Наступил февраль, который весь двор проводил в Хэмптон-Корте — еще одном великолепном дворце, полученном королем от кардинала Вулси. Здесь только что были закончены работы по отделке нового крыла, которое решено было назвать Банная башня. На первом этаже в башне располагались конторы дворцовых служб, кабинеты чиновников и кладовые. На втором — библиотека из двух залов и королевская сокровищница. А на третьем находилось помещение, давшее название всей этой части дворца и примыкавшее к спальне короля и его кабинету, — то была ванная комната. О ней судачил весь двор. Говорили, что там прямо в пол вделана огромная ванна с двумя кранами — из одного текла холодная вода, а из другого горячая! Я мечтала хоть одним глазком взглянуть на такую диковинку, но не имела права даже близко подходить к личным покоям короля. Нам — придворным дамам и прислуге женского пола — даже не дозволялось заходить на новую галерею, соединявшую Банную башню с опочивальней короля в старой части дворца.
Впрочем, у меня был доступ почти во все остальные помещения. Ведь никто дважды не взглянет на девушку в форменном платье, торопящуюся куда-то по дворцовым переходам, в доме, где проживает почти две тысячи человек.
Как только мне представилась возможность, я отправилась на поиски мистера Томаса Кромвеля. До меня дошли слухи, что здесь, в Хэмптон-Корте, у него есть свой кабинет. Я не видела королевского адвоката со дня нашей краткой встречи в Виндзоре. С тех пор у меня не были никаких известий о состоянии поместья Хартлейк ни от сэра Джаспера, ни от мистера Кромвеля. А ведь последний в присутствии леди Мэри Рочфорд подтвердил, что выяснит, какие действия предпринял сэр Лайонел Даггет и что за документ я подписала сразу после своего шестнадцатилетия.
Очень скоро мне должно было исполниться двадцать лет. И еще через двенадцать с небольшим месяцев я смогу вступить во все права наследства… если от этого самого наследства вообще что-нибудь осталось.
Мистер Кромвель не узнал меня. Пришлось напомнить, кто я такая.
— Ах да, — поморщился он. — Вы — наследница поместья Хартлейк и других имений в Сомерсетшире и Глостершире. Я послал человека, чтобы он разобрался в вашем деле на месте.
— И ваш человек вернулся? — я изо всех сил старалась не повышать голоса. Покровительственный тон мистера Кромвеля очень меня раздражал.
— Подождите минутку…
Я ожидала, что сейчас адвокат примется рыться в высоченных стопках документов, загромождавших его письменный стол. Некоторые из них были так высоки, что грозили обрушиться в любой момент. Вместо этого королевский законник закрыл глаза. Я заметила, как под веками у него шевелятся глазные яблоки, словно он просматривал страницу за страницей некоего гроссбуха в поисках нужных сведений. Прошла минута или две, и глаза мистера Кромвеля широко открылись.
— Вы не получали недавно писем от своей мачехи? — спросил он.
Меня как будто ударили обухом по голове, ноги мои подкосились, и я схватилась за край стола:
— От Бланш? Что с ней стряслось?
Двигаясь гораздо быстрее, чем можно было ожидать от человека столь плотного телосложения, он обошел стол, сбросил тяжеленный свод законов с одного из табуретов и усадил меня на него:
— Садитесь, мисс Лодж. И не надо слез и причитаний. Леди Лодж жива, если вы опасаетесь за ее жизнь.
— Тогда что с ней? Почему вы спросили, не получала ли я от нее писем? — Испуг мой миновал, но на смену ему пришло чувство вины. Я почти не вспоминала о Бланш все эти годы, теша себя мыслью о том, как она живет-поживает в тишине и покое своего дома в Бристоле, оставленного ей отцом.
Мистер Кромвель вновь сел за стол и принялся внимательно разглядывать меня, поигрывая пальцами сложенных перед собой рук. Затем он изрек:
— Сэр Лайонел Даггет месяц назад женился на вашей мачехе.
Я онемела от изумления. Конечно, и речи не шло о том, что Бланш и сэр Лайонел могут полюбить друг друга. Наверняка он женился на ней, чтобы завладеть ее состоянием и прибрать к рукам мое имущество, да так, чтобы я и пикнуть не смела. Отказавшись от первоначального замысла сделать меня своей женою, сэр Лайонел воспользовался другим способом. Он явно собирался сыграть на моей привязанности к мачехе. Жена всецело находится во власти мужа, значит, во имя благополучия Бланш я должна буду прекратить оспаривать его притязания на мое наследство.
— Естественно предположить, — продолжал мистер Кромвель, подтверждая мои выводы, — что коль скоро вам еще не исполнился двадцать один год, вы, оставаясь на службе при дворе, позволите вашему новому отчиму управлять вашими поместьями.
— Значит, я не могу подать на него в суд?
Мистер Кромвель сощурил глаза и внимательно посмотрел на меня:
— Вы, должны быть довольны тем, что столь уважаемый джентльмен будет и впредь заботиться о ваших интересах.
Я с трудом сдержала себя, чтобы не высказать мистеру Кромвелю все, что я думаю о нем и сэре Лайонеле. Я лишь поблагодарила королевского адвоката за его совет и выскочила вон. Чувства захлестнули меня уже в коридоре, за дверями его кабинета. Из глаз хлынули слезы, и я побежала, не разбирая дороги и чуть не сбив с ног проходящего мимо стражника. Тот со смехом отстранился и пошел своей дорогой на дворцовую кухню. Я осталась стоять там, где он оставил меня, трепеща от отчаянья, горя и гнева. Никогда еще я не чувствовала себя более беспомощной, чем сейчас. Я оказалась всего лишь пешкой в коварной игре, разменной монетой, переходящей из рук в руки.
Я не сомневалась, что сэр Лайонел подкупил Кромвеля, а тот посулил не давать делу хода. Как же еще объяснить вдруг возникшее у него благожелательное отношение к моему опекуну?
Я ничего не могла сделать, чтобы помочь Бланш. Если попытаться найти другого адвоката и попробовать с его помощью получить обратно свои земли, мне придется оставить двор и вернуться в Хартлейк. А я не могла бросить службу у леди Анны, когда наконец-то мне удалось более или менее расположить королевскую фаворитку к себе. С того самого дня, как я вручила леди Анне в подарок игральные карты, она очень подобрела ко мне. Если я уйду, то нарушу клятву служить принцессе Марии и защищать ее.
Через несколько дней я получила письмо от сэра Лайонела. Начав его читать, я сразу поняла, почему помощник священника, которого столь уважала моя мачеха, так и не ответил мне. Сэр Джаспер умер в ноябре. Дочитав послание сэра Лайонела до конца, я скомкала письмо и подавила в себе желание разразиться самыми отборными ругательствами. Каким-то образом мое письмо сэру Джасперу после его смерти попало в руки сэра Лайонела. И мой опекун, столкнувшись с тем, что я заинтересовалась судьбой своего наследства, сделал ответный ход. Ему удалось убедить или заставить мою мачеху выйти за него. А теперь он мог сделать с Бланш все, что угодно: избивать, не выпускать из дома, морить голодом — никто его не остановит. «Муж жену учит», — только и скажут люди. И он сполна воспользуется своей властью над новой женой, ежели я причиню ему хоть малейшие неприятности.
С особой тщательностью я разгладила письмо и перечитала одну фразу в нем, от которой у меня мурашки побежали по телу. Сэр Лайонел аккуратно подбирал слова, но его намек был так же прозрачен, как вода чистого пруда в спокойный летний день: «Ваша мачеха и ваши земли будут в полной безопасности под моим попечением, коль скоро вы ныне и впредь будете поддерживать меня при дворе».