— Ну что — как тебе кажется, получилось? — Катрин оглядела обшитые темными деревянными панелями стены, тонущие в мягком освещении книгоиздательства Аддерли. При издательстве был и торговый центр, от пола до потолка вдоль стен располагались книжные полки, около них стояли украшенные резьбой стремянки вперемежку с обитыми красным бархатом креслами. У издательства была целая сеть таких магазинов в Нью-Йорке, торгующих самыми последними изданиями в бумажных переплетах. Эта обстановка, казалось, говорила: мы можем обладать изысканным вкусом и приносить доход; и, похоже, это было правдой. Издательство специализировалось на выпуске литературы по археологии и обладало лучшей в городе подборкой как самых последних трудов, так и изданий предыдущих лет — искали ли вы классический труд Джонса «Ховитосские сокровища» или охотились за редким, 1939 года изданием Горацио Смита «Утерянные древности Баварии», вы могли отыскать их здесь. Поэтому магазин при издательстве был идеальным местом для проведения приема с шампанским и раздачей книг с автографами одного из самых известных археологов второй половины двадцатого века.

— По-моему, все проходит великолепно, — сказала она.

Дженни Аронсон слегка расслабилась, насколько хозяйка могла себе это позволить:

— Я так волновалась…

«Да уж, здесь поволнуешься», — подумала Катрин. Она вдоволь наслушалась страшных рассказов Дженни о сорвавшихся приемах, когда ни один из известных гостей не появлялся, а авторы, в честь которых они устраивались, три невыносимых часа слонялись возле непочатых пачек их последних изданий и пытались делать вид, что ничего не случилось.

Но сейчас такого не произошло. Большое помещение было полно народа, мужчины в темных костюмах или в спортивных куртках и женщины в вечерних туалетах разбирали книгу Алана Визо и потягивали умеренно дорогое калифорнийское шампанское, на которое раскошелился Гарвик после уговоров Дженни; разговаривали вполголоса в основном о последней книге Алана Визо «Повторное открытие исчезнувшего города Петры». Приглушенно звучала камерная музыка — Моцарт или Россини. Дженни в развевающейся голубой одежде, которая подчеркивала ее жгучую красоту брюнетки, вращалась среди гостей, представляя их друг другу и обмениваясь воспоминаниями.

Рассматривая приглашенных, Катрин мысленно играла сама с собой в игру «Дерби туалетов», которая не раз помогала ей скоротать скучное мероприятие, — на этот раз приз за самый оригинальный костюм достался женщине в светлой юбке, отороченной мехом ламы; ее жакет был отделан вертикальными цилиндриками из материи, а все вместе это изображало ракетный корабль из популярного сериала тридцатых годов о Флэше Гордоне. По контрасту с этим костюмом Катрин была довольна своим собственным выбором одежды: простым платьем черного бархата, которое подчеркивало мерцающую изысканность подарка Мыша.

Сам же Визо, похоже, был единственным человеком не в вечернем костюме, да и то потому, что знал: каждый участник приема считал, что архитектор будет одет в экспедиционный костюм, пусть даже и созданный знаменитым модельером специально для этого случая. Привлекательный седобородый француз на шестом десятке лет, он с самого начала приема не переставая подписывал свою книгу, время от времени делая паузы — довольно продолжительные, впрочем, — чтобы обменяться парой слов с людьми, ждущими его автографа, или перекинуться анекдотами на археологические темы с друзьями.

Катрин ободряюще улыбнулась Дженни:

— Алан Визо очаровал всех, похоже, ты сможешь распродать весь тираж, и все издательство будет в восторге. А кроме того, — поддразнивая, добавила она, — даже если бы прием и книга провалились, я все равно осталась бы твоей подругой.

Озабоченный вид Дженни сменился улыбкой — хотя она была уверена в этом, это было именно то, что она хотела услышать, — Винсент прав, подумала Катрин, снова возвращаясь мыслью к их последнему свиданию на террасе, когда все, что нужно было ей, усталой, опустошенной и заплаканной, — это лишь кольцо его рук, в объятиях которых она сразу чувствовала себя лучше. Друг без друга мы были бы просто потеряны в этом мире.

— Спасибо, подружка. Слушай, он вроде бы уже заканчивает с автографами, хочешь, я вас познакомлю? — Восторг, расцветший на лице Катрин, был ясен без слов; Дженни стала пробираться к Визо, поднявшемуся из-за стола, чтобы вытащить его из кружка столпившихся почитателей.

Катрин осталась поблизости от книжных полок, перелистывая книгу «Открытие Петры», подаренную ей Дженни, — эту книгу, в отличие от многих других изданий Гарвика, она собиралась еще и прочитать. Она была рада тому, что решила прийти. За прошедшие после нападения на нее месяцы она избегала подобных мероприятий даже после пластической операции удаления шрамов — ей все еще случалось просыпаться по ночам от кошмарных снов: она появляется в обществе с лицом, искромсанным и залитым кровью, каким она увидела его в зеркале в тот ужасный момент, когда с ее глаз сняли бинты. Благодаря мягкой, но настойчивой помощи Дженни, приглашавшей ее в маленькие компании, а не на большие званые обеды, которые закатывал ее отец, она постепенно смогла избыть страх появления на многолюдных сборищах, участники которых знали, как она выглядит или выглядела на самом деле; и она была рада этому, потому что ей нравилось бывать на вечеринках, наблюдать за людьми, держась на заднем плане. Винсенту, поймала она себя на мысли, этому закоренелому наблюдателю и исследователю людей, тоже понравилось бы сейчас здесь.

Часть ее существа чувствовала сожаление от того, что такого рода впечатления навсегда останутся недоступными для него, а другая часть улыбалась, представляя его в вечерней одежде, которая очень пошла бы ему при его росте и ширине плеч — в длинной накидке шафранного цвета, схваченной в талии черным бархатным поясом, таким, какие делали в восемнадцатом веке…

Боковым зрением она уловила, что рядом с ней появился человек. Она не обращала на него особого внимания, пока он не заговорил с ней, а лишь интуитивно следила за разделяющей их дистанцией, что со временем становится второй натурой всех, кто занимается боевыми искусствами.

— Извините меня, — вежливо спросил он, — вы работаете в издательстве? — При этом он даже не сделал попытки как-то замаскировать свой изучающий взгляд.

Она улыбнулась, отрицательно покачала головой:

— Нет.

— Собиратель книг? — Он был, по ее мнению, на первый взгляд очень симпатичный мужчина изрядно за тридцать, в его прямых русых волосах, выгоревших на солнце, уже пробивалась седина, загорелое мужественное лицо покрыто морщинами и беспечно. Его улыбка была обаятельна, но в глубине холодных серых глаз скрывалось нечто жестокое и немного циничное, предвещавшее неприятности.

Тем не менее он ей понравился, а атмосфера вечера располагала к приятной беседе и легкому флирту. Она снова улыбнулась и ответила:

— Не совсем.

— Джонатан Торп. — Представляясь, он протянул, руку с хорошо ухоженными ногтями, но в то же время, очень сильную — руку человека, привыкшего орудовать инструментом, заключила Катрин, ощутив ее твердое, легкое и сухое прикосновение. — Я тот, без кого эта книга никогда не была бы написана. — И он кивнул головой на томик «Открытия Петры» в руках Катрин.

— Катрин Чандлер.

Вместо того чтобы пожать ее руку, он галантно поднес ее к своим губам и задержал ее так на несколько мгновений дольше, чем необходимо, — жест, призванный обратить на себя внимание. При этом он не спускал глаз с ее лица, и то, как он делал это, слегка раздражало, в этом было что-то хищное. Этот взгляд на несколько секунд не отрывался от ее лица.

— Что-нибудь не в порядке? — обеспокоенно спросила она, но его серые глаза улыбнулись и потеплели, извиняясь и восхищаясь в одно и то же время.

— На меня произвело впечатление ваше ожерелье, — сказал он, — оно очень необычно.

— Благодарю вас. — Ее рука мимолетно коснулась ожерелья, и она снова улыбнулась, подумав о Мыше и о его раскопках. В своей шкатулке для украшений она разыскала филигранные серьги викторианской эпохи, подходившие по рисунку к орнаменту ожерелья и достаточно крупные, чтобы вкупе с тщательно наведенным макияжем прикрыть шрам у ее левого уха. Эти украшения придавали ей, зеленоглазой и светловолосой, вид античной статуи.

Ей показалось, что он хотел было спросить ее о чем-то еще, но в этот момент она краешком глаза увидела, что в их сторону направляется Дженни, увлекающая за собой и Алана Визо. Торп тоже увидел их и, сухо извинившись перед Катрин, двинулся к ним.

— Алан, — услышала Катрин его голос, — ты видел новую книгу Герстнера о Египте? Это что-то совершенно исключительное…

— Герстнер! — взорвался негодованием француз, едва услышав имя человека, который, как слышала Катрин, был самой одиозной фигурой для представителей чистой науки; в этот момент Торп взял его под руку и твердо увлек от Дженни и Катрин. — Герстнер просто грабитель гробниц, вандал…

Яростно жестикулируя, археолог, похоже, даже не заметил, что ему не дали быть представленным Катрин, более того, он совершенно забыл, что собирался познакомиться с кем-то. Дженни перехватила взгляд Катрин и сделала извиняющийся жест.

— Позднее, — пообещала она.

Но Катрин была почему-то совершенно уверена, что ее новый знакомый постарается продержать Визо поодаль от нее весь остаток вечера.

Если Кьюллен и питал какие-то надежды на сохранение тайны их находки, то они тут же исчезли, как только он снова выбрался из кладовки в кают-компанию древнего судна. После ухода Мыша он и Винслоу снова спустились в темную грязную дыру, чтобы тщательнее осмотреть при свете фонарей все ее уголки — нет ли в них еще ценностей. Они обнаружили несколько канделябров и дарохранительниц и еще один небольшой мешок золотых монет — когда они попытались поднять его, под весом металла мешок лопнул, и они подтащили стоявший в дальнем углу массивный сундук, чтобы выбраться, хотя Кьюллен и беспокоился, что прогнившее дерево их не выдержит. Заслышав шаги над головой, он крикнул:

— Мышь, это ты? — и выглянул в люк… и обнаружил там не только Мыша, но и его подругу Джеми — тоненькую белокурую девушку с манерами мальчишки-сорванца в самодельной защитной каске, а к ним в придачу сразу троих из туннельных детей — Киппера, Дастина и Эрика, восторженно шептавшихся и рассматривавших погруженное во мрак помещение.

— А сокровище там? — спросил Киппер, склоняясь над отверстием люка. Кьюллен схватил мальчугана под мышки и оттащил его назад, ощущая приступ внезапной, не поддающейся объяснению ненависти к Мышу.

— Не подходи сюда! — велел он отчаянно извивающемуся в его руках мальчишке. — Там, внизу, очень опасно! Стены прогнили, пол провалился… И держи язык за зубами! — добавил он укоризненно, поворачиваясь к Мышу.

— Сказал только Джеми, — Мышь глуповато улыбнулся, обнимая ее за талию, как будто это все объяснимо, — не мог в одиночку справиться с котлом. — Он сделал жест в сторону отверстия в борту, сквозь которое был виден неровный свет фонаря. Было абсолютно ясно, что старый паровой котел Мыша, очень тяжелый, да и используемый им сейчас только как емкость для инструментов, запасных факелов и бухт веревок, невозможно протащить сквозь узкий проход в судно. Пожав плечами, он с обычной небрежностью дал понять, что еще троих или четверых обладателей этой тайны (даже не пытаюсь представить, скольким еще рассказали они, подумал Кьюллен) вообще не стоит принимать во внимание: «Ребята увидели нас и увязались».

Из люка возникла лысая коричневая голова Винслоу, его густые брови взлетели вверх от удивления при виде этой толпы.

— Я хочу посмотреть, — прохныкал Дастин, уже не способный сдерживать любопытство, а Эрик пробрался вперед, стекла его очков поблескивали в лучах фонарей.

— Не беспокойся, — саркастически процитировал Кьюллен, — он не разговаривает ни с кем, кроме своего сурка.

Винслоу вытащил из люка руку, оперся о пол массивными локтями и взглянул в озабоченное лицо Кьюллена.

— А в чем дело, Кьюллен? — спросил он. — Золото принадлежит нам всем. — Он повернулся к остальным. — Джеми, зажги факелы. Ребята, стойте там, где стоите, там неопасно, слышите меня? Мышь, принеси две-три кирки. Надо расширить это отверстие…

На мгновение Винслоу показалось, что Кьюллен собирается что-то сказать, но он промолчал. Молча взял лопату из груды инструментов, принесенных Мышом, и стал расширять отверстие, а затем переносить драгоценности. Лишь взгляд его мрачнел, когда он падал на нового человека, который, прослышав о находке, подходил поглазеть, помочь, либо просто попадался по дороге, да все плотнее сжимались его губы.

Испытывая неясное, но постоянное беспокойство после встречи с Джонатаном Торпом, Катрин совершенно не удивилась его звонку в понедельник утром к ней на работу и последовавшему затем приглашению на ленч.

— Я понимаю, что обстановка здесь не бог весть какая, — извинился он, открывая перед ней дверь кафе «Олимпия», — но уверяю вас, здесь лучшие во всем районе чизбургеры.

— Наверное, — согласилась Катрин, оглядывая обшарпанные стены и посетителей — бомжей, водителей грузовиков в рабочих комбинезонах, пуэрториканок, громко трещавших по-испански. За соседним столиком длинноволосый гном, выглядевший таким же предметом обстановки, как и прилавок, читал газету, безразличный ко всему окружающему.

Торп энергично потер руки, когда официантка принесла им чизбургеры, пепси-колу и жареный картофель.

— Если мне приходится натягивать смокинг с галстуком-бабочкой, я не осрамлюсь на светском рауте, но вы не можете себе представить, как вкусен чизбургер после того, как проведешь полгода в Гренландии на эскимосских деликатесах.

Катрин усмехнулась. Хотя она ни на йоту не верила этому человеку — благодаря урокам Исаака Стабба она могла отличать, когда ей лгали, — невозможно было отрицать, что он обладал своеобразным очарованием мошенника.

— К счастью, — ответила она, — я могу только пытаться представить это себе. А с Визо вы уже давно работаете?

— Формально? — Он приподнял выгоревшую бровь и взглянул на нее. Коричневый кожаный пиджак и поношенные джинсы так же привычно сидели на нем, как и прошлым вечером — пошитый у хорошего портного твидовый костюм; как заметила Катрин, хотя его лицо и было обветрено, а волосы выгорели на солнце, руки были довольно мягкими, вовсе не такими загрубевшими от копания в земле, какими они были у Визо.

— Формально я вообще никогда не работал с ним. Но на самом деле такому человеку, как Визо, совершенно необходим такой человек, как я.

— Ясно, — ответила Катрин, — а какой вы человек?

— Человек, который имеет тайные намерения, когда приглашает на ленч прекрасную девушку.

— Это просто комплимент, — спросила Катрин, — или мне самое время начать нервничать?

Выражение его глаз было совершенно как у Кларка Гейбла, но инстинкт подсказывал ей не доверять ему ни на секунду. Хотя он и оказался прав насчет чизбургеров.

— То ожерелье, которое было на вас прошлым вечером… — сказал Торп, перегибаясь через выщербленный стол и переходя к делу.

— Это довольно прозаично, — ответила она, в душе посмеиваясь сама над собой.

— Не могли бы вы продать его мне?

Предложение ошарашило ее, она опустила руку с чизбургером, не зная, что ответить. Никто и никогда не просил ее продать какое-либо ее украшение, это было бы равносильно тому, если бы он неожиданно предложил купить ее туфли.

— Нет, — наконец произнесла она, — это подарок.

— Ну, бывают подарки… и подарки. — Торп снова вопросительно приподнял бровь. — Это ожерелье довольно древнее… и довольно ценное.

Человек, работавший с Аланом Визо, человек, который, если верить книге, которую она вчера вечером перелистывала, присутствовал вместе с Визо при открытии ассирийских гробниц у Чагар-базара, — этот человек вряд ли посчитал бы даже выдающейся работы ювелирную вещичку викторианской эпохи древней или ценной; поэтому Катрин обескураженно замолчала.

— Я… я не знаю…

— Может, есть еще что-то, чего вы не знаете, — мягко произнес он, складывая руки перед собой и внимательно глядя ей в лицо, — тот, кто подарил вам это ожерелье, вероятно, заполучил его, скажем так, не вполне законно?

Не украл, ВЗЯЛ. Она буквально услышала, как Винсент, посмеиваясь, изображал в лицах нескончаемый спор его друга Мыша с Отцом. И теперь… что-то не сходилось. Мир обитателей туннелей она знала со слов Винсента, но, зная сердцем Винсента, она не могла представить себе, что он будет жить или так или иначе сотрудничать с ворами. Она неуверенно произнесла:

— Я так не думаю…

Торп укоризненно смотрел на нее, как старший брат или дядюшка, осуждающий опасную наивность невинной девушки.

— Есть только одна область, которую я досконально знаю, — сказал он, — и эта область — законодательство о частном владении предметами древности. Если вы не хотите продавать мне ожерелье, то по крайней мере скажите, где вы его достали.

Она отрицательно покачала головой и протянула руку к лежащему рядом с ней красно-голубому шелковому шарфу.

— Подарил тайный обожатель, — сказала она и внутренне усмехнулась, настолько близко к истине было это. Выходя из кафе, она была довольна тем, что в такого рода заведениях каждый платит сам за себя и оплачивает заказ предварительно. — Что ж, Джонатан, мне пора возвращаться на работу.

Он не настаивал на своем — то ли обдумывая все происшедшее, то ли осознавая, как она поняла, что в таком случае ее подозрения только возрастут и принесут ему лишь вред.

— Ладно, — улыбнулся он. Потом он снова понимающе посмотрел на нее и сказал: — Но если вы передумаете и решите продать, то можете рассчитывать на мое молчание.

«Черта с два», — подумала она и вслух произнесла:

— Буду иметь это в виду.

Попрощавшись, она чувствовала, как он смотрит ей вслед, и порадовалась, что не сказала ему ни своего домашнего телефона, ни своего адреса.

Освещенный мягким светом свечей в канделябрах, Отец склонился над планами, расстеленными на восьмиугольном дубовом столе перед ним. На плане 1937 года были показаны инженерные коммуникации, проложенные вдоль Принс-стрит, когда построили целый квартал новых жилых домов, но на нем не было никаких следов от трубопроводов отопления, подходивших к древнему «Баррингтону», небольшому, но роскошному особняку, построенному в двадцатых годах. Если эти трубопроводы не были разрушены или объединены с другими, подходившими к домам позднейшей постройки, где-то здесь должно находиться их соединение с древним, времен Гражданской войны, коллектором, выложенным кирпичом и идущим под Брум-стрит. Надо будет поговорить об этом районе с Винсентом…

Он вздохнул и, сняв очки, протер усталые глаза. Точной схемы коммуникаций под улицами Нью-Йорка не существовало. Ее не было даже в Управлении планировки города, и каждый раз, когда затевались строительство нового здания, ремонт водопровода, прокладка электрических кабелей или новой системы кабельного телевидения, Отец знал это наверняка, инженеры из Управления планировки делали прикидку по трем или четырем различным картам, а потом бурили пробную скважину, чтобы узнать, что же там находится на самом деле. О том же, что находится на самых глубоких горизонтах, оставалось только догадываться. Больше так продолжаться не могло, они не могли больше существовать, передавая знания из уст в уста — даже старожилы вроде Мэри иногда терялись, если они спускались особенно глубоко, например навещали старую Нарциссу в ее пещере под Дворцом ветров. Конечно, Киппер мог научить Эрика и Элли, самых молодых из рожденных под землей, ориентироваться на самых используемых маршрутах, но на это требовалось довольно длительное время, кроме того, всегда случались ситуации, когда люди считали, что они уже прекрасно могут ориентироваться, но на самом деле это было не так. И Отец больше всего боялся, что кто-нибудь, ребенок или новичок, может потеряться в лабиринтах Нижнего мира и погибнуть, прежде чем их смогут найти. Одни только туннели метро тянулись на двести миль, а если подсчитать еще и другие инженерные коммуникации, заброшенные и замурованные подземные переходы, старинные подвалы и используемые водоотводы…

Он задумчиво покачал головой. Пока им удавалось, выставляя дозоры и прислушиваясь к предостережениям, уклоняться от контактов с рабочими городского хозяйства, но достаточно было одного неосторожного поступка, одной случайности, чтобы покой их тайного мира был разрушен вторжением сверху. И еще им везло в том, что всех потерявшихся им удавалось найти благодаря прежде всего Винсенту, его знанию туннелей и способности ориентироваться в них. Но все равно нужен был план, хороший план…

Уловив краем глаза движение, он взглянул вверх и увидел высокую фигуру своего приемного сына, стоящего под аркой входа.

— А, Винсент, — сказал он, снимая очки, — как дела?

Винсент спустился по ступеням короткой чугунной лестницы, его странное лицо было озабоченно.

— Не идут, — коротко бросил он с озадаченным взглядом, — я только что вернулся с того места. Ни одного человека.

— Никого нет? — переспросил Отец, озабоченный и встревоженный. — И даже нет Винслоу? — Зная, что громадный кузнец не любил сидеть без дела ни минуты, в это было трудно поверить. — Наверное, они просто сделали перерыв…

— Значит, сделали перерыв и их инструменты, — ответил Винсент, озабоченно расхаживая но комнате, его ноги в мягкой обуви неслышно ступали, тяжелая накидка завивалась вокруг него.

Отец застыл, уже по-настоящему обеспокоенный. Хотя они и жили под землей, но их коммуна гораздо больше зависела от состояния погоды, чем большинство из живущих наверху, а по прогнозу погоды с Атлантики шел шторм. Прорыв воды из поврежденной системы ливневой канализации означал, по крайней мере, наводнение на верхних горизонтах в этом районе, вода могла размыть жилища тех, кто поселился здесь; самое же неприятное заключалось в том, что придется бежать и прятаться от рабочих городского хозяйства, если прорвавшаяся вода подтопит проходящие поблизости линии метрополитена. «Но они же понимают, что это очень важно…»

— Да и Мышь тоже куда-то запропастился, — продолжал Винсент, то ли разговаривая, то ли рассуждая сам про себя. — И, — он остановился на ходу, будто что-то вспомнил, — никого из ребятишек не видно…

Отец хотел было что-то ответить, но Винсент внезапно поднял голову, прислуживаясь к тихому постукиванию в трубах. Отец услышал отстуканный неопытной рукой код Винсента, а потом, после некоторой паузы, условный знак вызова, используемый только Помощниками.

— Это Катрин, — сказал Винсент, и его брови собрались к переносице. Но не что-то чрезвычайное, подумал Отец, разбирая неуверенный стук, хотя и совершенно ясная просьба к нему прийти. Поскольку она редко вызывала его подобным образом, это все-таки было достаточно важно, пусть он и недоволен тем, что она это вообще сделала. Жестом руки, в которой он держал снятые очки, он позволил Винсенту удалиться; тот кивнул головой и повернулся к выходу.

— Если встретишь кого-нибудь по дороге, — строго добавил Отец, — напомни им, что работа ждет.

И все-таки, подумал он, набрасывая на плечи плед, чтобы согреться, и смотря вслед Винсенту, высокая фигура которого таяла вдали, в тени прохода, это совершенно не похоже на Кьюллена и на других, и особенно на Винслоу, — исчезнуть подобным образом…

Разговор с Джонатаном Торпом так обеспокоил Катрин, что, когда она отдала Морено окончательно подготовленное дело о стрельбе на детской площадке, она взяла несколько часов заслуженного отдыха, чтобы переговорить с Хиллманами, ювелирами, с фирмой которых работал когда-то еще ее прапрадедушка. Заключение фирмы еще больше обеспокоило ее.

Абсолютно верно, думала она, спускаясь по лестнице в прачечную, расположенную в подвальном помещении ее дома, что она знала обитателей Туннелей только по рассказам Винсента да по коротким обрывочным разговорам с ними, хотя она и помогла двум детям-сиротам — Эрику и Элли — стать членами этой коммуны. Во время одного из таких разговоров Отец обмолвился, что члены коммуны, принимая в нее новичков, должны единогласно проголосовать за них, а принимаемые в коммуну должны быть надежными во всех смыслах этого слова.

Абсолютно верно, подумала она, что они существуют за счет отбросов Верхнего мира, но верным было и то, что Мышь испытывал определенные семантические проблемы, не понимая разницы между словами «стянуть» и «взять».

Даже так…

Застенчивый молодой человек из квартиры 18С как раз вытаскивал из сушилки целую кучу джинсов, мятых сорочек и потертых спортивных трусов и запихивал их в наволочку, в которой он их принес, когда Катрин вошла в прачечную. Шествуя мимо нее с набитой наволочкой, он оставлял за собой цепочку носков, носовых платков и тому подобного. Когда дверь за ним закрылась, она подошла к двери в служебное помещение, открыла ее и, вынув из-под полы своей кофточки разводной газовый ключ из домашнего набора инструментов, вошла в помещение. Над ее головой тускло светила 60-ваттная лампочка; при ее свете она нагнулась и подняла тяжелую чугунную крышку канализационного люка в цементном полу.

В подземелье господствовали запахи плесени и мокрого цемента, и еще здесь было очень холодно после тепла прачечной наверху. Ее каблуки звонко стучали по голому бетону, потому что она была по-прежнему одета в свой рабочий костюм. Едва видимые в полутьме трубы уходили в пол этого технического подполья и дальше, как было известно Катрин, в темные глубины Нижнего мира, и проходили через Центр Связи, где ей однажды удалось увидеть небольшого лысого человечка по имени Паскаль, сидящего в немыслимой позе, напоминая паука, окруженного светом свечей, с ключом в каждой руке и стетоскопом на шее. Он принимал информацию и передавал ее в нужном направлении.

Когда Винсент сообщил ей свой кодовый вызов, он показал ей также и нужную трубу, ближайшую к стене.

Она отстукала по ней серию точек и тире, немного напоминающую азбуку Морзе, которую она учила в скаутах.

«Трубы уходят очень глубоко, иногда глубже, чем может сказать даже Паскаль, — как-то сказал ей Винсент, когда она расспрашивала его о тайнах этого мира без света, — есть помещения, лежащие на шестьсот, восемьсот футов ниже уровня улиц; помещения, в которых бывают только Мышь и я, да еще, может быть, Нарцисса, старая ведьма вуду, а некоторых помещений, я думаю, не знает никто».

И Катрин промолчала тогда, думая об этом заброшенном и запутанном мире подземелий, в котором вырос Винсент, читая книги Отца при свечах и впитывая в себя всю мудрость и культуру мира, в который ему не было доступа.

Стоя сейчас в промозглой тьме, она в тысячный раз подумала об Отце. Явно человек высокой культуры, явно имеющий медицинское образование, и то и другое он передал своему приемному сыну. Человек высокой морали, с обостренным чувством справедливости… Почему же он отвернулся от ее мира, раздумывала Катрин, припоминая осторожность, смешанную с уважением к ней, сквозившую в остром взгляде его серо-голубых глаз. Что заставило его отринуть все, что мог этот мир дать образованному и талантливому человеку?

Затем, повернув голову, она увидела в темноте дальнего конца подполья желто-зеленое отражение света в глазах, легкий блик на стальной пряжке пояса и на застежках обуви. Секунду спустя Винсент стоял в проломе кирпичной стены, отделявшей подполье от самых верхних горизонтов туннелей, бывших первыми ступенями на дороге вниз.

Сделав шаг навстречу ему, она схватила его руки в свои, приветствуя его, и почувствовала тепло ответного пожатия. Но, посмотрев ему в лицо, она прочитала в глазах беспокойство.

— Что случилось? — спросила она, но он отрицательно покачал головой.

— Ничего. Разве только… — Он запнулся, думая о чем-то, но потом снова покачал головой.

— Винсент, — тихо произнесла Катрин, — тот подарок, что сделал мне Мышь…

— Что это было?

— Ожерелье, — сказала она, — я думала поначалу, что это часть старинного гарнитура, но… Я только что побывала у ювелира. Это настоящее золото. (Винсент сделал шаг назад, его глаза расширились от изумления.) Ювелир даже не смог его оценить. Он сказал, что оно сделано в семнадцатом веке…

Он помолчал, осмысляя все сказанное, его мысли метались, как и ее на пути от ювелира домой, пытаясь найти какое-то объяснение этому неопровержимому факту. Наконец он произнес:

— Мышь иногда берет кое-что из Верхнего мира, это так. Но только вещи, которые ему нужны, инструменты, части машин… — Он покачал головой, раздумывая. — Но золотое ожерелье?

Расставшись с Катрин, Винсент направился к югу, туда, где залегали серо-желтые ленточные глины оконечности острова Манхэттен. Именно такая желтая грязь была на всей одежде и волосах Мыша в тот день, когда он вертел в руках пакет, предназначенный для Катрин. Винсент помнил, что грубая мешковина одежды Мыша была буквально пропитана ею. Обходя дозором дальние закоулки, куда более дальние, чем обычные маршруты обитателей Туннелей, он много узнал об окружающем и мог с точностью до нескольких десятков футов определить место по структуре и запаху почвы.

Чем больше он думал об исчезновении людей с места работы, тем больше это его беспокоило, потому что ни одному из этих людей не было свойственно просто бросить инструменты и уйти. Люди коммуны были независимо мыслящим коллективом, по тем или иным причинам они могли бросить работу, но они бы непременно сказали об этом Отцу и в любом случае они бы не бросили инструменты, а взяли их с собой. И чтобы они исчезли вот так скопом, внезапно, да и дети тоже…

Винсент не помнил, кто — Шерлок Холмс или Вильям Оккам — заметил, что довольно редко странные, аномальные ситуации происходят одновременно — это значило большую вероятность того, что два набора необычных обстоятельств имеют общую причину, чем то, что они происходят независимо друг от друга. Его инстинкт подсказывал ему: что бы ни происходило сейчас, ответ скорее всего можно было найти в том месте, где Мышь нашел золотое ожерелье..

С поездом метро он добрался до Фултон-стрит, уцепившись за скобы на крыше вагона своими мощными когтями и летя в ревущей темноте. Потом, оторвавшись от линии метро, он стал продвигаться на юг, поднялся вверх по штольне для обслуживания метро, потом вдоль по трещине в скальном массиве, затем по древнему, выложенному кирпичом коллектору проник туда, где у оконечности острова скала основания сменилась осадочными породами…

Далеко впереди он увидел мерцание факелов. Его слух, более тонкий, чем у человека, уловил звуки голосов, среди них были знакомые…

— Подумать только, какое это все древнее, — разобрал он мягкий выговор Мэри, захлебывающейся от восторга, — и все так красиво…

— Кьюллен говорит, что рама сделана из настоящего золота, — пробился голосок Джеми с нотками истерического восхищения, — я повешу ее в своей комнате.

— О… — обескураженно произнесла Мэри, — я знаю женщину, которой она понравится. Одна из наших Помощников, она давно уже так много делает для нас…

— Но это я хочу ее!

И затем уже более четкий голос Винслоу:

— Выходите!

— Ну и тяжесть, — пробурчал Винслоу, поднимая в отверстие люка перед собой сшитый вручную мешок.

Кьюллен, по-прежнему стоявший согнувшись в три погибели на сундуке под люком, иронически пробормотал:

— С золотом всегда такая морока.

В ответ на это замечание сверху раздался смех, и Винслоу опорожнил мешок в котел Мыша, который все же в конце концов протащили через расширенное отверстие в деревянном борту судна. И хотя его содержимое было покрыто грязью, но монеты, кулоны, подсвечники и застежки для обуви, казалось, приобрели в свете факелов способность светиться, теплую и очаровательную красоту, как будто все они жили своей собственной жизнью. Толпа — а теперь это была уже довольно приличная толпа — в старинной кают-компании сомкнулась вокруг сундука, нетерпеливые руки тянулись к нему, чтобы тронуть, погладить, уверить самих себя, что укрытое сокровище действительно существует и что удача наконец решила улыбнуться людям.

— Это восхитительно, — прошептала Джеми, ее глаза сияли.

— Кажется, эти древние монеты назывались дублоны, — сказала Мэри.

Люди перебирали монеты, ожерелья, браслеты, пропускали сквозь пальцы цепочки, надевали кулоны, чтобы посмотреть, как блестят золотые украшения на их убогих одеждах.

— Взгляни-ка на это кольцо… — Дастин любовался крупным сапфиром в искусной оправе, который чуть раньше привлек внимание Кьюллена, но тут вдруг Киппер выхватил у него украшение из рук.

— Эй вы, прекратите! — приказал им Винслоу после того, как Дастин дал тумака обидчику. — Сейчас же!

— Что ты делаешь? Положи на место… — Кьюллен разнял сцепившихся было ребят, отобрал у них перстень и бросил его обратно в сундук.

— Мы просто смотрим, — запротестовала Джеми, обеими руками прижимая к груди зеркало в золотой раме, которое она решила повесить в своей комнате.

— Кьюллен, — сказала Мэри, ее мягкий голос дрожал при виде разобиженных лиц мальчишек, — все это принадлежит нам всем, всей коммуне.

— Еще чего, — возразил Кьюллен, — мы проделали всю работу, а теперь ты нам будешь указывать, кому что должно принадлежать.

— Да ладно тебе, — вмешался Винслоу, — мы все это поделим, ты же это понимаешь.

— Отлично. Ты можешь делить свою треть.

— Нет, так не пойдет… — Терпение Винслоу, и вообще-то не особенно обильное, истощилось, а глаза Кьюллена сузились.

— Не указывай мне…

Раздались голоса остальных, негодующие, протестующие, они звучали на все более высоких нотах, а в это время подростки постарше подбивали Киппера подобраться под шумок к сундуку и стащить перстень, другой ребенок перегнулся в сундук и потянулся за украшенной драгоценными камнями табакеркой, Джеми же не выпускала из рук свое драгоценное зеркало. Звуки спора глохли между шпангоутами судна, но их подхватывало эхо в проходе. Мышь зажал ладонями уши, ужасаясь этому хаосу, потрясенный и ошеломленный при виде темных силуэтов, мечущихся в неверном свете фонарей и факелов.

— ПРЕКРАТИТЕ!

Наступило потрясенное молчание. Голос Винсента, который он редко повышал, прогремел в тесной кают-компании как львиный рык. В наступившей внезапно тишине он протиснулся сквозь отверстие, заполнив его своей мощной фигурой, его глаза сверкали в обрамлении шафрановой гривы; мужчины и женщины уставились друг на друга и на золото, так страстно зажатое в их руках.

— Так вот где вы все были. — Винсент перевел взгляд с одного на другого, потом на сокровища, разбросанные на грязном полу. — Откуда это все взялось?

— Это я. — Мышь неуверенно пробирался через толпу. У него единственного во всей комнате не было в руках ни одной самой маленькой вещицы из золота или драгоценного камня. — Нашел это здесь. — Он показал рукой на черное отверстие люка у себя за спиной, обломки мебели у стены, на сломанную абордажную саблю и разбросанные инструменты. — Выкопал это.

— Мы выкопали это, — быстро поправил его Кьюллен. — Мышь, Винслоу и я.

— Кьюллен! — запротестовала Мэри.

— Да прекратите же! — бушевал Винслоу.

— Погодите минуту, — подлила масла в огонь Джеми, — я тоже помогала…

— Да ничего ты не делала!..

— Довольно! — перекрыл все голоса Винсент, и снова шум стих. Он оглянулся, не веря своим глазам, — его друзья выглядели чуть ли не сумасшедшими и слышали только самих себя.

— Это совершенно на нас не похоже, — спокойно продолжал Винсент, — мы соберемся все вместе и обсудим это… спокойно, разумно… как друзья.

Наступило смущенное молчание.

После этого Винслоу и Мышь пристыженно подняли сундук, сгибаясь под его весом. Мэри, набравшая полный фартук золотых монет, быстро опорожнила его обратно в сундук и закрыла крышку. Остальные разобрали инструменты, фонари и сняли факелы со стен, затем, пригибаясь, выбрались вслед за Винсентом в туннель.

Кьюллен задержался в темноте, подальше от ненужного ему сейчас света. В его руках были вещи, отнятые им у тех, кто перед этим отнял их у него самого, — ожерелье с подвесками из жемчуга, золотая застежка для обуви, пригоршня дублонов, золотая вилка. Когда вокруг него сомкнулась тьма, он рассовал эти вещи по карманам длинной складчатой накидки. Лишь после этого он последовал за длинной цепочкой огней.