Он зашевелился, осознав вдруг, что сидит здесь несколько часов и что это викторианское и, следовательно, большое кресло недостаточно велико для него. У него онемели ноги. Он провел рукой по тому месту, где образовались щербинки от его ногтей. Оттолкнувшись от кресла, он встал.

В зале кто-то был… Он обернулся. Стоя на лестнице, Лиза наблюдала за ним почти с таким же бесстрастным, как и у него, выражением лица. Он так ушел в свои мысли, что не слышал, как она пришла.

Как и на остальных обитателях туннелей, на ней была разномастная, но тщательно подобранная одежда, где все компоненты прекрасно сочетались друг с другом. Она напоминала пейзаночку из какого-нибудь балета: длинная, пышная, доходящая до щиколоток юбка, блузка с длинными рукавами и вокруг шеи — платки. Таз и бедра были стянуты треугольной цветной шалью, окаймленной бахромой.

Винсент ждал. Он чувствовал, что не может говорить, — его все еще обжигали недавние воспоминания. Склонив голову набок, она внимательно разглядывала его. Молчание затянулось. Ухватившись обеими руками за перила, она полезла на них.

— Что случилось? — спросила она тоном девочки, изображающей мать. Просительные нотки в ее голосе совсем не вязались с настороженным выражением глаз. — У тебя такое странное лицо.

Она подошла поближе и хотела дотронуться до него. Он понял, что не может встретиться с ней взглядом, и уставился в пол. Он почувствовал, как ее юбка коснулась его ноги.

— Что-то случилось, но это не важно, — сказала она беззаботным голосом. Она немного отступила, но, когда он посмотрел ей в лицо, снова приблизилась. Глаза ее были по-прежнему недоверчивы, но сейчас в них отражалась тревога. Она дотронулась до его руки и слегка сжала ее, затем заглянула ему в глаза: — Ну что, о чем ты думаешь?

Голос его звучал так, будто он не разговаривал несколько лет:

— О том, что здесь произошло… в этом зале.

Лицо ее осветилось улыбкой. Развернувшись, она широко раскинула руки.

— Праздник зимы! Свечи, музыка…

— О том, что произошло между нами.

И хотя он говорил шепотом, она сразу замолчала. Она резко повернулась и воззрилась на него с застывшей улыбкой на устах. Он заставил себя продолжить.

— Все эти годы я не мог себя простить… за то, что сделал тебе больно.

Он не мог сказать, о чем она думает — ни по выражению ее лица, ни по выражению ее глаз. Она только сжимала и разжимала руки на талии, сама не замечая этого.

— За то, что ты вынуждена была уйти.

Она тряхнула головой и беспомощно протянула к нему руки.

— Винсент, — сказала она серьезно. — Я собираюсь начать новую жизнь.

Он смотрел на нее с отчаянием, смешанным с чувством вины и страдания. Она действительно ничего не понимает? Она пересекла комнату и приблизилась к нему, не отрывая от него взгляда, как будто могла таким образом убедить его в правдивости своих слов.

— Ты слишком чтишь прошлое, Винсент, — мягко сказала она. — Это было… — Она беспомощно тряхнула головой. — Это ничего не значит. Так, детская игра.

Она погладила его по плечу и направилась к лестнице, собираясь уходить.

Он закрыл глаза. Слова, так много слов, и все они ничего не значат, — их смысл не доходит до другого человека. Он вдруг почувствовал себя страшно уставшим.

— Значит, мы сейчас играем?

— Сейчас?

Хотя он говорил тихо, она его услышала, остановилась и повернулась к нему лицом.

Она выглядела такой потерянной, стоя там, на лестнице, такой одинокой. Если уж он не мог найти подходящих слов и убедить ее, что она должна сейчас чувствовать? Его злость на то, что она с ним играла, и чувство безысходности вмиг исчезли. Осталась лишь уверенность, что он должен ей помочь, что его любовь к ней (уже, правда, не слепое юношеское обожание) все еще сильна. Он кивнул.

— Теперь, когда ты в опасности, когда ты боишься, — сказал он мягко, но настойчиво. — Я ведь знаю, Лиза, что ты боишься. Что ты прячешься.

Она резко отвернулась от него, как бы полагая, что, не видя, она и не услышит его слов, — и затихла.

— Ты живешь в мире иллюзий, но иллюзии проходят. — Он дотронулся до ее руки, и внутри у него все перевернулось, когда она непроизвольно отпрянула и устремила на него взгляд, полный ужаса и боли. — Лиза, — прошептал он. — Ты должна мне доверять, как прежде.

Он думал, что она что-нибудь скажет, но она только открыла рот и беззвучно шевелила губами. Позже он спрашивал себя, что бы он тогда сказал или сделал… Он вдруг каждым своим нервом почувствовал страх. Катрин?

Катрин! И звук ее испуганного голоса, эхом отдававшийся в его мозгу: «Что такое?» Он видел мысленным взором, как она отчаянно пытается освободиться от чьей-то железной хватки. Какая-то неведомая сила перенесла ее на другую сторону полутемной улицы. Салон автомобиля, рванувшегося в гущу дорожного движения, страшное осознание того факта, что ее заманили в ловушку.

Он был уже наверху лестницы, прежде чем Лиза успела отреагировать на ужасную перемену в нем и понять, что это не имеет к ней никакого отношения. Даже когда затихли его шаги, она продолжала стоять у лестницы и с немым удивлением глядеть ему вслед.

Катрин решила закончить последнее, небольшое дело и после этого пойти домой. Это «небольшое» дело вылилось в анализ показаний, разбор двух писем и два телефонных звонка. Так что было уже темно, когда она наконец надела пальто и обернула вокруг шеи шарф. Но во всем есть плохая и хорошая сторона: по крайней мере, час пик уже миновал. Ноги у нее устали, и ей не очень хотелось ехать автобусом. С другой стороны, она не была уверена, что поймает такси. Но тут в полуквартале от нее она увидела машину с зеленым огоньком и пошла навстречу по обочине, намереваясь поднять руку и помахать «дипломатом».

Со стороны могло показаться, что ее обнял за плечи любовник. Но рука, сжимавшая ее сзади, была крепка, как металлический прут. Что-то холодное уперлось ей в бок. И справа от нее возникла голова Коллина.

— Что такое? — громко спросила она.

Но вокруг никого не было. Вероятно, в бок ей упирался пистолет. Отвратительная усмешка на лице Коллина подтверждала это. Она хотела сместить тяжесть тела на одну ногу, а другой наступить ему на ногу, но он ожидал этого. Он ударил ее рукояткой револьвера, так что у нее сперло дыхание, и поволок.

Она помнила обочину, открытую заднюю дверь огромного черного «ягуара» и затемненный обитый кожей салон. Потеряв равновесие, она плюхнулась на заднее сиденье. Ноги ее ощутили прикосновение шерстяного пиджака Коллина, и в следующий момент он навалился на нее всей своей тяжестью, захлопнул дверь, и машина, съехав с обочины, влилась в поток транспорта. Наконец ей удалось вылезти из-под него и принять сидячее положение. Он передвинулся в угол, и положил вывернутую под углом ногу на другое колено. Револьвер небрежно болтался у бедра, а глаза его неотрывно следили за каждым ее движением.

Катрин потихоньку отодвигалась от него, пока не уперлась в угол. Коллин с улыбкой наблюдал за ней. Беглый осмотр убедил ее, что дверь и окно были надежно закрыты и что Коллин, конечно, не убьет ее, попытайся она открыть дверь либо окно, но получит удовольствие, предотвращая ее побег.

Она сделала вид, что успокоилась, безмятежно положила руки на колени и стала смотреть на улицу, выжидая удобною момента.

Внизу и немного позади тарахтел поезд, направляясь на север. Темный силуэт прыгнул на подножку последнего вагона. Она видела развевающиеся волосы и трепыхавшую на ветру черную накидку.

Она по-прежнему смотрела из окна, но уже не могла сказать, где они находились. Водитель ехал по лабиринту узких улиц мимо высоких складских помещений, нависающих каменных и кирпичных стен по булыжной мостовой. Не видно было никаких знакомых ориентиров, только время от времени вспышки оранжевого света и ярко освещенная сторожевая будка у ворот с высоким забором. Иногда проносились легковые машины и один-два грузовика. Несколько пугливых прохожих. Они, конечно, делали это нарочно: ездили туда-сюда, кругами, чтобы запутать ее. Закрыв на минутку глаза, она пошаталась отогнать страх. Винсент, пожалуйста, найди меня! Однако она не может на него рассчитывать. Нужно использовать оружие, которое у нее есть, — ум и приемы самбо, которым ее обучил Исаак Стаббз.

Итак, двое мужчин и по крайней мере один пистолет. С другой стороны, темные, безлюдные улицы. Испуганная женщина не могла бы освободиться от этих мужчин. Женщина, которая не убоится темных, пустынных улиц, могла бы обезоружить одного и убежать от второго… Мимо мелькали темные, сырые улицы.

Винсент спрыгнул с поезда, когда он, замедлив ход, подъезжал к станции. «Ягуар» неожиданно свернул в восточном направлении, и Винсенту пришлось спуститься в туннель. Несколько минут ушло на то, чтобы найти вход и опуститься на два уровня вниз, чтобы идти в ту же сторону. Сейчас она не так сильно боялась, как в тот первый ужасный момент. Но это было благодаря ее самообладанию, а не потому, что опасность миновала. Он ускорил шаг и почти перешел на бег. За ним в темноте развевалась его черная накидка.

«Ягуар» въехал в открытые ворота за высоким металлическим забором. Рядом была будка охранника, в которой никого не было, и площадка для стоянки машин, которой, судя по всему, долго не пользовались. Шурша по гравию, машина остановилась прямо перед пандусом, освещаемым лампой дневного света, свисающей со своего крепления. Все вокруг было завалено осколками разбитого оконного стекла, рамами, обломками кирпича и кровельным покрытием. Водитель повернул ключ зажигания, погасил фары, и они какое-то время сидели в тягостном молчании. С ее стороны послышался звук открываемой двери, но она не успела пошевелиться, как уже рядом был водитель. Он грубо схватил ее и вытащил из машины, так что голова ее откинулась назад. С другой стороны подоспел Коллин и схватил ее за другую руку. В неясном свете уличного фонаря тускло серебрился револьвер.

Сейчас она могла бы попытаться, но Коллин, должно быть, прочел это в ее глазах и почувствовал, как напряглась ее рука. Улыбнувшись, он покачал головой и показал ей револьвер. Ее всю обдало жаром. Они толкнули ее вперед и потащили по пандусу. Впереди виднелась двустворчатая дверь. Водитель освободил руку и вытащил из кармана маленький фонарик.

Предприятие закрыли не так давно, подумала она. Здесь осталось множество станков, соединяемых конвейерами, но большинство стульев и сидений успели унести. Куски материи прикрывали какую-то мебель. В центре неудачно расположился офис из стекла и дерева, будто его зашвырнула сюда нога великана. Зиял пустотой дверной проем. Водитель кивком головы и рукой указал на него, но Коллин только покачал головой и дернул Катрин за руку.

Еще дальше просматривались лампы дневного света, вернее, грязные, опутанные проводами блоки, прикрепленные к потолку. Света от них было недостаточно, чтобы разглядеть, что прикрывали выгоревшие полотнища материи. Фонарик высветил кучу недоделанных перевернутых столовых ножек, ряд стульев со спинкой для баров и короткие ножки для стульев. Я на старой мебельной фабрике, механически отметила она. Чьи-то пальцы больно сжали бицепсы ее правой руки и впились в левую руку. Коллин и его противный напарник, видно, не думали ее отпускать. У нее от страха мурашки побежали по спине. Интересно, заметили ли они по ее лицу, что она испугалась?

Винсент вынужден был вернуться назад, встретив неожиданное препятствие в виде кучи отбросов. Идти пришлось недалеко: всего шагах в двадцати в каменной стене была металлическая лестница. С каждым шагом наверх он чувствовал, как уходят драгоценные секунды. Звук его сапог эхом отдавался в малом пространстве вокруг него. Вниз, еще вниз. Он довольно хорошо знал следующий уровень и был уверен, что наверстает время, которое потерял на обход, и сумеет быстро подняться на поверхность.

Он нутром чувствовал, где сейчас находится Катрин. Машина остановилась, и она пошла пешком куда-то. Но это не был район подземки, так что ему нужно побыстрее выбраться наружу, как только он пройдет следующий туннель. Он чувствовал, как ей страшно, и у него во рту пересохло от переживаний, пока он шел по каменному проходу, окруженный эхом собственных шагов, заглушающим далекий грохот поездов и лязг труб.

Коллин слишком уж привередливый. Катрин почувствовала растущее раздражение водителя — Джона, как называл его Коллин. Почувствовала, что он недоволен. Катрин не нравилось, что Коллин был какой-то уж очень деловой. Однако этот Джон… Он на нее так смотрит!

Эта фабрика была идеальным местом для женщины, намеревающейся сбежать от двух мужчин, даже если один из них вооружен. Ведь чтобы убить ее, ему надо было ее разглядеть. Если бы хоть один из них отпустил ее руку!

— Пришли! — внезапно сказал Коллин.

Момент, на который она рассчитывала, пришел и ушел, прежде чем она успела сделать один вдох: едва Джон отпустил ее, как Коллин приставил револьвер к ее горлу и притянул ее к себе. Она было рванулась от него, но потеряла равновесие — так он повернул ее к себе лицом и ткнул в грудь, и она упала в кресло.

Она чуть не задохнулась от поднявшейся пыли. В глаза ей бил ослепляющий, немигающий свет фонарика, а в лицо жарко дышал Джон, обдавая ее запахом табака. Склонившись над ней, он прижимал ее к креслу. Позади него раздавался голос Коллина.

— Я хочу знать, где Лиза Кэмпбелл, — отчеканил он

Катрин мотнула головой. Раздался звук пощечины. В глазах у нее запрыгали яркие белые точки, голова дернулась в сторону, ухо горело. Если бы Джон не держал ее за борт пальто, она бы отлетела вместе с креслом Она с трудом открыла глаза и посмотрела на него. Он ухмылялся.

— Лиза Кэмпбелл, — повторил он таким же резким голосом. — Говори!

— Я не знаю, где она, — начала она бесцветным голосом, но вторая оплеуха Джона заставила ее замолчать

— Говори! — Отрешенный, лишенный эмоций голос Коллина резко контрастировал с разгоряченным, осклабившимся лицом Джона. — Где Лиза?

— Не знаю.

Джон улыбнулся, и она внутренне содрогнулась, понимая, что значит эта улыбка.

— Неверный ответ, — весело сказал Коллин, как бы в противовес к оглушительным оплеухам тыльной и внешней стороной ладони, отчего голова Катрин отлетела сначала в одну, потом в другую сторону. — Попробуем еще раз.

Не знаю, не знаю, не знаю, твердила она себе. Никогда она не выдаст Лизу Кэмпбелл этому человеку, им обоим. Но дело было не только в Лизе. Это не моя тайна, сказала она себе. Я не могу… Нечего даже думать об этом. Не знаю, как молитву, повторяла она себе и Коллину в перерывах между сыпавшимся градом ударов. Звук ударов Джона тяжелой квадратной ладонью по ее израненному лицу, звон в ушах — такой сильный, что она почти не слышала тихого, ровного голоса Коллина, снова и снова задающего один и тот же вопрос. Не знаю, не знаю, не знаю.

Из-за сырости на улицах и от того, что ночь была прохладной и влажной, стоял легкий туман. Винсент разрывал его, оставляя позади кружащиеся белесые клочья. Ее страх, ее боль — но она уже близко. В это время он пробегал мимо бродячей собаки, и она, взвизгнув от удивления, зашлась в заливистом лае. Он же пересек улицу и прошел мимо заброшенной сторожевой будки. Впереди маячило высокое темное здание. Дойдя до него, он, не теряя скорости, ухватился за низкую крышу главного аукционного зала и легко взобрался на нее. Потом вскарабкался по стене до парапета, спрыгнул на захламленную просмоленную крышу и стал пробираться между трубами, вентиляционными установками, выхлопными трубами и лампами дневного света. В дальнем углу здания тускло горел свет, слабо отражаясь на грязном стекле. Инстинкт подсказал ему, что идти надо именно туда. Она была там.

Катрин быстро заморгала, чтобы лучше видеть. Голова была словно в тумане. Мыслей не было. На нижней губе она ощутила вкус крови. Да, она упустила момент. Коллин одной рукой сжимал ее плечо, а другой обхватил за шею сзади, светя Джону фонариком. Джон сделал быстрое движение рукой — видимо, прием каратэ. И в ту же секунду до ушей ее донесся резкий звук треснувшего и распавшегося на мелкие кусочки дерева: часть стены отделилась и развалилась, превратившись в груду камней.

Джон улыбался — в предвкушении, подумалось ей. Коллин крепче сжал горло Катрин, придвинул к ней лицо и зашептал ей на ухо нежным, ласковым голосом, каким разговаривают с возлюбленной:

— Видишь? Это так же легко делается с рукой или ногой. Даже легче. — Свободной рукой он потрепал ее по голове. — Джон делал это тысячу раз. Ты у него не первая.

Она могла лишь наблюдать, как Джон, еще шире улыбаясь, направился к ней. Коллин отнял руку от ее горла, вытянул ее руку, чтобы Джону удобнее было ударить. Она стала сопротивляться, дергаясь в кресле. Хрустнуло стекло под ногами Джона. Было тихо. Слышалось лишь учащенное дыхание Катрин.

Все трое окаменели, услышав звон разбитого стекла, донесшийся сверху. Коллин сразу же отпустил ее руку и стал смотреть, как что-то огромное, темное, закутанное в плащ падало вместе с разбитыми осколками. Винсент! Она хотела закричать, но не могла выдавить из себя ни звука. Джон вскрикнул и прикрыл рукой голову, чтобы защититься от осколков. И тут же заорал благим матом, увидев летящую прямо на него золотоволосую, рычащую фурию. Фонарик осветил невозможно длинные, острые белые зубы, загнутые, острые, как игла, когти, буквально распоровшие его тело, и громадное существо, которое приподняло его от земли, встряхнуло, как кролика, и швырнуло через всю комнату. Джон с глухим стуком упал замертво.

Бросив фонарь, Коллин притянул ее к себе и приставил холодное дуло револьвера к ее израненному лицу. Нет! Он не посмеет! Ее руки и ноги налились силой, и она, как фурия, налетела на него, стараясь вырваться. Она вцепилась в револьвер, сжимая ему пальцы, а Винсент кружил вокруг них с жутким рыком, обнажив свои смертоносные клыки. Шаг за шагом Коллин уходил от него, держа указательный палец на спусковом крючке. Даже если он и испугался, его это не остановит. У таких, как Коллин, есть только один ответ на грозящую им опасность. Ее средний палец проскользнул к предохранителю. Придавив его палец и вращая револьвер туда-сюда, она попыталась направить его куда он меньше всего ожидал — в его сторону.

Навалившись на него всем телом, она тянула револьвер от себя вниз. Какую-то долю секунды он был слишком удивлен, чтобы оказать ей сопротивление, но тут же, переместив положение тела, стал резким рывком возвращать револьвер обратно. Револьвер зацепился за карман его пиджака и выстрелил.

Звук выстрела и запах пороха ошеломили Катрин и приковали ее к месту. Ей казалось, что она бесконечно долго видит его устремленные на нее глаза — огромные, пустые и уже мертвые. Оглушенная, дрожащая, готовая разрыдаться, она с трудом высвободилась от него и очутилась в нежных объятиях Винсента. От его учащенного дыхания волосы у нее на лбу взлетали вверх. Она прильнула к нему, ощутив, как он сжал ее еще крепче.

— Я в порядке, — прошептала она, — я в порядке, — и, прерывисто вздохнув, закрыла глаза.