«Мне думается, что моя работа заключается в создании романов, которые укладываются в рамки основной традиции англоязычной литературы. Я стараюсь рассказать интересные, правдивые истории о героях, которых можно легко понять, и использую при этом достаточно доступный стиль, не прибегая к хитроумным приемам или экспериментальным причудам. Для меня самая лучшая проза — это хорошее, правдивое и забавное повествование о том, как люди живут и ведут себя, обо всем, что связано с человеческой натурой».

Вот как выразил свое творческое кредо писателя Кингзли Эймис в интервью, которое он дал в 1986 году. Это было спустя 32 года после выхода в свет его первого, необыкновенно популярного романа «Счастливчик Джим», который пришелся по душе самому широкому кругу читателей. В этой книге и произведениях, которые вскоре последовали за ней, проявились внутренняя энергия, свежесть подхода и юмор, благодаря которым имя Эймиса фактически стало олицетворением послевоенного английского романа.

Но только с публикацией своей 15-ой по счету книги под названием «Старая гвардия», он достиг признания в виде присвоения ему в 1986 году самой престижной литературной премии в Англии — Премии Букера. Эта книга рассматривает физические аспекты старости. Собственный комментарий писателя по поводу этого романа типичен: «Старость, в общем-то, ужасная вещь. Но есть в ней и забавные моменты, и если вам удается сделать размышления о старости веселыми, то вы, возможно, можете помочь людям».

Кингзли Эймис родился в Лондоне в 1922 году и окончил Оксфордский университет. После этого он преподавал в Юниверсити-Колледже в Суонси, Принстонском университете в США и Кембриджском университете. Его первой опубликованной работой были стихи. Он продолжает писать стихи и выступает в качестве литературного критика. Кингзли Эймис был дважды женат, и у него трое детей: дочь и два сына, один из которых, Мартин, также приобрел репутацию видного писателя.

Рассказ «Что же это было?» перепечатан из «Сборника коротких рассказов Кингзли Эймиса», который был выпущен издательством «Хатчинсон» в 1980 году.

Я хочу поведать вам об очень странном случае, который произошел со мной несколько месяцев назад: не для вашего развлечения, а потому, что, как мне кажется, он поднимает ряд довольно серьезных вопросов — ну, скажем, о том, что же это за штука, жизнь, и в какой степени мы сами являемся ее хозяевами. Довольно тревожные вопросы. Так или иначе, вот что со мной приключилось.

На выходные мы с женой уехали к ее дяде и тете в Камбрию, неподалеку от местечка под названием Милнторп. У нас обоих, я имею в виду себя и Джейн, были дела в Лондоне в понедельник утром. А от Милнторпа до Барнета, где мы живем, довольно долго добираться машиной, хотя добрая половина пути пролегает по скоростной трассе М-6. Я сказал: «Послушай, давай не будем ломать себе шею, пытаясь добраться домой засветло (дело было в августе). Давай не будем торопиться и остановимся где-нибудь поужинать с тем, чтобы быть дома в пол-11-го — 11». Джейн согласилась.

Итак, мы выехали из Милнторпа где-то часа в два; ехали не торопясь и бросили якорь около восьми вечера… в месте, которое, перед тем как отправиться в обратный путь, мы выбрали по справочнику ресторанов, с тем, чтобы там поужинать. Я не скажу вам, как оно называется, потому что те, кому оно принадлежит, вряд ли поблагодарили бы меня за это. Пожалуйста не пытайтесь отыскать его. Я бы не советовал вам делать этого.

Так или иначе, мы оставили машину во дворе и зашли внутрь. Заведение это было довольно симпатичное: очень старое — я имею в виду давно построенное — но разумно отремонтированное; никакой тут тебе музыки и освещения, словно в войну при бомбежке. Однако не было и безвкусной имитации под старину.

Я купил нам выпить в баре и пошел узнать насчет столика, чтобы поужинать. Вскоре я нашел нужного парня, и он сказал: «Конечно, столик на двоих через полчаса, разумеется, сэр, вы в баре, я распоряжусь, чтобы вам сию же минуту принесли меню». Приятный парнишка, но немного молод для этой работы.

Я только было отошел, как появился пузатый мужчина, похожий на бизнесмена, и спросил что-то насчет того, здесь ли мистер Эллингтон. На что молодой парень сказал: «Нет, сэр, у него сегодня выходной». «Ладно. Ничего страшного».

Ну, я скоро объясню вам, что к чему, а пока я повернулся к пареньку и сказал: «Простите, вас не Палмер зовут?» И он ответил: «Да, сэр». А я спросил его: «Случайно не Дейвид Палмер?» На что он ответил: «Нет, сэр, меня зовут Джордж». Я сказал, а вернее, пробурчал: «Мой друг говорил мне об этом месте… он тут останавливался… ему очень понравилось… упоминал вас… ну хоть фамилию-то я запомнил правильно… а что, хозяина зовут мистер Эллингтон?» «Верно, сэр, еще увидимся, сэр», — и все такое прочее.

Я направился прямо в бар, подошел к бармену и сказал: «Фрэд?» А он ответил: «Да, сэр». «Фрэд Соумз?» — спросил я. «Фрэд Браунинг», — последовал ответ, на что я отреагировал не очень-то вежливо, сказав ему: «Ну, значит, не тот Фрэд», но тогда мне на ум не пришло ничего другого. Я вернулся туда, где сидела моя жена, и, едва я сел, она спросила: «Что случилось?»

Чтобы объяснить это, требуется некоторое пояснение. В 1969 году я опубликовал роман под названием «Грин Мэн». Это не только заголовок книги, но и название паба или небольшой провинциальной гостиницы довольно высокого разряда, где происходит большая часть действия. Она во многом походила на заведение, в котором мы в тот вечер остановились.

Так вот, хозяина паба «Грин Мэн» звали Эллингтон, его помощника — Дейвид Палмер, ну а бармена величали Фрэд Соумз. Эллингтон — очень редкая фамилия. Мне она потребовалась по причине, не имеющей ничего общего с этой историей. Другие два имени встречаются часто. Но согласитесь: то, что я правильно угадал имена Палмера и Фрэда, как и самого Эллингтона, было уж слишком большим совпадением, ошеломляющим, я бы сказал. Однако, я был не только ошеломлен, но и очень обеспокоен, потому что «Грин Мэн» было не только название паба в моей книге. Точно так же звали ужасающее создание, что-то наподобие привидения во плоти, которое было как бы сплетено из ветвей и листьев деревьев. Это существо чуть было не убило Эллингтона и его маленькую дочку. Мне вовсе не хотелось узнать, что я и это предугадал.

Джейн, как всегда, была очень благоразумна. Она заметила, что случались куда более странные совпадения, которые так и остались ни чем иным, как совпадениями; что, возможно, я где-то сталкивался с хозяином паба по имени Эллингтон и забыл об этом, а потом это имя всплыло в подсознании, когда мне потребовалось имя для хозяина паба в моем романе, а настоящий Эллингтон перебрался оттуда, где мы встретились раньше, сюда. Ну, а Палмер и Фрэд, разумеется, очень распространенные имена. К тому же я не угадал название паба. Я вам все равно не скажу, как он называется, но уж, конечно, не «Грин Мэн». Кроме того, мой паб был расположен в Хартфордшире, а этот… неподалеку от скоростной автострады М-6. Все очень разумно, и никаких причин для беспокойства.

Только мои опасения так со мной и остались. Я хочу сказать, не мог же я все так вот взять и бросить. Разумеется, мне нужно было как-то заполучить этого Палмера ну и потом узнать у него, не было ли еще каких совпадений: нелегкая штука, если учесть, что я не должен был показаться любопытным, сумасшедшим или еще что-нибудь, что непременно бы заставило Палмера замолчать. За ужином мы с женой съели очень мало, хотя с едой было все в порядке. Мы больше молчали, и я довольно много выпил.

Мы еще не кончили ужинать, когда появился Палмер с традиционным вопросом: «Все ли в порядке?», на что я и рассчитывал, и точь-в-точь как он поступил бы в моем романе. Я сказал: «Да, все хорошо, спасибо», и пригласил его выпить с нами рюмку бренди после ужина, если ему позволит время. Палмер с удовольствием согласился. Отлично, но передо мной все еще была нерешенная проблема, как бы это все ему получше преподнести.

Джейн до этого сказала мне: «Почему ты прямо не сказал правду?» А я ей возразил, что, поскольку Палмер никак не отреагировал на мое имя, когда я заказывал столик, ему пришлось бы поверить мне на слово, и, конечно же, он мог подумать, что у меня не все дома. Джейн сказала, что она подтвердила бы мой рассказ, на что я ей очень резонно возразил, сказав, что тогда Палмер решил бы, что перед ним не один, а два ненормальных. Джейн не сдавалась: «Наверняка кто-нибудь, кто читал «Грин Мэн», уже упомянул: «Подумать только, мистер Палмер, и про вас, и про мистера Эллингтона, и про Фрэда написано в книге какого-то Кингзли Эймиса»». Что ж, достаточно очевидный аргумент, но как часто бывает с очевидным, до него еще надо додуматься.

Так или иначе, когда Палмер появился, чтобы выпить с нами рюмку бренди, я пошел именно по этому пути: дескать, я это я, я написал этот роман и так далее. «Правда?» — сказал он, или что-то в этом роде. Я решил, что тут мы и застряли, но Палмер вдруг сказал: «Да, теперь я припоминаю, что кто-то что-то подобное говорил, но это, должно быть, было года два-три тому назад, — словно от времени все это утратило свою значимость. — Я не очень много читаю», — добавил он.

Так. «Ну, а как насчет мистера Эллингтона, — спросил я, — разве он не читает?» «Нет, его уж никак не назовешь заядлым читателем». Итак, в зависимости от того, с какой стороны на все это посмотреть, я либо проиграл очко, либо выиграл, ибо мой Эллингтон читал запоем — французскую поэзию и все такое. И тем не менее, моя тактика дала некоторые результаты. Палмер очень благородно выдержал перекрестный допрос с целью определить, насколько этот паб был схож с тем, который я описал в романе.

Миссис Эллингтон — блондинка? Оказалось, что миссис Эллингтон больше не было: она давно умерла от белокровия. Живет ли с ним его овдовевший отец? (Я имею в виду отца Эллингтона). Нет, мистер Эллинггон старший с женой живут в Истборне.

Есть ли в доме, в пабе привидения? Насколько известно Палмеру — нет; он проработал там уже три года.

Оказалось, что этому пабу всего около 200 лет, что камня на камне не оставило от доброй половины моего романа, где привидения уже вовсю орудовали за добрых 100 лет до этого.

Так прошел почти весь наш разговор. Разумеется, были вещи, о которых, по той или иной причине, я не мог спросить. Ну, например, любил ли Эллинггон крепко выпить, как мой Эллингтон из романа. Ну и уж конечно я не мог спросить, являлся ли настоящему Эллингтону Бог. В книге Бог приходит к Эллингтону в виде молодого человека, чтобы дать ему несколько практических советов, как обращаться с привидениями, которые, как он, Бог, думает, угрожают ему. Нет смысла тут больше вдаваться в подробности.

Я сказал, что практически все ответы Палмера были однозначно отрицательными. Но один не был, или, пожалуй, я выиграл очки по двум пунктам, так сказать. Один из них заключался в том, что у Эллингтона была 15-летняя дочь, которая жила вместе с ним. Ее звали Мэрилин. Дочь моего Эллингтона звали Эйми, и ей было 13, но я все же угадал довольно точно — слишком точно — и это меня тревожило.

Что же касается второго, то его было труднее увязать с реальностью. Когда я пишу роман, у меня очень редко возникает мысленный портрет кого бы то ни было из героев. Думаю, что многие писатели со мной согласятся. Не знаю почему, но у меня в голове был совершенно ясный образ того, как выглядел мой Дейвид Палмер. А теперь, когда я хорошенько разглядел Джорджа Палмера, который был здесь, стало очевидно, что он был почти таким, каким я представлял его: чуть пониже ростом, другой нос, и все-таки почти точная копия. Мне это не понравилось.

Палмер, то бишь Джордж Палмер, сказал, что у него были дела, и ушел. Я рассказал Джейн то, что только что поведал вам, про сходство. Джейн решила, что это все легко могло быть игрой моего воображения, а я сказал: «Да, наверное». «Так или иначе, — спросила она, — что ты обо всем этом думаешь?»

Я ответил, что, конечно же, это все-таки могло быть совпадением. «Ну а что бы это могло быть, если нет?» — спросила она. Именно этот вопрос крутился и у меня в голове, пока мы беседовали с Палмером. Трудный вопрос. Чувствуя себя полным идиотом, я сказал, что, может быть, мы забрели в какой-то параллельный мир, немного напоминающий тот, что я выдумал в книге: что-то наподобие научно-фантастического рассказа.

Джейн не рассмеялась и не шарахнулась от меня. Посмотрев кругом, она заметила газету, которую кто-то оставил на стуле. Это была свежая «Санди Телеграф». «Если мы находимся в мире, параллельном реальному, то он во многом должен отличаться от него. Утром ты прочел почти всю «Телеграф», настоящую «Телеграф». Просмотри эту, может быть она чем-то отличается». Я заглянул в газету; все то же самое: та же первая страница, та же статья о профсоюзах, те же письма читателей, даже кроссворд был тот же самый, до последнего вопроса. Я с облегчением вздохнул.

Однако это продолжалось недолго, потому что еще одно совпадение начинало приобретать четкие очертания. Когда все это произошло, была жаркая августовская ночь, и Эллингтона не было дома. Именно в жаркую августовскую ночь, когда Эллингтон вернулся домой, это чудовище, Грин Мэн, наконец приобрело форму и тяжело побежало по дороге, чтобы разорвать на части молодую Эйми Эллингтон. Этот отрывок начинается на 225-ой странице в моей книге, если вам интересно.

Еще одной отвратительной маленькой деталью было то, что, в отличие от некоторых писателей, которых я мог бы назвать по имени, я выдумываю всех своих героев, за исключением, может быть, нескольких второстепенных персонажей тут и там. Я имею в виду то, что я не занимаюсь придумыванием других имен людям, которых я знаю, с тем, чтобы потом их упрятать в свои романы. Но, разумеется, никак нельзя избежать того, чтобы не дать хоть чуточку самого себя всем героям, даже когда речь идет о неприветливом автобусном кондукторе, который возникает на пол-страницы и потом навсегда исчезает.

Это, разумеется, ярче всего проявляется у главных действующих лиц. Так вот, никто из моих героев не является мною, но никак нельзя избежать того, чтобы они не напоминали меня какими-то чертами; у одних они явственнее, чем у других, а Эллингтон в том романе как раз и был одним из явственных, так сказать: я гораздо больше похож на него, чем на другие персонажи. И особенно, я более всего похожу на моего Мориса Эллингтона из книги, чем реальный Эллингтон, которого, как оказалось, зовут Джон. Извините, я наверное утомил вас, но я хочу, чтобы все было предельно ясно.

Итак, если, по какому-то фантастическому случаю, Грин Мэн, чудовище, намеревалось появиться здесь, то казалось, что оно вероятнее всего пожалует именно этой ночью. И кроме того, казалось, что я больше подходил на роль отца молодой девушки, которому в романе удается спасти ее от чудища, чем папаша Мэрилин. Вы, конечно, понимаете.

Я постарался объяснить все это Джейн. Наверное, мне удалось все ей растолковать, ибо она тут же сказала: «Нам лучше заночевать здесь». «По возможности, — ответил я, — если есть свободная комната». Как оказалось, свободная комната была и — что очень важно — в передней части дома, потому что чудовище в книге появляется именно с той стороны.

Мы просидели в баре до закрытия. В какой-то момент я сказал Джейн: «Ты не думаешь, что я сошел с ума? Что я глупый?» «Напротив, я считаю, что ты поступаешь крайне рассудительно и практично», — ответила она. Ну, слава Богу. Видите ли, Джейн верит в привидения. Мое отношение к ним точно такое же, как у того человека, который сказал: «Я не верю в привидения, но я их боюсь».

Это воскрешает в памяти один из самых странных моментов во всей этой истории. От природы я очень нервозный. Я никогда не летаю на самолете и не вожу машину (за рулем всегда Джейн). Я даже не слишком люблю оставаться один в доме. Но как только мы решили переночевать здесь, все беспокойство и, чего греха таить, то довольно сильное чувство страха, которое я начал испытывать, как только стали всплывать все эти совпадения, как рукой сняло. Я чувствовал уверенность. Мне казалось, что я знаю, что смогу сделать все, чего бы от меня не потребовалось.

Оставалось решить еще одну проблему. Я сказал Джейн — к этому времени мы были уже в спальне — я сказал: «Если он появится, то что же мне против него использовать?» Видите ли, в книге Морис Эллингтон раздобыл что-то вроде талисмана, обладающего силой над привидением. У меня ничего такого не было. Джейн поняла, к чему я клонил. Она сказала, что подумала об этом и сняла простой золотой крестик, который носила на шее, и дала его мне. Крестик у нее не по причине веры: это память о бабушке. Ну уж с крестом-то я с ним разделаюсь, подумал я, и, как и прежде, я почувствовал полную уверенность.

После этого мы уселись и стали ждать. Подъехала машина и остановилась на стоянке. Из машины вылез человек и вошел в дом через парадный вход. Должно быть, это был Эллингтон. Мне было плохо его видно, но я разглядел, что у него был другой цвет волос. Однако, когда я посмотрел на часы, они показывали без восьми минут полночь. Точно в это же время мой Эллингтон из романа вернулся домой в ту ночь, когда он совладал с чудищем. Еще одно… назовем его подтверждением.

Я открыл дверь спальной и прислушался. Вскоре послышались шаги, идущие наверх и по направлению к задней части дома. Хлопнула дверь, и сразу же показалось, что весь дом погрузился в тишину. Вряд ли было много позднее, когда я сказал Джейн: «Послушай, мне нет смысла торчать здесь. Оно может раньше появиться, кто его знает. Ночь теплая, так что пойду-ка я вниз сейчас». Она сказала: «Ты уверен, что не хочешь, чтобы я пошла с тобой?» «Абсолютно уверен, — ответил я, — все будет в порядке, но я хочу, чтобы ты наблюдала из окна». «О’кей», — сказала Джейн. Она пожелала мне удачи, мы обнялись на минуту, и я отправился.

На улице было совсем светло: в небе была почти полная луна, а по углам дома горели два довольно мощных фонаря. Место это было довольно пустынное: вокруг можно было увидеть всего еще два-три дома. Я помню, что вскоре после того, как я вышел, проехала машина, но она оказалась единственной. Не было даже малейшего дыхания ветра. В окне я увидел Джейн и помахал ей рукой, а она помахала в ответ.

Вопрос заключался в том, где ждать. Если то, что должно было произойти, будет все как в книге, то девочка должна была выйти из дома, потому что ей вдруг почудилось, будто бы отец позвал ее (еще чуть-чуть волшебства), а затем это существо, этот Грин Мэн, должен был побежать за ней. Я никак не мог решить, какое направление было более вероятным.

Мне немного повезло. Рядом с парадной дверью была тяжелая деревянная скамья. Я уселся на нее и стал нести караул, посматривая то в одну сторону, то в другую, по полминуты на каждую. Обычно 10 минут подобного времяпрепровождения свели бы меня с ума, но в ту ночь казалось, что все так и должно было быть. Затем, по прошествии довольно долгого времени, я повернул голову справа налево, по графику, и увидел девочку всего в нескольких ярдах от меня. Она, видимо, подошла с той стороны дома. На ней была светло-зеленая пижама — опять не тот цвет. Я собрался было заговорить с ней, но в том, как она стояла, было что-то…

Она на меня не смотрела. Я вскоре увидел, что она смотрела в никуда. Я помахал рукой у ней перед глазами, как это делают в кино, когда думают, что кто-то загипнотизирован или что-то в этом роде. Я чувствовал себя полным идиотом, но глаза ее не двигались. Наверное, она — лунатик; в книге этого нет. Бродят ли люди во сне? По-видимому, нет. Им это только кажется, если верить тому, что мне потом рассказал мой приятель-психиатр, но тогда я этого еще не знал. Все, что я знал, или думал, что знал, сводилось к одному: все мы где-то слышали, что будить лунатика опасно.

Я остался стоять рядом с девочкой, продолжая свое бдение. Прошло еще какое-то время, и тогда, совершенно точно, я услышал слабый, но ясный звук, который я описал в книге: такой шелестяще-скрипучий звук двигающегося существа из ветвей, прутьев и лиственных гирлянд. Ну, так и есть. Где-то в 100 ярдах появилось это создание, в общем-то мало напоминающее человека. Оно приближалось каким-то неуклюжим, дергающимся бегом вдоль края травы со все возрастающей скоростью.

Я знал, что надо делать. Я пошел ему навстречу с крестиком наготове (девочка оставалась неподвижной). Когда это существо было от меня на расстоянии ярдов 20, я увидел его лицо, покрытое плесенью, и услышал еще один звук, описанный мною, который исходил из того, что видимо следовало назвать ртом. Звук этот напоминал вой ветра в ветвях деревьев.

Я остановился, нашел устойчивое положение, швырнул в него крест, и оно тотчас исчезло, тотчас. В книге было не так, но я не задумался об этом. Не стал я искать и крестик. Когда я обернулся, девочки не было. Вот и хорошо. Я бросился назад в гостиницу и прямо наверх, в нашу спальню и постучал в дверь. Перед уходом я сказал Джейн, чтобы она заперла ее за мной.

Прошло время, прежде чем она отворила ее. Я видел, что она была чем-то смущена, но мне было не до чего, потому что я чувствовал, как спокойствие и уверенность, которые я ощущал ранее, быстро покидали меня. Я усадил Джейн на кровать, а сам сел на стул и прямо без запинки выпалил ей все, что случилось. Я, видно, забыл, что она должна была наблюдать за всем происходящим из окна.

Когда я кончил говорить, я весь дрожал. Джейн тоже. Она сказала: «Что заставило тебя передумать?» «Передумать? Что?» «Пойти на улицу, — сказала она. — Опять встать и выйти». «Но я был там все это время», — возразил я. «Ничего подобного, — сказала Джейн, — ты вернулся где-то минут через 20, сказал мне, что все это глупость и что ты ложишься спать, что мы оба и сделали». Она была совершенно уверена.

Я был абсолютно разбит. «Но все это действительно произошло так, как я рассказал тебе». «Не может быть, — сказала она. — Тебе все это приснилось. Уж, конечно, ты не бросал крестик, — сказала Джейн, — потому что вот он. Ты отдал мне его, когда вернулся в первый раз». И точно, крестик был на своей цепочке у ней на груди.

Тут я совсем расклеился. Не помню точно, что я говорил или делал. Джейн удалось напичкать меня снотворным, и, в конце концов, я отключился. Я помню, что в голове у меня бродили дикие мысли, что кто-то, обладающий довольно странным чувством юмора, устроил так, чтобы я оказался в точно таком же трудном положении, как и герой моей книги: видевший что-то, что было явно сверхъестественным, но чему никто не верил. Потому что я знал, что я все это видел своими глазами. Я знал это тогда, знаю и сейчас.

Проснулся я поздно и чувствовал себя отвратительно. Джейн сидела рядом с кроватью и читала. Она сказала: «Я видела молодую мисс Эллингтон. Ты точно описал ее, и она была раньше лунатиком». Я спросил Джейн, как ей удалось все разузнать; она ответила, что просто узнала и все. Ей это не трудно.

Так или иначе, я сразу же почувствовал себя лучше. Я сказал: «Похоже на то, что нам ничего не приснилось, даже если то, что я увидел, никак не увязывалось с тем, что наблюдала ты». Джейн согласилась. После этого мы как-то странно перестали говорить об этом. Мы решили, что не стоит искать крестик, который я бросил в привидение. Я сказал, что мы все равно не найдем его. Я не спросил Джейн, думала ли она то же, что и я, что искать его было бы пустой тратой времени, потому что в тот самый момент крестик был у нее на груди. Я еще вернусь к этому.

Мы сложили вещи, позвонили в пару мест, чтобы изменить назначенные встречи, заплатили по счету и уехали. Мы все еще не говорили о главном. Затем, когда мы были минутах в 10 от дома, Джейн сказала: «Что же, по-твоему, произошло? Чтобы, вроде как, заставить все это случиться?»

Я ответил, что, по-моему, кто-то был нужен там, чтобы уничтожить чудовище. А это значит, что какая-то сила направила меня туда в то время. Должно быть, кто-то позаботился, чтобы у меня появился весь этот материал про Грин Мэн, Эллингтона и остальных.

«Чтобы ты обязательно узнал это место, приехав туда, и знал, что тебе делать, — сказала она. — Но все-таки, чьих же это рук дело?» «Того же человека, который появился в моем романе, чтобы сказать Эллингтону, что от него требовалось». «Почему бы ему самому не разделаться с чудовищем?» — спросила она. «Его могущество не безгранично». «Не думаю, — сказала она, — если он может заставить один и тот же объект находиться в двух местах одновременно».

Да, видите, она тоже об этом подумала. «А ведь это считается физически невозможным, не так ли?» «Ну, вероятно, путь, который он выбрал, был более интересным», — сказал я. «Более интересным», — повторила Джейн. Она была очень задумчива.

Как вы заметили, во всем этом была одна неувязка. Кто или что же это было, что, приняв мой образ, появилось в спальне, разговаривало с Джейн моим голосом и разделило с ней ложе, по крайней мере, на несколько минут? Мы не говорили об этом несколько дней. Потом, однажды утром, она задала мне, более или менее, тот же самый вопрос.

«Интересный момент, — сказал я, — я не знаю». «Это гораздо интереснее, чем ты думаешь, — сказала она, — потому что… кто бы то ни был со мной в постели, он не просто лег спать…».

Наверное, я просто взглянул на нее. «Вот именно, — сказала она, — я решила, что лучше я сперва схожу к Джону, прежде чем сказать тебе».

(Джон Эллисон — это наш врач).

«Значит, анализ был отрицательный», — сказал я. «Да», — ответила Джейн.

Ну вот и все. Конечно же, облегчение.

Но в одном смысле все же досадно.