Глава 8
Лукас клубком свернулся на полу. Боль вымывалась изнутри его спинного мозга, будто кто-то выскабливал его позвоночник стальным посудомоечным скребком. И растягивалась тугими струнами, проходя через связки, накапливаясь в суставах, кончиках пальцев и под языком. Он чувствовал боль в зубах. Боль перемалывала его как попавшее между жерновов зернышко пшеницы.
Его уши уловили звук приближающихся шагов.
С большим усилием он открыл глаза.
Карина опустилась на колени рядом с ним. Он вдохнул ее запах и почувствовал внутри себя искру глубокого, сердитого голода. Она тянула его как магнит. Его тело кричало об ее крови и конце боли. Ворваться в нее было бы блаженством.
Она закатила рукав. Ее губы сжались.
Ему нужно было сейчас сказать. Было больно, он устал, но все-таки ему удалось:
— Не надо.
— Артур сказал, что ты должен подпитаться.
— Артур больной хрен. Я тебе это говорил.
— Я по запаху вижу, — сказала она, — что тебе нужно подпитаться.
— Если я сейчас подпитаюсь, то ты умрешь.
— А если нет, то умрешь ты, а тогда они убьют Эмили.
Ах. На секунду ему показалось, что она чувствует к нему жалость, но — нет.
— Никто не дотронется до Эмили. И я не умираю. Мне просто больно.
— Ты ужасно выглядишь.
Он услышал мягкую нотку в ее голосе. Несмотря ни на что, ей чуточку было не все равно. Он примет это. Это было что-то большее, чем он обычно от кого-либо получал.
Она не отпрянула, когда он вступал в фазу. Ее колени дрожали, но она не вздрогнула. За это он был ей благодарен.
Карина смахнула сажу с его лица, и с лаской в глазах и добротой в голосе произнесла:
— Не будь идиотом, Лукас. Подпитайся. Это заставит тебя почувствовать себя получше.
— Боль не смертельная. Она пройдет. А вскоре тебе понадобится вся твоя кровь.
Она отдернулась:
— Что это значит?
— У тебя есть жар?
— Да.
— Усталость?
— Да. Лукас, что со мною происходит?
Он рассказал ей почти всю правду.
— Я тебе говорил, что ты реагируешь на мой яд.
Боль глубоко зарылась в основании его позвоночного столба. Лукас заставил себя повернуться, пытаясь сдвинуть собственную тяжесть, и боль взорвалась ослепительно-белой, цепенящей сознание дымкой, которая скрутила его конечности. Словно от коронного удара суперзвезды в челюсть он вырубился.
Когда он очнулся, повсюду был ее запах. Внутри Лукаса шевелился требующий своего голод. Он стиснул зубы и почувствовал легкое прикосновение к щеке. Его глаза мгновенно открылись. Рядом с ним сидела Карина, ее спина опиралась о стену.
— Как долго я был в отключке?
— Может минуту, или две.
— В следующий раз попытайся засечь. Мне нужно знать, не становятся ли они короче.
— Есть что-нибудь еще, что я могу сделать?
На него накатила боль:
— Говори со мной.
— О чем?
— Ты никогда не говорила мне, почему именно Эмили запасается едой.
Она вздохнула и смахнула коричневый пучок волос со своего лица.
— Это случилось после смерти Джонатана.
— Твоего мужа?
— Да. Мне не хочется говорить об этом.
— Почему?
Она встретилась с его внимательным взглядом:
— Потому что тогда ты всякое узнаешь обо мне.
— А это было бы нехорошо? — спросил Лукас.
— Да.
Теперь он еще больше хотел знать.
— А это больно быть зверем? — спросила она.
— Нет. Вхождение в фазу — это как быть супергероем. Я — быстрее, сильнее. Все становится отчетливей. Без последствий. Я могу позволить себе не быть на поводу. Но вырабатываемый в атакующем варианте яд токсичен для фазы моего человеческого варианта. Превращение назад в человека — вот это сука.
Небольшая дрожь прошлась по его ногам. Лукас хрюкнул и закрыл глаза, пытаясь перебороть боль.
— Как долго мы будем здесь заперты?
— Сколько я протяну. Часы. Артур пытается меня сохранить. Я являюсь активом, редким и трудно заменимым. Нам не следовало сюда попадать, в это здание, — слова медленно выходили из него. — Эта база не безопасная. Мы арендуем здесь пять этажей. Мы не владеем строениями и не контролируем доступ сюда.
Карина нагнулась, чтобы поближе рассмотреть его глаза. На ее щеках и лбу отмечались небольшие красные розетки. Приближалась ее собственная трансформация. Вот дерьмо. Он надеялся, что это произойдет с ней в какой-нибудь другой день. Он не хотел, чтобы она входила в фазу здесь, в убежище, без медицинской помощи, без успокаивающего ее Генри. Она могла умереть, а он хотел, чтобы она жила. Ему надо было быстрее восстанавливаться.
«Восстанавливайся, — мысленно заставил себя Лукас, — восстанавливайся».
Белым взрывом разразилась боль и утащила его.
Когда свет угаснул, он услышал ее успокаивающий голос, спокойный и теплый. Словно откидывающий назад в теплое джакузи, пропитывающее тело, пока рядышком плавала она.
— … встретились в колледже. Джонатан был красивым. Забавным. Его отец был финансовым директором в «Драйверз компани». Это большая страховая компания на Югозападе. Брайан со всей сознательностью возился над его внешним видом. Костюмы от «Брукс бразерз», дорогие часы, новехонькая БМВ через каждую парочку лет. Джонатан появился у них с Линдой, когда они уже были далеко не молоды, им было лет за сорок. Все, что ни делал Джонатан, было правильным. Он был их золотым ребенком. Хорош в спорте, хорош на академическом поприще. Он был добродушным и очаровательным. Сын — само совершенство.
Она прислонила голову к стене. Он передвинулся к ней ближе и положил затылок на ее щиколотках. Она позволила ему это сделать. Отсюда он мог видеть ее лицо. Он мог дотронуться до ее руки. Лукас закрыл глаза и позволил себе утонуть в ее голосе.
— Все и всегда шло так, как того хотел Джонатан. Когда я была юной, мне доводилось смотреть какой-то мультик. Две мышки жили в лаборатории, и одна была очень сообразительной, а другая была тупоголовая. Так вот, каждую ночь тупая мышка, Пинки, спрашивал у сообразительной мышки: «И что мы собираемся сегодня делать, Брейн?». А Брейн отвечал: «Попытаемся завладеть миром!». И Пинки аж весь возбуждался. Видишь, Брейн был серьезным. Он пытался завладеть миром. Но для Пинки это все была большая игра. Вот таким вот был и Джонатан. Весь мир для него был огромной игровой площадкой, и каждый день он играл в его завоевание. Иногда он был атлетом; в другие дни он был студентом. Когда мы встретились, он заканчивал магистратуру по деловому администрированию, а я училась на бакалаврате по бухгалтерскому учету. Мои родители погибли в автомобильной аварии, когда я была выпускницей в школе. Мне только-только стукнуло восемнадцать, когда они ушли.
— Сожалею, — сказал Лукас, и ему действительно было жаль.
— Спасибо. Они оставили мне достаточно денег для того, чтобы пройти через колледж, но мне приходилось работать, чтобы себя прокормить. Перед тем, как они умерли, я хотела поступить на историю искусства, — она издала горький смешок, еле слышно. — Я хотела быть оценщиком произведений изобразительного искусства. Ну знаешь, человек, который проверяет произведения для аукционов и музеев, чтобы определить их аутентичность. Я всегда думала, что это было бы так в аккурат. Но потом я совладала с собой, и вместо этого ушла в бухгалтерию. Это казалось… благоразумней. Я пыталась быть благоразумной. Иметь какую-то основательность. А потом в мой мир, как комета, ворвался Джонатан. Все, что бы он ни делал, казалось захватывающим. Он все делал как в шутку. Его родители всегда были со мной формальными. Не думаю, что они даже понимали, почему я ему нравлюсь, но раз уж Джонатан выбрал меня, то он неправильного бы сделать не смог.
Лукасу очень захотелось убить Джонатана.
— Сперва все было просто великолепно. Связи отца Джонатана дали ему возможность занять должность в частной акционерной компании. В течение дня он должен был играть роль бизнесмена, а в течение ночи — играть роль мужа. А потом родилась Эмили. Ну, ты ее уже видел.
— Она хорошенькая, — сказал Лукас.
— Конечно. Джонатан ее любил. Это была еще одна, новая игра: быть папой. Ему приходилось выставлять ее напоказ, словно милого чистокровного щенка, — она снова вздохнула. — Мне следовало увидеть это тогда. Во всяком случае, все было великолепно несколько лет, а затем — обвал экономики. Внезапно — это уже была не шутка.
— Партия была завершена, — догадался Лукас.
— Да. Джонатану довелось начинать работать ради выживания и тянуть лямку, или же фирма его сократит. Я тоже работала, и мы делали все правильно, но нам пришлось ограничивать наши излишества, а Джонатан не хотел увязать в рутине. У нас происходили самые глупые разговоры. Он не мог понять, почему это ему нельзя выбросить тридцать штук на членство в загородном клубе. Будто бы его мозг не мог усвоить понятие бюджета. Я хочу сказать, что человек имел магистерскую степень по бизнес-менеджменту, а такое громко и во всеуслышание заявлял, — голос Карины слишком высоко поднялся, и она смолкла.
— И что случилось? — подтолкнул Лукас к продолжению.
— В конце концов, он решил, что устал играться с нами. Он начал присылать мне эти нудные, сумбурные электронные письма о том, каким он себя чувствовал подавленным и несчастным, и о том, что ему надо найти себя. Он говорил, что ему хочется жить полной жизнью. Найти «изюминку» в жизни. Сначала это вызывало у меня заботу, потом я подумала, что он придуривается, но — нет. Не было похоже на то, что мы когда-либо были близки к банкротству. Мы просто больше не могли делать захватывающих вещей, ну, вроде заказа шампанского для целого бара. Я предложила ему шевелиться; он не захотел этого делать. Всякое решение, которое я предлагала, не было достаточно хорошим. Он мучил меня подобным образом около четырех месяцев. В конце концов, мне все стало по-барабану. Возможно, мне бы следовало с большим упорством бороться, но я не могла забыть одного звонка подруги, рассказавшей мне, как она видела Джонатана без меня, у нее на офисной вечеринке. И ты знаешь, о чем я подумала? — она сделала паузу. Ее темные глаза были огромными на ее хорошеньком лице: — Я подумала: «Хорошо. Может он встретит кого-нибудь, и я смогу развестись с ним». Это ужасная вещь, так думать о своем муже. Вот тогда-то я и поняла, что брак закончился. Мы покатились по наклонной плоскости, но, кроме того, была Эмили. Как ты объяснишь четырехлетнему ребенку, что папа больше не хочет ее, потому что ему нужно найти себя? Так что я поговорила с его родителями. Я думала, может хоть они втолкуют ему что-нибудь разумное.
Лукас скорчился в гримасе.
— Ты говорила, что он мог делать все только правильно.
— Да, это было глупо, но я была в отчаянии. Они перезвонили ему, чтобы поговорить по душам. В конце недели Джонатан вытянул меня на ужин. Я знала, что-то произошло, но не знала что. Это было не свидание. Он сказал мне, что подал на развод. У него нет проблем с выплатой мне алиментов, и я могла сохранить все свои родительские права.
По ее лицу прошла тень. Внезапно, она показалась маленькой.
— Мы были в авто, собираясь забрать Эмили из детского сада. Спорили о его великодушии относительно моих «родительских прав», — в ее голосе возникли капли горести. — Он хотел все бросить и остаться покинутым. Я настаивала, что Эмили нужен отец, и он не может так просто сорваться. Он был безумен. Он сказал, что у каждого есть право на счастье. Он хотел быть свободным от меня и Эмили, но не хотел, чтобы его судили за это. А потом, в полной неожиданности, он потерял сознание. Как будто кто-то щелкнул выключателем. Мы вырвались на встречную полосу движения. Я помню свет фар. И проснулась в больнице.
Она почувствовала гробовую тишину и продолжила:
— У него был удар, — под конец сказала Карина ровным голосом. — У него была фибромускулярная дисплазия. Никто не знал. Он был здоровым как лошадь, играл в ракетбол, а потом — просто умер. Это маленько выбило меня из колеи, но я оправилась. В больнице я была в течение двух недель. Эмили пришлось оставаться с его родителями. Они ее не кормили.
— Что?
— Брайан, отец Джонатана, всегда питался вне дома. Когда умер Джонатан, он все свое время проводил в загородном клубе. Он говорил, что это было способом справиться. Линде было за семьдесят. Ее коснулось слабоумие. Все, что она делала — целыми днями ела конфеты; но ни одной не давала Эмили, «а то у нее разрушатся зубы». Она забывала дать Эмили ланч, а когда вспоминала, что надо ее покормить, то либо пыталась приготовить и палила все, либо давала Эмили пищу, которая так долго пролежала в холодильнике, что была не только заплесневевшей, но и цветущей.
Она плакала, не от жалости, а от гнева. Не было слез, но он слышал их в голосе Карины, под прикрытием ровного тона.
— У них была наполненная орешками чаша, и Эмили рассказала мне, как делала вид, что засыпает, а затем украдкой их тащила. Когда я выбралась из больницы, она была на шесть фунтов легче. Как так, то она почти ничего не весила. Поэтому теперь ты знаешь, почему она запасается едой. Она была в ужасе, ее отец только что умер, ее мать была в больнице, а дедушка с бабушкой не кормили ее. Я уже говорила Артуру, что кроме меня у нее никого нет. Я подразумевала это. Нам не рады в этом доме. Они винят меня с Эмили в инсульте Джонатана. Мы сделали такой трудной его жизнь, что он умер для того, чтобы вырваться.
Красные розетки на ее лице становились темнее. Карина дотронулась рукой до своего лба и посмотрела на нее. Ее глаза расширились. Она потерла предплечье Лукаса:
— Это другая реакция на твой яд?
— Мм-хм, — хмыкнул он.
— Я рассказала тебе мою историю. Расскажи теперь мне свою. Так будет честно.
— Что ты хочешь узнать? — спросил он, гадая, что бы она подумала, если бы заглянула внутрь его сознания и увидела, как он душит ее мужа.
— Кто ты? Все вы. Кто вы в действительности? Мне нужно знать, что со мной происходит.
* * *
Она ему слишком многое наговорила, решила Карина. Настолько много, так что захотела за это получить взятку, задаток за информацию, которой он владел, по крайней мере, равноценный ее рассказу о том, что она сделала, и только потому, что он лежал рядом с ней, весь в синяках, избитый, окровавленный и испытывающий боль. Его надо было отвлечь, и у нее было достаточно сострадания, чтобы выложить это ему. Но она не собиралась изливать ему душу. Просто так получилось. Ему было больно, и хотя она намеревалась облегчить его страдания, он отказался подпитываться, потому что не хотел ей навредить. У него не было желания свою боль обменивать на ее боль. Наименьшее, что она могла сделать — говорить и отвлекать его.
Карина дотянулась и коснулась его руки. Его пальцы сомкнулись на ее пальцах. Лукас глянул на нее с удивлением. Теперь это у них было общее — они обоюдно относились с подозрением к любому проявлению доброты. Она не ожидала доброты вообще, тем более от него. Но она была аутсайдером. А он — не был.
— Тут нам еще не хватает наблюдающих за нами тех перепуганных женщин, — проговорил он ей.
— Это никогда не было для них. Это было все для тебя.
Она почти плакала и даже не могла понять почему. Это все стресс, сказала себе Карина. Травма от увиденной смерти сотен людей за один раз. И жар, который все продолжал повышаться. Когда она выдыхала, чувствовалось ее горячее дыхание. Ее кожа была сухой и слишком натянутой. А теперь еще были повсюду на руках кольца красных точек.
Карина никому прежде не рассказывала всю целиком историю своего брака. «Это все жар. Конечно же, он», — подумала она.
Лукас смотрел на нее. Похожий на развалину, даже помятый, он выглядел громадным. Если бы неделю назад ей кто-нибудь сказал, что она будет замкнута в убежище с голым, окровавленным мужчиной, который изо всех сил пытался не поглотить ее, чтобы остановить боль, она бы позвонила в 911 и сообщила бы о бегущем в состоянии амока лунатике.
— Я собираюсь тебе рассказать свою историю, — сказал Лукас. Его голос пронзила усталость: — Ты можешь сама выбирать — верить или нет. Это может быть правдой или просто историей. На твой выбор.
— Окей.
Лукас закрыл глаза.
— Допустим, есть некая цивилизация. Могущественная страна. Она поглотила всю доступную территорию, но знает, что должна расширяться. Она должна продолжать внешний рост, или же будет загнивать и разрушаться. Эта цивилизация высылает колонистов для исследования новых территорий. Они находят плодородные земли и колонизируют их. Когда они добиваются успеха, то позволяют увянуть знаниям большой цивилизации. Небольшие колонии растут и процветают по-своему, а когда они в достаточной мере достигают развития, то вновь открывают свою материнскую цивилизацию и омолаживают ее при помощи своих уникальных достижений.
Он глянул на нее.
— Ну, хорошо, — сказала Карина. — Я могу себе представить, как такое могло произойти.
— Допустим, был найден новый остров для колонизации. Остров с обильной экосферой и богатыми ресурсами. Прежде, цивилизация уже много раз проделывала это, и они разработали протокол. Прибывают колониальные корабли, и колонисты создают тринадцать небольших поселений — «домов», по одному на каждый колониальный корабль.
Генетически, все поселенцы принадлежат к «базисному племени». Это очень стабильная порода людей, долгоживущих, устойчивых к заболеваниям, вооруженных превосходными механизмами ремонта ДНК для противодействия мутации. Чтобы успешно колонизировать новую среду, людские виды должны адаптироваться к ней. Для того чтобы облегчить эту адаптацию, большинство колонистов были подвергнуты ингибированию агентом, подавляющим их клеточный и ДНК ремонт, но также подавляющий уязвимость к местным вирусам.
— Они умышленно делали своих людей слабее? Какой в этом смысл?
— Они хотят не просто колонию, — сказал Лукас. — Они хотят уникальную колонию, в совершенстве гармонизирующую с этим новым островом. Вот как цивилизация оберегает себя от стагнации. Для колонистов важна вспышка мутаций в будущих поколениях, и им нужен более короткий отрезок жизни и более быстрое половое созревание для передачи таких новых изменений своему потомству. Вот почему ученые производят эксперименты на мышах: они быстро размножаются и не очень долго живут. Более короткий отрезок жизни идет в ногу с более быстрой половозрелостью. Но это также приносит негативные антропогенные последствия: незрелость, неспособность передавать знания, потеря этики и культуры, и так далее. Эти последствия считались приемлемыми. Колонии приходилось развиваться по собственному усмотрению, так или иначе — без знаний о своем происхождении. Чем скорее люди забывали, тем было лучше. Для целей контроля оставлялась небольшая группа колонистов в качестве «базисного племени». Они жили в поселениях — «домах» и мониторили все происходящее. Ты со мной?
«Да, в некотором роде», — подумала Карина и сказала:
— Продолжай.
Мутации расцвели. Последовали преемственные поколения нескольких подвидов людей. У некоторых подвидов развились вариации — люди с подобной силой и физиологией. Подвид № 29 демонстрировал все адаптационные возможности, необходимые для выживания, но все его восемь типов вызывали беспокойство чувствительностью к нагреванию и тревожно низкой фертильностью. Подвид № 44, тип 3, продуцировал исключительно «ломщиков сознания», которые были склонными к сумасшествию.
— Это то, чем является Генри?
Лукас кивнул.
— Мы ведь говорим не об островах, не так ли?
— Некоторые говорят «острова», — сказал Лукас. — Некоторые говорят «планеты». Это просто рассказ.
«Ага, рассказ, правильно», — так и поверила Карина.
— Инопланетяне, — произнесла она, уставившись на него. — Ты пытаешься мне сказать, что все мы инопланетяне?
Лукас вздохнул.
— И ты могла бы так говорить. Ты также могла бы сказать, что как только планета сформировала нас и сплела наше ДНК, то теперь мы просто такие же туземцы, как и кто-нибудь еще.
— А как насчет подвида № 30? Как насчет тебя?
Глаза Лукаса зафиксировались на ней.
— Подвид № 30, типы с 1-го по 5-ый, иначе известные как «демоны». Ядовитый, плотоядный, хищный вариант человека, обладающий способностью радикально изменять свою морфологию. Они были мощными, агрессивными, охраняющими свою территорию, и они доминировали на отрезке нескольких сотен лет с момента происхождения, охотясь небольшими стаями, но эти подвиды не обладали продолжительной жизнеспособностью. Они были калеками, поскольку их тела не могли производить набор небольших молекул, необходимых для их выживания, так что им приходилось прибегать к каннибализму, поедая других людей для того, чтобы получить их.
— Каннибализм?
— На том отрезке времени различные подвиды людей обладали лишь зачаточным языком, и у них отсутствовала память, откуда они взялись, — сказал Лукас. — Ни этики, ни морали, ничего. Они формировали неоперившиеся общества, а «право силы» было законом. Если мне нужна твоя кровь, а в моем воспитании или жизненном опыте нету ничего, что бы говорило мне, что не следует так делать, почему бы я не убил тебя и не съел твою плоть? Быть хорошим парнем — это современная концепция.
Он был серьезен. Абсолютно серьезен.
— Мне продолжать? — спросил он.
— Да.
— Это продолжалось сотнями лет. Небольшие остававшиеся карманы «базисного племени», оригинальных колонистов, оставались в качестве группы контроля, тщательно все это документируя со своих «домов». Они не вмешивались. Они лишь каталогизировали то, что происходило.
Затем, неожиданно, на сцену выскочил подвид № 48. «Потрошители» обладали фатальной уязвимостью к раку, но также — способностью прорывать дыры в реальности, предоставляющие доступ к фрагментам измерений. Это была новая разработка, неизвестная ранее колонистам, и никто не знал, что с нею делать. Некоторые дома брали к себе детей «потрошителей» и, изучая их, ставили на ноги в пределах поселений.
Мутации расцветали, пока не возник наилучшим образом приспособленный один из подвидов. Он преуспевал почти в любом климате. Быстро воспроизводился, демонстрировал живость ума и показывал приличный уровень ремонта ДНК. Приблизительно через шесть тысяч планетарных циклов подвид № 61 был объявлен жизнеспособным. Колонисты выполнили свою работу: они создали тип человека с наилучшими способностями, необходимыми для выживания. Теперь требовала поглощения природа. Всякая поддержка для других племен прекращалась, что было продиктовано «первоначальным мандатом». «Аиль» должны выжить. Подвид № 61 становился «аиль»: всем прочим нужно было умереть для того, чтобы освободить место.
— Подвид № 61. Люди, — догадалась Карина. — Мы.
— Нет, — сказал Лукас. — Они. Твои соседи, друзья. Но не ты.
Жар у Карины поднялся настолько высоко, что ее в одно и то же время морозило и плавило.
— Ты говоришь, что они — не я. Что ты имеешь в виду?
— Я к этому подхожу. Другие подвиды вымерли, пока подвид № 61 продолжал множиться и утверждаться на острове.
— Планете, — Карина не нуждалась в том, чтобы он продолжал относиться к ней как к ребенку.
— Планете, — согласился он. Колониальные города постепенно начали сворачивать свои технологии. Они позволили себе исчезнуть. Но в одном из городов произошло нарушение протокола, в результате чего подвид № 29, у которого были проблемы с нагреванием, сделал открытие, откуда они произошли.
— Что ты имеешь в виду?
Лукас вздохнул.
— Я имею в виду, что ученые из дома Маре ебанулись. Подвид № 29 произвел несколько необыкновенно умных детей. Внезапная вспышка рождаемости детей с интеллектом на уровне гениев была редкостной и странной, так что идиоты подумали, что было бы неплохой идеей изучать их дальше. Они извлекли этих детей и взрастили с полным знанием их истории в пределах Маре. Ну, дети подросли и решили, что не хотят кротко уходить в эту спокойную ночь, пока всякие другие проводят поглощение человечеством.
Произошел тихий переворот. Со временем его обнаружили, племя № 29 и ими плененный персонал скорректировали генетические недостатки. Теперь у них не было проблем с нагреванием, и они размножались как кролики. Они решили, что являются более жизнеспособными, чем племя № 61. Что они, а не люди, были «аилем». Что произошла ошибка, и они решили — ее нужно исправить. И что им предопределено завладеть Землей.
Теперь во всем этом был смысл, и Карина спросила:
— Они стали «ординаторами»?
— Да.
— Так дело в этом? Они тысячелетиями пытались нас уничтожить?
— Более или менее. Они шли на войну, используя оригинальные технологии колонистов. Им противостояли другие города, которые были слабее с этой точки зрения и в результате процесса саморастворения, а поэтому собирающие людей из разных племен с боевым потенциалом. «Ординаторы» были разбиты, и были бы стерты, если бы не то, что они приобрели «потрошителей» и начали проскакивать во фрагменты измерений. Со временем так сделали и мы.
Племя № 61, люди «аиль», воспроизводилось слишком быстро, и их численность росла слишком большими темпами. Они видели нас и принялись формировать религию и фольклор. Нам пришлось исчезнуть.
— Так вот в чем дело, — произнесла Карина.
Он кивнул.
— Такие люди как я держали «ординаторов» в загоне чуть больше тридцати тысячи лет. Они случайно прорывались при помощи нового оружия. Иногда это был вирус, убивающий продовольственные запасы. Иногда — бубонная чума. Иногда они находят способ пересмыкивать климат. Проблема в том, что «ординаторы» размножаются быстрее нас, они лучше организованы и их работа легче: разрушать что-то значительно проще, чем защищать.
Было тринадцать домов, по одному на каждое место посадки. У «ординаторов» был один дом — дом Маре. Вероятно, их численность находится где-то между одной и двумя сотнями тысяч. Мы являемся солдатами остальных двенадцати домов. Нас, может быть наберется пятьдесят тысяч. Вместо того чтобы вымирать предначертанным образом, мы скрещиваемся, и у нас получаются дети, обладающие таинственными силами. Это планета, где все шло неправильно. И чем ближе человечество продвигается к межзвездным космическим полетам, тем «ординаторы» становятся отчаянней, потому что как только мы воссоединимся с корневой цивилизацией — для них все кончится. Они отказались от первоначального мандата, и будут уничтожены. Они атакуют при помощи всего, что у них есть, и мы проигрываем в этой борьбе.
Карина уставилась на него:
— И куда это я только вляпалась?
Он взял ее руку и нежно сжал:
— Ты знаешь, почему мои люди вымирают?
— Потому что обладают ядом, который их отравляет? — спросила Карина.
— Именно. Но также, потому что колонисты сделали такого рода проектирование. Было решено, что если нам будет разрешено существовать, то мы уничтожим другие подвиды, а потом вымрем до того, как будет достигнут необходимый уровень медицинской изощренности для исправления нашего дефекта. Они травили нас, почти полностью стирая целые виды. Они были правы, даже сейчас синтетические заменители — это просто как лейкопластырь. Смотри, если бы мы смогли преодолеть этот гандикап, то они бы еще позволили нам убивать всех, но проблема в том, что только один очень специфический подвид производит необходимые нам гормоны. «Базисное племя». «Доноры». Те, от кого мы все произошли.
Она выдернула свою руку:
— Ты имеешь в виду, что я являюсь потомком первоначальных колонистов?
— Да.
— Это не возможно.
— Так и есть. Твой тип имеет в высшей степени стабильный геном.
— Но мои родители были нормальными людьми!
— Они могли и не знать, кем были. Может быть, только один из них был «донором». «Донор» и подвид № 61 произведут донорское потомство.
— А что насчет этого? — она выставила свои руки, испещренные ярко-красным цветом. — Объясни это!
Лукас принял сидячее положение:
— Когда я напитывался тобой, в твое кровообращение поступил мутационный агент. У нормальных людей такой мутационный агент слабо проявляется через многие поколения. Но я являюсь носителем почти полной дозы, и во время подпитки я тебе ее дал. Ты меняешься.
— Во что?
— Я не знаю. Я не знаю, что находится в твоем ДНК кроме генов «донора». Мутационный агент является ингибитором. Он избавит твое тело от внутренних тормозов, сделает короткое замыкание в ремонте твоего ДНК. И позволит тебе развиться во что-то, что уже есть в твоем генотипе, обретенное сквозь века скрещиваний с различными человеческими подвидами, но подавляемое. Ты можешь остаться подвидом № 61, но я сомневаюсь в этом. Шансы есть, но вместо этого, скорее всего, будет один из наших подвидов.
Они отобрали у нее свободу, дом, достоинство, а теперь они отнимали и ее тело.
— Нет! Нет, со мной происходит не это! Не хочу и не буду! Ты слышишь меня?
Карина поднялась на ноги. Она справилась с двумя шагами. По ее костям прострелила боль. Она вскрикнула. Весь мир стал красным, и она рухнула на пол.
* * *
Было больно. Болело сильнее, чем любая боль, которую она могла вспомнить. Сначала она просила, потом молила, затем кричала и выла, со всей силой закрывая глаза, открывая их опять, чтобы мельком увидеть лицо Лукаса в жестком освещении убежища и снова утонуть в еще большей боли. Если бы только она смогла полностью отключиться и покончить с ней, но нет, в каждую ее попытку он встряхивал ее, возвращая назад туда, где размещалась боль.
— Давай, останься со мной. Очнись. Избавься от этого.
— Оставь меня в покое, — прорычала она.
— Ты отключаешься, умираешь. Давай. Останься со мной.
— Я тебя ненавижу! Это ты сделал такое со мной!
— Правильно, — прорычала прямо сзади Лукас. — Ненавидь меня. Борись со мной. Не засыпай. Если умрешь, Эмили останется одна. Ты ведь не хочешь оставить свою дочь на такую задницу как я.
Ей просто хотелось, чтобы эта пытка была остановлена.
Карину закачала другая схватка агонии. Когда ей пришел конец, она была настолько уставшей, что едва могла дышать.
— Та другая женщина… — прошептала Карина. Чувствовалось, что она так заставляла выйти из себя слова, словно пыталась проглотить стекло: — Ей тоже пришлось пройти через это?
— Да.
— Вы ее тоже похитили?
— Нет, — Лукас сгреб ее ближе, удерживая напротив себя. — Она была одной из нас. Ее семья была «донорами» Дарьона.
— Ей тоже было больно?
— Да.
Глаза Лукаса были такими темными, что казались почти карими.
— Расскажи мне о ней, — она не была уверена, что ей хочется знать, но попросила.
— Она была очень умной. И с виду была красивой. Такой изящной, хрупкой, элегантной.
— Выходит, не такая как я?
Никто не называл Карину хрупкой. Или элегантной, или типа того.
— Совершенно другая, — спокойно уверил ее Лукас.
Калечащим спазмом ее прожгла агония.
— Почему это звучит как комплимент?
— Потому что она только выглядела красиво. В нашем мире никто не обладает такой роскошью как безделье, — сказал он. — У каждого есть какая-нибудь функция. Я — защищаю. Кто-то другой занимается надзором над добычей. Кто-то еще — следит за акциями и финансами. У семьи Галатеи была одна функция: обеспечивать дом «базисным племенем». За это им давали укрытие, кормили и защищали. Галатея и дня не проработала в жизни.
— Должно быть хорошо, — прошептала Карина.
— Она так не думала. Ей захотелось получить мутирующий агент.
— Она этого захотела? Почему?
— Власть, — сказал Лукас. — Она думала, что она будет награждена чем-то большим донорства и станет свободной от меня. Ее отец был моим первым «донором». Она не предполагала, что останется одна, но он умер, и ей пришлось занять его место. Она думала, что я — животное. Она была убеждена, что как только я подпитаюсь, то она станет «потрошителем» и сможет использовать это как рычаг, чтобы освободиться от меня.
— И чем она стала?
— «Электриком». Она чувствует электрические потоки. Это обыкновенные подвиды. Из них вышли многие технари.
— У-ох, — Карина справилась. Ее губы сделались такими сухими, но тут не было воды: — Дай догадаюсь: это была твоя вина, правильно?
Он кивнул.
— Это была вина всех. Ей приходилось кричать и кидаться в припадках, а потом она захотела трахаться, и ей захотелось, чтобы я упрашивал ее об этом. Я был молодым и глупым. Она была старше, умнее и красивая.
Карина подняла свою руку и дотронулась до его изможденного лица.
— Ты любил ее.
— Да. И я был так ошеломлен, я думал, что этого было достаточно. Вот почему я позволил всему так далеко зайти. Однажды она сказала мне, что мы, дом, украли ее жизнь. Она хотела бродить по улицам Лондона, посещать «Тейт Модерн», ходить на концерты в «Альберт-холл». Я предложил взять ее туда. Она сказала, что это будет не то. Мое присутствие отравило бы для нее Лондон.
— Она звучит как прелесть, — совладала с собой Карина.
— Вот такой я, — сказал Лукас. — Без иллюзий. Жизнь со мною трудная, но она устроила персональный ад и для меня, и себя. Не я первый начинал заниматься сексом, но покончил с ним я. В течение четырех лет занимался этим, а когда мне стукнуло двадцать два, я решил, что хватит. Перешел на синтетику и сказал Артуру, чтобы он нашел ей какое-нибудь другое место. Он перевел ее команду по техническим работам. Она попыталась зарезать меня ножом, когда узнала об этом. Галатея никогда не любила держать руки в грязи. Через три месяца, во время атаки, она исчезла. Следующий раз, когда Генри почувствовал ее присутствие, был во время столкновения с «ординаторами».
— Она предала вас.
— Да, предала, — сказал Лукас, аккуратно пододвигая ее. — А теперь ты знаешь всю историю.
— Ты скучаешь за ней? — спросила она.
Он присмотрелся к ее лицу.
— Как ты узнала?
— Я скучаю по мужу, — прошептала она. — И знаешь, я не виню тебя.
— За что?
— За все. За мотель, за подпитку, за это, — Карина попыталась проглотить боль, но она осталась. Она бы сделала это. Она смогла бы почувствовать приседающую просто в двух футах от нее смерть: — Лукас, ты не плохой человек. Ты и понятия не имеешь, насколько ты страшен, но являешься добрым и терпеливым. Если бы все было по-другому… Все должно было начаться правильно… И мы так просто не можем, потому что я никогда не буду для тебя больше, чем рабыня, а ты всегда будешь мною владеть. Пожалуйста, позаботься об Эмили ради меня. Не позволяй никому ей делать больно. Она великолепный ребенок.
Он не отвечал. Он просто ее держал.
* * *
Карина медленно просыпалась. Боль внутри нее постепенно спадала, подобно отступающему потоку, который сражался за каждый шаг своего отступления.
Она открыла глаза и увидела шею Лукаса. Лицо Карины зарылось в ней.
Он сидел коленями на полу, глядя вверх. Его руки ее обнимали.
Ее голос задрожал:
— Почему ты меня держишь?
Лукас повернулся, чтобы посмотреть на нее. Его лицо было слишком близко возле ее лица.
— Я не хочу, чтобы ты умирала на полу в одиночестве.
Она наговорила. Всяких глупостей. Может быть, это был сон. Его глаза уверили ее, что это не было сном.
— Пожалуйста, опусти меня.
Он медленно выпустил ее. Карина выскользнула на колени и неуклюже села на полу. Ее ноги немножко тряслись. Она почувствовала себя легкой, такой легкой и холодной.
— Мое изменение закончилось?
— Да, — сказал он.
Она выжила.
— Я не чувствую никакой разницы.
— Изменения не всегда очевидные. Рано или поздно — что-нибудь перещелкнется.
Он опять смотрел вверх. Она тоже взглянула и увидела на потолке монитор. Он показывал пустой коридор.
Мужчина в черной одежде промчался по коридору, размахивая автоматом, и спрятался за стеной.
— На нас напали, — сказал Лукас. Его голос был спокойный, почти как обычно.
— Как такое стало возможным?
Эмили. Она у Генри. Если на них была произведена атака, то ее дочь может быть в опасности.
По экрану промелькнуло больше людей.
— Скорее всего, «потрошитель» является кротом «ординаторов», — сказал Лукас. — Мы должны были уйти на ранчо в Монтане — таков наш маршрут эвакуации с той базы. Вместо этого мы находимся в Детройте. Это здание почти заброшено, действуют только три нижних этажа и пять верхних — те, которые наши. Корпуса, находящиеся в радиусе одной мили вокруг него являются покинутыми. Мы сидим здесь на мушке.
— Почему Артур не эвакуирует нас?
— Я не знаю, — сказал Лукас. — «Ординаторы», похоже, заблокировали все выходы. Мы попали в ловушку, — его лицо было темным: — Самое лучшее для нас — оставаться тут.
Нет. Нет, ей надо было идти искать Эмили.
— Почему?
— Я на пределе. В нормальной ситуации я бы накачался препаратами и заснул бы на последующие два-три дня, до тех пор, пока мое тело не пришло бы к согласию с вырабатываемым мной ядом. Я едва могу держать тебя. По всей вероятности, Артур послал за подкреплением. Убежище прочное и должно открываться только изнутри. У них уйдет несколько часов на то, чтобы пройти через дверь, так что, похоже, они не будут заморачиваться с нами немедленно. За то время, пока они будут находиться вокруг да около, должно подойти подкрепление. Лучшая ставка для нас — оставаться здесь и выжидать. Вероятно, мы умрем все равно, но здесь у нас больше шансов. Особенно, если будем вести себя тихо.
— Тебе придется выпустить меня.
Он посмотрел на нее, очевидно, пытаясь решить, не сошла ли она с ума. Она должна была убедить его, что находится в своем уме.
— Эмили у Генри, — сказала Карина. — Она где-то там снаружи.
Снаружи, в заброшенном здании, полном людей со стволами и только богу известно с какого рода таинственными силами.
Лукас смотрел на нее в течение довольно-таки длительного момента времени.
— Лукас, я должна найти ее. Ты не обязан идти со мной. Все, о чем я прошу, чтобы ты мне помог открыть дверь, потому что я не знаю как. Я сама ее найду.
* * *
Лукас посмотрел на дверь. Если бы они открыли убежище, тогда он бы вышел из него мертвецом. Она стояла перед ним, с огромными глазами, наполненными тревогой. Она просто хотела свою маленькую девочку назад, и не понимала, как далеко его унесло или как много врагов они встретят лицом к лицу.
Все умирают, размышлял Лукас. Всю свою жизнь он был эгоистичным ублюдком. Если бы он вышел за эту дверь и погиб, помогая найти ее ребенка, то по крайней мере умер хотя бы за что-то стоящее, а не съежившись в убежище как собака, ожидающая, что ее пристрелят.
И ей нельзя выходить туда одной. Она будет мертвой через пару минут.
Он вздохнул, поднялся и подошел к стене. Карина стиснула руки. Она не могла по его лицу прочитать, что он задумал. Он коснулся стены и из нее выдвинулась секция, выявляя цифровую клавиатуру и небольшой спикер. Его пальцы заиграли по клавиатуре.
— Кузен? — мягко произнес Лукас.
Слабое статическое шипение раздалось из стены, затем прошел слабый голос Генри:
— Лукас. Красный, серый, семь, пришпилен.
Лукас скривился:
— Маленькая девочка с тобой?
— Да. Черный.
— На сколько плохо?
— Буду жить.
— Не двигайся. Я собираюсь до вас добраться.
— Это неразумно, — сказал Генри.
Лукас задвинул панель назад на свое место.
— Он двумя этажами ниже нас. Его подстрелили. С Эмили все в порядке; он поддерживает ее. Он не может передвигаться, потому что слишком опасно, и он прикрывается, чтобы его труднее было найти. Но рано или поздно они определят его местоположение. С того момента, как только ты и я покинем это убежище, мы должны будем бороться за выживание. Помнишь, как ты пыталась меня зарезать своим ножом?
— Да.
— Найди в себе эту женщину и будь ею.
Он не имел и понятия, как старательно она скрывала эту женщину, и с какой готовностью она бы выпустила ее.
— Не двигайся.
Лукас прошел к двери убежища, вбил комбинацию в маленькую цифровую панель и повернул колесо в центре двери. Что-то внутри двери лязгнуло. Лукас переместился вбок. С мягким шипением дверь распахнулась, и Карина вытаращилась прямо на мужчину с огнестрельным оружием.
— Руки вверх!
Она не двинулась. Ствол автомата сверкнул в ее сторону, черный и большой, подобный раскрытому рту пушки.
— Я сказал руки вверх!
Лукас кивнул ей. Карина подняла руки.
— Подвид? — потребовал мужчина.
— Я — «донор», — сказала она.
Глаза мужчины расширились.
— Встань и подойди ко мне.
Лукас затряс головой.
— Я не могу, — сказала Карина, сохраняя монотонность голоса. — Я больная. И не могу идти.
Мужчина двинулся в убежище, по шагу, осторожно, с направленным на нее оружием. Он сделал три шага внутрь. Лукас сделал выпад, так быстро, что Карина едва смогла заметить это. Его руки замкнулись на шее человека. Хрустнули позвонки, и мужчина безвольно обвис, опускаясь на пол.
Неделей раньше Карина бы закричала. Теперь же она просто поднялась и подбежала к телу.
Лукас шатался и, прислонившись к стене, подталкивал себя в вертикальное положение. Он не шутил. Он действительно был на пределе.
Карина присела возле тела и начала лазить по карманам мужчины.
— Я и сама могу это сделать.
— Да-да, — Лукас подобрал автомат мужчины и вручил ей. — Поосторожней тут, — он щелкнул маленьким переключателем, — наведи и спускай курок. Инстинкт будет говорить тебе — принять решение. Не надо. Считай в голове до трех и спускай курок. Короткими очередями.
Карина взяла оружие и взвела его. Оно было тяжелое, как цементный блок.
— Ты ведь понимаешь, что я могу тебя этим убить.
Она не хотела этого говорить. Оно само выскочило.
— Да, — сказал он, повернулся к ней спиной и вышел из убежища.
У двери лежали джинсы и толстовка. Лукас натянул одежду и пустился по коридору. Она последовала за ним. Он передвигался как кот, беззвучно на босых ногах.
Они пришли в конец коридора. Лукас прислонился к стене, выглянул за угол и посмотрел на нее:
— Наводишь и тянешь на себя курок, — прошептал он.
— Считаю до трех, — прошептала она в ответ.
Он кивнул.
В конце коридора были люди. Люди, которых ей надо было убить. «Мы или они», — пронеслось в голове. Убить или быть убитыми.
Карина сделала глубокий вдох, шагнула в коридор и нажала на курок. Оружие затрещало как гром. Пули пропороли четыре отдаленные тени. Она думала, что там будет море крови, но нет. Они только дернулись и с криками ушли вниз. На другом длинном дыхании она загнала пули в тела и пошла. Рядом с нею двигался Лукас.
Это была проверка, поняла она. Ему надо было знать, мог ли он положиться на нее. Ну, мог. Она бы всех поубивала, только чтобы добраться до Эмили.
— Что случилось с пропусканием «на счет три»?
— Их было там четверо, — сказала она. Фильмы и книги говорили ей, что теперь ее должно вырвать, но она не чувствовала тошноту. У нее во рту пересохло. Вероятно, она поразит ее позже, но сейчас имела значение только Эмили: — Я решила убрать две дополнительные секунды.
* * *
Карина следовала за Лукасом по темным проходам настолько быстро, насколько могла. Она выжимала все, что имелось в ее истощенном теле. Теперь, когда пронеслась первая вспышка адреналина, пришла усталость. Она не шла, а волочилась вперед, стреляла, когда стрелял Лукас, останавливалась, когда останавливался он. Только каждый последующий шаг имел значение, и она, скрипя зубами, справлялась вновь и вновь.
Так они добрались до небольшой двери. Лукас вбил код в замок, дверь с треском открылась и они прошли на бетонную площадку. Лукас что-то ввел в кодовый замок, и светящийся квадратик в его углу покраснел.
— Отдыхаем, — сказал он. — Две минуты.
Карина опустилась вниз на бетон, а он растянулся рядом с ней. Жесткий пол был похожим на небеса.
— Почему ты помогаешь мне?
Его голос был тихим рычанием:
— Потому что ты нравишься мне. И твоя маленькая девочка.
Она закрыла глаза, ощущая под щекой холодный бетон. Это было не так. Лукас заглаживал свои прошлые грехи, но все это было не то, также. Она знала правильный ответ. Она могла прочитать его на измученном лице. Он хотел спасти ее, потому что очень желал, чтобы она перестала вздрагивать, когда смотрела на него.
— Спасибо, — сказала она ему. — Спасибо за помощь.
— Пора вставать, — сказал он и поднялся.
Она вскрикнула, когда он потянул ее с пола, и последовала за ним вниз по ступенькам. Странное ощущение охватило ее, словно некий родник, который был зажат внутри нее, теперь просился на выход. Она споткнулась, и это ощущение исчезло.
Один этаж. Площадка. Они были на полпути к следующему пролету ступенек, когда внизу распахнулась дверь.
Какое-то ледяное присутствие сжало ее сознание жесткими тисками. Оно отключало ее, заманивая в ловушку. Она не могла двинуться, не могла говорить. Время медленно ползло.
Дверь продолжала открываться, все шире и шире. Она видела, что находится за ней; видела вооруженных людей, которые высыпались на площадку. Она знала, что нужно стрелять. Но вместо этого просто стояла тут, отсоединенная от своего тела.
А затем Лукас толкнул ее вниз и забрызгал площадку пулями.
То самое присутствие захватило ее сознание и сжало. Она не могла даже закричать.
Оранжевые искры вспыхнули на автомате Лукаса. Он сдох.
Через тела на площадку повалило еще больше людей. Лукас прыгнул на нападающих. Сокрушительным ударом он снес одного со своего пути, как орех раскалывая череп мужчины о бетон. Мужчина сполз вниз, оставляя ярко-красное пятно на стене. Лукас разорвал рукой горло женщины, отправляя ударом другого мужчину вниз по ступенькам, и вздрогнул, когда рявкнул пистолет. Красная струя выстрелила из бока Лукаса. Он сделал выпад вперед, сломал стрелка как прутик и нырнул в дверной проем.
Звуки постепенно исчезли. Теперь Карина была полностью отключена от своего тела. Работало только ее зрение.
Из-за двери появился Лукас, весь в крови, с бешенными глазами. Должно быть, он выдернул Карину, поскольку изменился ее кругозор, который внезапно оказался прямо над ней. Лукас рявкнул что-то, злое. Мир затрясло. Он нырнул вниз. Его губы замкнулись на ее губах. Она ничего не чувствовала. Он отдернулся вверх и закачался взад-вперед, продолжая кричать.
«Генри, — прочитала она крик его губ, — Генри».
Он поцеловал ее опять и закачался, его лицо дергалось вверх и вниз. Его руки давили ее грудь. Она видела мышцы его согнутых рук, но ничего не чувствовала. Красное пятно на его толстовке расширялось. Он делал искусственное дыхание? Она умирала?
«Генри», — повторился неслышный крик.
Лед треснул. Она услышала отдаленный женский крик, где-то невозможно далеко. Карину наводнило теплом. Что-то протолкнулось в ее сознание, и она увидела сияющий свет, яркий и великолепный.
«Сейчас она уйдет, — раздался голос Генри в ее сознании. — Она не будет тебя опять беспокоить. Ты свободна. Дыши, Карина. Дыши».
Мир обратно перещелкнуло на нормальную скорость, вдергивая Карину назад в ее тело. Она сразу же все почувствовала: боль, твердость ступеньки под спиной и ритмические толчки рук Лукаса на ее груди. Она задыхалась. Он потянул ее вверх, в свои руки.
— Атака «ломщика сознания», — сказал он ей. — Вверх. Продолжаем передвижение.
Запах нагретого металла, поднимающегося с Лукаса, был таким густым, что Карина почти задыхалась. Ему было не только больно. Он был близок к смерти. Если бы он умер, то она была бы свободной, но в данный момент времени ее не это волновало. Она лишь хотела, чтобы он выжил.
— Тебя подстрелили.
— Мы должны двигать, — сказал он Карине и потянул ее вверх на ноги. — Быстрее.
Он повел ее вниз по лестнице, через дверь и вдоль узкого коридора. Они промчались мимо ряда офисов. Лукас протаранил головой дверь, и они вломились в маленький конференц-зал. Генри лежал, свалившись в углу, его спина прижалась к стене, в которой зеркально отражалось все от пола до потолка. Его надтреснутые очки слегка искоса сидели на измазанном кровью лице. Эмили свернулась калачиком в изгибе его руки.
Карина проверила помещение и в отчаянном спринте упала на колени:
— Она в порядке?
— С ней все прекрасно, — мягко сказал Генри. — Она чуточку проснулась, когда мне пришлось вам помогать, но сейчас она опять спит.
Карина обняла ее и принялась убаюкивать маленькое тело. Наконец-то.
Лукас подтолкнул стол к двери и приземлился рядом с ними.
— Вижу кузен, ты истекаешь кровью тоже, — улыбнулся Генри. — Приятно, что вы присоединились ко мне.
— Где остальные? — прорычал Лукас.
— Не знаю. На нас напали через две минуты после того, как вы ушли в убежище. Это было концентрированное нападение. Они пришли хорошо подготовленными. Семнадцатый этаж пал за десять минут. Мы отступали, когда меня подрезали. Я почти немедленно ушел в прикрытие. Наверное, наши люди смогли эвакуироваться.
— Без нас? — Карина уставилась на них.
— Вероятно, Артур думал, что я подпитывался, — сказал Лукас. — Твоя кровь дала бы мне достаточный стимул для того, чтобы добраться до Генри и все прояснить, или чтобы скрыться.
— Они нас окружили, — сказал Генри. — Какой план?
— Идем: ты и я. Они — остаются, — сказал Лукас.
— Ах, — кивнул Генри. — Я так и думал.
— О чем это вы говорите? — спросила Карина, сбирая Эмили поближе к себе.
— Мы собираемся открыть эту дверь, — сказал Лукас. — Я выйду с Генри. Он убедится, что они сконцентрировались на нас, а я позабочусь о том, чтобы им было чем заняться. Они последуют за нами. Ты здесь подождешь где-то три минуты, а потом возьмешь Эмили, выйдешь в коридор и повернешь направо. Дойдешь до перекрестка. Снова повернешь направо. Так ты доберешься до лестницы. Стреляй во все, что увидишь. И тогда выберешься из этого ада. Если справишься с выходом из здания, то Артур не станет прямо сейчас же тебя искать, поскольку я буду мертв, и ему «донор» незамедлительно не понадобится. Не пользуйся кредитными карточками, не останавливайся в одном и том же…
— Они тебя убьют!
Нет, не должно было все таким образом произойти. Внутри нее задрожал сжимающийся родник напряжения.
— И речи нет о моем выживании, — сказал Лукас. — Я умер, когда мы открыли убежище.
— Он прав, — сказал Генри.
— Нет, — затрясла она головой, пытаясь прикрыть нарастающий гнев. — Мы вместе пойдем к лестнице и с боем прорвемся вниз. Вместе.
Лукас схватил ее, резко дернул к себе и сказал:
— Будешь делать то, что тебе приказано.
— Нет, — ответила она на его рычание. — Не буду. Мы пойдем вместе.
Внутри нее нарастало давление.
— Тут тебе не демократия!
— Лукас, я не могу в одно и то же время нести Эмили и стрелять. Я едва могу удержать обеими руками это дурацкое оружие. Ты думаешь, что я — Рэмбо? Это самоубийство, для меня, Эмили и… тебя.
— Она в чем-то права, — сказал Генри.
— Видишь? Они убьют меня, и будет зря твоя великая жертва. Я не хочу, чтобы ты умирал, ни за что ни про что. Я вообще не хочу, чтобы ты умирал.
— Почему бы и нет, черт возьми?
— Потому что мне не все равно — живой ты или мертвый. Боже мой, ты дебил! Вместе мы пробьемся к лестнице. Так у нас больше шансов.
Он затряс головой:
— Идиотка, я пытаюсь спасти твою дочь! Такое я делал много раз и говорю тебе, если мы выйдем туда, то все умрем.
— Он тоже в чем-то прав, — сказал Генри.
Карина сделала выдох. Все, что имело значение — это жизнь Эмили.
— Тогда пей мою кровь и вытаскивай Эмили отсюда.
— Я осушу тебя до самого дна. Я еле соображаю.
— Сделай это, — сказала ему взбешенная Карина. — Так у тебя будет самый лучший шанс выбраться отсюда с Эмили. Осуши меня.
— Нет! — прорычал он.
— Лукас, сделай это!
— Это, конечно, хорошо, — сказал Генри. — Но «ординаторы» на подходе.
— Осуши меня или мы идем на лестницу, — сказала Карина.
— Нет, будем делать — по-моему.
— По-твоему — я умру, умрешь ты, умрет Эмили!
— У нас нет времени, — спокойно сказал Генри. — Вы упустили вашу возможность. Все мы собираемся умереть. Не позволяйте им взять себя живыми. Об этом потом будете жалеть.
За их спинами содрогнулась стена конференц-зала. По дереву вкось и вкривь разошлись трещины. Она разбилась вдребезги и пролилась вниз в виде водопада крошечных щепок. За нею стояли люди, люди с автоматическим оружием и в темных шлемах, которые заслоняли лица. Впереди улыбался высокий мужчина с обесцвеченными и длинными до талии волосами. Он медленно опустил свою руку. Карина посмотрела в его лицо и увидела там собственную смерть.
Это сразило ее как удар кулаком. Эмили, она, Лукас и Генри — все вчетвером были на волосок от смерти.
Зря. Они умрут — ни за что ни про что.
Лукас вскочил на ноги, пытаясь ее заслонить.
Нет. Нет, так не пойдет. Она устала быть напуганной до усыкачки, и ее достало все это дерьмо.
Пошли они все на хуй.
Спираль находящегося внутри нее родника в одно мгновение освободилась. Огненная сила поднялась по ней великолепным каскадом. Пришло время поставить все на свое место.
С бледного лица «ординатора» ускользнула улыбка. У него открылся рот.
Двумя потоками вверх и над плечами из нее исходила сила.
Она посмотрела прямо ему в глаза и сказала:
— Умри!
Его лицо позеленело, словно от припудривания изумрудным порошком. Он скомкался и упал на пол. Она уставилась на мужчин, стоявших за ним — и они рухнули, как тряпичные куклы.
Двое других ворвались в поле зрения слева. Она повернулась и так посмотрела на них, что увидела, как они умирают на полушаге.
— Кто-нибудь еще? — позвала она. Ее голос прозвенел по всему зданию: — Кто-нибудь еще чего-то хочет? Потому что меня на всех хватит!
Никто не ответил. Она промаршировала в коридор, повернула за угол и увидела полный холл людей.
«Умрите», — пронеслось в голове.
Все, как один, рухнули.
Они хотели уничтожить человечество. Они объявили войну. Прекрасно. Если «ординаторам» хотелось войны, она предоставит ее им.
Карина повернулась. С открытым ртом на нее вытаращился Лукас. Рядом с ним стоял моргающий глазами Генри, словно надеялся, что однажды, когда он откроет глаза, то увидит что-нибудь другое.
Карина посмотрела выше них и увидела на зеркальной стене собственное отражение. Двойные потоки зеленого свечения распространялись из-за ее плеч в виде двух лучисто-зеленых крыльев. Которые были похожи на красные крылья Артура.
— «Испепелитель», — пролепетал Генри, все еще продолжая моргать. — Она — «испепелитель».
Воспоминание о горящих лицах пронеслось перед ней, и она отмела его в сторону. Прекрасно. Она была «испепелителем», и никто вокруг опять даже пальцем ее не коснется.
Лукас закрыл рот. Его пристальные глаза встретился с ее взглядом, и она увидела в них гордость и непокорство.
— Делай это, побыстрее, — сказал он.
Он ожидал, что она его убьет.
После всего того, что она сказала ему, он еще ожидал, что она его убьет.
Карина подошла к нему. Ее светящиеся крылья горели вокруг них.
— Не беспокойся, — сказала она ему. — Я самая большая, самая сильная, и я тебя защищу. А теперь, мы выходим отсюда.
Генри перестал моргать.
* * *
У них ушло сорок пять минут на то, чтобы спуститься вниз по лестнице. Карина вдыхала ночной воздух. У него был запах едкого дыма и гниющего мусора, но ее это не волновало.
Находящееся позади нее здание поднималось ввысь подобно зловещей башне. Теперь оно принадлежало мертвым. Она прошлась по каждому коридору и проверила каждое помещение, пока Генри с Лукасом сидели на ступеньках, дожидаясь и истекая кровью. Она и понятия не имела, сколько человек убила, но это должны были быть дюжины. Она проверяла их лица для того, чтобы убедиться в их смерти. Они все выглядели одинаково: впалые черты лица, изумрудный оттенок кожи.
И вот, наконец, все для нее было закончено.
Ее светящиеся крылья исчезли, ее силы исчерпались. Медленно возвращалась реальность, по кусочкам и частичкам.
Рядом с нею зашевелился Лукас:
— Если хочешь исчезнуть, то сейчас самое время. Ты убила их, потому что застала врасплох. С домом Дарьон такого не будет. Я не знаю, какой у тебя план, но уверен, как только Артур узнает, чем ты являешься, он сделает все возможное для того, чтобы держать тебя в пределах дома. Ты слишком могущественная для того, чтобы вырваться на свободу. Если ты откажешься, он тебя убьет, и я не знаю, смогу ли я остановить его.
— Он прав, — сказал Генри. — Аж тревогу вызывает то, как часто я это повторяю. У «испепелителя», подвид № 21, имеется несколько типов. Вы относитесь к типу 4. Артур — к типу 7. Он более могущественный, и у него ж опыта больше. Даже изо всех сил вы не сможете его одолеть, и у вас уйдет много времени на перестройку накопительных резервов для того, чтобы опять сделать что-нибудь на масштабном уровне. Иногда на это уходят годы. Не говоря уже о том, что нам придется сражаться с вами, если вы попытаетесь убить Артура.
Карина посмотрела на Лукаса:
— Если я тебя оставлю, как ты будешь подпитываться?
— Синтетикой, — сказал он. — Это помогает, когда на грани.
Все его тело напряглось как слишком туго натянутая струна. Ему не хотелось, чтобы она уходила.
— Зачем? — спросила она.
— Вот чего ты хочешь, — сказал он, — свободу. День больше или может много дней. Но это твое. Бери.
Генри прочистил свое горло:
— «Ординаторы»…
Лукас посмотрел на него. Генри закрыл рот, клацая зубами.
Вглядываясь в лицо Лукаса, Карина спросила:
— А не ты ли мне обещал, что будешь искать меня, если я убегу?
— Да. Я обещаю тебе, что у меня реально много времени уйдет на то, чтобы найти тебя. Иди сейчас.
Карина заколебалась. В руках Лукаса зашевелилась просыпающаяся Эмили.
Лукас мог ее найти — она видела уверенность в его глазах. Если он мог найти, то с таким же успехом ее могли найти и «ординаторы», а они были бы гораздо больше мотивированы. И даже если она совершит побег, ей всегда придется жить в бегах, скрываясь от всех и боясь каждой тени. У нее не было сомнений, что Эмили была «донором». Она была в ответе за своего ребенка — ей нужно было научить ее, как защищаться, или же, когда они будут найдены, Эмили будет схвачена врасплох, в точности как это было с ней.
Карина окинула взглядом город. На этом пути лежала свобода. Даже двенадцатью часами ранее, Карина Такер мигом бы ее взяла. Но она уже была не той Кариной Такер. И такой уже никогда не будет. Была пропасть между Кариной прежней и Кариной новой, и она была наполнена телами «ординаторов». Слишком многое произошло. Это изменило ее, и не было назад пути.
Женщина, которая на днях везла четверых детей на школьную экскурсию, была мертва. Она была хорошей девочкой, доброй и немного наивной, потому что думала, точно знает, что такое трагедия. У этой женщины была маленькая, безопасная, уютная жизнь. Карина скучала за ней, и настало время оплакивать ее. Было больно отпускать ту жизнь. Так или иначе, она теряла ее, но не как бабочка, высвобождающаяся из своего кокона. Скорее как змея, оставляющая старую кожу. И эта новая Карина брала на себя все риски. Она была сильней, крепче и могущественней. Война продолжалась, и она примет участие в ней.
И даже если она испугается как цыпленок, и попытается уйти куда подальше, то воспоминание о Лукасе удержат ее от того, чтобы уйти слишком далеко. У нее было много общего с мужчиной, который превращался в монстра, чем с Джил и ее нескончаемым беспокойством из-за ремней безопасности. Сейчас она не могла оставить позади Лукаса, возвращающегося туда, где все его боялись, где Артур использовал его, не считаясь с его жизнью, где брат непрерывно пререкался и дрался с ним. У нее была Эмили. У Лукаса не было никого, и он очень сильно ее хотел. И она его хотела. Правильно или нет, ее это больше не волновало. Это было ее решение, и она сделала свой выбор.
— Решай, — сказал ей Лукас. — Нам нельзя оставаться тут на виду.
Оставался только один вопрос. Карина сделала глубокий вдох и сократила дистанцию между собой и Лукасом. Она подняла вверх лицо и, заглянув в зеленые глаза, поцеловала его.
На мгновение он постоял в неподвижности, а потом поцеловал ее в ответ жаждущим и изголодавшимся по ней ртом. Когда они прервались, Генри уставился на них:
— Я смущен, — сказал он.
— Ну, я не могу тебе позволить возвращаться самому, — сказала Карина. — Все избитые и печальные. Артур мог бы как-нибудь тебя убить, или Даниель разнесет дом, или у вас, Генри, получится отравить всех своей кулинарией.
Эмили открыла глаза:
— Мама!
— Привет, малышка.
— Где мы?
— В Детройте. Нам пришлось здесь остановиться на короткое время, но сейчас Лукас и Генри заберут нас с тобой домой.
Должны были быть слова, описывающие выражение лица Лукаса, но Карина не знала их. Весьма вероятно, также не знал их и Лукас. У него был такой вид, словно он не был уверен, что это: удивление, облегчение, счастье или безумие.
— Я полагаю, что в трех кварталах на север находится заведение фаст-фуда, — сказал Генри. — Мы можем пойти туда, воспользоваться их телефоном и пить кофе, пока будем ждать, что нас подберут. Мне бы не помешало немножко кофе.
— Ты справишься? — спросил Лукас.
— Если упаду в обморок, просто оставьте меня на улице.
Лукас проскользнул плечом под руку Генри.
— Спасибо.
И они пустились вниз по улице.
— Ты больше не мой владелец, — спокойно сказала Карина.
— Прекрасно, — сказал Лукас.
— И у меня будет собственная комната.
— Прекрасно.
— А если тебе надо будет подпитаться, то попросишь меня. По-хорошему.
Он остановился и сверкнул на нее глазами.
— По-хорошему, — повторила ему она.
— Прекрасно.
— Но, все шутки в сторону, вы ведь все еще будете готовить, правильно? — спросил Генри. — Вы обещали…
— Да. Определенно, я буду готовить.
— О, хорошо, — сказал Генри. — А то я боялся, что вы уйдете и нам придется есть стряпню Лукаса.
— Я прекрасно готовлю, — сказал Лукас.
Впереди, на углу, вырос хорошо знакомый знак желтого цвета на красном.
— Мама, мы идем туда?
— Да.
— А у нас есть деньги на мороженое?
— У меня есть двадцать долларов, — сказал Генри. — Немножко в крови, но они примут и такие.
— Примут, — жестко сказал Лукас.
Карина представила себе Лукаса, немного окровавленного и малость выжатого, который разламывал прилавок «Макдональдса» пополам. Надо надеяться, что до этого не дойдет.
— Не волнуйся, малышка. Нам дадут столько мороженого, сколько ты захочешь.
Карина глянула назад на шелуху небоскреба. На секунду она подумала, что увидела себя, махающую себе рукой на прощание. Ее новая Карина улыбалась в ответ. Люди, которые знали прежнюю Карину, будут ее осуждать, если узнают, но это не имело значения. Теперь она сделала собственный выбор.
Она положила свою руку на руку Лукаса, которую он согнул в локте, позволяя ее пальцам опереться на его мускулистое предплечье. И они ушли бок о бок в ночь.
