В тот самый миг, когда Атрейо вошел сквозь мрачные ворота в Город Призраков и начал своё странствие по кривым улочкам, которое завершилось роковым образом на грязном заднем дворе, белому Дракону Счастья Фалькору было суждено сделать удивительное открытие.

Он неутомимо продолжал искать своего маленького господина и друга, поднявшись очень высоко в небо и сквозь облака и клочья тумана оглядывая окрестности. Вокруг простиралось только море, которое медленно успокаивалось после страшного шторма, взбаламутившего его до дна. И вдруг Фалькор увидел вдали что-то непонятное. Это был как будто золотой луч света, который гас и вспыхивал в равные промежутки времени. И этот луч, казалось, был направлен прямо на него, Фалькора. Он рванулся в ту сторону и когда повис над местом, где вспыхивал луч, обнаружил, что этот мигающий световой сигнал исходит из самой глубины, может быть, даже со дна моря.

Драконы Счастья — как уже говорилось — создания из воздуха и огня. Водная стихия для них не только чужда, но и опасна. В воде они могут просто угаснуть, как пламя, если до этого не задохнутся, потому что беспрерывно дышат всем телом — всеми ста тысячами перламутровых чешуек. Питаются они тоже воздухом и теплом одновременно, а другая пища им не требуется. Но без воздуха и тепла им долго не прожить.

Фалькор не знал, что ему делать. Он ведь даже не представлял, что это за странное мерцание там, в толще воды, и имеет ли оно вообще какое-нибудь отношение к Атрейо. Но долго раздумывать он не стал. Он взлетел как можно выше, потом развернулся головой вниз, плотно прижал лапы к туловищу, напрягся, и, прямой словно штык, бросился в бездну. С сильным всплеском, взметнувшим в воздух громадный фонтан воды, он погрузился в море. Поначалу от удара он чуть не потерял сознание, но потом заставил себя открыть свои красные, как рубины, глаза. Теперь он видел сияние почти прямо перед собой, на глубине примерно двойной длины собственного тела. Вода обтекала Фалькора, и на нём появились пузырьки воздуха, словно жемчужинки, какие бывают в кастрюле с водой перед тем, как она закипит. В то же время Дракон почувствовал, как охлаждается и становится всё слабее. Из последних сил он постарался нырнуть поглубже — и увидел источник света прямо перед собой. Это был АУРИН, Блеск! К счастью, Амулет повис на цепочке, зацепившись за ветку коралла, торчащую со стены скалистого ущелья, иначе утонул бы в бездонной пучине.

Фалькор схватил АУРИН, отцепил его и повесил себе на шею, чтобы не уронить, потому что чувствовал, что вот-вот потеряет сознание.

Когда он пришел в себя, то поначалу не мог ничего понять: к его изумлению, он снова летел по воздуху над морем. Летел в определенном направлении и с очень большой скоростью — куда быстрее, чем позволили бы ему оставшиеся у него силы. Он попробовал лететь немного тише, но обнаружил, что тело больше ему не повинуется. Другая, куда более могучая воля завладела его телом, и она его направляла. И эта воля исходила от АУРИНА, который висел у него на шее.

Был уже вечер, когда Фалькор наконец увидел вдалеке берег. Разглядеть прибрежный ландшафт он не смог — казалось, он тонул в тумане. Приблизившись, Фалькор заметил, что большая часть земли уже поглощена Ничто, и от этого болели глаза, потому что возникало чувство, что слепнешь.

Будь на то воля Фалькора, он, скорее всего, тут же повернул бы назад. Но таинственная сила Драгоценности заставляла его лететь прямо. И вскоре он узнал почему: посреди этого бескрайнего Ничто обнаружился островок, который ещё держался, островок из домов с островерхими крышами и косыми башнями. Фалькор догадывался, кого он там найдет, и теперь его направляла к цели не только могучая воля, исходящая от Амулета, но и его собственная.

В узком заднем дворе, где Атрейо лежал рядом с мертвым оборотнем, было уже почти темно. Серый сумрачный свет, сочившийся в колодец двора, едва позволял отличить светлое тело мальчика от черной шкуры чудовища. И чем темнее становилось, тем больше они сливались в единое целое.

Атрейо уже давно оставил все попытки освободиться из стальных тисков волчьих челюстей. Он был в полусознательном состоянии и вновь видел перед собой пурпурного буйвола в Травяном Море, которого так и не убил. Временами он звал других детей, своих товарищей по охоте — все они, наверно, уже стали настоящими охотниками. Но никто не откликался. Только огромный неподвижный буйвол стоял и смотрел прямо на него. Атрейо звал Артакса, своего конька. Но он не прибежал, и не было нигде слышно его звонкого ржания. Он звал Девочку Императрицу, но тщетно. Он бы не смог ей ничего сказать. Он не стал охотником, он не был больше её посланцем, он был никто. Атрейо сдался.

Но тут он почувствовал ещё и другое: Ничто! Видимо, оно было уже очень близко. Атрейо вновь ощутил эту ужасающую тягу, похожую на головокружение. Он приподнялся и со стоном дёрнул ногу. Зубы не отпустили её.

И на этот раз, к счастью. Если бы челюсти Гморка не удержали его на месте, Фалькор прилетел бы слишком поздно.

Вдруг в небе над собой Атрейо услышал бронзовый голос Дракона Счастья.

— Атрейо! Ты здесь? Атрейо!

— Фалькор! — Атрейо сложил руки рупором и закричал вверх:

— Я здесь. Фалькор! Фалькор! Помоги мне! Я здесь!

Он всё кричал и кричал.

Потом он увидел белое извивающееся тело Фалькора. Словно живая молния, рассёк он кусочек угасающего неба вверху — сначала очень далеко, потом гораздо ближе. Атрейо кричал и кричал, а Дракон Счастья отвечал ему своим гулким, как бронзовый колокол, голосом. Наконец тот, кто был вверху, высмотрел того, кто лежал внизу на земле и казался не больше маленького жучка, притулившегося в темной ямке.

Фалькор попытался приземлиться, но двор был узким, а ночь уже почти что наступила, и Дракон, снижаясь, задел островерхий фронтон здания. С ужасающим грохотом рухнули балки, подпиравшие крышу. Фалькор почувствовал резкую боль — острый конек вонзился в его тело и нанес ему глубокую рану. Обычной элегантной посадки не получилось — Дракон упал во двор, свалившись в грязь рядом с Атрейо и мертвым Гморком.

Он отряхнулся, чихнул, как собака, вышедшая из воды, и сказал:

— Наконец-то! Вот где ты пропадаешь! Хорошо ещё, что я вовремя прилетел.

Атрейо ничего не сказал. Только обхватил руками шею Фалькора и уткнулся лицом в его серебристо-белую гриву.

— Давай, садись ко мне на спину! Нам нельзя терять время!

Атрейо лишь покачал головой. И только тогда Фалькор увидел, что нога Атрейо зажата челюстями оборотня.

— С этим мы сейчас справимся, — проговорил Дракон, вращая рубиновыми глазами, — не волнуйся!

Он ухватился обеими лапами и постарался разжать челюсти Гморка. Но клыки не сдвинулись ни на миллиметр.

Фалькор сопел и пыхтел от напряжения, но ничего не получалось. И ему не удалось бы освободить своего маленького друга, если бы не счастливый случай. Но Драконам Счастья всегда улыбается счастье, а заодно и тем, к кому они расположены.

Когда Фалькор, окончательно обессилев, нагнулся над головой Гморка, чтобы разглядеть в темноте, что ещё можно сделать, Амулет Девочки Императрицы, висевший на цепочке на шее Фалькора, коснулся лба мертвого оборотня. И в тот же миг челюсть раскрылась, освободив ногу Атрейо.

— Эй! — воскликнул Фалькор. — Ты это видел?

Атрейо не отвечал.

— Что случилось? — спросил Фалькор. — Где ты, Атрейо?

Он ощупью искал в темноте своего друга, но тот исчез. И пока он пытался разглядеть что-нибудь сквозь ночной мрак своими рдеющими красными глазами, он и сам почувствовал то, что унесло от него Атрейо, едва тот освободился: приближающееся Ничто. Но АУРИН защищал Фалькора от его притяжения.

Напрасно сопротивлялся Атрейо. Ничто было сильнее его собственной маленькой воли. Он отбивался, упирался руками и ногами, но его руки и ноги повиновались теперь не ему, а другому, непреодолимому влечению. Лишь несколько шагов отделяли его от окончательной гибели.

И в этот миг над ним промчался Фалькор, словно вьющаяся белая молния, схватил его за длинные иссиня-черные волосы, рванул вверх и умчался с ним далеко в ночное темное небо.

Часы на башне пробили девять.

Ни Фалькор, ни Атрейо не могли потом сказать, сколько длился этот полет в непроглядной тьме, вправду ли это была всего лишь одна ночь. Быть может, для них прекратился бег времени, и они неподвижно висели в беспредельном мраке. Эта ночь была самой долгой в жизни не только Атрейо, но и Фалькора, который был гораздо, гораздо старше.

Но даже самая долгая и темная ночь когда-нибудь проходит. И когда забрезжил бледный рассвет, далеко на горизонте они увидели Башню Слоновой Кости.

Здесь, пожалуй, придется ненадолго прерваться, чтобы объяснить особенность фантазийской географии. Моря и страны, горы и русла рек в Фантазии не имеют четких границ, как в человеческом мире. Поэтому карту Фантазии нарисовать было бы невозможно. Там никогда нельзя точно определить, какая страна с какой граничит. Даже стороны света там меняются в зависимости от того, в какой местности находишься. Лето и зима, день и ночь чередуются в каждой области по своим собственным законам. Можно выйти из раскаленной солнцем пустыни прямо в арктические снежные просторы. В том мире нет измеримого внешнего расстояния, и слова «близко» или «далеко» имеют другой смысл. Всё зависит от душевного состояния и желания того, кто отправляется в путь. Поскольку Фантазия безгранична, её центр может быть повсюду — или лучше сказать, он отовсюду одинаково близок и далёк — смотря по тому, кто хочет до него дойти. И этот внутренний центр Фантазии — Башня Слоновой Кости.

Атрейо с удивлением обнаружил, что сидит верхом на Драконе Счастья, хотя совершенно не мог вспомнить, как тут оказался. Он помнил только, как Фалькор схватил его за волосы и унёс ввысь. Дрожа от холода, Атрейо натянул на себя бьющийся на ветру плащ. И тут он заметил, что все цвета на плаще исчезли, он стал серым. Такими же стали кожа и волосы Атрейо. В прибывающем свете утра он увидел, что и с Фалькором дело обстоит не лучше. Дракон походил на серую полосу тумана и стал уже почти таким же нереальным. Оба они побывали слишком близко к Ничто.

— Атрейо, мой маленький господин, — тихо сказал Дракон, — твоя рана очень болит?

— Нет, — ответил Атрейо, — я не чувствую боли.

— У тебя жар?

— Нет, Фалькор, не думаю. А почему ты спрашиваешь?

— Я чувствую, как ты дрожишь, — ответил Дракон. — А что на свете может заставить Атрейо дрожать?

Атрейо помолчал, а потом ответил:

— Мы скоро долетим. И тогда мне придется сказать Девочке Императрице, что спасения больше нет. Из всего, что я должен был сделать, это самое тяжелое.

— Да, — сказал Фалькор ещё тише, — это правда.

Они молча полетели дальше — к Башне Слоновой Кости.

Некоторое время спустя Дракон спросил снова:

— Ты её когда-нибудь видел, Атрейо?

— Кого?

— Девочку Императрицу — или, вернее, Златоглазую Повелительницу Желаний. Ибо, когда стоишь перед ней, ты должен обращаться к ней так.

— Нет, я её никогда не видел.

— А я видел. Это было очень давно. Твой прадедушка был тогда ещё ребенком. И я был ещё юным Прыг-скок-по-облакам, у которого в голове одни глупости. Однажды ночью я пытался достать с неба луну, которая светила там, вверху, большая и круглая. Я же говорю, у меня в голове ещё не было никаких понятий. Когда я, разочарованный, стал спускаться вниз на землю, то пронесся совсем рядом с Башней Слоновой Кости. В ту ночь Павильон Магнолии широко раскрыл свои лепестки, и в его середине я увидел сидящую Девочку Императрицу. Она бросила на меня взгляд, один-единственный короткий взгляд, но… не знаю, как тебе сказать — с той ночи я стал другим.

— А как она выглядит?

— Как маленькая девочка. Но она намного старше самых старых существ Фантазии. Точнее, у неё нет возраста.

— Но ведь она смертельно больна, — сказал Атрейо. — Мне надо будет осторожно её подготовить к концу всех надежд?

Фалькор покачал головой.

— Нет, она тут же разгадает любую попытку её успокоить. Ты должен сказать ей правду.

— Даже если она из-за этого умрет? — спросил Атрейо.

— Не думаю, что это случится, — сказал Фалькор.

— Я знаю, ведь ты Дракон Счастья.

И снова они долго летели молча. Наконец, они заговорили в третий раз. На этот раз тишину нарушил Атрейо:

— Я хочу ещё что-то тебя спросить, Фалькор.

— Спрашивай!

— Кто она?

— Что ты имеешь в виду?

— АУРИН имеет власть над всеми существами в Фантазии: и над созданиями света, и над созданиями тьмы. Он имеет власть и над тобой и мной. И всё же Девочка Императрица никогда не пользуется властью. Её как будто нет, и всё же она во всём. Она как мы?

— Нет, — сказал Фалькор, — она не как мы. Она не создание Фантазии. Мы все существуем, потому что существует она. Но её природа другая.

— Тогда она… — Атрейо не решался задать свой вопрос, — тогда она как бы человеческое дитя?

— Нет, — сказал Фалькор, — она не такая, как человеческие дети.

— Так кто же она? — повторил Атрейо.

После долгого молчания Фалькор ответил.

— Никто в Фантазии не знает этого, никто и не может этого знать. Это глубочайшая тайна нашего мира. Я слышал, как один мудрец говорил, что тот, кто поймет это до конца, погасит свою собственную жизнь. Не знаю, что он имел в виду. А больше мне нечего тебе сказать.

— А теперь, — сказал Атрейо, — погаснет и её жизнь, и жизнь всех нас, хотя мы так и не поняли её тайну.

На этот раз Фалькор промолчал, но на его львиной морде играла улыбка, словно он хотел сказать: этого не случится.

С этой минуты они больше не разговаривали.

Немного погодя они уже перелетали внешнее кольцо «Лабиринта», той равнины с клумбами, кустарником и переплетенными дорожками, которая широким кругом опоясывала Башню Слоновой Кости. К своему ужасу, они увидели, что и здесь уже хозяйничает Ничто. Правда, это были пока что небольшие участки, пронизывающие «Лабиринт», но они встречались повсеместно. Пёстрые клумбы и цветущий кустарник рядом с этими участками стали серыми и высохли. Маленькие изящные деревца тянули свои голые согнутые ветки вверх к Дракону и его всаднику, словно моля о помощи. Некогда зеленые и яркие, лужайки стали блеклыми, и от них подымался слабый запах гнили и плесени. Яркую окраску сохранили только разбухшие гигантские грибы да уродливые растения кричаще ядовитого цвета, ранее считавшиеся порождением безумия и испорченности. Так последняя жизнь, которая оставалась в Фантазии, судорожно и бессильно сопротивлялась окончательному уничтожению, окружившему её и разъедавшему со всех сторон. Но в центре ещё сияла чудесной белизной нетронутая разрушением, безупречная Башня Слоновой Кости.

Фалькор не стал приземляться на нижнюю террасу, предусмотренную для летающих посланцев. Он почувствовал, что ни ему, ни Атрейо не хватит сил подняться оттуда по длинной спиралевидной главной улице, ведущей на вершину Башни. И ещё ему показалось, что в этом случае можно вообще пренебречь всеми предписаниями и правилами этикета. Он решился на вынужденную посадку. Промчавшись над крытыми балконами из слоновой кости, над мостами и балюстрадами, он в последний момент нашел самый высокий участок главной улицы, там, где она примыкала к дворцу, рухнул вниз, скользнул вперед, несколько раз повернулся, и, наконец, остановился хвостом вперед.

Атрейо, крепко державшийся обеими руками за шею Фалькора, выпрямился и осмотрелся по сторонам. Он ожидал, что его как-нибудь встретят, или, по крайней мере, обступят дворцовые стражи, которые будут его спрашивать, кто он, и что ему здесь нужно — но нигде никого не было видно. Сияюще-белый дворец, казалось, вымер.

«Они все сбежали! — пронеслось у него в голове. — Они оставили Девочку Императрицу одну. Или она уже…»

— Атрейо, — шепнул Фалькор, — ты должен вернуть ей Драгоценность.

Дракон снял золотую цепочку с шеи. Она выскользнула и упала на землю.

Атрейо спрыгнул со спины Фалькора — и упал навзничь. Он забыл про свою рану. Не вставая, он дотянулся до Амулета и надел его. Потом с трудом поднялся, опираясь на Дракона.

— Фалькор, — сказал он, — куда мне идти?

Но Дракон Счастья не отвечал. Он лежал, словно мертвый.

Главная улица кончалась у высокой белой окружной стены перед изумительными резными воротами, которые стояли распахнутыми.

Атрейо доковылял до них, оперся о портал и увидел за воротами широкую сияюще-белую лестницу, которая, казалось, доходила до самого неба. Он начал подниматься по ступеням. Иногда он останавливался, чтобы собраться с силами. На белой лестнице оставались капли крови.

Наконец он забрался наверх и увидел перед собой длинную галерею. Атрейо двинулся дальше, хватаясь за колонны. Потом он прошел через двор, где было множество фонтанов и каскадных прудов, но Атрейо уже ничего не видел по сторонам. Словно во сне, он пробирался вперед. И вот оказался у вторых ворот, которые были меньше, чем первые. За ними ему снова пришлось взбираться по очень высокой, но на этот раз узкой лестнице, после чего он очутился в саду, где всё: деревья, цветы, животные — было вырезано из слоновой кости. Он прополз на четвереньках по нескольким горбатым мосткам без перил, которые вели к третьим воротам, самым маленьким из всех. На животе он пролез дальше, а потом, медленно подняв голову, увидел блестящий как зеркало конус из слоновой кости, на вершине которого ослепительно сиял белый Павильон Магнолии. К нему не было ни дороги, ни лестницы.

Атрейо уронил голову на руки.

Никто из тех, кто был или ещё будет в этом Павильоне, не сможет сказать, как он преодолел последний отрезок пути. Это должно быть даровано.

Вдруг Атрейо увидел, что стоит перед воротами, ведущими в Павильон. Он вошел — и оказался лицом к лицу с Златоглазой Повелительницей Желаний. Она сидела, обложенная горой подушек, на мягком круглом сидении в сердцевине бутона и смотрела на него. Она казалась бесконечно нежной и драгоценной. Насколько она больна, Атрейо увидел по её бледному лицу, которое было почти что прозрачным. Её миндалевидные глаза отливали темным золотом. В них не было ни тревоги, ни беспокойства. Она улыбалась. Её маленькая тоненькая фигурка была облачена в широкое шелковое одеяние такой сияющей белизны, что даже лепестки магнолии рядом с ней казались темными. Она выглядела как неописуемо красивая маленькая девочка не старше десяти лет, но её гладкие длинные волосы, ниспадавшие по плечам и спине на сидение, были белы, как снег.

Бастиан испугался.

В этот миг с ним случилось такое, чего он ещё не переживал никогда.

До сих пор он мог совершенно ясно представить себе всё, что рассказывалось в Бесконечной Истории. Конечно, при чтении этой книги иногда происходили странные вещи, этого нельзя отрицать, но как-то их, наверно, можно было объяснить. Он представлял себе, как Атрейо летит верхом на Драконе Счастья, и Лабиринт, и Башню Слоновой Кости так чётко, как это только возможно. Но до сих пор это были всего лишь его собственные представления.

А когда он дошел до места, где речь пошла о Девочке Императрице, то на долю секунды, не дольше вспышки молнии, он увидел её лицо. И не только в мыслях, а своими глазами! Это не было его воображением — Бастиан был в этом совершенно уверен. Он даже разглядел подробности, которых в описании вообще не было, например, её брови, изогнутые, словно две искусно нарисованные тушью дуги над золотистыми глазами. Или то, что у неё были диковинные, удлиненные ушные мочки. Или особый наклон её головы на тонкой шее. Бастиан твердо знал, что в жизни своей не видел ничего прекраснее этого лица. А ещё в тот миг он знал, как её зовут: Лунита. У него не было ни малейшего сомнения, что это её имя.

И Лунита посмотрела на него — на него, Бастиана Бальтазара Букса!

Она посмотрела на него с таким выражением, которое он не смог бы передать словами. Может, и она была удивлена? Была ли в её взгляде просьба? Или тоска? Или… да что же?

Он пытался вызвать в памяти выражение глаз Луниты, но больше ему этого не удавалось.

Лишь одно он знал наверняка: этот взгляд, встретившись с его собственным, скользнул прямо ему в сердце. Он и сейчас ощущал его раскаленный путь. И он чувствовал, что взгляд этот теперь в его сердце светится, будто таинственное сокровище. И причиняет странную, чудесную боль.

Даже если бы Бастиан захотел, он бы не смог укрыться от того, что с ним случилось. Да он и не хотел, о, нет! Наоборот, ни за что на свете он не отдал бы это сокровище. Он хотел только одного: читать дальше, чтобы снова оказаться у Луниты, чтобы снова её увидеть.

Он и не подозревал, что тем самым обрекает себя на необычайные, опаснейшие приключения. Но даже если бы он это знал, он всё равно не захлопнул бы книгу и не отложил бы её в сторону, чтобы никогда больше к ней не прикоснуться. Перелистывая страницы дрожащими пальцами, он нашел место, где остановился, и продолжил читать.

Башенные часы пробили десять.