«Рейчел» (реж. Г. Гейнс и Э. Джексон, 2011). Этот фильм, бессвязное любительское видео, снятое для больной лейкозом Рейчел Кушнер, возможно, прежде всего заслуживает внимания своим смешением стилей: документальных кадров, исповедальных монологов, покадровой анимации и наручных кукол – одним словом, свалкой всякого барахла. Режиссеры Гейнс и Джексон начинают фильм с неприглаженного, «кривого» извинения перед Рейчел, честно признаваясь, что фильм совершенно не выстроен и получился на удивление бессвязным. Затем идет мешанина неуклюжих пожеланий выздоровления от учеников и учителей школы, потом мордобой наручных кукол, персонажей ЛЕГО-анимации с невнятными говорами, дурно отсканированные детские фотографии Кушнер, и прочие дурацкие поделки на скорую руку, едва-едва связанные с темой фильма. Слезливое заключение – снова с участием самих режиссеров – честно говоря, смотреть просто невозможно. Однако такая концовка в самый раз подходит этому, вероятно, худшему фильму всех времен и народов.★

Когда я последний раз говорил с Рейчел, она уже успела посмотреть «Рейчел» несколько раз. Я не знал, как говорить с нею о нем. Она лежала, как обычно, в постели, но без шапочки. И говорила, как всегда, немного неровным голосом и чуточку в нос. Я впервые подумал, что, наверное, и сам говорю примерно так же.

– Привет!

– Привет.

Мне почему-то хотелось «дать ей пять», но я сдержался.

– Я посмотрела «Рейчел».

– М-м-м.

– Мне понравилось.

– Знаешь, ты не обязана так говорить.

– Нет-нет, мне правда понравилось.

– Ну, как знаешь.

– Конечно, это не самый мой любимый фильм.

Почему-то я испытал огромное облегчение, когда она честно в этом призналась. Даже не знаю, почему. Думаю, у меня какое-то эмоциональное нарушение, при котором человек в большинстве ситуаций чувствует что-то неуместное. Я бы назвал это синдромом эмоционального идиота.

– Да уж, если бы это был твой любимый фильм, это означало бы, что у тебя весьма сомнительный вкус, потому что на самом деле он просто никудышный.

– Он хороший, но не такой хороший, как некоторые другие.

– Да не, серьезно. Прямо не знаю, что с нами случилось: мы работали над ним как проклятые, и вдруг – прямо не знаю – ничего не получалось.

– Ребята, у вас отлично получилось.

– Да ни фига у нас не получилось.

Мне хотелось объяснить ей, почему все пошло наперекосяк, но, конечно я не знал почему. Я что хочу сказать: конечно, мы с Эрлом не мастера мирового кинематографа, но на этом этапе своей кинокарьеры могли бы уже сделать что-то получше, чем тот зубодробительно унылый хаос, который получился.

– Ты такой забавный, – воскликнула Рейчел, улыбаясь так хорошо, как давно не улыбалась.

– Что?

– Ты ужасно строго себя судишь. Это так забавно.

– Я строго себя сужу, потому что я осел.

– Нет, вовсе нет.

– Да ты понятия не имеешь, какой я осел.

Может, я и не мог объяснить, почему у нас получился Худший Фильм Всех Времен и Народов, но говорить о себе гадости я умел непревзойденно! Я начинаю понимать, что это мое самое любимое занятие.

– Нет, ты просто не видела, что у меня в голове. На каждую невероятно глупую вещь, которую я сделал или сказал, найдется пятьдесят еще худших, которые я не сказал и не сделал по чистой счастливой случайности.

– Грег.

– Я серьезно.

– Я рада, что мы снова подружились.

– Да? Я хочу сказать: да. В смысле: да, я тоже.

Потом мы сидели и молчали. Вы, наверное, думаете, что я сидел такой, переполняемый любовью и нежностью. Тогда, возможно, вам стоит переключиться на какую-нибудь другую книгу. Хотя бы, к примеру, на руководство по эксплуатации холодильника или чего-нибудь в этом духе. Ей-богу, окажется душевнее.

Потому что по большей части я чувствовал обиду и раздражение. Обижался на Рейчел за ее решение умереть. Очень глупо, да? Мне порой кажется, я и не человек вовсе. Но, так или иначе, да – меня бесило, что она вот так вот просто смирилась со смертью. И, возможно, еще больше меня бесило чувство, будто мною манипулируют, заставляя притворяться в фильме «Рейчел», якобы я думаю, что она не смирилась. Я смотрел в камеру и говорил: «Я знаю, ты можешь выздороветь» и «Я в тебя верю», а по моим дурацким глазам было видно, что ни фига я не верю. И никаким монтажом этого было не подправить. И, конечно, я большой козел, но именно Рейчел поставила меня в такое дурацкое положение, отказавшись от борьбы и заставляя всех окружающих притворяться, что она не отказалась.

Может быть, Рейчел почувствовала, что я думал о фильме, потому что снова заговорила на эту тему.

– Очень хорошо с твоей стороны сделать этот фильм.

– Ну, это отстой, но мы должны были его снять. Ума не приложу, почему он получился таким хреновым.

– Вы ничего не были должны! – У Рейчел даже глаза расширились от волнения.

– Должны-должны.

– Нет.

– Ты – буквально наша единственная поклонница. Мы должны были сделать что-то для тебя.

– Слушай, честно говоря, я действительно хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал.

От неожиданности я даже нашелся, как пошутить в ответ.

– Но мы уже сняли для тебя фильм! Когда же прекратятся ваши нескончаемые капризы, вы, ТИРАНИЧЕСКАЯ ЖЕНЩИНА?!

Последовала череда слабых фырканий и смешков, после которой Рейчел пришлось собраться с силами, чтобы заговорить снова.

– Я просмотрела эту книгу про колледжи.

– О… да?

– Ага. И нашла там несколько школ кино.

Мне потребовалось на удивление долгое время, чтобы въехать, к чему она клонит.

– И еще я нашла несколько колледжей с хорошей программой по кинематографии.

Я только тупо кивал, понимая, что не вправе спорить.

– Так вот: я хочу, чтобы ты взял свои фильмы и заявил их как вступительные работы. И Эрл тоже.

– Э-э, хорошо.

– Это единственное, что я прошу тебя сделать.

– Да.

– Сделаешь?

– Да-да, конечно.

– Обещаешь?

– Обещаю.