Даже если бы Триша привела меня всего за два квартала от нашего дома, я бы все равно заблудилась. Улицы Нью-Йорка были такими длинными. Триша шла очень быстро, опустив глаза, а когда я отставала, торопила:

– Быстрее, – хватала меня за руку и тащила на другую сторону улицы. Автомобили бешено сигналили, я ужасалась, но Трише, похоже, было только приятно.

Кассир в закусочной, официант, пожилой человек, встреченный нами, – все ее знали и приветствовали.

Мы вошли в кафе, направились в пустой зал и заняли столик. Мне показалось, что мы очутились на безопасном островке.

– Я никогда не была в Вирджинии, – начала Триша, – мое семейство не покидало Нью-Йорка. Кстати, где твой южный акцент? – удивилась она.

– Я росла не в Вирджинии, мы много путешествовали и не всегда жили на юге, – пояснила я.

– Не хочешь ли послушать музыку?

Я не совсем поняла, что она имела в виду, но не захотела этого показывать.

– Пожалуй.

– Здесь есть музыкальный аппарат, и студенты школы часто заходят, чтобы послушать музыку. Ну так как?

– Хорошо. – Триша встала, поставила пластинку и вернулась на место. – Продолжим? Ты сказала, что ваша семья много путешествовала, что вы владеете долгое время одной из самых известных гостиниц на побережье. Я не совсем понимаю…

– Все слишком сложно, – я была уверена, что если расскажу свою историю Трише, ей будет неприятно мое общество.

– Жаль, наш преподаватель английского говорит, что с моим любопытством нужно вести колонку светских новостей в газете.

– Воспоминания еще слишком свежи, я не хочу этого касаться пока. – Но этим, похоже, только подстегнула ее любопытство.

– Я подожду, – мы рассмеялись.

– На столе, рядом с фотографией твоих родителей, стоит карточка твоего парня или брата? – спросила я.

– Моего парня, я единственный и очень испорченный ребенок в семье, взгляни, что отец мне подарил на прошлой неделе, – Триша показала мне золотые с двумя бриллиантами часики.

– Красивые, – искренне восхитилась я, а на глаза навернулись слезы, ведь я никогда не знала любви настоящего отца.

Бабушка Катлер утверждала, что он с радостью изба вился от ответственности за ребенка сразу после моего рождения. Но я надеялась, что она лжет, как и во многих других случаях. Я мечтала, что в Нью-Йорке, столице развлечений, найду его, и отец будет рад мне.

– Он всегда присылает мне подарки, – продолжала Триша. – А твой отец? Есть ли у тебя братья и сестры? Не слишком ли я навязчива?

– Да, у меня есть брат и сестра, Филип – старший, и Клэр на год моложе, – я не знаю, могу ли я уже называть Джимми и Ферн братом и сестрой. – Мой отец… очень занятой человек, – добавила я сухо. Я вспомнила Рэндольфа, что он делал всякий раз, когда я нуждалась в нем.

– Кем ты себя видишь?

– ?

– В чем ты проявляешь способности? Я собираюсь стать балериной, но ты это уже знаешь. Так?

– Я пою, но…

– О, еще один великий певец, – она улыбнулась. – Я не могу дождаться, когда ты споешь.

– Но я боюсь разочаровать тебя.

– Не вздумай говорить это на собеседовании в школе, они будут думать, что ты права, хотя если ты уже здесь, то скорее всего прошла предварительное прослушивание.

Что я могла ответить? Если бы я сказала, что это заслуга бабушки Катлер, то вынуждена была бы рассказать все.

– Все равно я вскоре услышу тебя на одном из сборов у Агнессы.

– Была ли она актрисой?

– О да, она и сейчас актриса. Я не знаю, на сцене или в кино, но в жизни – да. Все ее друзья актеры, они приезжают в воскресенье на чашку чая. Забавно послушать их воспоминания. Ты уже встречалась с госпожой Лидди?

– Да, она очень хорошая.

– Она и Агнесса примерно одного возраста, иногда она единственный слушатель Агнессы. Но не переживай, тебе здесь понравится. Только не общайся долго со Скелетом.

– Почему?

– Он всегда так зол, если улыбнется, то клянусь, у него расколется лицо, – сказала Триша, приступая к сливкам со льдом.

– Но почему ты его называешь Скелетом?

– Увидишь – поймешь.

Триша была как теплый летний день, я никогда не видела такую счастливую, милую девушку.

– Лучше быстрей доедай мороженое, у нас еще столько дел, а я должна помочь с обедом, сейчас моя неделя.

– Хорошо.

Триша расплатилась, я рассказала ей историю с таксистом и чаевыми.

– Он что, сам попросил? Впрочем, что я говорю, конечно, сам, он же нью-йоркский таксист. – Она схватила меня за руку, и мы выбежали из кафе и свернули налево.

– Как ты здесь ориентируешься? – я уже забыла, какой дорогой мы пришли, все улицы выглядели одинаково.

– Это легче, чем кажется. Квартал туда, квартал сюда и уже в школе. Моего парня зовут Виктор, он пишет мне раз в неделю, и дважды этим летом уже приезжал.

– Хорошо иметь человека, который так заботится о тебе.

– Но я хочу сообщить тебе тайну, – сказала Триша останавливаясь.

– Какую?

– В школе есть мальчик, который мне нравится – Грехем Хилл, он та-а-ак красив, Грехем – старший на актерском факультете. – Внезапно уголки ее губ опустились. – К сожалению, он не знает о моих чувствах. – Она сделала паузу. – Давай поторопимся, мы еще можем его застать.

Поторопимся, но что мы делали до сих пор?

Когда мы свернули за угол, я увидела школу Искусств, вокруг нее был высокий железный забор. Маленький каменный вход справа напоминал замок. Слева были два корта, даже через дорогу были слышны удары по мячу. Внезапный ветер растрепал мои волосы, я повернула голову и увидела фонтан.

– Пойдем туда, – предложила Триша. Школьный двор меня поразил, я не думала, что увижу зеленую траву, цветочные клумбы, яблони, дубы, фонтаны в самом центре Нью-Йорка. В прохладной тени деревьев студенты читали, разговаривали или просто лежали. Это было похоже больше на красивый парк, чем на школу.

– Здесь довольно приятно, – сказала я.

– Все это идея одного миллиардера, любившего Сару Бернар, известную актрису. Он решил создать эту школу и назвал ее именем, когда она умерла. Школа существует с 1923 года, но во всем она современна, десять лет назад достроили новые корпуса.

Триша обратила мое внимание на памятную доску. Я остановилась и прочитала:

«ПАМЯТИ САРЫ БЕРНАР,

ЧЕЙ ТАЛАНТ ОСВЕЩАЛ СЦЕНУ

КАК НИКОГДА ПРЕЖДЕ

И НИКОГДА В БУДУЩЕМ».

– Читала ли ты что-нибудь романтичнее, – улыбнулась Триша. – Я надеюсь, что когда-нибудь любовь ко мне тоже получит свое воплощение в мраморе.

– Когда-нибудь обязательно.

– Спасибо, а вообще мне здесь очень нравится, – сказала она и потянула меня ко входу.

Переступить порог школы оказалось сложнее, чем я думала. В ее стенах были люди, действительно нашедшие свой талант. Из нее вышли настоящие звезды, здесь были высококвалифицированные преподаватели. А я только училась играть на фортепиано и никогда не брала уроков вокала, бабушка сделала так, что я даже не проходила собеседования, никто не проверял моих способностей. Я испугалась.

– Что с тобой? – спросила Триша. – Ты утомлена?

– Нет, я… может, отложим до завтра? – Я остановилась.

– Ты боишься этого места? – удивилась Триша, но я подозреваю, что она испытывала те же чувства в первый раз. – Ты знаешь, – добавила она, – здесь все очень дружелюбны, и понимают, какие чувства испытывают новички, их волнение.

Она потянула меня за руку, и я пошла словно на привязи. Мы направились к главному входу, откуда только что вышел высокий тонкий человек в легком синем спортивном жакете и соответствующих брюках. У него были серебристые волосы, резко контрастирующие с карими глазами.

– Триша? – спросил он, как бы сомневаясь.

– Здравствуйте мистер Ван Дан, это Дон Катлер, новая студентка, я привела ее на экскурсию.

– О, да, – промолвил он, пристально осмотрев меня с головы до пят. – Вы собираетесь учиться в моем классе?

– Да, сэр, – ответила я.

– Хорошо. Я надеюсь увидеть вас завтра. – Он обратил свой взгляд к Трише. – Учти, Дон, что Триша склонна к преувеличению, – добавил он и удалился.

– Что это означает? – испуганно спросила я.

– У меня есть тенденция к преувеличениям. Дан очень хороший, его занятия довольно интересны. Я же говорю, что здесь люди дружелюбные.

Войдя в школу, мы увидели огромный гобелен, с которого нас приветствовала Сара Бернар, ее правая рука указывала вперед.

– Это наш путь, – сказала Триша, и мы пошли направо по коричневому мрамору, свет падал сквозь небольшие витражи. Триша вела меня вниз по коридору, пока мы не остановились перед двойными дверьми.

– Это амфитеатр, – объяснила она и тихо приоткрыла одну из дверей. Это была большая аудитория с рядами, расположенными полукругом перед сценой, на которой в это время шла репетиция. Триша приложила указательный палец к губам и показала, что я должна следовать за ней. На полпути к сцене Триша остановилась, и мы сели. В течение некоторого времени слушали, как молодой режиссер объяснял одному из актеров, что он от него хочет.

Триша наклонилась к моему уху и зашептала:

– Мальчик, тот что справа – Грехем, правда, красивый?

Юноша был высокий, блондин с выразительными глазами, вьющиеся волосы спадали на лоб. Он стоял у стены и, казалось, был совершенно не заинтересован в происходящем.

– Да, – подтвердила я.

Через некоторое время Триша предложила мне уйти.

– Пойдем, я покажу тебе классные комнаты.

Хотя наша экскурсия длилась недолго, мое волнение улеглось только тогда, когда мы вернулись в нашу комнату.

Навстречу нам вышла Агнесса и требовательно спросила:

– Где вы были?

– Я и Дон ходили к Георгу Лонселотту, чтобы поесть сливки со льдом, и потом я показала ей школу, – ответила Триша.

– Почему вы не поинтересовались у Артура, не хочет ли он пойти с вами? Вы обычно более внимательны, Триша, – сказала Агнесса и добавила, что в ее возрасте она никому не позволяла дурно влиять на себя. – Теперь, когда вы будете уходить, расписывайтесь в специальной ведомости.

– Расписываться? – удивилась Триша.

– Да, на маленьком столике перед выходом лежит тетрадь, записывайте в ней имя и время. Я сегодня привела Артура к вам в комнату, чтобы представить Дон, но никого там не было, – Агнесса сверлила нас взглядом.

– Я уверена, что он не расстроился, – сказала Триша и сделала большие глаза.

– Ерунда, конечно расстроился. Пойдемте, Дон, я вас представлю теперь. Мне неприятно, когда пренебрегают Артуром.

Я и Триша последовали за Агнессой. Мы остановились перед закрытой дверью, и Агнесса тихонечко постучала. Никакого ответа не последовало. Озадаченная, я повернулась к Трише, но та только пожала плечами. Пораженная Агнесса воскликнула:

– Артур? Артур, дорогой?

Некоторое время спустя очень высокий и чрезвычайно тонкий юноша открыл нам дверь. У него сильно выступал кадык, он смотрел на нас большими мрачными черными глазами. Его длинные волосы были всклокочены. Узкий нос и тонкие губы довершали его портрет. Мне сразу же вспомнился Маугли, дикий мальчик, выросший в лесу. Дикий мальчик в черной хлопковой рубашке.

– Добрый день, Артур, – сказала Агнесса, – вот юная леди, которую я обещала тебе представить. – Она отступила так, чтобы я могла пройти вперед.

– Дон Катлер.

– Артур Гарвуд.

– Привет, – я протянула руку.

– Привет, – он посмотрел на мою руку так, будто я предлагала змею, но все же после короткой паузы протянул свою. Далее интереса ко мне он не проявлял.

– Артур, как я уже говорила, талантливый музыкант, – произнесла Агнесса.

– Нет, я не талантливый. – Его темные глаза вспыхнули.

– Безусловно, талантливый, иначе вас здесь не было бы. – Агнесса взяла наши руки и соединила. – Надеюсь со временем вы станете друзьями и никогда не забудете, кто вас познакомил.

– Да уж, никогда, – прошептала Триша и усмехнулась.

– Давайте все вместе накроем на стол, – предложила Агнесса, как бы не расслышав последней реплики.

Артур Гарвуд довольно бесцеремонно захлопнул дверь.

Я была шокирована, но Триша схватила меня за руку и быстро втащила в нашу комнату. Как только закрылась дверь, она во весь голос расхохоталась.

– Ты только послушай Скелета. Я – не талантливый, – довольно точно сымитировала Триша.

– Почему он такой несчастный? – спросила я. – Редко встретишь такую глубокую меланхолию в глазах.

– Ему здесь не нравится. Но родители… Когда ты захочешь вогнать себя в депрессию, почитай его стихи. Хорошо, что ты здесь, – неожиданно добавила она, – я сейчас пойду в ванную, если хочешь, не жди меня, сходи в другую.

– Но Агнесса сказала, что одна для мальчиков.

– Это не страшно, Артур никогда не принимает ванную перед обедом.

Я выбрала розовое платье, чтобы одеть его к первому обеду в этом доме, и отправилась в душ. Когда я разделась, дверь внезапно открылась, видно не сработала защелка. Все случилось так быстро, я не успела ничего сделать, Артур Гарвуд с полотенцем на плече вошел в душ. Его глаза скользнули вниз. Я вскрикнула, левой рукой прикрыв себя ниже талии, правой грудь. Лишь момент он видел меня. Рот его открылся, он покраснел:

– Я… Ох… жаль, я… – И отступил назад, быстро закрыв дверь.

Мое сердце стучало как у зайца, я вспомнила, что произошло между мной и Филипом в гостинице Катлеров из-за незапертого однажды замка. Я не могла не думать о его руках, о губах, скользящих по моей груди, как он меня вынудил на все это, но я не могла ничего сделать, потому что боялась выдать Джимми, спрятавшегося в доме. Как все было ужасно. Яркие образы всплывали в моем сознании. Чтобы избавиться от них, я открыла только горячую воду и стояла под душем до тех пор, пока моя кожа не стала красной. Я с трудом надела одежду и добрела до комнаты. Когда я вошла, Триша была уже одета и заканчивала причесываться. Я легла на кровать и закрыла глаза.

– Что случилось, ты выглядишь расстроенной?

– Плохие воспоминания.

– Правда? – Триша присела возле меня. Но посмотрев на часы, воскликнула: – Ох, я опаздываю вниз, чтобы помочь миссис Лидди. Поговорим вечером, пораньше пойдем спать.

Я кивнула. С одной стороны, мне хотелось похоронить все секреты в своем сердце, с другой, хотелось раскрыться перед кем-то. Если бы у меня была нормальная мать, как у других девушек, я могла бы поделиться своими проблемами с ней. Моя мама – хрупкий цветок, который увядал от любых тяжелых разговоров. Меня окружали подозрительная жестокая бабушка Катлер, Рэндольф – мой всегда слишком занятой отец, Клэр – порочная сестра, Филип, который хотел меня любить так, как не может и не должен любить брат сестру. Я отчаянно нуждалась в друге, в Трише. Я надеялась и молилась, что она подобно многим другим не предаст меня. И в конце концов иногда можно рискнуть и довериться кому-либо. После Тришиного ухода я стала собираться на свой первый обед в общежитии.

За столом Артур Гарвуд продолжал стесняться меня. Обед был замечательный, мясо в горшочках, картофель с зеленью. Госпожа Лидди проделывала чудеса с овощами. Я никогда не ела такую вкусную морковь. На десерт был пирог, мороженое со сливками и какое-то странное блюдо, названное Лидди «пустяком».

После того, как Триша закончила помогать накрывать на стол, она присела возле меня. Но возможности поговорить не представилось, Агнесса Моррис доминировала в беседе надо всеми, она рассказывала, где училась, с какими известными актерами работала. У нее на все была припасена своя история, даже на мороженое со сливками.

– О, это мне напоминает одну приятную историю, – постоянно повторяла Агнесса.

Артур не отрывал взгляда от меня, но когда я поднимала глаза, он быстро отворачивался.

– Я знаю одну известную актрису, имя которой называть не буду, чтобы не поднимать большого скандала в Голливуде, ведь если она пройдет даже по Сахаре, вокруг соберется толпа поклонников. Так вот, эта молодая леди преследовала довольно красивого юношу до тех пор, пока не убедила его проводить ее через Центральный парк после обеда, она надеялась, что поездка будет довольно романтичной. В действительности же ее надежды не оправдались, он отказал ей даже в прощальном поцелуе. Она была очень расстроена, со слезами бросилась к себе в комнату, по дороге на секунду задержалась перед зеркалом и увидела причину его странного поведения. Во время обеда актриса ухитрилась изрядно испачкаться сливками. – Агнесса поклонилась, все рассмеялись, и даже Артур слегка скривил губы.

Я хотела помочь Трише убрать со стола, но Агнесса заявила, что мы должны дежурить каждый в свою очередь, и велела следовать в ее комнату.

– Конечно, Артур, если ты хочешь, то можешь пойти с нами.

– Спасибо, но я должен еще попрактиковаться, – впервые за время обеда заговорил Артур, кинул последний взгляд на меня и вышел.

Агнесса предложила мне взглянуть на подшивку газетных вырезок. Там было все, что когда-либо печаталось о ней, даже заметки из школьной газеты. Строки типа: «Агнесса, безусловно, показывает драматический талант», были подчеркнуты.

– Вот моя первая фотография на сцене.

Карточка была так стара, что лицо стоящей вдалеке Агнессы было просто невозможно распознать, но я улыбнулась и сказала:

– Замечательно.

По поводу каждой заметки у Агнессы было множество замечаний, и только мы дошли до середины подшивки, как примчалась из кухни Триша, чтобы спасти меня от излишней назойливости старой актрисы.

– Сейчас я собираюсь учить английский, – не проходя дальше двери сказала Триша. – И я хочу показать Дон, что мы уже прошли.

– О, конечно.

– Спасибо, – кинула я благодарный взгляд на Тришу и встала с дивана.

– Я знаю, каково это – слушать воспоминания Агнессы. Много вечеров она заманивала меня в ловушку, и не было никого, чтобы спасти меня. Интересно, что побудило ее сотворить это административное нововведение? Раньше она не вела никаких учетов и была менее строга.

– Это, видимо, из-за меня.

– Из-за того, что тебя вовремя не представили Артуру? Нет, не думаю.

– Из-за моей бабушки, она написала письмо Агнессе перед моим приездом и посвятила ее в наши семейные тайны. Агнесса взяла меня с испытательным сроком.

– Испытательный срок? Она так сказала? Она редко придерживается и устанавливает правила и обычно сама забывает о них. Но почему твоя бабушка поступила так?

Прежде чем я успела ответить, раздался стук в дверь. Показалась голова Агнессы.

– Дон, вас к телефону, – сказала она.

– К телефону?

– Да, я забыла предупредить, что не разрешаю разговаривать по телефону после семи вечера, но на первый раз делаю исключение. – И добавила: – Можете поговорить в зале.

– Это моя мама?

– Нет, юноша, назвавшийся Джимми.

– Джимми?! – испуганно воскликнула я, – Джимми?!

– Надеюсь я правильно сделала, что пригласила вас?

– Алло, Джимми?

– Привет Дон. Как ты? Я не доставил тебе неприятностей своим звонком?

Ледди, взявшая трубку, казалось, чем-то была расстроена.

– Нет, все в порядке, как ты?

– Великолепно, у меня есть новости, которые я хочу сообщить тебе. Я завтра уезжаю и поэтому решил позвонить тебе.

– Уезжаешь? Куда?

– Я завербовался в армию, завтра сбор.

– Армия? Как же школа?

– Чиновник, который завербовал меня, сказал, что диплом об окончании средней школы я смогу получить в армии.

– Но Джимми… Армия… – дыхание мое участилось. Я вспомнила солдата в аэропорту, имел ли он какую-нибудь специальность?

– Все в порядке Дон. У меня будет все хорошо. По крайней мере, я не буду находиться на чьем-либо иждивении, – сказал он намеренно грубым голосом.

– Но Джимми, когда я увижу тебя? – крикнула я.

– Я получу отпуск и обязательно приеду в Нью-Йорк, обещаю. Кроме тебя я никого не хочу видеть, – голос его звучал совсем тихо. Я вспомнила его красивое лицо, темные глаза, объяснения, как казалось, в запретной любви.

Теперь, когда мы знали, что все было не так, после выяснения наших действительных родственных отношений, трудно было перейти на новые.

– Я скучаю по тебе, Джимми. Больше чем когда-либо.

– Не волнуйся Дон, все будет как прежде.

– У меня уже появился друг, моя соседка, Триша Крамер, она очень хорошая, вы понравитесь друг другу.

– Я так и думал.

– Но Джимми, прежде чем пойти в армию, ты должен найти папу, он нуждается в тебе. Мне не нравится думать, что он совершенно один. У него нет мамы, у него нет Ферн, у него нет тебя.

Ответом было молчание.

– Джимми?

– Я написал ему письмо, – признался Джимми.

– О, Джимми, я так довольна.

– Я сделал это главным образом потому, что ты хотела этого.

– Ну что ж, спасибо.

– Довольно, – быстро проговорил он, – как твое новое семейство? Собираются ли они навестить тебя?

– Они говорят… Джимми…

– Что, Дон?

– Мое семейство все еще вы.

На другом конце провода повисла пауза.

– Мне нужно собирать вещи.

– Будь осторожен Джимми. И пиши. Пожалуйста! – попросила я.

– Конечно, я буду писать тебе, только не забудь меня, когда станешь звездой.

– Никогда, Джимми, я обещаю.

– Пока, Дон.

– Пока.

– Дон! – крикнул он.

– Что, Джимми?

– Я люблю тебя.

Я знала, как ему сложно было сказать эти слова.

– Я люблю тебя тоже, Джимми. – Я повесила трубку. Только потом я подумала, что Агнесса могла подслушать наш разговор, а вдруг бабушка Катлер наняла ее шпионить за мной. Я почувствовала, что сейчас заплачу. Закрыв лицо руками я медленно пошла в комнату.

Триша лежала на кровати и читала журнал, когда я вошла, она вопросительно посмотрела на меня:

– Кто такой Джимми?

– Мальчик, которого я долгие годы считала своим братом.

– Ты думала, что он брат? – Я кивнула. – А кем тебе приходится бабушка, написавшая письмо?

Я поняла, что пришло время рассказать о себе. Если я хотела иметь друга, истинного друга, то не должна была хранить от него слишком много тайн, я должна доверять ему.

Но я должна была быть уверенной, что ни до кого больше мой рассказ не дойдет.

– Обещаешь ли ты хранить тайну? – спросила я.

– Конечно, – сказала она, широко раскрыв глаза. – Скорее умру, чем выдам. – И перекрестилась.

Мои мысли вернулись к Джимми, к нашим разговорам с ним. На минуту обратившись к прошлому, я начала:

– Вскоре после рождения меня похитили, – и рассказала всю мою историю.

В течение всего рассказа Триша не проронила ни звука. Я думаю, что она боялась меня прерывать. После того как я сообщила ей все относительно мамы и папы Лонгчэмп, Ферн и Джимми, я описала нашу жизнь. Описала мое возвращение на побережье Катлеров. Я постыдилась рассказывать о коротком романе с Филипом и о том, что произошло между нами в гостинице.

– Клэр ужасна, – подытожила Триша. – Бедный, бедный Джимми.

– Чем дольше я не буду видеться с ней, тем лучше. Триша встала и подсела ко мне на кровать.

– Когда ты столкнулась с Артуром в ванной, то сказала о каких-то плохих воспоминаниях. Каких? Что-нибудь еще случилось в гостинице?

– Я была чуть не изнасилована в душе, – я подумала, что дальше лучше соврать, – рабочим гостиницы.

– Это ужасно! Но как?

– Я сопротивлялась, и он убежал. Полиция до сих пор его разыскивает. – Я была уверена, что Триша не заметит ловко примешанную к правде ложь. Почему я должна снова и снова вытаскивать на свет вещи, которые хотелось бы забыть навсегда? Сердце мое сжалось от мысли, что теперь Триша должна думать обо мне.

– Ты такая счастливая! – внезапно воскликнула она.

– Почему? Ну почему счастливая?

– У тебя такая захватывающая жизнь, – объяснила она. – А у меня все так тривиально. – Старенькая общественная школа, только один настоящий парень и тот уехал, поездки на побережье Флориды, которые я никогда не считала развлечением. В гостиницах было все тихо и мирно. Приличное общество, проницательная мать… – Она пододвинулась поближе. – Но когда я стану известной балериной, то стану настоящим возмутителем спокойствия, – сказала она твердо. – Множество мужчин со скандальными репутациями, дым от сигарет в длинных мундштуках, изящное окружение, толпы репортеров и никаких мужей до тридцати лет… Захватывает воображение? – спросила она.

– Да, – подтвердила я, чтобы не разочаровывать Тришу, но глубоко внутри не принимая этого. Я хотела стать великой певицей, покорить весь мир, но так же хотела иметь семью, любовь, детей, другого я желать не могла.

– Агнесса знает твою историю?

– Я не знаю, какую смесь правды и лжи ей преподнесла в письме бабушка Катлер. Агнесса постоянно темнит.

– Мы все узнаем, – пообещала Триша.

– Как?

– Когда Агнессы и Лидди не будет дома, мы найдем письмо и прочитаем его.

– Я не знаю, хорошо ли это, – только одна мысль заставила мое сердце биться сильней.

– Положись на меня, – успокоила Триша, – я все устрою.

Она заставила меня еще раз описать, какие чувства испытывает человек, переезжая из школы в школу, из города в город. Мы разговаривали до тех пор, пока не выключили свет. Тогда я закрыла глаза и еще раз прокрутила в уме свой первый день в Нью-Йорке. Но потом меня еще долго не отпускали воспоминания, которые я тщетно гнала. Первый вечер на побережье Катлеров – странный новый мир со странным новым семейством. Прощание с мамой и папой Лонгчэмп, Ферн и Джимом.

Я встала с кровати. Триша крепко спала, и я тихо, чтобы не разбудить ее, пробралась в ванную. На обратном пути я услышала странные звуки из комнаты Артура и подошла поближе к его двери.

– Артур! – позвала я, – у тебя все в порядке?

Шум прекратился, но никто не отозвался. Спустя некоторое время я вернулась к себе, с удивлением думая о странном темном мальчике в темной комнате, который как улитка спрятался в собственной раковине.