было ужасно, и это было нереально красиво. Кэтрин видела Роберта, только гораздо, гораздо моложе — ему можно было дать лет шестнадцать-семнадцать. Он приближался к ней бесшумной плавной походкой, грудная клетка поднималась и опадала, завораживая, испачканные красным руки тянулись к ней.

— Нет, Эдриэн, — удалось ей выдавить из себя мольбу. — Пожалуйста, не надо.

Внезапно Кэтрин вздрогнула от очередного крика. Машинально она отметила, что он донёсся из гостиной. Значит, там ещё кто-то есть. Впрочем, ей-то до этого никакого дела нет. На неё надвигался Эдриэн. Остановившись на мгновенье посередине лестницы, он глубоко втянул в себя воздух. Его глаза вспыхнули и засверкали.

— Фертида, — прошептал он мечтательно.

— Нет, — собрав волю в кулак, крикнула Кэтрин.

Дальше всё происходило слишком быстро, чтобы мозг успевал соображать. Она увидела, как Эдриэн собрался, готовый преодолеть последние несколько ступеней, что разделяли их, одним большим прыжком. Рука Кэтрин, державшая пистолет, взметнулась вверх. Она и не помнила, как нажала на курок. Раздался громкий — ужасающе громкий — грохот от выстрела. Рука Кэтрин дёрнулась от отдачи, причиняя ей страшную боль. Пистолет вылетел и упал вниз по ступеням. Эдриэн застыл и непонимающим взглядом уставился на красное пятно, расползавшееся по его груди. Он перевёл на Кэтрин взгляд, полный недоумения, и бесшумно осел вниз, слетев по лестнице.

— Эдриэн, — прошептала Кэтрин неслышно, одними губами, ещё не в силах осознать, что она натворила.

Автоматически она повернулась на звук. Из гостиной вышел молодой человек — наверное, немногим старше Эдриэна, в котором Кэтрин тут же признала ещё одного из этих ужасных созданий. Он бросил взгляд на тело Эдриэна, упавшее к подножию лестницы, и, зарычав, бросился на неё.

Кэтрин громко закричала, понимая, что ей настал конец. Пистолет был далеко внизу, она была абсолютно беззащитна. Упав на пол, она закрыла голову руками, понимая, что это бесполезно.

Она приготовилась почувствовать удар, услышать, как хрустнут её кости, но вместо этого услышала громкое рычание и звук, будто на лестницу обрушилась скала. Дрожа всем телом, она открыла глаза. У подножия боролись два жутких создания, одно из которых было одето, и в котором в следующий миг она узнала Роберта. Борьба была почти беззвучной, яростной, и заняла не больше минуты. Роберт вскочил и со всей силы ударил ногой по еле шевелящемуся телу поверженного врага. Что-то отвратительно хрустнуло, и юноша застыл в неподвижности.

Роберт обернулся к ней, и Кэтрин почувствовала, что дрожит мелкой дрожью. Она никогда не видела ничего более прекрасного. И более устрашающего. Его лицо исказилось, хриплое дыхание вырывалось из груди, словно работал мощный насос. Он сделал шаг к ней, и на что-то наткнулся. Переступив, он пошёл дальше, но вдруг повернулся назад и застыл. У его ног лежало тело его сына.

Кэтрин пыталась встать, но ватные ноги не слушались, и дрожащие руки были бесполезны. Разум давал ей ясную команду — бежать. Но этого она как раз делать не собиралась. Нет, если он захочет убить её — значит, так тому и быть. Она беззвучно открывала губы, пытаясь произнести его имя, но он не слышал её.

Последнее, что она помнила, было лицо Роберта — оскал, громкий рёв, вырвавшийся у него. Он был около неё уже через полсекунды, и Кэтрин даже не пыталась сопротивляться. Она упала на пол, чувствуя, как огромная тяжесть придавливает её вниз. Запах его крови обрушился на неё — она не ощутила боли, только поняла, что он придавил её к полу. Её губы раскрылись в последней попытке прошептать его имя.