Эндо, казалось, кого-то ждал. Его плащ был перекинут через руку, с губ свисала сигарета. Он стоял, повернувшись так, что не мог видеть Гастона за грязным стеклом. Вот он докурил сигарету почти до самых губ, бросил окурок на пол и растоптал своим летним ботинком.

Гастон продолжал наблюдать за Эндо — он просто пожирал взглядом его самоуверенные плечи, тонкую шею, белое лицо и совершенно прямой нос. Эндо вытер рот носовым платком, как часто делал те два дня в Санъя.

Вдруг из глубины дома показался еще один человек — лет пятидесяти, хилой наружности, с неприятным лицом крысы и бегающими злыми глазами.

«Это, должно быть, Кобаяси», — решил Гастон. Зная, что Кобаяси служил в южных морях, он ожидал увидеть более крупного и лучше сложенного человека, но оказалось, что он ошибся. Человек сел на корточки в дверном проеме, ведущем во внутреннюю часть дома. Верхняя часть его кимоно не была застегнута, так что Гастон мог разглядеть его ребра. Человек почесал ноги, а затем развернул перед Эндо лист бумаги и начал что-то показывать на нем пальцем. Эндо наклонился, изучая бумагу, а Кобаяси что-то объяснял ему с подобострастной улыбкой на крысином лице.

Картина поразила Гастона своей странностью. Он знал отношение Эндо к Кобаяси, ибо видел полные ненависти глаза киллера, когда на строительной площадке он открыл французу причину своей поездки в Ямагату. Как тогда можно объяснить тот факт, что оба мужчины, склонившись над листом бумаги, смеются и приветливо разговаривают, будто старые друзья?

Вновь пошел дождь, и большие капли падали Гастону на шею. Трое сопливых малышей с любопытством глазели на него из бакалейной лавки напротив.

Эндо махнул рукой и сделал знак из трех пальцев. Кобаяси кивнул. Гастон тяжело вздохнул, почувствовав себя очень усталым. Вместо страшной сцены, которую он себе воображал, здесь два человека что-то дружески обсуждают. Хоть ему и стало легче, но вместе с тем показалось, что его в чем-то обманули.

Их беседа, кажется, подошла к концу. Надев плащ и взяв у Кобаяси старый зонтик, Эндо открыл стеклянную дверь, которая не очень хорошо скользила в пазах, и, глядя на серое небо, вышел на улицу.

— Значит, я увижу вас завтра. — Кобаяси проводил его с той же подобострастной улыбкой.

Гастон позволил Эндо уйти немного вперед, а затем догнал и дотронулся до плеча:

— Эндо-сан!

Глаза Эндо распахнулись от удивления. Глядя на Гастона, он не мог вымолвить ни слова. Старый зонтик застыл у него в правой руке. Если бы в жаркий летний день пошел снег, на его лице вряд ли проявилось бы больше изумления.

— Эндо-сан! — С дружелюбной улыбкой на лице Гастон вновь коснулся его плеча, до крайности довольный, что так шокировал Эндо своим неожиданным появлением.

— Ты! — Эндо, наконец, обрел голос. — Ты!

Он больше ничего не добавил и отвернулся. Затем сплюнул на землю и быстро зашагал вперед, прикрывая зонтиком лицо.

— Эндо-сан, подождите меня.

Но тот даже не оглянулся, а когда вновь услышал за спиной шаги Гастона, пошел еще быстрее. Улица повернула направо, а затем налево, На ней не было видно ни души, все окутывала мелкая морось. Над полуразвалившейся каменной стеной росло огромное камфорное дерево, мокрые листья которого наполняли воздух приятным ароматом. Вдоль улицы выстроилось много храмов — казалось, что окружающие их белые стены тянутся вдаль бесконечно. Мэйдзэн-дзи, Синен-дзи, Энре-дзи, Тайхо-ин. Где кончалась стена одного храма, начиналась стена другого. Из-за них слышалось монотонное пение сутр и удары деревянного гонга, отчего казалось, что на улице еще тише.

Эндо остановился и прислушался, не раздаются ли шаги этого странного чужеземца, но все было тихо. Внезапно он почувствовал, как сдавило его грудь. «Что ему от меня нужно? Зачем он преследует меня до Ямагаты?»

Что-то нервировало Эндо в этом иностранце. Гангстер не имел ни малейшего понятия, почему Гастон последовал за ним в Ямагату и каким образом сумел разыскать его.

Сутры тянулись в унисон ударам гонга. Эндо остановился перед храмом Сэнсе-дзи, который занимал территорию больше, чем другие храмы. За его воротами возвышалось огромное дерево гингко, которому было двести или триста лет.

— Эндо-сан, — из тени дерева неожиданно раздался знакомый голос, принадлежащий человеку, которого, как думал киллер, он оставил далеко позади. Он вполне мог оказаться призраком, приплывшим сквозь дождь. Как он смог самостоятельно найти более короткий путь и устроить на него засаду? В нем есть что-то сверхъестественное.

— Эндо-сан, я хочу поговорить с вами.

Как ни странно, Эндо продолжал стоять и безучастно смотрел, как Гастон приближается к нему. Вдруг он почувствовал острую боль в груди — вероятно, перенапряжение.

Какой-то комок подступил у него к горлу, и Эндо сплюнул. Камень у ворот храма покрылся узорами ярко-красной крови, смешавшейся с дождевыми каплями.

***

Дождь перестал, однако ночь стояла душная. Климат Ямагаты, окруженной со всех сторон горами, был значительно жарче, нежели обычно для такой широты, — здесь даже когда-то зарегистрировали рекорд самой высокой температуры для Японии.

А этот вечер был особенно жарким и безветренным. Занавески без движения висели на грязных окнах, и даже циновки были влажными и липкими от жары.

В старые времена здесь был публичный дом, но с запретом проституции его превратили в гостиницу. Запах мужчин и женщин, проводивших здесь страстные ночи, казалось, по-прежнему исходил от стен и раздвижных дверей, разукрашенных рисунками цветов и птиц. Никто не побеспокоился вымести останки мертвых насекомых.

Эндо лежал, глядя в потолок, облизывая языком сухие губы. Абажур лампочки у потолка бросал тень, напоминавшую летучую мышь.

Гастон сидел рядом в рубашке без рукавов, время от времени вытирая его лицо мокрой тряпкой, которую мочил в стоявшем рядом тазике.

После того что произошло у входа в храм Сэнсе-дзи, Эндо с помощью Гастона добрался до своей гостиницы и, обнаружив у себя высокую температуру, лег в постель. Жара, дождь и длительная поездка окончательно истощили его.

Через оконные занавески влетел мотылек и закружил возле лампы. Гастон встал, поймал его и выпустил в окно, но тот, привлеченный светом лампы, влетел вновь.

— Убей его! Почему ты его не убьешь? — нетерпеливо рявкнул Эндо. Увидев, как Гастон, поймав мотылька закрыло, колеблется, убивать его или нет, киллер внезапно почувствовал непреодолимую ненависть к этому человеку. — Ты лицемер! — Эндо вырвал мотылька из рук француза и безжалостно раздавил его подушкой. — Как долго ты еще собираешься околачиваться в этой комнате? Ты что, намерен преследовать меня?

— Эндо-сан болен. Я уйду, когда вам будет лучше.

Сейчас, когда Гастон увидел, что Эндо не собирается наносить вреда Кобаяси, он считал, что ему оставалось только ухаживать за больным человеком.

— Я должен сказать, что не собираюсь вечно лежать здесь, в Ямагате. — Его вновь одолел кашель. — Завтра я встаю.

— Завтра? Нет, нет!.. Вы больны.

— Завтра я должен встать.

Глядя на тень от абажура, Эндо прикидывал, что ему предстоит сделать на следующий день. Завтра он планировал взобраться вместе с Кобаяси на горы Такамори и Сиратака, окружающие Ямагату. А для того, чтобы понять причину этого похода, следует вернуться на три дня назад.

***

Приехав в Ямагату и поселившись в этой гостинице в Ко-семати, Эндо быстро нашел дом Кобаяси и начал внимательно следить за передвижениями врага. Он тщательно планировал место и предлог для личной встречи.

Кобаяси, у которого на дверях дома висела надпись «Землемер», постоянно бывал в бегах — оказывал людям различные услуги. Проверял регистрацию земли, сравнивал записанные размеры с фактическими и подготавливал оценочную смету для покупателя. Он также снабжал информацией земельных спекулянтов, которые наводнили район Тохоку и были готовы скупать целые горы, если только это будет выгодно.

Фигура Кобаяси в его старом изношенном кимоно, бегающая по местным правительственным учреждениям и конторам по регистрации земли, в действительности напоминала Эндо крысу, что рыщет в поисках пропитания. Соседи относились к землемеру с жалостью и презрением.

«Майор японской армии, а до чего опустился», — думал Эндо, наблюдая за ним.

Последив за ним два дня, даже Эндо, для которого этот человек был врагом, уже не мог удержаться от чувства, похожего на жалость. Когда Эндо заглядывал в покосившийся домишко землемера, он всякий раз видел на кухне замученную домашними хлопотами жену, стиравшую старые поношенные вещи, а у ее ног всегда сидел маленький мальчик со вздувшимся животом. Когда Эндо видел эту сцену, даже несмотря на всю свою жесткость, он с большим трудом давил в себе сострадание. Два дня он вел наблюдение за домом Кобаяси из окна своей гостиницы, ожидая нужного момента.

Во второй половине третьего дня Кобаяси, который весь день просидел дома, появился из своей дыры с весьма деловым видом. Как обычно, сквозь небрежно застегнутое грязное кимоно была видна его истощенная грудь. Эндо быстро надел плащ и приготовился следовать за ним.

Хотя с утра небо было ясным, к полудню набежали облака, сквозь которые с трудом пробивались лучи солнца. Эндо шел за землемером до улицы Нанукамати — самой оживленной части города, которую здесь зовут «Гиндза Ямагаты». Когда Кобаяси встречал знакомых, на его лице появлялась крысиная улыбка и он подобострастно кланялся.

— Куда вы направляетесь? — спросил его один человек на велосипеде.

— У меня есть дело в Умамигасаки, — ответил Кобаяси.

Эндо услышал это название и сразу решил: это как раз то, что надо. В день своего приезда в Ямагату он с картой в руках обошел многие районы города в поисках пустынного места для встречи с Кобаяси. Берег реки Умамигасаки был в этом смысле идеальным. Близко от города, но даже в середине дня почти всегда безлюден.

Кобаяси не замечал, что за ним следят. Он продолжал идти короткими быстрыми шагами в своих старых деревянных сандалиях. Зайдя по пути в местный муниципалитет, он встретился там с чиновником из нотариальной конторы и некоторое время стоя разговаривал с ним, а затем продолжил путь к Миятамати, откуда до реки было рукой подать.

За исключением дождливых дней, в реке Умамигасаки почти не бывает воды, и ее обнаженное дно покрыто большими белыми камнями. По ночам — идеальное место для встреч влюбленных парочек.

Когда они достигли берега реки, Эндо ускорил шаг и, догнав Кобаяси, прошептал ему на ухо свое имя. Худое лицо Кобаяси стало бледным как воск.

— Не пройдете ли вы со мной на дно реки?

К счастью для Эндо, ни на дороге, ни в полях никого не было видно. Единственным признаком человеческого присутствия был грузовик, который переехал вдали через мост и исчез из виду.

— А... А... А... А... — только и смог произнести Кобаяси дрожащим голосом.

— В чем дело?

Где-то слева от них располагалась свалка, куда свозили и сжигали весь городской мусор. Неприятный запах гнили висел в воздухе.

— В чем дело, Кобаяси-сан? — спросил Эндо с преувеличенной вежливостью.

В тот день на стройплощадке, чем с большей вежливостью обращался Эндо к Канаи, тем больше тот терял самообладание и трусил. То же самое происходило сейчас с Кобаяси. Он отшатнулся от Эндо, кимоно распахнулось на впалой груди. Заикаясь, он пытался что-то сказать:

— Ка... ка... ка...

— Что вы говорите, Кобаяси-сан?

Эндо подтолкнул этого человека с крысиным лицом ко дну реки, к разбросанным валунам. Кузнечики, верещавшие среди них, неожиданно смолкли. Видимо, приближался дождь. Недалеко отсюда находилась и городская каменоломня: на берегу реки для рабочих выстроили небольшую хижину

— Пошли туда... Туда.

— Я ве... ве... верну, — заикаясь, сказал Кобаяси.

— Вернете? — Когда они подошли ко входу в хижину, Эндо сунул руку в карман плаща и его пальцы коснулись твердой стали револьвера. — Вернете? Что вернете? — Затем, глядя в лицо Кобаяси, Эндо подстроил ловушку: — Так вы, значит, все-таки спрятали?

Разумеется, Эндо не имел ни малейшего понятия, что спрятал Кобаяси, потому и сказал так. Интуитивно он понял, что это имеет какое-то отношение к его брату, казненному за преступление, которого он не совершал.

— Кобаяси-сан, вы подробно расскажете все внутри...

Кроме того, пошел дождь.

Крупные дождевые капли стали падать с темного от набежавших туч неба, покрывая пятнами камни белого дна реки. В хижине было темно. У стены стояла лопата и корзина для земли.

— Принесите то, что вы спрятали.

— Нет, нет... не здесь. В болоте.

— В болоте?

И тут Эндо полностью узнал всю историю. Четырнадцать лет назад Канаи и Кобаяси, служившие в одном батальоне с его братом, задумали и успешно осуществили одну операцию: скрыли часть серебряных слитков, конфискованных в местном банке. Чтобы никто не смог выдать их секрет, Канаи приказал расстрелять всех местных жителей, которые помогали при переноске серебра, а вину за это они возложили на брата Эндо. Вот теперь Эндо мог понять, почему брат не писал ему обо всех подробностях.

— Какое болото? — Тон Эндо резко изменился. — Ты, значит, спрятал слитки в болоте?

— Это не я. Мне Канаи приказал.

— Ну хорошо. В каком болоте?

— Это место называется «Большое болото».

Дрожащим голосом, заикаясь, Кобаяси во всем признался. В июле 1944 года, за год до окончания войны, Кобаяси и Канаи вернулись в Японию с острова в южных морях, где они до тех пор проходили службу. Канаи понял, что ход войны развивается в неблагоприятном направлении, и сумел добиться от центрального командования перевода в Японию. Кобаяси стал инструктором полка, прикомандированного к Генеральному штабу, а Канаи нашел работу в интендантском подразделении Восточной армии. Никто из них не собирался возвращаться на фронт. Канаи забрал себе две трети серебра, которое они тайно переправили в Японию, а Кобаяси досталась его третья часть.

После окончания войны Канаи продал свои слитки серебра одному корейцу и на эти деньги создал торговую компанию. А Кобаяси, не такой смелый, как Канаи, и кроме того — подверженный угрызениям совести и страху разоблачения, — не смог заставить себя прикоснуться к своей части добычи. Он даже боялся, что его семья может об этом узнать, и решил спрятать слитки...

Они слышали, как дождь бьет по крыше хижины. Их глаза постепенно привыкли к темноте.

— Это все правда, Кобаяси-сан? — спросил Эндо, саркастически улыбаясь. Он щелкнул зажигалкой, и в ее слабом свете стал рассматривать лицо землемера, кожа которого выглядела, как высохшая корка апельсина.

— Где находится «Большое болото»?

Надеясь завоевать расположение Эндо, Кобаяси начал подробно объяснять. За ближайшими к городу горами Такаморияма и Сиратакаяма находится много болот вулканического происхождения, и самое крупное называется «Большим болотом».

С ним была связана древняя легенда. Дракон, живущий в этом болоте, имел привычку красть женщин — хозяек соседних болот. Однажды самурай по имени Фудзигоро спал на берегу болота и во сне ему явилась женщина, которая умоляла спасти ее от хозяина «Большого болота». Когда же он проснулся, по глубоким темным водам хляби гуляли большие волны. Самурай вставил стрелу в лук и выпустил ее в глубь вод. После этого болото успокоилось.

Эндо представил себе мрачное болото в сердце гор. Он не мог полностью доверять рассказу Кобаяси о спрятанном серебре, ибо тот может запросто устроить для него ловушку. Но если все это правда, он получит достоверное свидетельство невиновности своего брата. Во всяком случае, он должен пойти, ибо ничего не теряет.

— Хорошо. Проведете меня туда.

Кобаяси сказал, что им понадобятся инструменты, чтобы достать серебро, и упрашивал Эндо зайти к нему домой и посмотреть карту. Это было разумное предложение.

Было решено, что следующим утром Кобаяси проводит Эндо в горы. Но если он так расклеился, как сможет он осуществить этот план?

Эндо рассеянно посмотрел на Гастона, вытиравшего ему лоб мокрым полотенцем. И вдруг ему пришла в голову мысль, как можно использовать этого иностранца.

***

В провинциальных гостиницах больше всего разочаровывает еда. Гости из Токио обычно хотят попробовать блюда, характерные для того района, по которому они путешествуют. Однако в большинстве второклассных гостиниц, как правило, подают блюда, которые можно встретить в любом другом месте.

Однако еда, которую приготовили в этот вечер в гостинице «Араки Мотаймон», не могла разочаровать даже таких изысканных гурманов, как Такамори и Томоэ. Им подали жареную форель, прекрасный суп мисосиро и спаржу — все приготовленное из местных продуктов Ямагаты. Десерт состоял из желтых вишен в специальном соусе.

— Может, эти вишни и есть «Наполеон»? — Положив в рот одну, Томоэ определила, что они слаще тех, что она пробовала в Токио.

— Боюсь, они не очень вкусные, — извинилась служанка. — Сейчас для вишен рановато. Сезон в этом году запоздал.

— О, что вы, они очень вкусные.

Брат и сестра молча ели вишни, и все их мысли были о Гастоне. Им было как-то неудобно перед ним: вот они сидят здесь и после хорошей еды кушают десерт.

Дождь наконец прекратился, и вместо него пришла жаркая, безветренная и душная ночь.

Пока Томоэ объясняла служанке, что они ищут в Ямагате своего иностранного друга, Такамори лежал, вытянувшись на татами, перед картой города. Названия различных кварталов туг были интересными, поскольку их происхождение было связано с ремеслами: квартал серебра, квартал свечей, квартал ведер. Были также кварталы седьмого дня, восьмого дня, десятого дня — все названы в соответствии с тем днем, когда там устраивали ярмарку.

— Как прошла твоя беседа? — тихо спросил Такамори, когда сестра закончила в коридоре беседовать со служанкой и вернулась в комнату.

— Она говорит, что город не очень большой, и иностранец сразу бросается в глаза. Поэтому найти его нетрудно. Она обещала сегодня вечером обзвонить все гостиницы в городе. — Томоэ села поближе к брату.

— Это любезно с ее стороны.

— Я вот думаю, не должны ли мы связаться с полицией.

— Давай сделаем это в последний момент, когда уже исчерпаем другие возможности. Мы же не хотим, чтобы Гастона сочли преступником.

Предложение показалось Томоэ разумным.

— Что ты там рассматриваешь? — спросила она.

— Карту. Здесь много интересных названий. Например, улица Лисиц. Посмотри, как много озер и болот вокруг Ямагаты. Горные озера выглядят очень романтично, правда? Когда найдем Гастона, можем втроем совершить туда пешую экскурсию.

Снизу был слышен включенный телевизор: кто-то смотрел трансляцию вечернего бейсбольного матча.

Зайдя вечером постелить им постели, служанка сказала, что обзвонила семь или восемь крупных гостиниц в Ямагате, но ни в одной не остановился иностранец по имени Гастон Бонапарт.

— Но я еще позвоню в гостиницу в горах около минеральных источников.

Она добавила, что минеральные источники эти — такие же, как в Атами.

— В таком случае, может, нам пора обратиться в полицию, — тихо переговаривались Такамори и Томоэ, готовясь ко сну.

***

Эндо понимал, что в таком состоянии, когда у него постоянно отхаркивается кровь, ему будет трудно подниматься завтра в горы. Посмотрев на карту, он увидел, что «Большое болото» находится между горой Хигаси-Куромори, высотой 766 метров, и горой Такамори, высота которой — 783 метра. Конечно, в наше время туда можно добраться и на автобусе, но Эндо считал, что лучше отправиться в путь до восхода солнца, чтобы избежать встречи с кем-либо по пути.

По словам Кобаяси, даже на этих горных болотах можно иногда наткнуться на резчиков по дереву или рыбаков, которые приходят сюда ловить карпов. Поэтому он тоже настаивал, чтобы они вышли затемно, чтобы никто не мог видеть, как они будут доставать серебро.

Эндо мог и не объяснять Гастону, зачем ему нужно идти в горы, ибо тот без этого обязательно будет сопровождать его до самого болота. Если он окажется не в состоянии преодолеть какой-нибудь особенно крутой склон, то сможет заставить гиганта тащить его на спине. Гастон также поможет выволочь тяжелые слитки из болота.

Эндо лежал на спине, безучастно глядя на тени от лампы, шевелившиеся на потолке. «Наконец-то пришло время отомстить Кобаяси», — думал он. Это случится после того, как они найдут серебро. «А что, если Гастон попытается выкинуть какой-нибудь трюк, как и в прошлый раз? Что будет тогда? Убью ли я его?» — задавал себе вопрос Эндо.

Он украдкой посмотрел на Гастона — тот заснул, прислонившись к стене, обхватив длинные ноги руками и прижав их к груди. У него был трудный день. Что за глупое лицо? Рот француза был слегка открыт, слюна стекала по его подбородку. Гастон слегка похрапывал.

«Убью ли я его?» — вновь задал себе вопрос Эндо. Сейчас он не хотел этого делать. Но если завтра обстоятельства потребуют, он может всадить пулю в это лошадиное лицо, из которого течет слюна. Сама мысль об этом почему-то вызвала у Эндо жестокое, темное удовлетворение.

— Эй! — тихо позвал он Гастона. — Эй, Гас!

Гастон открыл глаза и посмотрел вокруг, будто еще в полусне. Моргая, он перевел взгляд на Эндо и пробормотал что-то по-французски.

— О, Эндо-сан, я сейчас же сменю полотенце. — И он бросился к умывальнику.

— Ты знаешь, о чем я сейчас думал? — спросил Эндо, облизывая языком пересохшие от жара губы. — Мне кажется, однажды я убью тебя. Иногда ты мне так неприятен, что я не могу выдерживать. Ты притворяешься и разыгрываешь из себя добродетель. А на самом деле ты обманщик, лицемер. Я хочу содрать кожу с твоего лица, содрать эту маску. — И он рассмеялся.

***

Была половина пятого утра. Гастон открыл глаза, почувствовав, как Эндо трясет его за плечи. Через опущенные жалюзи пробивался тусклый свет, но небо было еще темным. Вся гостиница была погружена в сон, и в ней царила полная тишина.

— Пора вставать.

Эндо был уже в рубашке и брюках. Пижама, в которой он спал, лежала свернутой на кровати. Когда он надевал пиджак, его охватил кашель, и Гастон успел заметить спрятанный под полой «кольт».

— Куда мы идем, Эндо-сан? Вам нельзя двигаться.

Не отвечая, Эндо открыл дверь в коридор и показал Гастону: иди вперед. Когда они спустились, в вестибюле было темно, но кто-то, очевидно, услышав их шаги, зажег свет. Появилась хозяйка гостиницы — она выглядела так, словно и не ложилась.

— Я не уверен, что мы вернемся, — сказал Эндо, обуваясь. — Поэтому я оплачу счет прямо сейчас.

Он достал из кармана несколько банкнот и передал хозяйке. Ее толстые губы растянулись в широкой улыбке, показав золотые зубы.

На улице было тоже темно — тускло горели случайные уличные фонари. Тишину пустой улицы нарушал только скрип колес велосипедного прицепа — наверное, молочник или крестьянин везет овощи на рынок.

Когда они дошли до угла перед банком Ямагаты, Эндо остановился. На окнах кинотеатра и банка через дорогу металлические жалюзи были опущены.

— Куда мы идем, Эндо-сан?

— Это не имеет значения. Если ты не хочешь идти со мной, можешь возвращаться. — Эндо держал левую руку на сердце. Казалось, ему трудно дышать. — Я никогда не говорил тебе: идти со мной. — Когда Гастон ничего не ответил, он настойчиво повторил: — Это так, не правда ли?

Гастон заморгал и посмотрел на Эндо с уже знакомой мольбой в глазах:

— Эндо-сан, вы меня ненавидите?

— Ненавижу до глубины души. — Киллер криво усмехнулся. — От одного вида твоей длинной глупой рожи мне хочется блевать.

Оба некоторое время молчали. Эндо посмотрел на часы и увидел, что уже пять.

Банк и кинотеатр на другой стороне улицы проступили в сумраке отчетливее. Приближался новый день. Проехал на велосипеде разносчик газет. Вскоре они услышали вдалеке шаги — вот они замерли, потом возобновились. Появился Кобаяси. На нем был старый плащ и длинные сапоги.

Эндо свистнул ему. Землемер направился было к нему, но, заметив Гастона, с подозрением остановился. Эндо подошел и начал что-то объяснять, периодически поглядывая на Гастона.