Замок в Гринвиче, 3 ноября 1520 года

Вернувшись после очередного вечера, во время которого состоялось застолье и маскарад, леди Анна застала в своих покоях в Гринвиче ожидавшую ее Мадж Геддингс. Выглядела она дурно. Щеки Мадж, обычно всегда румяные, а теперь мертвенно-бледные, утратили привычную пухлость.

Хотя Анна и предлагала Мадж приезжать к ней в любое время, если той понадобится помощь, она не ожидала, что ее подруга и вправду без предупреждения появится при дворе. По последним слухам, дошедшим до Анны около двух месяцев тому назад, Мадж жила со своей матерью в Пенсхерсте, где также находилась и ее дочь.

Заметив, что Мадж недавно плакала, Анна прошла к солидному дубовому буфету и достала оттуда графин с вином и два кубка.

По тому, что Мадж сразу выпила так много вина одним глотком, Анна догадалась, что та пытается набраться храбрости перед предстоящим трудным разговором. Это не предвещало ничего хорошего. Удобно устроившись в кресле и сбросив с усталых ног туфли, в которых она танцевала, Анна стала ждать, когда ее подруга будет готова посвятить ее в свои переживания.

В отличие от замка в Виндзоре и дворца в Элтэме, где были отдельные бальные залы, Гринвич не мог похвастаться подобной роскошью, но король решил эту проблему, приказав вынести всю мебель из большого зала для приемов. Анна до сих пор считалась одной из самых искусных танцовщиц при дворе, но теперь уже не могла исполнять без устали павану за паваной.

Через пару минут Мадж отставила свой кубок с вином. Она сидела у окна на сундуке с плоской крышкой, подтянув колени к груди и крепко обхватив их руками.

– Что вас тревожит? – спросила Анна ласково, подавшись вперед.

Мадж открыла рот, но не произнесла ни звука. Боясь, что она снова разрыдается, Анна, быстро подойдя к ней, заключила ее в объятия, чтобы утешить. Мадж пересела, поджав под себя ноги, и Анна последовала ее примеру, садясь лицом к Мадж на устланном подушками сундуке.

Шмыгнув носом еще раз, Мадж выдавила из себя жалкую улыбку.

– Я не знала, куда пойти, – прошептала она. – Я так боялась.

– Эдварда? – спросила ее Анна.

Может, ее брат возражал против переезда Мадж в Пенсхерст?

– За Эдварда. Я боюсь за его жизнь.

Анна крепко взяла Мадж за плечи и пристально взглянула ей в глаза. Она чувствовала, как та дрожит в ее руках.

– Что случилось?

– Вы знаете, что Чарльз Найветт оставил службу у герцога? – спросила Мадж.

Анна кивнула, и Мадж продолжила:

– У него больше нет дел ни в Пенсхерсте, ни в других имениях герцога, но я видела его там всего три дня назад. Он разговаривал с сэром Робертом Гилбертом и еще одним человеком, в котором я узнала слугу кардинала Уолси. Я видела его при кардинале в Долине золотой парчи.

От одного лишь упоминания имени Уолси у Анны стало тревожно на душе, но степень обеспокоенности Мадж поставила ее в тупик. Могло быть множество причин, по которым ее кузен Чарльз посетил Пенсхерст, а Гилберт служит у ее брата канцлером.

– Почему вас так это взволновало, Мадж?

– Потому что мастер Найветт знает слишком много о делах герцога, а сэр Роберт – еще больше.

– Они оба долгие годы служили нашей семье и пользовались доверием герцога. Нет ничего удивительного в том, что они…

– Вы не понимаете! – встревоженно воскликнула Мадж.

Анна опустила руки на колени, но продолжала внимательно смотреть Мадж в глаза.

– Ну, так расскажите мне!

– Я пыталась привести свои мысли в порядок, – начала Мадж. – Мне не известно о том, что сэр Роберт имеет против герцога, но Найветт затаил обиду на Эдварда за то, что тот отказался выдать ему вещи его сестры после ее смерти. Там есть что-то еще, но я не знаю что, только то, что Найветт не очень радовался своей отставке с поста землемера герцога.

– Эдвард уволил его?

– Неизвестно, но, как бы там ни было, Найветт остался без средств к существованию. Что, если он продает кардиналу информацию?

– Даже если и так, Мадж, это еще не значит, что он может причинить Эдварду какой-либо вред. Каждый, кто желает карьерного роста, шпионит за всеми остальными. Ничто не остается тайным при дворе Тюдоров.

Голубые глаза Мадж снова наполнились слезами.

– Ах, Анна, если правда выплывет наружу, ваш брат будет обречен.

Анна сжала кулаки, сминая свою бархатную юбку. Медленно отпустив ткань, она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Вот они и подошли к главному. Ей следовало бы отослать Мадж и не слушать ее откровений.

– Какая правда, Мадж?

– Во всем виноват монах, – выпалила Мадж. – Его предсказания убедили вашего брата в том, что ему судьбой предначертано править Англией. Эдвард уверовал, что никто не сможет ему в этом помешать. Он испугался, когда король призвал Балмера к ответу за то, что тот носил его ливрейный знак. Эдвард действительно тогда боялся ареста, но даже тот случай не заставил его отказаться от своих притязаний. Теперь он, похоже, вообще забыл об опасности.

Монах? Какой монах? Анна знала, кто такой Балмер и что ее брат получил выговор за то, что вручил ливрейный знак слуге короля, но она не могла уяснить себе значение остального, сказанного Мадж.

Однако затем у нее возникло смутное воспоминание о каком-то монастыре, которому Эдвард делал пожертвования много лет назад. Хэнтон? Нет, Хинтон. Кажется, так.

Анна ощутила, как кровь отхлынула от лица, когда она припомнила кое-что еще. Тогда, охваченная жаждой мести брату за то, что он сослал ее в обитель Литтлмор, она написала Томасу Уолси. В то время он был не кардиналом, а всего лишь священником, венчавшим их с Джорджем. В письме Анна жаловалась на дурное с ней обращение и сообщала о неуместной поддержке ее братом этого и еще одного религиозного учреждения. Она упомянула название Хинтон, узнав о пожертвованиях этому монастырю Эдварда от Мадж.

Неужели она навлекла на брата неприятности? «Это вполне возможно», – с ужасом подумала Анна. Уолси собирает секреты и как паук терпеливо плетет сети интриг, дожидаясь, когда жертва сама в нее угодит, а затем наносит удар. Пока ему был нужен Эдвард, ее брат находился в безопасности, но как только Уолси решил с ним враждовать…

В душе Анны начинала подниматься волна панического страха, заставившая ее сильно хлопнуть ладонью по подушкам. Затем женщина снова обратила внимание на Мадж.

– Давайте начнем сначала, – велела она. – Рассказывайте мне все, что вас тревожит, особенно то, что касается этого монаха и его предсказаний.

Мадж так и поступила. Она изложила историю целиком, и под конец Анна уже знала, что Николас Хопкинс, монах из обители Хинтон, является пророком, особенно в своих предсказаниях о том, что Эдвард однажды станет королем.

– Как Эдвард мог быть таким глупцом? – спросила Анна задумчиво. – Ни один разумный человек не верит в то, что пророки знают будущее. Под их прогнозами нет твердой почвы. Единственно верный способ предсказать судьбу человека – это составить его гороскоп, опираясь на астрологию, но и тогда истолковать полученные данные непросто. Ты, должно быть, помнишь, как Эдвард рассказывал нам о предсказании придворного астролога короля Генриха Седьмого о том, что последним ребенком королевы Елизаветы будет мальчик и что после его рождения она проживет еще много лет. А в действительности Елизавета Йоркская умерла, рожая девочку.

– Самого худшего я еще не рассказала, – сказала Мадж негромко. – Эдвард угрожал лишить короля Генриха жизни, притом собственной рукой.

Анна грузно привалилась к косяку. Не имело значения, были ли сказаны эти слова в сердцах или в спокойном состоянии духа. Такая угроза являлась изменой.

– Кто еще слышал, как он это говорил?

– Мне известно точно, что слышал Найветт, но сэр Роберт Гилберт, сэр Джон Делакурт и лорд Бергавенни также беседовали с герцогом с глазу на глаз.

Анна внезапно выпрямилась, встревоженно округлив глаза.

– Эдвард грозился убить короля в присутствии Бергавенни?

Несомненно, Бергавенни представлял бо́льшую опасность, нежели Найветт. Будучи бароном, он был вхож в придворные круги. Его младший брат был среди близких друзей короля.

Мадж пересказала Анне разговор, подслушанный ею в галерее в Блэчингли.

– Миледи, прошу вас, мы должны что-нибудь сделать, чтобы предотвратить катастрофу!

– Я даже не знаю, что мы сможем предпринять.

Эдвард приговорил себя своими собственными словами, но и Анна усугубила его положение несколькими необдуманными строками письма.

Десять лет назад она провела много часов, смакуя месть своему брату, дурно с ней обошедшемуся и навлекшему на нее позор, но даже тогда она желала лишь поставить его в затруднительное положение, а не отправить на смерть. Чувство вины и печаль овладели женщиной при мысли о том, насколько незначительные вещи могут привести к столь ужасающим последствиям.

Мадж схватила ее за руку.

– Король однажды уже простил его за сказанные в сердцах слова.

– То было совсем другое, не столь важное.

Губы Анны искривила горькая усмешка. Эдвард был в ярости, когда его изгнали со двора за то, что он сослал ее в монастырь. Он не стеснялся в выражениях перед королем Генрихом, и, тем не менее, прошло не больше месяца, как он был прощен.

Отослав сестру в Литтлмор, он не совершил преступления, расцениваемого как измена.

Анне было что еще сказать Мадж, но возвращение Джорджа положило конец их конфиденциальному разговору. Пришлось отпустить Мадж и Мериэл на поиски места для ночлега, после чего Анна изобразила на лице лучезарную улыбку в адрес своего супруга. Она решила пока что оставить при себе то, что узнала – Анна не видела необходимости обременять этим кого-либо еще.

На следующий день, находясь в апартаментах королевы, Анна искала возможность переговорить со своей сестрой. Она уселась с пяльцами на той же скамье, где сидела Элизабет, подрубая рубахи для бедняков. Мысли Анны были далеки от вышивки. Она подумала, что ее нужно будет спороть и выполнить заново, когда у нее будет поспокойнее на душе. Анна надеялась, что Элизабет не замечает, как неуклюже она орудует иглой.

Тоном настолько непринужденным, насколько это было в ее силах, Анна спросила, что нового слышно об их брате. Она знала, что Элизабет постоянно поддерживает с ним связь. Эдвард даже иногда спрашивал у нее совета.

– Он сожалеет, что пропустил крестины первенца Мэри, – сказала Элизабет.

– А разве были какие-то особенные причины, помешавшие ему присутствовать при этом?

Анна подумала, что, возможно, лорд Бергавенни, муж Мэри, попросил его не приезжать, в надежде избежать встреч со своим тестем-крамольником.

– Эдвард об этом ничего не говорил, но, возможно, у него просто слишком много дел в Торнбери.

Элизабет холодно улыбнулась Анне, и та послушно склонилась ближе к ней, молча побуждая сестру выложить все секреты. Элизабет повела себя вполне предсказуемо.

– На прошлой неделе Эдвард созывал совет.

Подобно королю, герцог также имел при себе тайных советников.

– Он указал на свою бороду…

– Эдвард отрастил бороду?

Мадж не рассказывала об этом. Элизабет недовольно нахмурила лоб из-за того, что ее перебили.

– Он указал на свою бороду, – повторила она, – и сообщил советникам, что дал перед лицом Бога зарок не бриться до тех пор, пока не увидит Иерусалим.

Анна удивленно уставилась на нее.

– Эдвард собирается совершить паломничество в Палестину? Эдвард?

Элизабет отложила шитье в сторону, обратив на Анну все свое внимание. На этот раз ее улыбка была искренней.

– Он хорошо все это обдумал, даже назначил людей, которые будут управлять его имениями в его отсутствие. Эдвард сообщил советникам, что эта поездка принесет его душе больше радости, чем земельный надел стоимостью десять тысяч фунтов, подаренный королем.

Анна ощутила, как округлились ее глаза от такого преувеличения. Это было совсем не похоже на Эдварда.

– Он надеется получить у короля разрешение покинуть Англию в ближайшие дни, хотя, возможно, понадобится некоторое время, вероятно, год-два, чтобы все подготовить для такого путешествия.

То, что Эдвард намеревается сбежать из страны раньше, чем станут известны его крамольные речи, было для Анны единственным разумным объяснением этой затеи. Она нахмурила лоб, размышляя, чем она могла бы ему в этом помочь. Чем раньше он покинет Англию, тем лучше.

Анна задумалась, с кем бы еще она могла это обсудить, не вызывая лишних подозрений. Жаль, ее второго брата, Генри, нет при дворе. Сельская жизнь пришлась ему по вкусу, и в последнее время он редко выбирался за пределы своих загородных имений. Остается Уилл Комптон…

К великому удивлению Анны, стычка у барьера, похоже, разрядила атмосферу между Джорджем и Уиллом. Вряд ли они когда-нибудь снова станут близкими друзьями, но со времени возвращения из Франции они терпимо относились друг к другу, находясь при дворе. Анна в последнее время также чувствовала себя свободнее в присутствии Уилла, хотя по-прежнему иногда ловила на себе его полный вожделения взгляд. Все трое радовались тому, что при дворе нет леди Комптон. Она вернулась в Комптон Уиниэйтс и, видимо, там и останется.

Анна тщательно выбрала время, перехватив Уилла в ту минуту, когда он шел через внутренний двор по какому-то поручению короля. Подстроившись под его шаг, она улыбнулась. Он обратил на нее настороженный взгляд.

– Чему я обязан удовольствием оказаться в вашем обществе, леди Анна?

– Любопытству, – ответила она. – Я слышала, что мой брат запросил дозволение отправиться в паломничество в Иерусалим. Как вы полагаете, король даст ему на это разрешение?

– Его величество скорее удовлетворит эту просьбу, чем позволит Букингему увезти сотни слуг с собой в Уэльс.

– Эдвард намеревается так поступить? Чего ради?

Анна остановилась, вынуждая и Уилла последовать ее примеру.

– Чтобы собрать арендную плату. По крайней мере он сам так заявил.

Что-то в тоне Уилла заставило Анну заподозрить, что король – или, может, кардинал, – сомневается в правдивости этого заявления. Они стояли возле скамьи, скрытой в беседке из зелени. Анна села, и после недолгого раздумья Уилл присоединился к ней.

– Что вы хотите узнать, Анна?

– Я понимаю, что вас с Эдвардом не связывает взаимная симпатия, но все же, какие у вас основания полагать, будто он лжет насчет необходимости сбора ренты?

– Герцог собирается взять с собой свиту в три или даже четыре сотни человек. Содержание такого количества подданных смахивает на попытку собрать армию.

Анна не смогла сдержать приступ смеха, отчасти от облегчения, что Уилл не обмолвился о монахах и пророчествах, но по большей части потому, что поняла, зачем Эдварду понадобилось столь многочисленное сопровождение.

– Арендаторы в Уэльсе недолюбливают моего брата, – объяснила она. – Ему нужно столько людей, чтобы обеспечить собственную безопасность и заставить своих должников заплатить то, что ему причитается. Большинство из них имеют давнюю задолженность. Мне это известно, поскольку Эдвард также управляет земельными владениями Джорджа в Уэльсе и наша рента не собрана.

– И тем не менее просить разрешения взять с собой четыреста человек… Другие аристократы были обвинены в незаконном содержании прислуги и брошены за решетку и за меньшее.

– Как будто я не знаю настоящей причины! – бросила Анна, утратив шутливый тон. – Еще мне известно, что обвинение в незаконном содержании прислуги – не что иное, как предлог взимать с неудачливых аристократов огромные штрафы, а также удобный способ наполнить казенные сундуки или отправить с глаз долой придворных, чье присутствие стало нежелательным. Как, хотела бы я знать, его величество собирается оштрафовать моего брата, если тому не позволено собирать деньги со своих должников?

Анна вскочила на ноги и, повинуясь охватившему ее возмущению, убежала со двора. Этим она обезопасила себя от ненужных вопросов со стороны Уилла.

Когда она входила в свои покои, на ее лице играла улыбка.

– Ваши тревоги обоснованны, – сказала Анна Мадж позже в тот же день, – но пока Эдварда подозревают лишь в содержании слишком большого числа прислуги. Если бы было иначе, Уиллу Комптону было бы об этом известно.

– Кто-нибудь все узнает, – возразила обеспокоенная Мадж. – Слишком много людей слышало о пророчестве.

– Однако я думаю, что Эдвард уже изменил свое мнение насчет его правдивости.

Она посвятила Мадж в планы своего брата совершить паломничество. Мадж задумчиво кивнула.

– За последний год он стал более религиозен.

– Я не вижу причин, по которым король не позволил бы Эдварду уехать. Как только он покинет Англию, ему ничего не будет грозить.

– Не считая опасностей путешествия, – сказала Мадж.

– На все воля Божья.

Если ее брат пострадает от рук короля, она будет испытывать угрызения совести, но если с ним случится несчастье в путешествии, предпринятом с целью искупления своих грехов, это будет совсем другое дело.