Семнадцатого апреля мы покинули Вустер и направились в замок Хартлбери, который находился в семи милях от него и служил основной резиденцией епископа Вустерского вне пределов города. Мне сразу же понравилось это место. В замке был прекрасный пруд, садок для кроликов и олений парк. Пока наш двор оставался там, мы каждый день охотились и ловили рыбу, но очень скоро вновь тронулись в путь. В ту весну мы добрались до самого Миттона, где река Северн разбивается на рукава, вращающие колеса многочисленных мельниц, а затем через густые леса и засеянные поля поехали в сторону города Бьюдли. Прибыв в этот город, мы остановились в поместье Тикенхилл. Оно возведено на самом верху холма и стоит посреди красивого парка, а городские дома толпятся ниже на склонах.

Так — медленно, но верно — двор принцессы двигался к замку Ладлоу в двадцати милях от Вустера, в котором заседает правительство Уэльса. В замке уже много месяцев велось строительство, однако леди Солсбери все еще почитала его непригодным для приема принцессы крови. Вместо этого мы остановились в Оукли-Парке к северо-западу от Ладлоу. То была резиденция сэра Уильяма Томаса, который на время нашего пребывания перевез свою семью в другое место.

Весна превратилась в лето, и я забыла о странном поведении Марий — принцессы и фрейлины. С последней мы вновь прекрасно ладили. Я продолжала рассказывать разные истории — то в тишине нашей опочивальни, то в парадном зале или в личных покоях принцессы, когда мы сидели за пяльцами. Однажды я решила пересказать старинное предание о Флуаре и Бланшефлер, которое в свое время услышала из уст своего отца. Сидевшие подле меня фрейлины и принцесса ловили каждое мое слово, пока я подробно описывала, как Бланшефлер была продана купцам и отправлена в Вавилон, как Флуар последовал за ней, нашел ее среди девственниц во дворце султана и спас. Счастливый конец вызвал у моих слушательниц возгласы восторга и одобрения. В царстве легенд и преданий, а уж тем более в реальной жизни торжество истинной любви случается не так уж часто.

— Все мужчины должны хранить верность своим возлюбленным, — заявила Сесилия.

— Мой жених так и поступает, — твердо сказала Анна, отметая любую возможность возражений с нашей стороны.

Я обменялась многозначительным взглядом с Мэри Фицгерберт. Все мы были наслышаны о тех сложностях, которые вызвало желание сэра Джайлза Гревиля взять в жены Анну Рид. Леди Солсбери не одобряла этот союз, но были и другие препятствия. Леди Рид, мать Анны, настаивала на том, чтобы в брачном договоре за ее дочерью была закреплена небывалая по размерам и щедрости вдовья доля. Сэр Джайлз, несомненно, горел желанием увидеть Анну своей женою, но не настолько, чтобы безропотно удовлетворить любые требования будущего тестя. А поскольку отец Анны был слишком болен, чтобы участвовать в переговорах, они тянулись и тянулись, и было неясно, смогут ли стороны в конце концов договориться между собой.

— Женщине не пристало самой выбирать себе мужа, — проговорила принцесса. Как уже часто случалось раньше, она рассуждала скорее как умудренная опытом добродетельная двадцатипятилетняя женщина, а не как десятилетняя девочка.

— Ни одну женщину нельзя принуждать к браку с тем, кто ей противен, — голос произнесшей эти слова Сесилии был по обыкновению тих, но весьма настойчив.

Я подумала, что, возможно, она сама раньше отвергла такого поклонника. Сесилии уже исполнилось двадцать лет, значит, ее отец не первый год подыскивал ей супруга.

— Мы должны подчиняться родителям, — ее высочество не поднимала глаз от шитья. — Когда я стану старше, я выйду замуж за принца из другой страны, как в свое время моя мать, и навсегда оставлю родину.

Мне показалось, что тут голос принцессы предательски задрожал, а руки на мгновение прервали работу, но то был единственный знак нежелания Марии покидать в будущем Англию и все, что было для нее привычно и мило.

Я нахмурилась, поколебалась, а затем все-таки решилась заговорить:

— Ваше высочество, позвольте напомнить, что вы — единственная наследница нашего короля. Потому вы должны оставаться здесь. Может быть, когда-нибудь вы станете королевой Англии в своем праве.

Окружающие уставились на меня так, словно у меня выросла еще одна голова. Почувствовав, что отступать некуда, я продолжила свою мысль:

— Если у отца всего один ребенок и это — дочь, то она должна унаследовать его владения и титул. Я сама такая наследница.

— Молчи, Тэмсин, — прошипела Анна, — даже говорить о смерти короля — это государственная измена…

— Но я не говорила о смерти короля… — начала я, а затем замолчала, поняв, что неправа. Как же еще могла принцесса Мария стать королевой, как не в случае кончины своего родителя?

— Прошу прощения, ваше высочество, — заторопилась я. — Я только хотела сказать, что, если в любой семье у ее главы нет сыновей, тогда дочь должна стать законной наследницей.

— Я уверена, что в один прекрасный день у моего отца родится сын, которому и перейдет трон, — отчеканила принцесса, а затем добавила тихим и печальным голосом: — Когда-то, еще до моего рождения, у моего отца был сын, однако он прожил всего несколько дней. Но у меня будут еще братья, вот увидите. Я ежедневно молю Бога об этом.

— Если у вас появится брат, вы перестанете быть принцессой Уэльской, — заметила Мэри Фицгерберт.

— Но я все равно останусь принцессой. По правде говоря, я от этого только выиграю, потому что вернусь ко двору моего отца и смогу вновь видеться с матерью.

Мария Витторио подняла руку, желая погладить принцессу по плечу, но вовремя вспомнила о своем подчиненном положении и остановилась. Чтобы утешить принцессу, она сказала:

— Ваше высочество, ваш отец наверняка подберет вам в мужья прекрасного принца. У вас с ним пойдут свои детки, и таков будет счастливый конец вашей истории.

Мы все закивали в подтверждение, ибо всех нас с младых ногтей учили, что дети — благословение Божие. «Плодитесь и размножайтесь» — вспомнила я евангельскую заповедь, но принять ее сердцем пока не могла. Я была самой младшей в семье, почти не имела дела с младенцами и не почитала общение с ними за счастье. К тому же, насколько я поняла из уклада жизни при дворе принцессы, особы королевской крови проводили совсем немного времени со своими детьми после их рождения.

— А я знаю, за кого хотела бы выйти замуж, если бы это решение зависело только от меня, — пробормотала Сесилия.

— За кого же? — тут же спросила я, стремясь увести разговор как можно дальше от опасной темы королевских браков и престолонаследия.

— Его зовут Рис Мэнсел, он из Уэльса, — ответила Сесилия.

— А где ты познакомилась с ним? — спросила принцесса Мария, вновь превращаясь в маленькую любопытную девочку.

— Он не служит при дворе, — добавила всезнающая Мэри Даннет.

— Так и есть, — подтвердила Сесилия, — но кое-какие связи у него имеются. Муж леди Кэтрин, сэр Мэтью Крэддок, был опекуном Риса, когда тот был маленький.

— А почему леди Кэтрин не зовется «леди Крэддок»? — спросила я. Я давно хотела узнать ответ на этот вопрос и сейчас увидела прекрасную возможность выпытать хоть немного о загадочном прошлом главной придворной дамы принцессы. — Она — дочь герцога?

Только к дочерям герцогов и графов нужно было обращаться по имени, добавляя перед этим «леди», вне зависимости от родовитости их супругов. Если бы леди Кэтрин уступала своему мужу в знатности, ее следовало бы звать «леди Крэддок».

— Он был графом, — ответила Сесилия. — Его титул — граф Хантли.

— Но в Англии графов с таким титулом нет, — возразила Мэри Даннет. — Леди Кэтрин по рождению шотландка.

Никто из нас не знал таких подробностей, и мы убедили Сесилию поделиться с нами всей историей жизни леди Кэтрин от начала и до конца, пока никто из придворных дам не подошел к нашему тесному кружку.

— Она родилась на самом севере Шотландии в семье графа Гордона, — начала Сесилия свой рассказ. — Первой женой ее отца была одна из принцесс царствующего дома Шотландии. Поскольку леди Кэтрин Гордон была девушкой высокородной, король Шотландии — не помню который, но его точно звали Яков, они там все Яковы, — выдал ее замуж за молодого человека, объявившего себя законным наследником английского престола. Он утверждал, что он — Ричард, сын короля Англии Эдуарда IV, и что он чудом спасся из лондонского Тауэра.

Мы все закивали, подтверждая, что это заявление не могло быть правдой. Любой человек в нашем королевстве знал, что принц Ричард и его старший брат, бывший краткое время королем Эдуардом V, были злодейски убиты их дядей-узурпатором, который занял место юного Эдуарда и провозгласил себя королем Ричардом III. Этот самый Ричард, к большой радости всех англичан, был разбит в великой битве Генрихом Тюдором, дедом принцессы Марии, ставшим нашим новым королем под именем Генриха VII.

— Человек, женившийся на леди Кэтрин, — продолжала Сесилия, — на поверку оказался простолюдином — иностранцем по имени Перкин Уорбек. Когда он попытался завоевать трон Англии, то был захвачен и казнен.

Не знаю, кто из нас был более удивлен — я или принцесса, — когда мы узнали, что леди Кэтрин была когда-то замужем за самым известным самозванцем, претендовавшим на английский престол. Мы все слушали так внимательно, что, если бы кто-нибудь из нас уронил иголку, это прозвучало бы как гром среди ясного неба.

Не знаю, заподозрили ли что-нибудь старшие придворные дамы, сидевшие в другой части парадного зала и занятые сложнейшей вышивкой, натянутой на гигантские пяльцы, но никто из них к нам не подошел. Среди них находилась и леди Кэтрин, но она ни разу не взглянула в нашу сторону.

— Перкин Уорбек, — продолжала Сесилия, — везде возил за собой свою бедную жену. Когда он был захвачен, ее также задержали, но не бросили в тюрьму. Вместо этого дед вашего высочества сделал ее придворной дамой своей супруги и вашей бабушки, королевы Елизаветы Йоркской.

У принцессы от гнева потемнело лицо, а губы сжались. Мэри Даннет не заметила этих знаков приближающейся бури и воскликнула:

— Но леди Кэтрин сейчас замужем за сэром Мэтью Крэддоком, разве нет? Значит, это история со счастливым концом.

— Может и так, — согласилась Сесилия, но в голосе ее слышалось сомнение, — но сэр Мэтью Крэддок — ее третий муж. Вторым был рыцарь по имени Стрейнджвейз.

Тут Сесилия заговорила так тихо, что ее слова было трудно разобрать. Так как я сидела совсем рядом, мне удалось услышать, как она пробормотала:

— Она вышла за сэра Мэтью Крэддока всего лишь через месяц после того, как сэр Джеймс Стрейнджвейз умер.

Молчание, наступившее после откровений Сесилии, решилась нарушить лишь принцесса. Голос ее был почти так же тих, как и у ее фрейлины, но он дрожал от едва сдерживаемых чувств:

— Так, значит, она была замужем за претендентом на трон. Она хотела стать королевой вместо моей бабушки…

Если бы взгляд, который она бросила на леди Кэтрин, мог ранить, последняя истекла бы кровью здесь и сейчас.

— Жена должна делать то, что велит ей муж, — напомнила я ее высочеству, — и леди Кэтрин сама не замышляла злого дела, иначе ваш отец никогда бы не доверил ей заботу о вас.

Как старшая придворная дама, леди Кэтрин следовала в дворцовой иерархии сразу же за леди Солсбери.

— Возможно, никто не рассказал моему отцу ее историю, — промолвила Мария. К этому времени она уже смогла обуздать свои чувства. Принцесс воспитывают так, чтобы они умели скрывать свои мысли от всего мира.

— Королю ведомо все, — заявила Анна с непоколебимой уверенностью. Когда мы с недоверием уставились на нее, она надула губы и торопливо произнесла: — Я это точно знаю, мне сэр Джайлз сказал. Король просто обязан иметь своих шпионов везде и всюду.

Глаза принцессы Марии сузились:

— Мой отец никогда не будет шпионить за мной!

— Конечно, ваше высочество, — поспешила согласиться с ней Анна. — Зачем ему это?

Немного успокоившись, принцесса вернулась к своему прерванному занятию и принялась старательно подрубать рубашку. Мы постоянно шили одежду для бедняков, но я никогда не видела ни на ком ничего из того, что сшила. Потом она все-таки пробормотала:

— Кто-то должен был мне заранее рассказать историю леди Кэтрин.

— Возможно, вас не хотели расстраивать, ваше высочество, — предположила Мария Витторио.

Принцесса Мария на минуту задумалась, не прекращая работать иглой, а затем изрекла:

— Лучше заранее узнавать обо всех вещах, пусть даже и неприятных, чем прозябать в неведении.

Почему-то я была уверена, что теперь ее высочество никогда не будет относиться к леди Кэтрин так, как раньше.