Мощные лавины с громоподобным шумом низвергаются с вершин, снежные ветры гудят в ущельях среди закованных в ледяной панцирь гор, свистят в пропастях и провалах. Такая погода обычна для гор Судьбы. Ведь они самые высокие и крутые во всей Фантазии, некоторые их вершины возносятся в буквальном смысле до неба.

В эти края вечных льдов не отваживались подняться даже самые смелые. Или, точнее сказать, прошло слишком много времени с тех пор, как было совершено последнее восхождение на вершину — все уже успели о нём забыть. Это был один из непостижимых законов Фантазии: горы Судьбы покоряли только тогда, когда предыдущие покорители были совершенно забыты и не оставалось ни устного, ни письменного упоминания о них. А если никто ничего не помнит, значит, ничего и не было. Вот и получается, что всякий покоритель вершин здесь всегда первый. На такой высоте не было ничего живого, за исключением ледяных великанов — если, конечно, их вообще можно причислить к живым, ибо они двигались так медленно, что на один шаг у них уходили годы, а на маленькую прогулку — столетия. Ясно, что они могли общаться только с себе подобными, об иной жизни в Фантазии не имели никакого понятия и считали себя единственными живыми существами Вселенной.

Потому с таким недоумением они таращились теперь на крохотное пятнышко внизу. Оно двигалось по нехоженым тропам, поднималось по едва заметным выступам, карабкалось по скалам.

То были хрустальные носилки Детской Королевы. Четыре невидимых силы несли её уже много дней и ночей, как им было приказано: всё дальше, куда-нибудь. Ей было всё равно, тяжёл её путь или нет. Точно так же она не делала различия между существами темноты и света, красоты и безобразия. Она была готова проникнуть всюду, потому что старик из Странствующей горы мог оказаться где угодно.

Тем не менее, путь часто не оставлял выбора, так как растущее Ничто вынуждало обходить исчезнувшие места. Нередко вообще не оставалось ничего, кроме узенькой тропы, мостика или ворот. Иногда на их пути были волны моря, и силы шли по волнам, потому что для этих носильщиков не было разницы между твёрдым и зыбким.

Так они пришли к ледяным вершинам гор Судьбы и теперь поднимались всё выше и выше. Детская Королева лежала на своих подушках с закрытыми глазами. Последнее слово, которое она произнесла, было то самое «куда-нибудь» при прощании с Башней Слоновой Кости

Носилки теперь двигались в тесном ущелье, отвесные стены его сходились почти вплотную, под ногами лежал глубокий снег, однако носильщики не проваливались и не оставляли следов.

Потом скалы расступились, и взгляду предстала широкая, сверкающая снежная равнина. Посреди этой равнины, в свою очередь, пирамидой высилась ещё одна гора весьма своеобразного вида. Она состояла из множества причудливых зубцов, повернутых остриями вверх, словно опрокинутые сосульки. Примерно на половине горы на трех остриях покоилось яйцо величиной с дом. В нём было круглое отверстие — не то дверь, не то окно, и в этом отверстии показалось чье-то лицо.

Почувствовав на себе взгляд, Детская Королева открыла глаза и тихо велела носильщикам остановиться:

— Это он. Последний отрезок пути я должна проделать одна. Ждите меня здесь, что бы ни случилось.

Лицо в круглом отверстии яйца исчезло.

Детская Королева сошла с носилок и медленно двинулась по снежной равнине. Она ступала тяжело, потому что шла босиком, а снег был колючий, мелкие льдинки, как осколки стекла, ранили кожу. Ледяной ветер рвал волосы и одежду.

Наконец она подошла к горе и остановилась перед гладкими, как стекло, зубцами. Из темного отверстия в яйце стала выдвигаться лестница. Удивительно, как она помещалась внутри яйца, ведь она была много длиннее. Когда лестница опустилась к подножию горы, Детская Королева взялась за перекладины и увидела, что те составлены из букв, цепляющихся одна за другую. Буквы образовывали фразы. Детская Королева стала подниматься, читая их:

ПОСТОЙ ДИТЯ ОСТАНОВИСЬ КТО БЕЗ КОНЦА СТРЕМИТСЯ ВВЫСЬ ТОТ БОЛЬНО ПАДАЕТ НА ДНО ТЫ ЖИЗНЬ Я СМЕРТЬ И НЕ ДАНО ТЕБЕ ПРОДЕЛАТЬ ЭТОТ ПУТЬ ВЕРНИСЬ НАЗАД И ПОЗАБУДЬ КО МНЕ ДОРОГУ НА ВЕКА ВЕРНИСЬ ПОСЛУШАЙ СТАРИКА

Она остановилась перевести дыхание и поглядела наверх. До яйца было еще далеко.

— Старик из Странствующей горы, — громко произнесла Королева, — если бы ты действительно не хотел нашей встречи, ты не стал бы писать для меня лестницу. Твои запреты помогают мне двигаться дальше.

И она продолжала свой путь.

ТЫ ЖИЗНЬ И ТЫ ДОЛЖНА ШАГАТЬ А МОЙ УДЕЛ СЛОВА ПИСАТЬ ОНИ ИДУТ ЗА РЯДОМ РЯД НО ТОЛЬКО ЗНАЙ СЛОВА МЕРТВЯТ ШАГИ ТВОИ И ТЫ ПОЙМЁШЬ МЫСЛЬ ИЗРЕЧЕННАЯ ЕСТЬ ЛОЖЬ

Снова ей пришлось остановиться, чтобы передохнуть.

Она оказалась уже очень высоко, лестницу качало бурей, как ветку. Детская Королева крепко сжимала ледяные буквенные перекладины и читала:

МОЛЧИ СКРЫВАЙСЯ И ТАИ ВСЕ ЧУВСТВА И МЕЧТЫ СВОИ ТЫ МНЕ ИХ ВЫСКАЖЕШЬ ЕДВА В НАРУЖНЫЙ МИР УЙДУТ СЛОВА НО ТАМ СПАСЕНЬЯ НЕ НАЙДЁШЬ МЫСЛЬ ИЗРЕЧЕННАЯ ЕСТЬ ЛОЖЬ ТАМ ЗНАЕТ КАЖДЫЙ МАЛЬЧУГАН ДЛЯ НИХ НАШ МИР ОДИН ОБМАН А МЫ ДЛЯ НИХ ГЕРОИ КНИГ ТЫ НЕ РАССЧИТЫВАЙ НА НИХ ИНОЙ ЧИТАЕТ ДЕНЬ И НОЧЬ НО РАЗВЕ МОЖЕТ ОН ПОМОЧЬ СЛОВА МОИ ЛЕГКО ПРОЧЕСТЬ ТРУДНЕЙ ПОВЕРИТЬ ЧТО МЫ ЕСТЬ НО ТЫ НЕ СЛУШАЕШЬ ЗАПРЕТ ИДЁШЬ КО МНЕ ВОЗВРАТА НЕТ ИЗ ЭТИХ СТЕН НЕ ОБЕССУДЬ ВЕДЬ ЭТО ТВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ

Детская Королева миновала эту последнюю перекладину-строку, вздохнула и поглядела вниз. Её белое длинное платье разорвалось, в нём торчали занозы от буквенной лестницы.

Она очутилась перед круглым отверстием в яйце и проскользнула внутрь. Отверстие тотчас захлопнулось за нею. Она очутилась в темноте.

Долгое время не происходило ничего.

— Вот и я, — сказала она тихо. Её голос эхом отразился от стен, как в большом зале, — а может, это отозвался другой голос теми же словами.

Постепенно она привыкла к темноте и различила красноватое свечение. Оно исходило от раскрытой книги, которая парила в воздухе посреди помещения. Снизу был виден переплёт. На нём, как на АУРИНЕ, изображались две змеи, заглатывающие хвосты друг друга. Внутри образованного ими овала стояло название:

БЕСКОНЕЧНАЯ КНИГА

Мысли Бастиана смешались. Ведь именно эту книгу он сейчас читал. Он ещё раз взглянул на переплёт: она. Но как книга могла появиться сама в себе?

Детская Королева подошла поближе и увидела лицо склонившегося над книгой человека, слегка освещённое голубовато-зелёным светом. Лицо было изрыто морщинами, как кора древнего дуба. Глаз было не различить. Капюшон монашеского одеяния опускался на лоб, в руке он держал стержень, которым писал.

Детская Королева молча глядела на него. Он, собственно, и не писал, а нежно водил стержнем по пустой странице, при этом буквы и слова возникали сами собой. Детская Королева читала, и там появлялось именно то, что происходило в настоящий момент: «Детская Королева читала, и там…»

— Всё, что происходит, — сказала она, — ты записываешь?

— Всё, что я записываю, происходит, — был ответ тем же низким, глухим голосом, который она уже слышала как эхо собственного.

Странно было то, что старик из Странствующей горы не размыкал губ. Он записывал её и свои слова, а она их слышала — но так, как будто вспоминала, как он только что произнёс их.

— Ты и я, — спросила она, — и вся Фантазия — всё в этой книге есть?

Он писал, и одновременно она слышала его ответ.

— Не так. Эта книга и есть вся Фантазия и ты и я.

— И где эта книга находится?

— В книге, — был ответ, который он как раз записывал.

— Тогда это только иллюзия и видимость? — спросила она.

И он записал, и она услышала:

— Что показывает зеркало, которое отражается в зеркале? Ты знаешь это, Золотоглазая Повелительница Желаний?

Детская Королева помолчала, и старик записал, что она помолчала.

— Мне нужна твоя помощь, — сказала она. — Ты — память Фантазии и знаешь всё, что произошло до этого самого момента. Скажи, ты не мог бы пролистать твою книгу вперёд и узнать, что будет?

— Там пустые страницы. Я могу вернуться назад и посмотреть, что было. Я могу читать то, что в это время пишу. И я знаю это лишь постольку, поскольку читаю. Я записываю всё, что произошло. Так Бесконечная Книга пишет сама себя моей рукой.

— Значит, ты не знаешь, для чего я пришла к тебе?

— Нет, — услышала она его голос, пока он писал. — Но лучше бы ты не приходила. Здесь всё приобретает окончательность и необратимость — и ты тоже не исключение, Золотоглазая Повелительница Желаний. Это яйцо — могила и склеп. Ты вошла в память Фантазии и больше не сможешь покинуть это место.

— Любое яйцо, — отвечала она, — это и начало новой жизни.

— Верно, — записал и сказал старик, — но только если расколется скорлупа.

— Ты можешь его открыть. Ты же впустил меня.

Старик отрицательно покачал головой и записал это.

— Яйцо открыла твоя сила. Но поскольку ты теперь здесь, ты больше не имеешь этой силы. Мы заточены тут навсегда. Это конец Бесконечной Книги.

Детская Королева ничуть не встревожилась и даже улыбнулась.

— Ты и я, — сказала она, — мы действительно ничего больше не можем. Но есть один, который может.

— Сделать новое начало, — записал старик, — может только человеческий ребёнок.

— Да, — подтвердила она, — человеческий ребёнок.

Старик медленно поднял взгляд и впервые посмотрел на Детскую Королеву. Этот взгляд будто исходил из другого конца Вселенной — из такой дали, из такой тьмы он глядел. Она отвечала ему взглядом своих золотых глаз, казалось, то было молчаливое соизмерение сил. Наконец старик снова склонился над книгой и записал:

— Не переступай поставленных тебе границ!

— Я не переступлю, — ответила она. — Но тот, о ком я говорю и кого жду, давно уже перешёл их. Он читает книгу, которую ты пишешь, он воспринимает каждое слово, которое мы произносим. Потому он с нами.

— Верно, — послышался голос старика, пока он писал, — он тоже теперь принадлежит Бесконечной Книге, это его собственная история.

— Расскажи мне её! — приказала Детская Королева. — Ты, будучи памятью Фантазии, расскажешь мне её от начала слово в слово!

Пишущая рука дрогнула.

— Чтобы рассказать, я должен буду написать её заново — с самого начала. И всё, что я пишу, будет происходить снова.

— Пусть! — сказала Детская Королева.

Бастиан отчётливо слышал этот голос. Но первые слова, которые произнёс старик, были непонятны. Они звучали так: «Тсиникуб рднаерок дарноклрак».

«Интересно, — подумал Бастион, — почему он говорит на чужом языке? Или, может, это колдовское заклинание?»

Голос старика читал дальше, а Бастиан слушал.

«Так выглядела надпись на стеклянной двери маленькой лавки, если смотреть на улицу изнутри.

Было серое ноябрьское утро, моросил дождь. Капли скатывались по стеклу, переваливаясь через завитки букв. На улице было сыро, тихо, пустынно».

«Этой истории в книге не было, — подумал Бастиан немного разочарованно. — Вот сейчас всё и выяснится. А уж я всерьёз поверил, что старик начнёт рассказывать Бесконечную Книгу с самого начала».

«Вдруг дверь распахнулась, латунный колокольчик отчаянно зазвонил и долго не мог успокоиться.

Возмутителем тишины был толстый мальчик лет десяти или одиннадцати. Мокрые волосы прилипли ко лбу, с пальто капало, на плече висела школьная сумка. Похоже, он не знал, куда попал, и потому застыл на пороге как вкопанный»

В то время как Бастиан читал это и одновременно слышал низкий голос старика из Странствующей горы, в его ушах начало шуметь, а перед глазами вспыхивали искорки.

Рассказывалась его собственная история! Она оказалась в Бесконечной Книге. Он, Бастиан, стал персонажем в книге, тогда как до сих пор считал себя лишь читателем её! И кто знает, какой мальчик читает эту книгу теперь и тоже думает, что он лишь читатель, — и так далее до бесконечности!

И тут Бастиан испугался. Он почувствовал себя так, будто попал в невидимую тюрьму. Он захотел остановиться.

Но голос старика из Странствующей горы продолжал рассказывать, и Бастиан не мог противиться. Он заткнул уши, но это не помогало, потому что голос звучал у него внутри. Он уверял себя, что все эти совпадения с его собственной историей всего лишь случайность, но низкий голос неумолимо продолжал дальше, и тут он совершенно отчётливо услышал, как голос произнёс:

«А манеры-то! За такие манеры гроша ломаного не дашь. Во всяком случае, тебе следовало бы с самого начала представиться.

— Меня зовут Бастиан, — сказал мальчик. — Бастиан Балтазар Букс».

В это мгновение Бастиану открылась одна нелегкая истина: можно быть абсолютно убеждённым, что чего-то хочешь, годами, пока ты знаешь, что твое желание неисполнимо. Но вдруг возникает возможность его исполнить, и тут оказывается, что на самом деле тебе хочется одного: чтобы твоё желание никогда, никогда не могло осуществиться!

Так, во всяком случае, было сейчас с Бастианом.

Теперь, когда события приобрели неумолимую серьёзность, ему больше всего хотелось сбежать отсюда, только никакого «отсюда» уже не было. Теперь всё происходило у него внутри.

Он попытался спастись, как мог — так притворяется мёртвой букашка, перевернувшись на спину. Он хотел сделать вид, что его вообще нет, замереть и сделаться маленьким и незаметным.

Старик из Странствующей горы продолжал читать и одновременно заново записывать, как Бастиан украл книгу, как сбежал на чердак. И снова начался Великий Поиск, появились Атрей, древняя Морла и Фухур в паутине Эргамуля. Ещё раз тётушка Ургл лечила Атрея, он прошёл сквозь трое заколдованных ворот и говорил с Уиулалой. Потом Четыре Ветра, Гморк, спасение Атрея и возвращение в Башню Слоновой Кости. И между тем происходило всё, что пережил Бастиан на чердаке, и как Детская Королева тщетно ждала, что он придёт. Снова она пускалась в путь, чтобы найти старика из Странствующей горы, и слово в слово повторялся их разговор, кончаясь тем, что старик снова начинал писать с начала Бесконечную Книгу, одновременно рассказывая её.

И опять всё повторялось — неизменно — и опять приходило к встрече Детской Королевы со стариком из Странствующей горы, который возобновлял рассказ и запись в Бесконечной Книге…

…и это продолжалось бы вечно, потому что не происходило того события, которое изменило бы ход вещей. Только он один, Бастиан, мог вмешаться. И ему придётся сделать это, чтобы не оставаться в круге вечного повторения. Ему казалось, Бесконечная Книга прозвучала в его ушах уже тысячу раз. Более того, исчезли понятия «до» и «после», всё слилось в одно бесконечное время. Теперь он понял, почему дрогнула рука летописца. Круг вечного повторения был концом без конца!

Слёзы текли по измученному лицу Бастиана, но он уже не чувствовал их. Почти теряя сознание, он закричал:

— Луниана! Я иду!

В то же мгновение скорлупа громадного яйца распалась с громовым грохотом. Потом поднялся штормовой ветер и вырвался со страниц книги, которую Бастиан держал на коленях, так что страницы эти бешено залистались. Бастиан почувствовал ветер в волосах и на лице, у него перехватило дыхание, пламя семи свечей заплясало и легло набок, потом налетел второй, ещё более сильный порыв ветра — уносясь назад, в книгу, и свечи погасли.

Башенные часы пробили полночь.