Александр потратил много недель на приобретение необходимых исторических знаний. Они дались ему не без труда. Потом он стал разрабатывать интригу романа. Завершив вторую попытку написать роман, Александр понял, что интрига разрушает характеры героев. Он яростно рвал исписанные листы и окончательно впал в отчаяние. Но Александру было необходимо добиться успеха: доказать отцу, что он его сын; доказать матери, что он способен зарабатывать деньги.

Однажды вечером Дюма зашёл в кабинет сына, увидел на полу кучу смятых листов и обратил внимание, что отдельные листы расправлены и испещрены помарками; он понял, что Александр бьётся над своими первыми опытами в литературе.

   — Искусству писать нельзя научить, — сказал он. — Его можно постигнуть только опытом.

   — В таком случае я его постигну, — ответил Александр.

   — Ты достаточно поработал, отдохни хоть один вечер.

   — Куда мы пойдём? — спросил Александр.

   — Я останусь дома, — ответил Дюма. — Мне надо закончить работу. Но почему бы тебе не прогуляться?

   — Мне некуда идти, — сказал Александр.

Дюма, немного помолчав, спросил:

   — В таком случае, я уверен, что ты согласишься взять на себя одно моё поручение, не правда ли?

   — Конечно, — ответил Александр.

   — Я внёс кое-какие изменения в роль одной моей актрисы и хотел бы передать ей сегодня вечером, чтобы она смогла подготовиться к завтрашней репетиции. Ты не взялся бы их отнести?

   — Иду немедленно.

Дюма зашёл к себе в кабинет и вернулся с конвертом.

   — Вот, — сказал он. — Актрису зовут госпожа де Бросс, живёт она на улице Тэбу. Возьми тильбюри, если хочешь. Сегодня он мне не понадобится.

Было около полуночи, когда Александр вернулся, но из-под двери отцовского кабинета пробивалась полоска света.

   — Это ты, Александр? — крикнул Дюма, услышав в коридоре шаги сына. — Ты исполнил моё поручение?

   — Да, — ответил Александр, потупив голову.

   — Ты пойдёшь спать или будешь работать?

   — Работать.

   — Хорошо. Иногда ночью работается лучше, — заметил Дюма.

Когда сын уже собрался уходить, Дюма удержал его и с улыбкой сказал:

   — Она, наверное, тратит кучу денег на починку своих серебряных цепочек!

Вздрогнув, Александр пристально посмотрел на отца.

   — Откуда ты это знаешь? — спросил он и замолчал.

Дюма рассмеялся и расцеловал сына.

   — Вот увидишь, через несколько месяцев весь Париж будет знать об этих цепочках, — сказал он, — и любой мужчина, ни разу их не разрывавший, станет думать, что упустил в своей жизни нечто важное.

Дюма рассмеялся и похлопал сына по плечу. Александр тоже Засмеялся, но не столь весело, как отец; в глубине души что-то мешало такой искренней весёлости, сколь бы сильно Александру этого ни хотелось бы.

   — Очевидно, ей приятно думать, что мужчина преодолеет горы, сокрушит стены, пройдёт сквозь огонь и воду ради того, чтобы её завоевать. Но что должен думать ювелир, который каждый день чинит её цепочки?

   — Наверное, она всякий раз отдаёт их разным ювелирам, — предположил Александр.

   — Она, конечно, так и делает! — воскликнул Дюма. — Как я сам об этом не догадался?

Польщённый и ободрённый комплиментом отца, Александр продолжал:

   — Без сомнения, настанет время, когда ни один мужчина не захочет разорвать эту цепочку. Каким страшным днём это для неё станет!

   — Но ты же писатель! — вскричал Дюма. — Ты должен написать рассказ о том, что сейчас сказал.

Эти слова отца растопили скованность Александра, и он рассмеялся вместе с отцом: ведь они мужчины, которые пережили одинаковое любовное приключение и теперь делятся воспоминаниями.

Таким образом началось то, о чём Вьель-Кастель рассказывает в своих «Мемуарах» как о привычке Дюма передавать сыну своих бывших любовниц...

Александр, обнаружив, что легче подражать примеру отца в жизни сексуальной, чем в жизни литературной, забросил роман о Константинополе и пустился в разгул. Вначале он был склонен иметь дело с любовницами отца лишь потому, что в отношениях с ними лёд уже был сломан и связь облегчалась взаимным любопытством.

Вы видите, что я без колебаний вторгаюсь в самое сокровенное частной жизни, чтобы извлечь оттуда ещё одну подробность для объяснения картины «Дуэль после маскарада», которое обязан дать читателю.

Вьель-Кастель утверждает, что Александр недолго соглашался следовать в фарватере отца и скоро пустился в собственное плавание. Когда однажды вместе с Альфредом де Мюссе и ещё одним молодым человеком Александр оказался в компании княгини К., госпожи Н. и госпожи 3., тремя сказочно богатыми русскими дамами, приехавшими искать в Париже того, чего они никогда не осмелились бы сделать в Москве, общество стало выяснять вопрос, могут ли проститутки считаться фигурами трагическими или же они, если им нравится это ремесло, ведут жизнь самую приятную.

«Молодой Дюма, этот плохо отбелённый отпрыск трёх поколений прелюбодеев-негров, — продолжает Вьель-Кастель, — тотчас воскликнул:

— Почему бы нам самим это не проверить? С тремя нашими красивыми женщинами мы вполне можем открыть собственный бордель!

Эта мысль тотчас была принята и особенно понравилась русским дамам, которые отныне посвящали одну половину недели светским обязанностям, а другую — занятиям проституцией.

Взяв в качестве учебника «Жюстину» и «Жюльетту» маркиза де Сада и имея усердных наставников, три дамы, став отличными ученицами, по примеру императрицы Мессалины прямо на улицах подбирали дополнительный «материал» для своих «исследований» и «упражнений».

Александр до такой степени пренебрегал взятием Константинополя, что его отцу вместо обещанного романа пришлось дать в журнал «Ревю де Пари» другое произведение.

Это было время, когда кропильница Дюма всегда была наполнена до краёв «святой водой», а Париж — красивыми женщинами. И, как утверждал Дюма, отцу и сыну было всего по двадцать лет.

Мать Александр теперь избегал.