Из Оукли-Парка двор принцессы переехал в Вустер, где задержался почти на две недели. Оттуда в конце августа мы перебрались в аббатство Эвешэм, которое, впрочем, оказалось лишь остановкой на пути в поместье Лэнгли, что в графстве Оксфордшир. Принцесса буквально изнывала от нетерпения, что было неудивительно, так как в Лэнгли она должна была присоединиться ко двору отца, объезжавшего свое королевство. В первый раз за целый год принцесса Мария смогла бы увидеться со своими родителями.

Должна признаться, что я позавидовала ей. Ведь почти столько же времени я не видела свою мачеху. Иногда мне даже казалось, что я забыла, как выглядит Бланш. В детстве я была любимицей отца и проводила с ним долгие часы. В последний год его жизни подле него была Бланш, но она никогда не пыталась занять мое место в сердце моего родителя. Теперь, после года разлуки, я о ней почти и не вспоминала, так как стала частью новой семьи. Вместо родителей у меня были сестры, и каждая была мне дорога почти так же, как если бы была моей кровной родней.

После Рождества я получила всего одно письмо от мачехи, которая продиктовала его наемному писцу. В нем говорилось лишь то, что она теперь почти все время проводит в доме в Бристоле, завещанном ей моим отцом. После того как в наши с ней жизни вошел сэр Лайонел Даггет, она больше не появлялась в поместье Хартлейк.

Получив это письмо, я в очередной раз задумалась, что же будет с моим наследством, но недолго предавалась этим невеселым мыслям, ибо до того дня, пока я не достигну совершеннолетия, сэр Лайонел мог беспрепятственно им распоряжаться. Сейчас передо мной стояла гораздо более насущная задача — где взять темы для новых историй? Хотя принцесса не возражала против того, чтобы я вновь и вновь пересказывала те повести, которые ей особенно полюбились, нужно было время от времени потчевать моих слушателей свежими блюдами. Очень скоро я научилась как бы вышивать наново по готовой канве, придумывая удивительные приключения некоторым самым привлекательным героям.

В Лэнгли я надеялась отдохнуть от необходимости постоянно развлекать принцессу и ее приближенных. Каждое лето король Генрих и королева Екатерина вместе со всем своим двором переезжали из одного замка в другой, чтобы на них могли взглянуть их подданные в самых разных уголках страны. При этом за монархами следовали не только придворные и слуги, но и шуты с музыкантами, веселившие своих господ. Кроме того, хозяева резиденций, предоставляемых монаршей чете, заботились о том, чтобы их гости не скучали. Летние странствия королевского двора также позволяли избегать сутолоки и грязи столицы, где в жару в любой момент могла разразиться эпидемия чумы или иной опасной болезни.

Поместье Лэнгли располагалось в миле от Берфорда, прямо на границе с Вичвудским лесом. Места там очень красивые, но, когда мы только прибыли туда, мне некогда было смотреть по сторонам, ибо я жаждала лишь одного: хоть одним глазком взглянуть на короля Англии Генриха VIII.

И вот этот момент настал. Каково было мое первое впечатление? Король Генрих показался мне самым высоким человеком, которого я видела в жизни. Самым рослым, самым статным… За те месяцы, что я находилась на службе принцессе, я заметно вытянулась, но и сейчас король возвышался надо мной подобно башне. Все вокруг по сравнению с ним казались карликами.

Второе, что поразило меня в нашем монархе, — это сияние драгоценных камней, которыми он был усыпан буквально с головы до ног. Каждая деталь его одежды была богато украшена, а все вместе драгоценности выгодно оттеняли его лицо и фигуру. Внешность его, казалось, не имела изъянов и притягивала восхищенные взгляды. Король брил бороду, как и большинство мужчин при его дворе, открывая твердую линию подбородка. Волосы его блестели и цветом напоминали листы красной меди. Хотя черты его лица для мужчины были достаточно тонкими, а кожа — белой и гладкой, ничто в его облике не казалось женственным или изнеженным. Тело его было сильным и гибким, как у записного турнирного бойца, каковым он, впрочем, и являлся. Руки и грудь нашего повелителя были покрыты могучими мышцами, ноги длинные и крепкие. Он буквально источал мужественность и обаяние и, кроме того, как мне показалось, был искренне рад вновь увидеться с дочерью.

Принцесса Мария опустилась в реверансе, радостно улыбаясь до ушей. Если бы она была обыкновенной девочкой, а король — просто отцом, то, я уверена, она бы с радостным воплем кинулась к нему в объятия, а он подхватил бы ее на руки. Однако дворцовый этикет не поощрял подобных проявлений чувств.

— Пресвятой Георгий и Пречистая Дева Мария! — воскликнул король. — Да ты выросла чуть ли ни на целую голову, пока была вдали от нас.

— Да, отец, обо мне очень хорошо заботятся.

Король расхохотался так, что ему эхом ответили могучие балки над парадным залом Лэнгли.

— Отлично, девочка моя, — произнес он своим глубоким голосом, — ты не представляешь, как я рад это слышать.

Теперь для того, чтобы приветствовать дочь, вперед вышла королева Екатерина, остававшаяся до того совсем незаметной в тени своего супруга. Ее величество явно была старше короля. Частые беременности сделали ее сутулой и очень полной. Ее волосы почти полностью скрывал огромный островерхий чепец, и можно было увидеть лишь несколько золотисто-рыжих прядей, которые уже начали седеть. И еще королева оказалась совсем невысокой. Даже принцесса Мария, которая сама не могла похвастаться большим ростом, уже переросла мать.

За спиной королевы расположился целый «цветник» хорошеньких фрейлин. Все они были гораздо моложе и привлекательнее ее величества. В их присутствии королева Екатерина казалась еще старше и некрасивее, чем была на самом деле. Некоторые девушки из свиты королевы были почти моего возраста, другие постарше, но почти все имели яркий румянец, белую кожу, светлые волосы и легкую склонность к полноте.

Лишь одна из них была исключением и потому резко выделялась на общем фоне. Эта девица была очень стройна, чтобы не сказать худа, кожу имела смуглую, а глаза такие большие и темные, что они казались совсем черными. Она привлекала внимание исключительной элегантностью, уверенностью манер, безупречностью осанки. Я уставилась на нее во все глаза, подмечая высокие скулы, прямой, довольно длинный нос, вытянутое овальное лицо. Ее нельзя было назвать красавицей, но за необычной внешностью явно скрывался сильный дух.

Когда я вновь перевела взгляд на королеву Екатерину и ее дочь, то увидела, что они обменялись официальными приветствиями, после чего принцесса принялась рассказывать своим родителям о том, чем она занималась в Уэльской Марке. Королева слушала с неослабным вниманием, а его величество явно заскучал.

Внимание короля переключилось на дам и девиц из свиты его дочери. Вдруг я почувствовала, что взгляд его серо-голубых глаз остановился на мне. Смутившись, я тотчас присела в реверансе, но тяжелый взгляд короля продолжал жечь макушку моей склоненной головы. Длилось это всего минуту, но мне показалось, что прошла вечность. Наконец я решилась поднять взгляд. К моему большому облегчению, король потерял интерес ко мне. Он оживленно, но тихо, чтобы его не могли слышать другие, беседовал со своей родственницей, графиней Солсбери. Я сказала себе, что, видимо, вообразила невесть что. У великого Генриха VIII не было ни малейших причин обращать на меня внимание.

Через некоторое время король, королева и принцесса удалились в покои, где могли продолжить свою беседу в более приватной обстановке, а все, кто остался, оказались предоставлены сами себе. Я как раз рассматривала гобелен искусной работы в парадных покоях, отведенных для принцессы Марии, когда меня вызвали в комнату, где находились их величества.

Король с королевой сидели в огромных креслах у стола, разделявшего их, а принцесса примостилась у ног матери на подушке. Здесь же находилось еще не менее дюжины придворных и слуг, но все они держались у самых стен, не на виду.

— Так ты — та самая девочка, о которой говорил Даггет? — спросил меня король, когда я выпрямилась после очередного поклона.

Этот простой вопрос застал меня врасплох. Мне захотелось со всей горячностью опровергнуть любую связь между сэром Лайонелом и мной, но не стоило отрицать очевидное.

— Сэр Лайонел Даггет — мой опекун, ваше величество, — уточнила я. Леди Кэтрин как-то сказала мне, что Генрих предпочитает, чтобы его величали именно так, а не «ваше высочество» или «ваша светлость».

— Он уже нашел тебе мужа?

— Если и так, милорд, то мне он об этом не сказал, — я почувствовала, что слова мои прозвучали довольно непочтительно, но, к моему облегчению, король лишь улыбнулся.

— Мне бы не хотелось, чтобы мисс Лодж оставила мою службу, отец, — вмешалась принцесса Мария. — Она рассказывает удивительные истории и развлекает нас лучше любого барда.

Королева Екатерина нахмурилась:

— Надеюсь, это поучительные и возвышающие душу истории?

Поскольку король с королевой сидели так, что не могли видеть лица своей дочери, повернувшейся ко мне, они не заметили озорную искорку, блеснувшую в ее глазах.

— О да, madre. Тэмсин родом из Гластонбери, и она знает все о священных реликвиях, хранящихся в этом достославном аббатстве.

Я промолчала, ибо сомневалась, что королева одобрит некоторые из тех старинных романов, которые я пересказывала ее дочери. Отец мой прочел много книг и никогда не видел причин, чтобы сокращать или изменять их содержание, если считал нужным своими словами передать мне любую из них, а у меня была прекрасная память. И я, не задумываясь, легко воспроизводила перед своими слушательницами то, что услышала много лет назад. Видимо, не стоило мне быть такой опрометчивой, раз королева настолько строго относилась к воспитанию дочери.

Теперь я поняла, что нужно было поостеречься и не пересказывать, например, «Худородного сквайра», где королевская дочь влюбляется в обыкновенного рыцаря. Екатерина точно не одобрила бы эту историю… Или «Уильяма, принца Палермо», где главной злодейкой выступает испанская королева — она превращает героя в волка при помощи магии.

— Что ж, когда-нибудь мы захотим их послушать, — воскликнул король, а затем мановением руки отпустил меня.

Я тотчас удалилась из королевского покоя — надо ли говорить, что голова моя кружилась и перед глазами все было как в тумане. Я собиралась сразу же уйти в палатку, которую разбили в саду для размещения фрейлин принцессы, ибо усадьба Лэнгли имела лишь один небольшой господский дом, в котором не удалось устроить на ночлег всех, кто сопровождал короля и королеву в их путешествии.

Из толпы перед дверями в королевские покои, которая состояла из придворных и местных жителей, жаждавших вручить свои прошения королю, мне навстречу выступил человек. Прошло больше года с того дня, когда я последний раз видела сэра Лайонела Даггета, но я узнала его без труда. Я замерла на месте и уставилась на него, а мои руки и ноги сковал беспричинный ужас.

Мой опекун удостоил меня лишь небрежным приветственным кивком:

— Мисс Томасина, приветствую вас! Надеюсь, у вас все хорошо.

Я ответила ему столь же неглубоким реверансом и лишь бросила в ответ:

— Сэр Лайонел, — голос мой осекся на его ненавистном имени. — У меня все в порядке, как вы изволите видеть.

Он улыбнулся, но лишь одними губами, глаза оставались холодными и недобрыми.

— На одну минуту, Томасина, — быстро сказал он.

Он не дал мне возможности отказаться, крепко и больно схватив за руку. Анна Рид наблюдала за нами с другого конца парадного зала с обеспокоенным выражением лица. Я улыбнулась ей, дабы показать, что не нуждаюсь в помощи, но обрадовалась, что останутся свидетели того, как я покидала дом в компании моего опекуна, и он об этом знает.

Я не представляла, чего можно было от него ожидать. Вряд ли сэр Лайонел попытался бы покуситься на мою честь, но мне делалось все более и более не по себе по мере того, как мы с ним удалялись из-под защиты толпы. Он не умерил шаг, пока мы не достигли тихого уголка двора, где он резко толкнул меня к стене, а сам встал передо мною так, что своей крупной фигурой полностью закрыл меня от глаз проходящих.

— Ты расцвела за последние месяцы, Томасина, — проговорил он своим хриплым, скрежещущим голосом. Как и раньше, от одного только звука этого голоса меня передернуло от ненависти. — Что ж, ты сумела оправдать выданные тебе авансы и сейчас по красоте почти сравнялась со своей мачехой.

При дворе принцессы я научилась соблюдать приличия и вести светскую беседу, а потому недрогнувшим голосом произнесла в ответ:

— Вы льстите мне, сэр Лайонел.

Комплимент его был столь же неискренним, как и тот, что он сделал в первую нашу встречу, и в его глазах было то же задумчивое выражение, словно он что-то подсчитывал в уме.

— Кстати, король также это заметил, — продолжил он свою мысль. — И я очень рад своему приобретению.

Я не сразу поняла, что он имеет в виду приобретение им права опекунства надо мною. Руки мои, спрятанные в складках пышной юбки, тотчас сжались в кулаки. Что толку говорить ему, что я — не его собственность. Во всех смыслах я была лишь игрушкой в его руках.

Я попробовала сменить тему разговора:

— У меня почти не было вестей из дому с тех пор, как я присоединилась к свите принцессы Марии, — начала я. — В поместье Хартлейк дела идут хорошо?

— Ваше поместье процветает, — уверил он меня.

— А управляющий? Хьюго Уинн все еще занимает этот пост?

— Да, и он останется на нем… до поры до времени…

— А мои лошади? Мой брат хотел получить потомство от Светоча Хартлейка.

— Я нашел для этого скакуна лучшее применение.

— Вы его продали?

Меня предупредили, что сэр Лайонел имеет право продавать любых принадлежащих мне домашних животных, но эта новость все равно стала для меня серьезным ударом. Пытаясь задавить в себе острое чувство потери, я чуть не пропустила важные слова сэра Лайонела:

— В течение нескольких следующих недель принцесса будет путешествовать вместе с королем и королевой, а значит, у вас будет много возможностей выдвинуться — теперь уже при королевском дворе.

Нахмурившись, я осмелилась поправить его:

— Место фрейлины — в задних рядах, за спиной ее госпожи. Таковы правила!

— Ну, фрейлины королевы никогда особо не чтили эти правила и, не таясь, выставляют свои прелести напоказ.

Я чувствовала, что грязные намеки сэра Лайонела оскорбляют меня, хотя я и не совсем понимала, почему. Я не слышала ничего порочащего о фрейлинах королевы Екатерины. Тогда не слышала…

— Чего вы от меня ждете? — прямо спросила я своего опекуна.

— Я желаю, чтобы вы произвели на короля столь же благоприятное впечатление, как и на его дочь. Постарайтесь, чтобы он вас запомнил. Служба принцессе — лишь одна из ступенек на пути наверх. Вы должны постараться сделать так, чтобы вас взяли на службу королеве. А потом, если представится возможность, заставьте короля полюбить себя так крепко, как вас уже полюбила принцесса.

Меня чуть не стошнило от отвращения. Гнусность того, что предлагал этот человек, лишила меня дара речи. Наверное, я не так поняла… Не может быть, чтобы мой опекун предложил мне…

— Я вам не шлюха, — прошептала я.

— Каждая женщина — шлюха, — прошелестел в ответ сэр Лайонел. — И ты, милочка, сделаешь то, что тебе велено, а не то я выдам тебя замуж за старого нищего, больного оспой.

Лицемерная улыбка сэра Лайонела испарилась, и теперь у меня не было никаких сомнений в его искренности.

— Я… У меня нет возможности… — попыталась выкрутиться я.

— Значит, ты ее изыщешь. И какое бы ни было твое место при дворе, используй его мне во благо. Король, если найти к нему правильный подход, может пожаловать земли или разрешение на ввоз или вывоз дорогих товаров, теплое местечко. Мне уже удалось получить кое-какие милости от его величества, и среди них — как раз такое теплое местечко в Корнуолле. Но какой бы синекурой оно не было, кое-какие обязанности у меня имеются, и они требуют моего присутствия в этом западном графстве. Так что ты, Томасина, будешь представительницей моих интересов при дворе. Принцесса Мария скоро оставит земли Уэльской Марки, и ты — вместе с нею. Разыграй свои карты умело, девочка моя, и мы с тобой оба будем в выигрыше.