Дуэль, — она поистине жила в крови у Александра Дюма, — на протяжении всей истории была тем проявлением мужской силы, что исчезло совсем недавно. Вероятно, дуэли берут начало с поединка Давида и Голиафа, но они стали необходимы каждому мужчине, который желал быть причисленным к джентльменам, только в новое время, достигнув апогея в ходе двух последних веков. От Нового Орлеана до России мужчины дрались на кинжалах, охотничьих ножах, саблях, шпагах, пистолетах. Вице-президент Соединённых Штатов Гамильтон был убит на дуэли в Уихокене. Поэт Пушкин тоже погиб на дуэли в Санкт-Петербурге. Но нигде дуэли не были столь модны, как во Франции при жизни Дюма. Можно даже утверждать, что сам Дюма появился на свет в итоге одного поединка, и наше путешествие по жизни Дюма, начавшееся с изучения картины «Дуэль после маскарада», непременно должно вернуться к этому событию.

В 1789 году под небольшим городком Виллер-Котре в один июньский вечер расположились на постой два отряда: драгуны короля и драгуны королевы. Прибыли они сюда потому, что король Людовик XVI готовился к охоте в соседнем большом — площадью в двадцать тысяч гектаров — лесу, где особы из привилегированных сословий имели право травить оленя и кабана, а бедняки — собирать хворост.

Офицеры обоих отрядов отправились скоротать вечер в замки по соседству; простые солдаты заполонили гостиницу «Щит», где располагался и главный трактир городка. Во дворе какой-то драгун из полка короля подошёл к драгуну из полка королевы, смуглому верзиле, и спросил его:

— Знаете, что наш король каждый вечер делает с вашей королевой?

Верзила сперва опешил, увидев, что группа драгун короля громко расхохоталась, потом, выхватив из ножен саблю, вскричал:

— Выходит так, что знаю: именно наша королева проделывает это с вашим королём, и лезвие вот этой сабли вам это докажет.

Их товарищи приняли сторону того или другого, и, поскольку на карту была поставлена честь королевской семьи, до наступления утра кровь более ста раненых стала свидетельством преданности этих горячих молодых голов тому из членов правящей фамилии, кому им выпала честь служить.

Яростные крики и бряцание сабель, что слышались почти всю ночь во дворе гостиницы, не давали горожанам спать. Никогда дела «Щита» не шли столь бойко: едва один раненый дуэлянт заходил в гостиницу промыть и перевязать рану, другой занимал его место на ристалище, в которое превратился двор, но все получившие ранения требовали еды и питья. Чем невыносимее становилась боль, тем громче смеялись драгуны над нелепым поводом, послужившим началом этой битвы.

Мари-Луиза Лабуре, дочка хозяина гостиницы, лёгкая и нежная, словно первый побег весеннего тюльпана, сновала между столиками, и её странным образом возбуждала эта суета, причину которой ей никто не желал объяснить.

На её настойчивые расспросы драгуны отвечали лишь грубыми раскатами смеха, а родители — приказом заняться своим делом или отправляться спать. Пока Мари перебегала от одного драгуна к другому с тазами и бинтами или с бутылками вина и кусками мяса, она ощущала — этого раньше с ней не бывало, — как чьи-то глаза следят за каждым её движением.

Среди раненых, за кем Мари ухаживала, оказался смуглый драгун, первым выхвативший саблю; он затем четырежды дрался на поединках, прежде чем рухнуть головой на стол, по которому быстро растекалась лужа крови. Казалось, он потерял сознание, когда Мари-Луиза сняла с него каску, чтобы промыть рану и остановить кровотечение. Девушку поразили его чёрные, густые и курчавые волосы, и, зайдя на кухню за водой, она обратила на это внимание отца.

   — Ты что, не видишь, что он цветной? — спросил мэтр Лабуре.

   — Цветной?

   — Ну да, африканец, негр.

   — Но он же не чёрный, — возразила Мари-Луиза. — Он просто очень загорелый.

   — Значит, он мулат, смешанная кровь. Возможно, его отец был чёрный или, вероятнее всего, мать.

   — Он людоед? — спросила Мари-Луиза. — Он, конечно, не христианин.

   — Ты сама не христианка, глупышка, — ответил отец. — Неужели ты хочешь, чтобы он истёк кровью без твоей помощи?

Она побежала помогать раненому не без нервозности, ибо в любую минуту этот огромный человек мог бы сцапать её своими длинными ручищами. В конце концов он открыл глаза и произнёс:

— Спасибо, милая моя.

   — Так вы говорите по-французски? — вздрогнув, воскликнула Мари-Луиза.

Он рассмеялся, оскалив такие белые и такие крупные зубы, что Мари почудилось, будто перед ней звериная пасть.

   — Вы меня боитесь? — спросил он. — Это потому, что я чёрный?

   — Да, — пробормотала Мари-Луиза. — Вы ведь людоед?

   — Конечно, — ответил драгун, — хотя предпочитаю я сахар, так как родился на Антильских островах...

И с этими словами схватил Мари за руку.

Девушка закричала, вырвалась и убежала, а великан хохотал.

На другой день драгуны короля получили приказ покинуть местечко Виллер-Котре, но полк королевы остался в городке, и каждый вечер почти все драгуны заходили выпить в гостиницу «Щит». Огромный мулат неизменно был среди них, и Мари-Луиза чувствовала, как его пронизывающий взгляд следит за ней, пока она помогает обслуживать клиентов. Вечером она молила Бога защитить её от мулата, но в темноте девушке продолжало мерещиться, как улыбка обнажает его крупные ослепительные зубы, сжимающие сигару, которую он с наслаждением курил. Этот мужчина до такой степени её заинтересовал, что однажды она спросила отца, могут ли белые овцы рождать иногда чёрных ягнят.

   — А почему ты об этом спрашиваешь? — поинтересовался отец.

   — Не почему, просто в голову пришло, — ответила Мари-Луиза.

Отец с удивлением посмотрел на неё, но промолчал. Будущее дочери он считал делом решённым. Она выйдет за Блеза, сына одного из самых богатых фермеров в округе. Блез был парень здоровый и чванился собственной силой. Приходя по вечерам в гостиницу в тяжёлых, подбитых гвоздями сапогах, он обнимал Мари-Луизу за талию, как будто объявлял всей честной компании, что она уже принадлежит ему.

Блез не был настолько глуп, чтобы не заметить, как большой драгун безмолвно ухаживает за его суженой. И он решил положить этому конец, под любым предлогом вызвав военного на дуэль и жестоко его поколотив. Каждый раз, проходя мимо стола драгуна, Блез как бы невзначай его задевал и опрокидывал бокал с вином; он прикидывался, будто извиняется, но драгун отвечал, что это пустяки.

   — Мари-Луиза! — кричал Блез, словно та уже была у него на побегушках.

И оба мужчины наблюдали, как девушка вытирает пролитое вино; фермер постукивал по сапогу хлыстом, с которым никогда не расставался, а драгун продолжал курить и улыбался.

Весь городок ждал развязки; неужели драгун, четырежды дравшийся в поединках на саблях, побоится хлыста этого погонщика быков?

Товарищи драгуна утверждали, что он ещё не оправился от ранения; кроме того, хотя оба соперника были ростом выше шести футов, Блез явно был тяжелее.

Несколько дней вовсю заключались пари, но вот прошёл слух, что завтра утром отряд драгун королевы должен покинуть Виллер-Котре. Все жители затаив дыхание ждали конца этой истории, и в тот момент, когда фермер так сильно толкнул стол драгуна, что бокал упал на пол и разбился, в гостинице было много спорщиков.

   — Слижите вино с пола, — предложил Блез, стукнув себя хлыстом по сапогу. — Пол здесь чистый.

Драгун невозмутимо встал и сказал:

   — Пойдёмте, выпьем спокойно у стойки.

Фермер колебался, не понимая смысла этого предложения. Однако проследовал за драгуном к стойке, куда хозяин и его конюх прикатили новую непочатую бочку и готовились вскрыть её.

   — Разрешите мне показать вам, как пьют из бочки, — сказал драгун.

Все присутствующие теперь столпились вокруг бочки с вином, снабжённой краном.

Зайдя за стойку, драгун снял бочку с подставки и сказал:

   — Этот бокал будет опрокинуть не так легко... Откройте кран, когда я запрокину голову, и закройте, когда я снова кивну, — попросил он хозяина гостиницы.

Потом, держа бочку над головой — кран был точно над губами, — он кивнул и раскрыл рот. Хозяин залез на стул и открыл кран. Все увидели, как судорожно сжимается горло драгуна, глотающего льющийся поток вина. Он опять кивнул, и хозяин закрыл кран. Драгун осторожно опустил бочку на подставку. И, повернувшись к изумлённому Блезу, сказал:

   — Хорошее вино. Превосходное! Приглашаю вас выпить за мой счёт...

Обратившись к хозяину, драгун добавил:

   — Будьте любезны посчитать также бокал, разбитый этим господином. Вино подайте ему в бокале, — прибавил он, делая ударение на словах «в бокале».

Фермер не мог не ответить на вызов, брошенный ему на глазах множества людей.

   — Не в бокале, господин Лабуре, — раздражённо возразил он. — Я тоже буду пить из бочки.

Блезу с трудом удалось поднять бочку, но он не сумел удержать её ровно надо ртом, когда полилось вино, и облился с ног до головы. Не дав хозяину времени закрыть кран, Блез поставил на подставку бочку, едва не разбив её.

   — Я плачу за всё, что было выпито, и даже за то, что было пролито, — объявил драгун и, пока фермер рукавом вытирал лицо, крикнул: — Мари-Луиза, вытрите пол!

Она прибежала с тряпкой и протянула её фермеру, который в бешенстве отшвырнул её.

   — Кто хотел бы взглянуть, как человек прогуливает лошадь? — обратился драгун к собравшимся.

Не намекал ли он на то, что понесёт лошадь на спине? Захваченные любопытством, все свидетели сего странного предложения приготовились проследовать за драгуном в конюшню.

   — Не желает ли сударь пойти с нами? — спросил драгун Блеза. — Главное, не забудьте ваш хлыст, — прибавил он, взяв хлыст со стойки, где его оставил Блез.

Не зная, как незаметно улизнуть, фермер взял хлыст и пошёл вместе с толпой.

Драгун вывел свою неосёдланную лошадь из конюшни, вскочил на неё и, сжимая её бока коленями, подогнал к большой балке над воротами. Ухватившись за балку руками, он, не разжимая ног, подтянулся так легко, что вскоре животное оказалось в воздухе, болтая четырьмя ногами.

На сей раз драгун одержал над соперником неоспоримую победу; он одолел его в одном из самых забавных поединков, какие только знала история, — в дуэли без кровопролития.

Все вернулись в гостиницу, и там загорелый великан — перед этим он отвёл лошадь в конюшню — объявил новое пари: несмотря на свой рост и свою силу, он утверждал, что у него самые маленькие ноги из всей компании; ножка у него такая маленькая, что он сможет надеть женские туфельки.

Словно зачарованная, Мари-Луиза сняла свои туфли. Драгун не носил носков, и, когда он снял сапоги, все увидели такие крохотные ножонки, чистенькие, похожие на копытца газели, что никого не удивило, как легко они влезли в туфельки Мари-Луизы.

Казалось, драгун, прибегнув к какой-то варварской свадебной церемонии, полностью овладел девушкой. Она не стала сопротивляться, когда он предложил показать, что икра у него больше её талии. Мари-Луиза сияла от гордости, счастливая тем, что за ней таким необыкновенным образом ухаживает столь поразительный человек. И ей было тяжело подчиниться матери, когда та не терпящим возражений тоном приказала дочери отправляться спать.

Едва Мари-Луиза вышла из зала, жена хозяина гостиницы обратилась к драгуну и заявила:

   — Видимо, сударь не понимает, что мы люди приличные.

   — Я в этом ни на миг не сомневался, — возразил он.

   — Нашу дочь, сударь, мы бережём как зеницу ока. Она — не вещь, которую отдают в качестве приза победителю конкурса на ярмарке. И, кстати, мы с вами незнакомы. Насколько нам известно, вы можете оказаться беглым рабом из Америки.

   — Я в самом деле родом из Америки, но я — не беглый раб. Меня зовут Тома-Александр, а мой отец — маркиз Дави де ля Пайетри. Замок находится в Нормандии, в Бьельвиле.

Госпожа Лабуре напустила на лицо улыбку, свидетельствующую о том, что она так легко не даст себя одурачить.

   — Вы хотите сказать, что в Нормандии бывают чёрные маркизы? Мне о них ни разу слышать не доводилось.

   — Мой отец белый, мадам, а не чёрный; сейчас его волосы даже совсем побелели. Черной была моя мать. Она работала на плантации сахарного тростника, которой на Сан-Доминго владел мой отец. Постарев, он продал плантацию и вернулся во Францию, привезя меня с собой.

   — Значит, вы будущий маркиз Дави де ля Пайетри? — спросила хозяйка гостиницы, по-прежнему проявляя недоверие.

   — Да. И владелец Бьельвиля в Нормандии. Только...

   — Что?

   — Только я должен объяснить вам, что я поссорился с отцом. Поэтому и завербовался в драгуны королевы.

   — Ах, сударь, поверьте, не до такой же степени я глупа! — строго заметила госпожа Лабуре. — Будь вашим отцом маркиз, вы стали бы офицером и квартировали бы в одном из окрестных замков. Вы не были бы простым солдатом и не сидели бы здесь в гостинице «Щит».

   — Я уже сказал вам, что мы с отцом в ссоре. Он хотел жениться на белой женщине, тогда как я — признаться, глупо, — надеялся, что в один прекрасный день он обвенчается с моей матушкой. Вот почему я расстался с ним и взял фамилию матери — Дюма. Она звалась Мария-Сессета Дюма, но, увы, уже умерла. Я пошёл служить в драгуны как простой солдат Дюма.

   — Короче говоря, у вас нет никакого права носить имя вашего отца, — сделала вывод госпожа Лабуре. — Ведь, полагаю, его официально ничего не связывало с вашей матерью-негритянкой?

   — Не спешите, — слегка покраснев, попросил драгун. — Я не бастард, мой отец признал меня.

   — Да неужели?

   — Да, уверяю вас. Моё свидетельство о рождении заверено у нотариуса.

   — Примите мои поздравления! Но меня это не касается. Меня касается, сударь, лишь то, чего вы желали бы добиться. Понимаете, что я хочу сказать?

   — Прекрасно понимаю. Но что бы вы ответили, если бы я сказал вам: да, я прошу, чтобы это стало и вашим делом?

   — Я ответила бы вам: возвращайтесь с дипломом офицера — и Мари-Луиза ваша.

   — Диплом офицера для солдата получить не так легко, особенно в мирное время, когда офицеры живут долго.

   — Это дело ваше, — пожала плечами хозяйка гостиницы. — В конце концов, у вас есть связи; по крайней мере, вы так утверждаете.

Тут в зал вошёл драгун и передал Тома-Александру с полдюжины золотых монет.

   — Бери, это твоя доля, — сказал он.

   — Мадам, возьмите эти деньги, — неожиданно предложил Тома-Александр. — Если я не вернусь с дипломом офицера или погибну на войне, вы присовокупите их к приданому вашей дочери.

   — Я выдам вам расписку, — сказала госпожа Лабуре, умевшая не теряться в любых обстоятельствах, сколь бы странными они ни казались другим людям.

   — Вы заметили, что я не стал драться с Блезом. Я мог бы изувечить его в настоящем поединке. Однако ваша дочь всё-таки когда-нибудь может выйти за него замуж, — сказал Тома-Александр.

   — Вы очень предупредительны, — ответила госпожа Лабуре.

Через несколько часов, незадолго до рассвета, драгуны, одетые в Парадные мундиры, уже были в сёдлах. Их сапоги были надраены до блеска, патронташи, перевязанные на груди крест-накрест, тщательно начищены мелом. Оружие сверкало, на касках развевались традиционные плюмажи.

Из своей комнатки под самой крышей гостиницы Мари-Луиза видела площадь, где перед бывшим дворцом Франциска I выстроились драгуны. Она пыталась разглядеть среди них самого высокого, но ей мешали слёзы, туманившие глаза. Мари слышала, как протрубила труба; по мостовой зацокали копыта лошадей, и вскоре Виллер-Котре снова погрузился в привычную спячку.

Мари-Луиза плакала. Разве может простой солдат стать офицером? Она считала, что больше никогда не получит вестей от своего загорелого обожателя.