— Блошиный рынок в Метейри, когда я могу бороздить просторы Французского квартала? О нет, шерами, ни за что.

Остин таинственном образом приобрел легкий французский акцент в тот самый момент, как мы пересекли мост над озером Пончартрейн. Акцент его только усилился, когда мы зашли перекусить в кафе в торговом центре возле нашего отеля в Метейри.

— Серьезно, я не выдержу еще один блошиный рынок, — сказал он, потягивая кофе, наблюдая, как официантки жонглируют высокими и тонкими кувшинами с горячим молоком. Я откусила еще кусочек от пончика. Лицо мое и рубашку покрывала сахарная пудра, но все вокруг тоже были покрыты сахарной пудрой. У кого-то легкие чернеют от дыма, а у утренних постояльцев кафе легкие, верно, белеют от сахара.

Я попыталась подлизаться к Остину.

— У тебя это так хорошо получается. Только подумай, какую хорошую картину ты увидел в Мобиле, — заныла я. — Мне без тебя будет скучно. Если ты со мной не пойдешь, я больше никогда не стану с тобой разговаривать.

Но Остин был неприступен. В конечном итоге я отвезла его обратно в отель и дала денег на такси, чтобы доехать до города.

Я слышала о блошином рынке на Ветеран-Хайуэй в Метейри, но сама там ни разу не бывала. И поскольку мне повезло в Мобиле, я решила попытать удачу и здесь.

Судя по внешнему виду, рынок в Метейри ничего хорошего не обещал. Первые ряды прилавков произвели на меня удручающее впечатление. Такое впечатление, что местные торговцы раскупили непроданные остатки у тех, кто торговал в Мобиле. После часа безрезультатного хождения у меня появилось искушение вслед за Остином отправиться в Новый Орлеан.

Но мало-помалу я начала видеть происходящее в более радужном свете. На прилавке с грудой кошмарных изделий семидесятых годов я отыскала пару настенных бра из бронзы и хрусталя, вероятно, самого начала двадцатого века. Чернила на бумажном ценнике, прикрепленном к одному из бра, так выцвели, что я не смогла прочесть, что там написано.

— Симпатичные? — заметила я, обращаясь к изящному мужчине с французскими усиками и коротко постриженными седеющими волосами, тому, кто заглядывал мне через плечо. На вид ему было пятьдесят с небольшим. На нем были кричащей расцветки гавайка и бриллиантовая серьга-гвоздик в левом ухе. — Вы продавец?

— Да, я продавец. Это были подсвечники, когда я их купил, так что проводку я сделал сам.

— Франция? — Мужчина засмеялся.

— Я приобрел их в поместье в Сент-Франсисвилле у парочки стареющих геев. У них там вещи со всех концов света, но эти канделябры, похоже, действительно французские.

— Мне они очень нравятся, — сказала я. — Но я дизайнер по интерьерам и сейчас работаю над восстановлением особняка в Джорджии. Мне еще много надо приобрести, а бюджет весьма ограниченный.

— Насколько ограниченный?

— Ограниченный, — сказала я и улыбнулась продавцу как можно обаятельнее, хотя, скорее всего, обаять его мне не удастся: он играл в другой команде.

— Почему бы вам не посмотреть что-нибудь еще, пока я прикину, что могу для вас сделать.

— Не обижайтесь, но то, что я тут вижу, не вписывается в мои планы.

— Я не имел в виду этот прилавок, — сказал продавец. — Здесь, конечно, для вас ничего нет. Этот товар для ребят, которым не терпится вернуться в семидесятые. Вы и представить себе не можете, какую ерунду предпочитает этот народец. Нет, я имел в виду другое — следующие три прилавка в этом ряду тоже мои. И еще у меня есть склад. Хотите, устрою вам настоящую экскурсию? Англия, Франция — вы этим интересуетесь?

Я кивнула.

— Я не против купить в том числе и что-нибудь американское, но нужной эпохи и нужного качества. У моего клиента подружка помешана на брендах. Если бы я могла найти изделие «Белтер», что-то вроде этого, она бы описалась от счастья.

— Если бы я мог найти изделие «Белтер», я бы тоже описался, — протянул продавец. — Но у меня есть вещи, которые не хуже, но они на складе. Мне не хочется тащить их сюда, потому что погода может испортиться в любой момент. Вот что я вам скажу: посмотрите пока, решите, что вам нравится, и тогда мы поговорим. А если вы можете подождать, когда появится моя помощница — это будет примерно через час, я бы мог отвезти вас на склад.

— В самом деле? — Я почувствовала, как у меня стремительно поднимается настроение. — Это было бы замечательно. — Я протянула ему руку. — Меня зовут Кили Мердок.

— Приятно познакомиться, Кили, — сказал продавец, пожимая мне руку. — Меня зовут Роберт. Походите тут, посмотрите.

Следующий час я провела, исследуя прилавки Роберта, товар там был, как Роберт обещал, более в моем стиле.

Надо признать, что Роберт не стремился выставить в лучшем свете свой товар. Все было свалено в кучу, кое-какие вещи завернуты в старые газеты, кое-какие — в картонных коробках. И все же, действуя планомерно и целеустремленно, я отыскала несколько эстампов в простых рамах — нечто, что должно было зацепить инженерную струнку в душе Уилла, сильно потрепанный карточный стол красного дерева, над которым придется потом серьезно поработать, серебряные подсвечники, коробку хрустальных бокалов ручной резьбы, которые, хотя марки производителя на них не было, выглядели как английские.

Я все аккуратно сложила под стол в дальнем углу палатки Роберта. Его помощница, изящная блондинка в черном кожаном бюстье и обрезанных джинсах, появилась в назначенное время, и мы направились к моему грузовичку.

Склад Роберта размещался в закрытом ресторане-шашлычной, в квартале от нашего отеля. Окна покрывал толстый слой копоти, перед дверью стоял ржавый «бьюик» на сгнивших колесах.

— Можно испугаться, верно? — сказал Роберт, перехватив мой скептический взгляд. — Полиция в этот квартал не любит заглядывать, так что я специально тут ничего не меняю. Не хочу, чтобы взломщики подумали, что внутри есть что-то, достойное их внимания.

Он открыл дверь, вошел внутрь и включил свет. Я вошла следом и обомлела.

Все пространство было заполнено антиквариатом: от пола до потолка. С труб под потолком свисали хрустальные люстры, на крюках вдоль стен висели стулья, вдоль стен вплотную друг к другу стояли столы, буфеты и диваны, все свободное пространство заполняли картонные коробки.

Роберт запер за нами дверь, и у меня промелькнула мысль, не стала ли я жертвой какого-то маньяка-садиста. Нет, решила я. Человек с таким вкусом маньяком быть не может.

— Позвольте вам кое-что показать, — сказал Роберт. Он отодвинул кресло 1940 года, и мы направились в дальний конец бывшего ресторанного зала. Там стояла парочка диванов из розового дерева с резным орнаментом в стиле рококо эпохи реставрации монархии. На них в картонной коробке были сложены старые журналы «Антиквариат».

— Вот, — гордо сказал он. — Они, конечно, не «Белтер» и не «Маллард», и, поверьте мне, я наводил справки и как следует их осмотрел. Они выглядят как близнецы, но на самом деле, если вы присмотритесь повнимательнее, то заметите различия.

Я убрала коробки на пол и протиснулась между диванами, чтобы получше на них посмотреть. Старая зеленая обивка висела клочьями, из дыр вылезал конский волос, но резьба осталась нетронутой, хоть и покрыта многими слоями почерневшего лака. Я живо представила их обновленными и перетянутыми ярким дамасским шелком. В одной из гостиных Малберри-Хилл они смотрелись бы идеально.

— Сколько? Роберт улыбнулся.

— Одна цена за все. Пойдемте, мне еще есть, что вам показать.

Он показал мне резной, красного дерева книжный шкаф с витражными стеклами дверок, парочку громоздких, в стиле королевы Анны, кресел. Две восточные дорожки на пол, кушетку в стиле ампир и главное «блюдо» дня — огромный трехъярусный буфет с мраморной столешницей.

— Вот оно, — сказал Роберт, любовно похлопав буфет по мраморной столешнице, вот это действительно произведение Фрэнсиса Малларда, которого вы знаете. Очень известный французский краснодеревщик. Чудо, верно?

— О да, — сказала я и опустилась на корточки, чтобы заглянуть внутрь буфета. Внутри стояли изумительные старинные блюда из лиможского фарфора. — Буфет продается с посудой? — спросила я.

Роберт присел на корточки рядом со мной.

— Я и забыл, что там посуда, — сказал он. — Да, если хотите, я могу оставить вам в качестве бонуса. Там, кажется, сервиз то ли на десять, то ли на одиннадцать персон и несколько разномастных вещиц.

— У него есть история? — спросила я, вставая. Спина у меня болела — за последние несколько дней слишком много пришлось ходить, наклоняться, сидеть за рулем.

— У каждой вещи тут своя история, — сказал Роберт. — Так мы заключаем сделку?

— Это зависит от цены, — сказала я. — Но да, я думаю, мы заключим сделку. У меня такое чувство, что я напала на золотую жилу.

— Так и есть, — сказал Роберт.

Я пошла за ним следом к выходу.

Роберт сел на шаткое дубовое кресло, а я примостилась на краю дивана с обивкой из мебельного ситца в стиле восьмидесятых. Роберт составил список моих покупок на куске картона, оторванном от коробки.

— Давайте посмотрим, — сказал он. — Пятнадцать тысяч долларов. Это вас устроит?

Он, наверное, сошел с ума. Мы оба знали, что один буфет, сработанный «Маллардом», стоит на порядок больше этой суммы.

— Вполне, — сказала я и, решив, что удачу нельзя упускать, спросила: — В эту сумму входит и то, что я выбрала на блошином рынке?

Роберт засмеялся.

— Люблю напористых женщин. Да, конечно, вы можете забрать товар с блошиного рынка тоже.

Я склонила голову и внимательно посмотрела на Роберта. На левой руке у него было кольцо из сплава золота и платины с довольно внушительным бриллиантом, да и бриллиантовый гвоздик в ушах тянул не меньше чем на полкарата. Роберт не выглядел человеком, отчаянно нуждавшимся в средствах. Не выглядел он и новичком в антикварном бизнесе.

— Могу я задать вам один вопрос?

— Конечно, — сказал он, вставая и отряхивая пыль с брюк. — Спрашивайте.

— С чего это вы сделали мне такую громадную скидку? Я хочу сказать, что этот «Маллард» действительно шедевр. Вы очень, очень серьезно его недооценили. И все прочее, что я у вас купила, — вы могли бы сделать на них хорошие деньги, если бы сдали их в магазин на Мэгэзин-стрит.

— Я знаю, — сказал Роберт. — Большая часть этих вещей перекочевала сюда с Мэгэзин-стрит.

— Из чьего магазина?

— Из моего, — сказал он и указал на дверь. — Нам надо нанять кого-то, чтобы помочь вам все это погрузить. Чтобы поднять этот буфет, троих ребят мало.

Мой мобильник зазвонил как раз в тот момент, когда я открывала фургон.

— Кили? — Это был Остин, и голос у него был убитый. До меня доносились музыка и смех.

— Развлекаешься?

— Не сказал бы. Меня обокрали.

— Только не это! Ты ранен? Побит?

— Я в порядке. Все, что я потерял, — это триста долларов и гордость. Мне даже такси не на что нанять. Ты не могла бы приехать и забрать меня?

— Я уже еду, — пообещала я. — Только скажи куда.

Он назвал мне бар «Шадрак», на Декейтер-стрит, напротив площади Джексона.

Я отключилась и сообщила Роберту, что произошло.

— «Шадрак»? — удивленно переспросил Роберт. — Ваш друг гей?

— Да. А почему вы спрашиваете? Роберт покачал головой.

— «Шадрак» — настоящая выгребная яма. Неудивительно, что он там пострадал. Насколько хорошо вы знаете Новый Орлеан?

— Не очень хорошо. Французский квартал практически совсем не знаю.

— Тогда мне лучше поехать с вами, — сказал Роберт, усаживаясь на пассажирское кресло.

Остина мы нашли на углу Декейтер-стрит. Он стоял под одним из знаменитых уличных знаков Французского квартала, и вид у него был такой, как будто он потерял последнего друга.

Я подъехала к Остину и просигналила.

Роберт молча полез назад, а Остин сел на переднее сиденье.

— Слава Богу, — сказал он, демонстративно хлопнув за собой дверью. — Уезжаем отсюда. Надеюсь, никогда больше не увижу Новый Орлеан.

Роберт засмеялся, и Остин оглянулся назад.

— Будьте к нам снисходительнее, — сказал Роберт. — Новый Орлеан не так уж плох. Вам просто случилось оказаться в самом худшем баре во Французском квартале. Я никогда не мог понять, как этот народ еще не лишился лицензии, когда столько туристов оказываются там обобранными.

Остин приподнял бровь, стараясь придать себе надменное выражение.

— Я просто хотел выпить. Могу я узнать, кто вы такой? И откуда вам известно про такие места?

Теперь уже смеялась я.

— Остин, это Роберт. Он продавец антиквариата на блошином рынке в Метейри. И если бы не он, я бы никогда сюда не добралась, так что не шипи на него, пожалуйста.

— Представляю, как бы ты шипела, если бы у тебя украли все деньги, — пробормотал Остин. — Я просто стоял у стойки, никому не мешал, и эти два мальчика стояли рядом со мной, и в следующий момент они завизжали и вцепились друг другу в волосы. Вот это была драка! Но длилась она всего пару минут. Швейцар велел им уйти. И когда я подошел, чтобы заплатить за напиток, бумажника у меня уже не было. Представляете?

— Старый трюк, — сказал Роберт. — Бармен, скорее всего с ними в сговоре. Он ведь не стал поднимать шума из-за того, что вы не заплатили?

— Нет, он просто молча налил мне еще. Надо же!

— Не переживай, — сказала я. — Я верну тебе то, что ты потерял. Я столько денег сэкономила благодаря щедрости Роберта, что сейчас готова быть очень-очень щедрой. Почему бы нам не сходить куда-нибудь пообедать? — спросила я, посмотрев на Роберта, чтобы он понял, что я и его имею в виду.

— Я не голоден, — капризно заявил Остин.

— А я голодна, — сказала я. — И я за рулем. И я не хочу уезжать из Нового Орлеана, пока не попробую морепродукты. Куда едем, Роберт?

— Назад, в Метейри, — сказал он. — Лучшая морская кухня в Новом Орлеане на самом деле находится не в Новом Орлеане. Слышали когда-нибудь о местечке под названием «У Драго»?

— Это какая-то дешевая забегаловка? — буркнул Остин, и я ущипнула его за руку, и мы поехали обратно в Метейри, туда, где, по словам Роберта, мне предстояло отведать лучшее из даров моря, что мне когда-либо доводилось есть.

— Вы пришли сюда за устрицами, — объяснял нам Роберт, откусив от тигровой креветки и подцепив на вилку краба с пряностями. — Драго поставляет устриц в несколько лучших ресторанов Нового Орлеана. Можете назвать меня старомодным, но я не стану заказывать их снова до тех пор, пока погода не станет прохладнее.

Остин потягивал вино, закусив французской булкой. Я не понимала, почему он так грубит нашему гостю. Роберт был остроумен, привлекателен и явно не беден, короче — удачная находка.

— Мне, пожалуй, пора снова за дело — за покупками, — сказала я. — Но я думаю, вы должны мне историю. Помните? Как раз перед тем, как Остин позвонил? Вы говорили о том, что у вас был магазин на Мэгэзин-стрит.

— Был, — подтвердил Роберт. — Но больше нет. Я закрыл его два года назад. Теперь распродаю имущество на блошином рынке. И эта работа удерживает меня на сегодня от улицы. В конечном итоге я продам все, что у меня есть, и, когда я это сделаю, я окончательно выйду из бизнеса.

— Почему? — напрямик спросила я.

— Потому что эта работа больше не доставляет мне удовольствия. У нас был магазин пятнадцать лет, мы много ездили, много встречались с людьми, с хорошими и не очень, а теперь это все в прошлом.

— Мы? — Остин подался вперед.

— Мой партнер и я. Вернее, мой бывший партнер, — сказал Роберт.

— СПИД? — сочувственно спросил Остин.

— Если б, — со смехом сказал Роберт. — Нет. Он ушел от меня к человеку моложе и богаче. Вы же знаете, как это бывает. История не слишком интересная и не слишком оригинальная.

— Что вы будете делать, когда распродадите весь антиквариат? — спросила я, ударив Остина под столом ногой.

— Кто знает? Может, на этот раз действительно отойду от дел.

— А чем вы занимались в последний раз, когда решили отойти от дел? — спросила я.

— Я был дантистом, — сказал Роберт. — Можете в это поверить? Мне кажется, это было в другой жизни. Но в сорок лет я завязал с работой зубного врача. К тому времени мама у меня уже умерла, так что я уже не мог разбить ей сердце своим решением.

— Остин — дизайнер-флорист, — сообщила я, решив взять инициативу. — Очень талантливый. Он будет делать все цветочные аранжировки в доме, который я сейчас оформляю. И у него есть свой бизнес.

Я почувствовала острый удар по ноге. Остин сидел, отвернувшись от меня.