Не думаю, что папа сознавал, насколько сильно обидел меня. После его отъезда я чувствовала бесконечное одиночество, мне было тоскливо, как, пожалуй, никогда раньше. Две недели подряд изо дня в день я слушала один и тот же диск с самыми печальными песнями Милен Фор. Ее музыка всегда вдохновляла меня, но теперь она еще и полностью отражала мое настроение. Я включала музыкальный центр на полную громкость, бралась за кисти и погружалась в минор. Все художества, рожденные в эти дни, несли отпечаток моей грусти, но сегодняшний рисунок получился особенно мрачным и странным.

Я нарисовала одинокую фигурку девушки в непроглядной ночи, из черной паутины придорожных кустов за нею следили хищные желтые глаза, пылающие дикой яростью. На миг я даже почувствовала запах сырой земли и отчетливо услышала грозное рычание, эхом несущееся из акварельной темноты. С бешено колотящимся сердцем (никогда не думала, что можно испугаться собственного рисунка), я разорвала на мелкие клочки еще влажную бумагу и с глаз долой убрала краски. В этот момент и позвонил папа.

— Ты не передумала на счет Тамани, Эм? — спросил он, поздоровавшись.

— Я даже не собиралась думать над этим, папа. Я же сказала — я не приеду.

— Лишаешь себя отдыха из-за влюбленного парня?!

— Его влюбленность слишком навязчива! — пылко воскликнула я и тут же вздохнула: — Прошу тебя, не начинай все сначала. Я больше не хочу говорить об этом.

— Ты ведешь себя, как маленький ребенок, Эмма!

— Мне нужно готовиться к экзамену. Пока, пап.

Я бросила трубку, досадуя, что папа вновь поднял эту неприятную для меня тему. Сын его друга, Игорь, похоже, совсем лишил нас взаимопонимания.

Это парень появился в лагере археологов прошлым летом и напрочь испортил мои каникулы. Его чувства ко мне, вспыхнувшие со страшной силой, обернулись для меня настоящим кошмаром. Никакими словами я не могла объяснить влюбленному Игорю, что не испытываю к нему ни малейшей симпатии, мои отчаянные просьбы оставить меня в покое, казалось, только раззадоривали его: он становился все настойчивее, а потому невыносимее. Папа был единственным, кто мог помочь мне справиться с ситуацией, но его, как ни странно, поведение Игоря крайне умиляло, а мой отпор немало удивлял. Все, что я слышала в ответ на свои просьбы поговорить с парнем и оградить меня от его назойливых приставаний, было: «Эмма, это нормально! У вас такая пора: симпатии, флирт, прогулки под луной! Это должно быть в каждой юной жизни, так что прими, как должное!». Разговоры по душам нам и раньше редко удавались, но в тот раз «глухота» папы особенно ранила и обижала меня. Так и не дождавшись от него поддержки и не в силах больше терпеть преследования несносного поклонника, я решила проблему, как могла — сбежала домой. Желание больше никогда не видеть Игоря оказалось сильнее моей любви к морю.

В этом году папа уехал на раскопки в конце мая сразу после моего дня рождения — таманские строители неожиданно наткнулись на очередное древнее захоронение. Я планировала приехать туда сразу после летней сессии, искренне веря, что прошлогодний кошмар не повторится, но перед отъездом папа, с трудом застегивая видавший виды чемодан, как бы невзначай сообщил:

— Игорь-то снова будет в экспедиции!

Его слова разом лишили меня мечты о жарком юге и беззаботном отдыхе.

— Спасибо, что предупредил, — пытаясь совладать с собой, сказала я. — Знаешь, папа, думаю, я достаточно ездила с тобой по раскопкам. Пожалуй, на этот раз останусь в Омске.

Слова давались тяжело, трудно было согласиться с тем, что какой-то беспардонный студент рушил и мои надежды, и весь наш привычный уклад.

— Глупо, — констатировал папа, наконец-то справившись с застежкой.

— Неужели ты ожидал другой реакции на эту «потрясающую» новость? — удивляясь его простодушию, спросила я.

— Вообще-то надеялся, что за год ты повзрослела. Увы… — Папа развел руками и добавил: — Ты очень категорична, Эмма.

— Не вижу в этом ничего плохого.

— А ты увидь! — повысил голос папа. — Ты позволяешь ситуации брать над собой верх!

Его тон немало меня удивил — я не заслужила криков и упреков. Тем обиднее показались мне папины слова.

— Да, я не в силах справиться с твоим распрекрасным Игорем! — едва сдерживаясь, воскликнула я. — Но ты ведь можешь мне помочь! Неужели тебе так сложно просто поговорить с ним и тем самым все изменить?

Сейчас меня злили не столько чувства Игоря, сколько нежелание папы понять меня. Я справедливо полагала, что родители в любом случае должны быть на стороне своих детей, даже если дети не правы. Но я-то была права!

К сожалению, отец так не считал. Глядя на меня с укором, он ответил, чеканя каждое слово:

— Если бы меня что-то смущало в поведении Игоря, я бы так и сделал. Он целеустремленный и не привык отступать — прекрасные качества для мужчины. Это действительно достойный и славный молодой человек. А вот твоя боязнь поклонников меня настораживает. Тебе вообще парни нравятся?

Никогда и ни при каких обстоятельствах я не ожидала услышать от папы такие слова! Его вопрос ошеломил, потряс и возмутил меня одновременно. Эти эмоции были настолько неожиданны и сильны, что лишили меня голоса.

— Прости, конечно, я перегнул… — поспешил извиниться папа, заметив мое оцепенение, и добавил устало: — Не хочешь ехать в Тамань — дело твое. Но я надеюсь, что ты все-таки передумаешь.

Папа уехал тем же вечером, а я впала в тоску. Это было первое лето, которое начиналось так безрадостно и обещало быть таким до самого конца.

…Я выключила музыку и собрала обрывки своего рисунка. За эти дни я перевела немало бумаги. В последнее время рисовать цветы и голубое небо у меня не получалось. На каждой выброшенной картине были то угрюмые горы, то непролазные дикие леса и обязательно девушка. Девушка, похожая на меня.