Мы выехали из города, едва рассвело, и взяли направление к северу. Наплакавшись накануне, я поняла, что нужно бежать: от своих мыслей, пустоты, бесконечных слез, компьютера, в конце концов. И единственное, что пришло мне в голову в тот момент — это позвонить Максу и принять его приглашение съездить в таежную деревню. Пусть побег был лишь иллюзией — я прекрасно понимала, что от себя убежать все равно не получится, но надеялась, что присутствие друзей рядом поможет мне взять себя в руки и создаст хотя бы видимость нормальной жизни.

У Макса был новый внедорожник, все технические характеристики которого мы по достоинству смогли оценить, когда свернули с трассы на проселочную дорогу. Ехать по ней пришлось долго, и от непрерывной многочасовой тряски у меня разболелась голова. Остаток пути пролегал через густой лес.

— Откуда ты вообще узнал об этой деревне? — воскликнула я, вглядываясь в непроходимую чащу.

— Мои знакомые во время охоты случайно наткнулись на нее. Их удивило местонахождение этого поселения и его жители. — Максим взглянул на меня в зеркало заднего вида. — Дело в том, что среди них много … ну, мои знакомые назвали их мутантами. Валери же считает, что это малочисленный исчезающий народ, о котором почти ничего неизвестно, так называемые урты. Народность, скорее всего, тюркского происхождения. Приедем — узнаем. Приятно уже то, что к деревне ведет, какая-никакая, но все же дорога.

— Меня удивила их оторванность от остального мира, — продолжила тему Валери. — Информации об этом народе практически нет. И у меня есть все основания полагать, что они язычники.

— Супер… — озадаченно произнесла я по-русски, и Валери удивленно обернулась ко мне.

— Я говорю, что это интересно до жути, — пояснила я по-французски, оглядывая мрачную тайгу по обе стороны дороги.

Мои глаза слипались. Уж очень рано мы встали и очень долго ехали. Максим громко включил музыку, видимо, он тоже гнал от себя сон. Я прислонилась к стеклу, подложив под голову ладошку, и зажмурилась. Голова болела так сильно, что меня начало мутить.

— Эмма! Что такое?! — Валери тронула меня за плечо, перегнувшись с переднего сиденья.

Я открыла глаза и непонимающе посмотрела на нее.

— Ты стонешь, тебе плохо?

— Голова немного болит. — Я и не заметила, что уже стонала от боли.

Валери порылась в своей сумочке, нашла обезболивающую таблетку и протянула мне вместе с бутылочкой воды.

— Выпей, быстро поможет, — сказала она и накинулась на Максима: — Это все твоя музыка! Выключи ты это безобразие!

В машине звучал рок. Причем не легкий. Соло на гитаре закончилось кульминационным скрипом, от которого у меня даже зубы свело.

— В самом деле, безобразие, — скривившись, согласилась я с Валери.

— Что, нервишки пошаливают? — усмехнулся Макс. — Во всяком случае, эта музыка лучше, чем твоя Фор. По крайней мере, ты всего лишь стонешь, а не плачешь.

— Я обожаю Милен Фор! — воскликнула Валери. — Она — наша гордость!

Макс скорчил кислую мину.

— Чувствую, что, скоро мне придется купить ее диск в машину.

Валери, шутя, толкнула его в бок.

— И только попробуй не купить!

Я улыбнулась, глядя на них: они так удивительно подходили друг другу и так здорово смотрелись вместе. Я нисколько не сомневалась в их безоблачном счастливом будущем.

— Мы вот-вот приедем, — погладив руку Валери, сообщил наш ученый-водитель.

И действительно, стена леса внезапно оборвалась, и мы оказались на открытом пространстве, облюбованном некогда загадочными уртами. Вся деревня состояла примерно из двух десятков бревенчатых избушек, беспорядочно расположенных у самой полосы леса, в центре же поселка в сумеречном свете возвышалась грубо высеченная каменная фигура какого-то монстра с выпученными глазами и зияющей дырой вместо рта. Широкая кайма пепла и углей окружала этого уродливого идола.

— Точно, язычники, — восторженно прошептала Валери.

На звук мотора из домиков и из леса стали сходиться местные жители. Издалека уже стало понятно, что этот народ вовсе не тюркского происхождения: это были чрезвычайно рослые мужчины с длинными серыми космами, одетые, несмотря на прохладный вечер, только в джинсы или спортивные штаны, поэтому мы могли видеть и их голый торс, крепкий, мускулистый, покрытый густой растительностью. Женщин было немного, и, как ни странно, все они оказались очень маленького, почти карликового, роста. И еще в деревне было много собак — здоровых лохматых псов, по счастью привязанных, которые сейчас заходились лаем и рвались с цепей.

Мужчины-урты, завидев нас, не раздумывая и не сговариваясь, двинулись к нашей машине. Они шли с разных концов поселка, и по их походке и решительным широким шагам, печатающим землю, стало понятно, что радушного приема мы не дождемся. Чем ближе они подходили, тем страшнее мне становилось: теперь можно было рассмотреть и их лица, и это зрелище оказалось не из приятных — все до единого были безобразны, как черти. У каждого из них была кожа землистого цвета, изрытая глубокими яминами, брови почти отсутствовали, ненормально высокие скулы подпирали мелкие глаза с недобрым тяжелым взглядом, а вывернутые ноздри раздувались, как у разъяренных быков. Кроме всего прочего, некоторые лица были еще ассиметричны и перекошены.

— Не глуши машину, — испуганно попросила я Максима, вцепившись в его плечо.

— Не паникуй, — едва слышно произнес он, не сводя напряженного взгляда с приближающихся уртов.

Только Валери казалась спокойной. Она тряхнула головой, глубоко вдохнула, словно готовилась нырнуть в глубину, и с ослепительной улыбкой выпорхнула из машины. Максиму не оставалось ничего другого, как выйти следом за нею. Я же не нашла в себе смелости покинуть джип и с замирающим сердцем следила за встречей моих друзей с уртами. И Максим, и Валери приветственно протянули руки, но никто из подошедших мужчин не пожал их. Мне было слышно, как один из уртов заговорил, его голос оказался хриплым, трескучим, речь — резкой и отрывистой. Он задал какой-то вопрос, и Валери принялась весело щебетать, а Макс — переводить ее слова. Мужчины слушали молча, хмуро глядя на непрошенных гостей. Я с недоумением смотрела, как Максим вытащил из кармана бумажник и, открыв его, вытащил несколько голубых купюр. Он протянул их уртам, и Валери, не прекращая своих настойчивых убеждений, тоже поспешила достать кошелек. Мужчины, ничего не взяв, собрались в кружок и заговорили между собой. Я могла слышать их разговор через приоткрытое окно, но понять его не представлялось возможным — они общались на своем родном языке, показавшимся мне сплошной рыкающей тарабарщиной. В конце концов, один из мужчин кивком головы пригласил Макса и Валери следовать за собою, и все двинулись к ближайшей избушке.

За полчаса их отсутствия я едва не сошла с ума от волнения. В голову лезли мысли, одна страшнее другой, и, когда я уже решилась отправиться вслед за ними, оба горе-ученых вышли из домика и направились к машине.

— Что вы там делали? — спросила я, едва Макс открыл дверцу.

— Расплачивались за вторжение, — вздохнул Макс. — Дорог нынче этнотуризм, но зато нам разрешили остаться.

— Так мы остаемся? — Я сникла от такой новости. — Неужели вам еще хочется изучать этот народ? От одного вида уртов хочется сбежать на край света.

— Мы останемся только на ночь, — расстроено ответила Валери. — Они категорически против нашего присутствия в их деревне и уж тем более не собираются становиться объектом моих исследований. Но за ту сумму, что мы заплатили, они согласились потерпеть нас до утра и даже обещали угостить ужином.

— Тогда зачем оставаться? — воскликнула я. — Мы можем уехать прямо сейчас!

— Эмма, я буквально бредила этим народом с тех пор, как Максим рассказал мне о нем, к тому же, мы проделали тяжелый путь, так почему бы не переночевать здесь? Возможно, мне удастся узнать о них что-то, пусть даже немногое, но я буду рада и этому.

Я только вздохнула, зная, что увлеченных людей не остановить ничем, даже такими неприятными физиономиями, какие оказались у уртов и их явной неприязнью к нам.

На ночлег нас приняла старушонка, довольно бойкая и подвижная, но при этом древняя, как окружающие нас кедры. Ее звали Юна, и она была мне по пояс.

Пока хозяйка хлопотала у дровяной печи, готовя нам ужин, мы втроем уселись на пеньках у ее избы. С наступлением темноты, которая в сердце тайги была абсолютной, урты развели огонь вокруг своего каменного идола. Никто из них не обращал на нас ни малейшего внимания.

— Мне одной тут не нравится? — спросила я, видя с каким пристальным интересом наблюдают Максим и Валери за действиями уртов. Меня же бросало в дрожь от одного вида истукана, чье каменное лицо, казалось, оживили танцующие блики огня.

— Дело не в том нравится или не нравится, — ответил Максим, — Мы, быть может, на пороге великого научного открытия. А вдруг именно мы расскажем всему миру об этой загадочной нации?!

— Не уверена, что мир захочет знать о них, — с сомнением произнесла я. — Твои знакомые были правы, назвав их мутантами. Ну и внешность!

— Я так думаю, — задумчиво сказала Валери, — что здесь налицо все признаки вырождения. Я не исключаю того, что среди уртов распространены родственные браки. По крайней мере, те дегенеративные признаки во внешности, которые мы можем наблюдать, подтверждают мою теорию. — Валери умолкла, жестом предложив нам сделать то же самое и наблюдать за людьми в центре поселка.

Урты теперь расселись прямо на земле вокруг костра, а их женщины несли из домов дымящиеся блюда (целые тазы!) и расставляли еду перед ними. Мужчины ели руками, легко разрывая огромные куски мяса, при этом они не переставали говорить и громко гоготать, а выпадающую от смеха пищу запихивали пальцами обратно в рот. Подав ужин, женщины, к моему ужасу, отпустили с цепей собак, и теперь огромные псы бросились к месту пиршества и замерли невдалеке от своих хозяев, которые изредка кидали им кости. Застолье уртов длилось недолго, но, как только они расправились с едой, у костра появился разодетый в меха шаман в странном головном уборе и с бубном в руках. Он стал раскачиваться, часто звеня колокольчиками на остроконечной шляпе, похожей на китайскую пагоду, а затем завертелся вокруг огня в дикой пляске, пронзительно вопя и потрясая бубном. На фоне этого истерического танца, сытые урты стали покачиваться из стороны в сторону и гулко мычать. Смотреть на все это было жутко и неприятно, и я очень обрадовалась, когда Юна позвала нас к столу, хотя есть мне совсем не хотелось.

Естественно, электричества в деревне уртов не было, поэтому в избе Юны горели две масляные лампадки, света от которых хватало лишь для того, чтобы видеть очертания нехитрой мебели. На ужин хозяйка подала нам стопку пресных лепешек и кувшин с молоком. Старушка также села к столу и, подперев щеку рукой, похожей на высохшую птичью лапку, с интересом наблюдала за нами.

— Вы одна живете? — спросил Максим Юну, разламывая пополам лепешку.

— С сыном живу, — обрадовавшись возможности поговорить, сказала старушка и с гордостью добавила: — Мой Уйятх тут самый главный. Самый сильный. Вот как.

Не занятая едой, я перевела Валери ее слова, и бабуля толкнула Максима в бок, кивнув на нас:

— А, что, они по правде французские? Уйятх мне так сказал.

— Ага, — усмехнулся Макс. — Прямехонько из Парижа, что одна, что другая.

— Сразу видать, — закивала головой Юна. — А чего ж вас сюда занесло?

— Так, ученые мы, — развел руками Максим. — Народы изучаем, историю…

— Ой, нельзя сюда ученым! Никому к нам нельзя!

— А чего ж так? — спросил Максим, старательно копируя манеру речи Юны.

— Не любим мы, когда суются, — просто объяснила старушка. — Всех выпроваживаем. Вас только и оставили. Уйятх говорит, много теперь всего купим.

— А чем ваш сын занимается?

— Ой, — скривилась Юна, хватаясь за поясницу. — Кости болят, стара я стала. Солнце уж село, а я все на ногах. Спать пойду. Вы на чердаке будете, там одеяла в углу есть. Лесенка на улице. А на заре поезжайте.