Взошла полная луна, заливая улицы и площади города Пиня светло-серебристым сиянием. С дворцовой башни донеслись низкие гулкие удары колокола, усиливаясь и вновь замирая.

— Это Ю, час цикады, — сказал Пинг Понг, — сейчас все младенцы Миндалии получают вечернюю бутылочку молока. Позвольте, я схожу за своей!

— Ну конечно, — ответил Лукас.

Пинг Понг убежал и вскоре появился опять. В руках он сжимал бутылочку с соской, маленькую, как будто игрушечную. Устроившись на подушечке, он объяснил:

— Молоко ящерицы я ценю больше всего. Ребенку моего возраста оно просто необходимо. Несмотря на не очень приятный вкус, оно крайне полезно.

И он принялся старательно сосать из бутылочки.

— Послушай-ка, Пинг Понг, — немного погодя сказал Лукас, — а где ты так быстро раздобыл для нас этот ужин?

Пинг Понг прервал свою трапезу.

— На кухне царского дворца, — небрежно ответил он. — Вон видите? Там впереди возле серебряной лестницы входная дверь.

Сейчас при свете луны дверь была хорошо видна. А днем друзья ее просто не заметили. Джим был очень удивлен.

— Тебе что, можно так просто туда? — спросил он.

— А почему бы и нет? — пожав плечиками, ответил Пинг Понг с важным видом. — Я как никак тридцать второй внук господина Шу Фу Лю Пи Плю, придворного шеф-повара.

— Тебе точно разрешили взять оттуда еду? — озабоченно спросил Лукас. — Я думаю, ее готовили для кого-то другого.

— А-а, ужин для его царского величества, — небрежно махнув ручкой, ответил Пинг Понг, как будто в этом не было ничего особенного.

— Как? — в один голос сказали Лукас и Джим, ошеломленно глядя друг на друга.

— Ну да, — объяснил Пинг Понг, — просто его царское величество опять ничего не пожелал есть.

— Почему это? — спросил Джим. — Ведь было так вкусно.

— Мда, а вы, достопочтенные чужестранцы, разве не знаете, что случилось у нашего царя? Об этом же всем известно.

— Нет, — ответил Лукас. — А что у него случилось?

Пинг Понг внезапно стал ужасно серьезным.

— Я вам все покажу, когда закончу, — пообещал он, — только, пожалуйста, подождите еще немного!

Тут он взялся за свою бутылочку и прилежно зачмокал.

Лукас и Джим многозначительно посмотрели друг на друга.

Может быть, Пинг Понг покажет им дорогу к царю?

В ожидании Лукас задумчиво вертел перед собой одну из палочек и вдруг, что-то на ней заметив, стал изучать другую. Наконец, он сказал:

— Здесь что-то написано. Кажется, стихи.

— А какие? — спросил Джим. Он же еще не умел читать сам.

Прошло довольно много времени, прежде чем Лукас разобрал написанное, потому что миндальские буквы расположены не слева направо, а сверху вниз.

На одной палочке стояло:

«Увижу луну — глаза мои слепнут от слез.»

А на другой:

«Луна за пеленою слез, словно лик моего дитя.»

— Какая печальная надпись, — заключил Джим, услышав содержание.

— Да-а, видать кто-то горюет по своему ребенку, — сказал Лукас, — может, он умер или очень сильно болен. Или так далеко отсюда, что этот кто-то не может с ним видеться и поэтому так убивается. Например, если ребенка похитили.

— Точно, похитили, — задумчиво согласился Джим, — такое бывает.

— Вот бы узнать, — сказал Лукас, закуривая свою носогрейку, — кто это сочинил.

Пинг Понг, который тем временем расправился со своей бутылочкой, внимательно выслушал беседу друзей, а потом объяснил:

— Эти стихи, достопочтенные чужецемцы, написал его величество царь Миндальский.

По его приказу их нанесли на палочки по всей стране, чтобы мы постоянно об этом думали.

— О чем? — хором спросили друзья.

— Подождите еще капельку! — попросил Пинг Понг. Он быстро отнес всю посуду обратно во дворец, и вытащил лампион из колеса.

— А теперь, достопочтенные чужеземцы, пойдемте! — торжественно объявил он и зашагал прочь. Однако сделав несколько шагов, малыш остановился и обернулся назад.

— У меня есть просьба, — сказал он со стеснительной улыбкой. — Мне ужасно хочется разочек прокатиться на вашем локомотиве. Нельзя ли это как-нибудь устроить?

— Почему бы и нет? — удивился Лукас. — Скажи только, куда нам надо ехать.

Джим взял малютку Пинг Понга на руки, они все вместе сели на локомотив и поехали.

Кажется, Пинг Понг все-таки немного побаивался, несмотря на его вежливо-храбрую улыбку.

— Вот уж быстро так быстро! — пищал он. — На следующей улице налевопожалуйстаеслинеошибаюсь, — при этом он озабоченно погладил себя по полному животику, — теперьнаправобудьтедобры — еслинеошибаюсь, ой, — теперьпрямо — якажется — немногопоспешил — смолоком теперьчерезмостпожалуйста — этодлядетеймоеговозраста — всевремяпрямо — детеймоеговозрастанеполезно — опятьнаправобудьтедобры — совершеннонеполезно, ой-ой! Как быстро!

Спустя несколько минут они уже были на другой, абсолютно круглой площади.

В самом ее центре стоял огромный цветной лампион, величиной с афишную тумбу. Он светил темно-красным светом. На большой пустой площади в голубом сиянии луны лампион выглядел странно и немного жутковато.

— Стоп, — приглушенно сказал Пинг Понг. — Мы пришли. Здесь находится центр Миндалии. А там, где большой лампион, — самый центр мира. Это вычислили наши мудрецы. Поэтому площадь называется просто «Центр».

Они остановили Эмму и выбрались наружу.

Подойдя к большому лампиону, друзья увидели, что на нем что-то написано. Снова миндальскими буквами и снова сверху вниз. Выглядело это так:

Я, Пунь Гинь, царь миндальский, торжественно объявляю, что отдам в жены свою дочь, принцессу Ли Си, тому, кто вызволит ее из Дракон-Города.

Расшифровав надпись, Лукас изумленно присвистнул.

— Что там написано? — заинтересовался Джим.

Лукас прочитал надпись вслух.

А малютка Пинг Понг становился тем временем все беспокойнее.

— С молоком я и впрямь поторопился, — озабоченно пробормотал он себе под нос пару раз. И вдруг вскрикнул: — О, боги небесные!

— Что с тобой? — участливо спросил Джим.

— Ах, достопочтенные чужеземцы, — расстроенно отвечал Пинг Понг, — вам же известно, каково оно, с сосунками моего возраста: столько волнений в сей поздний час! Но ничего не поделаешь, это уже произошло, и мне настоятельно необходимо сменить подгузник.

Они срочно поехали обратно ко дворцу, где Пинг Понг спешно попрощался.

— Уже давно пришло время спать для младенцев вроде меня, — сказал он. — Итак, до завтра! Приятного сна, достопочтенные чужеземцы! Рад был с вами познакомиться.

Он поклонился и исчез в тени дворца. Было видно, как открылась и опять закрылась дверь царской кухни. Потом опять стало темно и тихо.

Друзья, улыбаясь, смотрели вслед малышу.

Тут Джим сказал:

— Мне кажется, все дело не в молоке, а в поездке на нашей старушке Эмме. Как ты считаешь, Лукас?

— Возможное дело, — пробасил Лукас. — В первый раз поехал, да к тому же еще совсем кроха. Пойдем, Джим, пора на боковую. Бурный выдался денек сегодня.

Они забрались в кабину и устроились поудобнее. Уже во время путешествия по океану спать в кабине стало для них привычным делом.

— А стоит нам, по-твоему, — тихонько сказал Джим, закутавшись в одеяло,

— попробовать освободить принцессу?

— Попробовать стоит, — ответил Лукас, выколачивая трубку. — А если это получится, то царь точно позволит нам проложить в Миндалии железную дорогу.

Тогда старушка Эмма войдет в свою привычную колею, и мы сможем остаться здесь.

Джим подумал, что оставаться здесь, ему вообще-то, не так уж сильно хочется.

Конечно, в Миндалии чудесно. Но лучше бы податься туда, где не так много людей, и где их можно отличить друг от друга. Вот, например, замечательная страна Усландия…

Но он не стал об этом распространяться, а то Лукас еще подумает, что его тоска по дому заела. Вместо этого он спросил:

— А ты уже имел дело с драконами? Мне кажется, это не так-то просто.

На что Лукас весело ответил:

— Да я еще ни разу в жизни драконов не видел, даже в зоопарке. Но моей Эмме, думаю, такая бестия не страшна.

Голос Джима прозвучал жалобно:

— Да-а, одна-то, может, и не страшна, но там же стояло что-то про целый их город.

— Поживем-увидим, старина, — ответил Лукас, — а сейчас давай спать. Спокойной ночи, Джим! И не переживай.

— Угу, — пробормотал Джим. — Спокойной ночи, Лукас!

А потом он еще немного повспоминал госпожу Ваас и подумал, чем она сейчас может быть занята. А еще потом он попросил у Бога, что если она грустит, то пусть он пошлет ей утешение. И, пожалуйста, пусть он ей все объяснит. А еще потом Джим прислушался к ровному и глубокому посапыванию Эммы, уже давно заснувшей, и задремал сам.

Глава девятая, в которой выступают цирковые артисты, и кое-кто замышляет недоброе против Джима и Лукаса

Друзья проснулись, когда солнце уже совсем высоко забралось на небо. Как и накануне, на площади опять собралась толпа народу, обозревавшая локомотив с почтительного расстояния.

Джим с Лукасом выбрались наружу и, от души потянувшись, пожелали друг другу доброго утра.

— Отличный денек сегодня! — сказал Лукас. — Самая подходящая погода для того, чтобы пойти к царю в гости и сообщить ему, что мы освободим его дочку.

— А может, давай сначала позавтракаем? — спросил Джим.

— Сдается мне, — ответил Лукас, — что сейчас мы получим приглашение на завтрак от самого царя.

Они опять поднялись по девяноста девяти серебряным ступеням и нажали на алмазную кнопку звонка. Окошко в эбеновых дверях распахнулось, и наружу выглянула большая желтая голова.

— Что угодно двум вашим сиятельствам? — спросила она высоким фальцетом и улыбнулась так же торжествующе, как накануне.

— Мы хотим увидеться с царем Миндальским, — объяснил Лукас.

— Сожалею, но и сегодня у царя нет времени, — ответила большая желтая голова и уже опять было собралась исчезнуть, как Лукас громко сказал:

— Постой, приятель! Будь любезен сообщить царю, что здесь находятся два человека, которые собираются вызволить его дочь из Дракон-города.

— О-о, — полушепотом отреагировала желтая голова. — Это, разумеется, совсем другое дело. Будьте добры, пожалуйста, подождите минуточку!

И окошко закрылось.

Друзья стояли перед дверью и ждали.

И ждали.

И ждали.

Минуточка уже давным давно прошла. И за ней еще много других минуточек. Однако большая желтая голова так и не появилась.

Досыта надожидавшись, Лукас проворчал:

— Ты прав, Джим. Похоже, о завтраке придется побеспокоиться самим. Зато, может, будем у царя обедать.

Джим поискал глазами Пинг Понга, но тут Лукас сказал:

— Нет, Джим, нехорошо все время рассчитывать на угощения малыша. Будет смешно, если мы сами не сможем о себе позаботиться.

— Думаешь, стоит еще раз попробовать Эмму вместо карусели? — неуверенно спросил Джим.

Лукас выдохнул несколько дымных загогулинок.

— Я тут кое-что получше придумал, — сказал он. — Глянь, Джим!

И Лукас плюнул петелькой, но только совсем маленькой, чтобы никто, кроме Джима, ее не увидел.

— Теперь понимаешь? — спросил он и довольно подмигнул.

— Не-а, — озадаченно ответил Джим.

— А помнишь вчерашних акробатов? Мы ведь тоже умеем кое-что вроде этого. Устроим цирковое представление!

— Ура! — в восторге завопил Джим, но ему тут же пришло в голову, что сам-то он ничего не умеет, и последовал грустный вопрос: — А я что делать буду?

— Будешь клоун и мой помощник, — решил Лукас. — Сейчас увидишь, как может пригодиться умение владеть каким-нибудь искусством.

Они вскарабкались на эммину крышу и стали как накауне по очереди выкрикивать:

— Многоуважаемая публика! Бродячий цирк Усландии дает праздничное представление, которого здесь еще никто не видел! Сюда, все сюда, уважаемая публика! Наше представление начинается!

Люди, охваченные любопытством, толкаясь, подошли поближе.

Для начала Лукас показал, как «самый большой силач в мире» умеет голыми руками сгибать железные оси. Он появился перед публикой с толстой длинной кочергой, извлеченной из локомотива.

Миндальцы, ужасно любившие все, так или иначе связанное с цирком, подошли еще ближе.

Под восторженные возгласы толпы Лукас связал кочергу бантиком. Публика разразилась аплодисментами.

Во втором отделении Джим высоко держал горящую спичку, а Лукас как искусный плевальщик гасил ее на расстоянии трех с половиной метров. Джим в роли клоуна старался быть ужасно неуклюжим и изображал, что боится, как бы Лукас в него не попал. Потом дуэт «Лукас и Эмма» исполнил художественным свистом красивую песенку. Аплодисменты усилились, потому что такого в этой стране действительно еще никто не слышал и не видел. Перед началом последнего номера Джим попросил многоуважаемую публику соблюдать абсолютную тишину для исключительного в своем роде представления. И когда все зрители затаили дыхание, Лукас совершил великолепный петлеобразный плевок. Такой здоровенной петельки даже Джим еще ни разу в жизни не видел. Миндальцы разразились громом аплодисментов и принялись вызывать артистов на бис. Но прежде чем начать заново, Джим обошел публику и собрал деньги. Толпа любопытных на плошади становилась все больше, и Джиму досталась прорва монет. Они были маленькие с дырочкой посередке, чтобы нанизывать их на веревочку. Джим нашел это очень удобным, а то бы он просто не знал, что делать с такой пропастью денег.

Прошло уже много часов, но большая желтая голова в окошке так и не появилась.

И вот по какой причине.

За большой эбеновой дверью находилось царское министерство. А в министерстве, дело известное, все длится ужасно долго. Сначала привратник со своим сообщением пошел к старшему привратнику. Потом старший привратник отнес сообщение главному привратнику. Главный привратник пошел к писцу, писец — к младшему канцеляристу, тот — к старшему канцеляристу, старший канцелярист — к канцелярских дел советнику, и так каждый шел к следующему вышестоящиму чиновнику. Вот как долго сообщение шло к бонзам. Бонзами в Миндалии называются министры. А самый главный министр носит звание «Главбонза». Заправлял делами в это время главбонза по имени И Тэ Дэ. К сожалению, о нем нельзя сказать ничего приятного. Он был ужасно тщеславным и терпеть не мог, если кто-то другой чем-то выделялся.

Когда главбонзе сообщили о двух чужеземцах, желающих освободить принцессу Ли Си, сердце его тут же наполнилось ядовито-зеленой ревностью.

— Если кто-нибудь на свете и должен получить принцессу в жены, — сказал он себе, — то я — единственный достойный кандидат.

На самом же деле он нисколечко не любил принцессу, его просто завидки брали. И, конечно, он был слишком труслив для того, чтобы отправиться в Дракон-город освобождать Ли Си. А раз у него, главбонзы И Тэ Дэ, не хватало смелости, то и никому другому непозволительно было вызываться на такое рискованное и доблестное предприятие. Уж об этом-то он позаботится.

— Я отобью охоту у этих чужаков, — сказал он про себя, — прикажу поймать их как шпионов и бросить в темницу. Надо только быть осторожным, чтобы царь ни о чем не узнал, а то мне не поздоровится.

Потом он вызвал капитана царской дворцовой стражи. Тот пришел, и, вытянувшись в струнку, отсалютовал большой кривой саблей.

Это был высокий и сильный человек с угрюмым, покрытым шрамами лицом. При всей своей свирепости к тому же очень недалекий. Единственное, что он умел, это починяться. Когда кто-нибудь из бонз отдавал ему приказ, он выполнял его, не задумываясь. Неважно, каким был приказ. Это он заучил раз и навсегда.

— Господин каптан, — сказал главбонза, — доставьте ко мне двоих чужаков, ожидающих перед дворцом. Но никому ни слова, понятно?

— Слушаюсь, — ответил каптан и, отсалютовав, вышел, чтобы созвать солдат-телохранителей.