Тяжёлые облака низко нависали над головами плотным холодным дождём. Потом с дождём смешался снег. Кони, склонив головы, шли против ветра. Плащи всадников отяжелели от влаги.

Путь их оказался долгим и трудным. Три последних дня всадники скакали по высокогорной равнине. Погода ухудшалась, под ногами было месиво из грязи и острых камней.

Но, несмотря на трудности, рыцари были в отличном расположении духа. Они и не ждали, что поход будет похож на воскресную прогулку. Время от времени они даже пели — не столько хорошо, сколько от сердца. Их любимая песня начиналась словами:

Они говорили, это старинная песня путешественников и называется не то ШЕКСПИР, не то что-то в этом роде.

Одному лишь Атрею и дождь и холод были нипочём. Они с Фухуром улетали вперёд на разведку, потом возвращались, чтобы подготовить путников к тому, что их ждёт впереди.

Все были убеждены, что ищут для Бастиана дорогу назад, в его мир. Бастиан и сам так думал. Хоть вовсе и не хотел покидать Фантазию. Но география Фантазии определяется исключительно желанием. И поскольку направление выбирал Бастиан, они лишь углублялись внутрь Фантазии, приближаясь к её центру. А центром была Башня Слоновой Кости.

На другой же день после выхода из Амарганта путешественники наткнулись в лесу на следы дракона Смэрга. Часть деревьев закаменела от его ледяного дыхания, и были видны отпечатки страшных лап. Атрей — как-никак охотник-следопыт — обнаружил тут ещё один след — коня героя Хинрека. Значит, герой Хинрек наступал дракону на пятки.

— Не могу сказать, что мне это очень приятно, — полушутя сказал Фухур. — Хоть этот Смэрг и чудовище, но он мне родня.

С тех пор Бастиан много размышлял над тем, что он, собственно, сделал, выдумав для героя Хинрека дракона. Конечно, герою Хинреку надо с кем-то сражаться и кого-то защищать. Но ведь заранее не скажешь, победит ли он. А если верх одержит Смэрг? И в каком ужасном положении теперь находится принцесса Огламар! Она, конечно, заслуживает наказания за свою заносчивость, но не такого же! А подумать только, что ещё может натворить это чудовище в Фантазии. Получается, Бастиан легкомысленно подверг опасности многих невинных. Луниана, конечно, не делает в своём королевстве различия между злым и добрым, между безобразным и прекрасным, но разве Бастиан мог разрешить себе такое же отношение?

Нет, Бастиан вовсе не хотел войти в историю Фантазии как создатель чудовищ. Лучше прославиться добрыми делами и слыть благодетелем, вот чего бы ему хотелось.

Местность между тем стала скалистой, и Атрей, прилетев с разведки, доложил, что впереди есть горная котловина с пещерами.

Вечерело, пора было подумать о ночлеге. Дорога шла по ущелью — возможно, то было русло высохшей реки. Вскоре они очутились в котловине, выбрали просторную пещеру и уютно устроились в ней. Рыцари набрали сухого хвороста, и скоро в пещере мирно полыхал огонь. Положили просушить плащи, расседлали лошадей, и даже Фухур, предпочитавший вольное небо, укрылся в тепле пещеры.

Пока Хидорн, нанизав куски мяса на меч, обжаривал их на костре, а остальные наблюдали за этим упоительным процессом, Атрей повернулся к Бастиану:

— Расскажи нам что-нибудь про девочку Крис Та.

— Про кого? — не понял Бастиан.

— Про твою подругу, для которой ты придумывал разные истории.

— Я не знаю такой девочки, — ответил Бастиан, — и с чего ты взял, что я рассказывал ей истории?

Атрей посмотрел на него долгим задумчивым взглядом.

— В твоём мире, — настойчиво повторил он, — ты рассказывал много историй — ей и себе самому. Ты сам говорил про это в Амарганте.

— Это верно, — пробормотал Бастиан, уставившись в костёр. — Припоминаю, действительно говорил. Но откуда я это взял — сам не пойму. Ничего такого со мной на самом деле не было.

Атрей переглянулся с Фухуром, как будто они уже понимали, в чём причина этого странного забвения.

— Мясо готово, — доложил Хидорн и раздал всем по куску.

«Готово» — это было слишком сильно сказано: снаружи мясо обуглилось, а внутри было сырое. Но в таких условиях выбирать не приходилось.

— Расскажи, как ты к нам пришёл, — попросил Атрей за ужином.

— Но ты сам это знаешь, — ответил Бастиан, — ведь это ты привёл меня к Детской Королеве.

— Я имею в виду, ещё до того, что было с тобой в твоем мире?

И Бастиан рассказал, как он украл книгу у господина Кореандра, как спрятался с этой книгой на чердаке школы и начал там читать. Когда он дошёл до Великого Поиска, Атрей остановил его. Собственные приключения Атрея не интересовали. Ему гораздо важнее было узнать подробности о чердаке, о похищении книги.

Бастиан ничего не мог вспомнить. Всё, что было связано с побегом на чердак— его страх, его слабость и робость, — исчезло из памяти. Уцелевшие обрывки воспоминаний были неотчетливы — будто речь шла о ком-то другом.

Атрей настойчиво задавал вопросы, Бастиан рассказывал о тех временах, когда ещё была жива его мать, об отце, о своём доме, о своём городе и о школе — всё, что ещё не выкрошилось из его памяти.

Рыцари спали, а Бастиан всё рассказывал. Ему удивительно было, что Атрея интересовали самые обыденные вещи. По тому, как Атрей слушал, Бастиану и самому стало казаться, что все эти повседневные мелочи полны тайны, которой он до сих пор не разгадал.

Была уже поздняя ночь, огонь догорел. Бастиан завернулся в свой серебряный плащ, и тут Атрей произнёс:

— Всё дело в АУРИНЕ.

— Что ты имеешь в виду? — Бастиан сонно взглянул на друга.

— АУРИН, — продолжал Атрей, будто разговаривая сам с собой, — на человеческих детей действует совсем иначе. Знак даёт великую власть, он исполняет все твои желания, но взамен отнимает у тебя воспоминания о твоём мире.

Бастиан поразмыслил. Он вовсе не чувствовал, что его память что-то утратила.

— Граограман сказал мне, что я должен идти дорогой желаний, чтобы понять мою истинную волю. Именно это означает надпись на АУРИНЕ. Я не могу перепрыгнуть или обойти ни одно из желаний, иначе я вообще не смогу продвигаться по Фантазии. Так он сказал.

— Да, — задумчиво проговорил Атрей, — АУРИН показывает тебе путь и одновременно отнимает цель у этого пути…

— Ну, — беспечно сказал Бастиан, — уж Луниана, наверное, знала, что делала, давая мне этот знак. Не может быть, чтоб АУРИН был ловушкой.

— Я тоже так думаю, — пробормотал Атрей, — но всё же хорошо, что мы спешим найти обратный путь в твой мир. Пока не поздно.

— Да-да, — отвечал Бастиан, уже засыпая.

Среди ночи он проснулся от необычного шума. Костёр давно потух, полная темнота окружала его. Атрей тоже не спал и прошептал:

— Что это, слышишь?

— Не знаю.

Они подползли к выходу из пещеры и прислушались. Им казалось, будто до них доносятся тысячи всхлипов и сдавленных рыданий. Это было похоже на шорох прибоя, когда накапливается, набегает пенистая волна, разбивается о берег и опять затихает, и так снова и снова.

— Если бы хоть что-нибудь было видно! — прошептал Атрей.

— Погоди-ка, ведь у меня есть Аль-Таир!

Он вынул из кармана светящийся камень и поднял его над головой. Свет был не ярче свечи и лишь немного рассеял темноту, но друзьям открылась картина, от которой у них мурашки пробежали по спине.

Вся котловина кишела безобразными червями длиной с человеческую руку. Там и сям на них торчали, как полипы, какие-то отростки. Из-под лохмотьев кожи выглядывали, непрерывно слезясь, лишённые век глаза. От этого они сами и вся долина были мокрые.

В тот момент, когда их застиг свет Аль-Таира, все они замерли, и стало видно, чем они тут занимались. Посередине возвышалась почти готовая башня из серебряной филиграни — красивее всех зданий, какие Бастиан видел в Амарганте. Червеобразные эти существа взбирались на башню и собирали её из заранее заготовленных частей.

— О горе! О горе! — пронёсся через всю котловину шёпот ужаса. — Обнаружилось всё наше уродство. Горе нам! Горе! Чьи это глаза смотрят на нас? Горе нам! Горе, что мы сами увидели и себя, и друг друга. Кто бы ты ни был, проникший к нам, пощади нас, убери этот жестокий свет!

— Я Бастиан Балтазар Букс, — Бастиан поднялся во весь рост. — А вы кто?

— Мы ахараи, — прозвучало в ответ, — ахараи, ахараи! Несчастнейшие создания Фантазии, вот кто мы!

— Так, значит, это вы построили красивейший город Амаргант?

— Да, мы, — стенали эти создания, — но смилуйся, убери этот свет и не смотри на нас!

— И это вы наплакали озеро Мурху?

— Господин, — охали ахараи, — всё это так, но мы умрём от стыда и позора, если ты и дальше будешь освещать нас. Зачем ты умножаешь наши муки? Ах, ведь мы не сделали тебе ничего плохого.

Бастиан спрятал Аль-Таир в карман, и снова всё погрузилось в темноту.

— Спасибо! — пронёсся вздох облегчения. — Ты милостив, господин!

— Я хотел бы помочь вам, — сказал Бастиан. Ему было почти дурно от отвращения и от сострадания к этим тварям. Это были те самые существа из его истории про Амаргант. Но и на этот раз он не был вполне уверен, что они возникли лишь по его воле, а не пребывали здесь от века. Если он один виноват в их появлении, то он и отвечает за их несчастье. И, как уже бывало, он решил исправить свою ошибку.

— Ах, — жаловались голоса ахараев, — кто может нам помочь!

— Я, — воскликнул Бастиан. — Я ношу АУРИН!

Стало тихо. Плач прекратился.

— Откуда вы пришли сюда? — спросил Бастиан в темноту.

— Мы живём в глубине земли в полной тьме, — прозвучал шёпот множества голосов, — чтобы никому не показываться на глаза. Мы непрерывно оплакиваем несчастье своего существования и слезами вымываем из руды серебро, из которого потом вьём филигрань. Только в самые тёмные ночи мы выползаем наружу; через эти пещеры мы и выходим из-под земли. Здесь мы собираем серебряные строения из отдельных частей. Как раз сегодняшняя ночь оказалась достаточно тёмной, чтоб скрыть наш облик. Этой работой мы пытаемся хоть как-то сгладить своё уродство. Она приносит нам утешение.

— Но ведь вы не виноваты, что вы такие! — сказал Бастиан.

— Ах, вина бывает разная, — отвечали ахараи. — Вина поступка, вина умысла. Наша же — вина существования.

— Как бы мне помочь вам? — чуть не плакал от сострадания Бастиан.

— Ах, великий благодетель, — воскликнули ахараи, — ты, носящий на себе АУРИН и обладающий властью расколдовать нас! Дай нам другой облик!

— Я сделаю это, бедные червяки! — сказал Бастиан. — Я хочу, чтобы сейчас вы заснули, а утром проснулись бабочками. Яркими, пёстрыми и весёлыми. Вы будете только смеяться и шутить! И называться будете не ахараи, вечно плачущие, а озорники, вечно смеющиеся!

Бастиан прислушался, в темноте больше ничего не было слышно.

— Они уснули, — прошептал Атрей.

Оба друга вернулись в пещеру. Рыцари всё ещё спали и ничего не слышали. Бастиан улегся, чрезвычайно довольный собой. Скоро вся Фантазия узнает про его великие благодеяния. Ведь он совершает их бескорыстно!

— Ну, что скажешь, Атрей? — прошептал он.

— Но чего это будет тебе стоить? — задумчиво отозвался Атрей.

Бастиан понял, что Атрей имел в виду его очередное воспоминание, но не хотел об этом думать и заснул, предвкушая радость.

Наутро он проснулся от громких восклицаний:

— Боже мой, вы только посмотрите! Даже моя кобыла смеётся!

Рыцари стояли у выхода из пещеры, Атрей с ними. Он один не смеялся.

Бастиан встал, подошёл к ним и тут увидел, что вся котловина кишит порхающими комичными существами — с крыльями как у мотыльков. Они были разряжены, как клоуны. Клетчатые, цветастые и полосатые лохмотья на них — все не по размеру: либо слишком тесные, либо слишком просторные, и всё держалось на честном слове. Перепачканы были даже крылья. Двух одинаковых не было среди них, клоунские лица размалёваны, носы картошкой, рты до ушей. На одних цилиндры, на других колпаки, у третьих торчит рыжий клок волос, четвёртые лысые. Многие сидели и висели на башне из серебряной филиграни, прыгали, раскачивались и кувыркались, что-нибудь расшатывая при этом.

Бастиан выбежал к ним.

— Эй, вы там! — закричал он снизу вверх. — Прекратите сейчас же! Вы не смеете!

Существа прекратили возню и посмотрели на него сверху вниз. Один йз них, на самой макушке, спросил:

— Что он сказал?

И другой, пониже, передал ему:

— Эта штучка тут говорит, мы не смеем.

— Почему он говорит, мы не смеем? — спросил третий.

— Потому что вы не можете так просто всё ломать! — кричал Бастиан.

— Этот тут говорит, мы не можем всё ломать, — сообщил первый клоунский мотылёк остальным.

— Нет, мы можем!

Башня раскачивалась и трещала.

— Что вы делаете! — кричал Бастиан, не зная, то ли ему сердиться, то ли смеяться, уж больно комичны были эти существа.

— Этот здесь, — повернулся первый мотылёк к своим товарищам, — спрашивает, что мы делаем.

— А что, собственно, мы делаем? — поинтересовался другой.

— Мы забавляемся! — объяснил третий.

И они понеслись, хохоча, в бешеной пляске.

— Мы забавляемся! — крикнул Бастиану первый мотылёк, чуть не захлебываясь от смеха.

— Но башня обрушится, если вы не перестанете! — кричал Бастиан.

— Этот здесь говорит, — сообщил первый мотылёк остальным, — что башня обрушится.

— Ну и что? — сказал другой. И первый крикнул вниз:

— Ну и что?

Бастиан растерялся и пока подыскивал подходящий ответ, все клоунские мотыльки закружились в хороводе, держа друг друга не за руки, а за что придётся: за ноги, за воротник, иные вверх ногами, и все хохотали, и смотреть на это без смеха было невозможно.

— Но вы не смеете этого делать! — кричал Бастиан, борясь со смехом. — Это работа ахараев!

— Этот там, — снова повернулся первый клоун к компании, — говорит, мы не смеем.

— Мы смеем всё, — закричал другой и кувыркнулся в воздухе, — мы смеем всё, что нам не запрещено. А кто нам что запретит? Ведь мы же озорники!

— Я! — ответил Бастиан.

— Этот там, — сказал первый мотылёк другим, — говорит: я!

— Как это ты? — удивились остальные. — Ты нам ничего не говорил.

— Да не я! — объяснил первый. — Этот там говорит: он.

— Почему этот там говорит «он»? — интересовались другие. — И на кого это он говорит «он»?

— Эй, на кого ты говоришь «он»? — крикнул первый.

— Я сказал не «он», — кричал Бастиан, наполовину сердясь, наполовину смеясь, — я сказал, я запрещаю вам разваливать башню!

— Он запрещает нам, — объяснил первый мотылёк остальным, — разваливать башню.

— Кто? — спросили вновь прибывшие.

— Вон та штучка там, — ответили остальные. И вновь прибывшие сказали:

— А мы не знаем этого там. Кто это такой вообще?

Первый крикнул:

— Эй, ты там! Кто ты такой вообще?

— Я не «эй, ты там»! — теперь уже по-настоящему рассердился Бастиан. — Я Бастиан Балтазар Букс и сделал из вас озорников, чтобы вы больше не страдали и не плакали. Ещё сегодня ночью вы были ахараи. Вы могли бы оказать побольше почтения вашему благодетелю!

Все клоунские мотыльки разом прекратили роиться и плясать. Они повернули взгляды к Бастиану. Воцарилась тишина.

— Что этот там сказал? — прошептал самый дальний мотылёк, но тот, что был с ним рядом, ударил его по шляпе так, что шляпа наехала тому на нос и на уши.

«Тс-с-с!» — зашипели остальные.

— Не мог бы ты ещё раз медленно и отчётливо повторить это? — попросил первый мотылёк подчеркнуто вежливо.

— Я ваш благодетель! — громко сказал Бастиан.

Сразу же после этого рой клоунских мотыльков пришел в бурное оживление, все передавали услышанное друг другу, смешавшись в один клубок и крича в ухо соседу:

— Слыхали? Видали? Понятно? Он наш блюго-датель! Его зовут Настибан Балтебукс! Нет, его зовут Буксиан Детоблагель! Чепуха, его

зовут Бастиблаг Буксидетель! Нет, Баддриан Хикс! Шлякс! Бабельтран Блеготодель! Никс! Флакс! Трюкс!

Вся компания взвихрилась от восторга. Они трясли друг другу руки, хлопали по шапкам, били по плечам и по животам, поднимая тучи пыли.

— Мы счастливчики! — орали они. — Да здравствует наш Бастидетель Сансибар Буксиблаг!

И, продолжая шуметь и хохотать, вся толпа поднялась в воздух и полетела прочь. Шум постепенно стих.

Бастиан стоял и не мог вспомнить, как его зовут на самом деле.

Теперь он уже не был уверен, что правильно поступил с ахараями.