– Советую тебе вернуться на танцы. – В голосе миссис Айронвуд слышалось предостережение. Она поднялась вверх по ступеням и теперь нависала надо мной, как готовый к прыжку хищник. Небо на горизонте потемнело, стало зловещим, предвещая дождь и ветер. Какое-то мгновение я все еще вглядывалась в темноту дороги, надеясь, что Эбби вот-вот появится, но так ничего и не увидела. Я казалась самой себе островом в океане, кружащимся в водовороте воды, такой жалкой и несчастной я была. – Ты слышала, что я сказала? – прорычала Железная Леди.

Опустив голову, я повернулась и вошла в здание мимо миссис Айронвуд, не удостоив ее даже взглядом.

– Я никогда еще не видела такого поведения. – Она следовала за мной по пятам и говорила нараспев. – Никогда. Никогда. Никогда еще ни одна из моих девочек не наносила такого открытого удара школе.

– Как могла умная, красивая и добрая ученица, какой была Эбби, нанести удар школе? Надеюсь, что она так же станет гордиться своими предками, как я горжусь своим прошлым среди акадийцев, – выпалила я в ответ. Миссис Айронвуд подняла плечи и посмотрела на меня сверху вниз своими глазами-льдышками. Ее силуэт на фоне предгрозового неба стал таким же ужасным и темным, как один из злых духов вуду, о которых говорила Нина.

– Когда люди попадают в то общество, к которому не принадлежат, они только создают проблемы самим себе, – объявила директриса своим внушительным, не терпящим возражений тоном.

– Эбби принадлежит этому обществу в большей степени, чем кто-либо другой, – воскликнула я. – Она самая умная, самая милая…

– Сейчас не время и не место обсуждать подобные проблемы, и кроме того, тебя это не касается, – прошипела Железная Леди, бросая слова, словно ножи, чтобы пресечь мои жалобы. – Тебе следует подумать о себе самой и своем поведении. Мне казалось, что во время нашего последнего разговора мы все выяснили.

Когда я посмотрела на нее, на меня нахлынула волна гнева. Бабушка Катрин учила меня уважать старших, но, я уверена, она не ожидала от меня проявления уважения к женщине, подобной миссис Айронвуд. Ни ее возраст, ни ее положение не должны защищать ее от справедливой критики, думала я, даже если ее критикует человек моего возраста. Но я закусила губу, чтобы не дать сорваться с языка гневным словам.

Железная Леди явно наслаждалась, наблюдая, как я пытаюсь сдержаться. Она открыто посмотрела на меня, ожидая, надеясь, что я проявлю неподчинение, чем оправдаю более суровое наказание. Меня можно будет даже выгнать, и я никогда больше не увижу Луи. Я подозревала, что таков был истинный мотив ее поступка.

Я проглотила слезы и ярость, повернулась к директрисе спиной и ушла в зал для танцев. Последний танец был в самом разгаре. Большинство девочек взглянули на меня с интересом, многие улыбались. Их слова, произнесенные на ухо партнерам, вызвали смех. Мне стало больно видеть такое веселье после того, что они сделали с Эбби.

Неподалеку от столиков восседала Жизель, окруженная еще большим количеством последователей и обожателей, среди которых стоял и Джонатан Пек. Пронзительный смех моей сестры перекрывал музыку.

– Держу пари, что впервые девочка отказалась от приза за танцы, вручаемого школой «Гринвуд», – произнесла она, когда я подошла ближе. Эти слова предназначались мне в большей степени, чем кому бы то ни было другому. Смех стал громче. – О, вот и моя сестра. Доложи-ка нам обстановку, Руби. Куда ушла квартеронка?

– Ее зовут Эбби, – выпалила я. – И ушла она из-за тебя.

– Из-за меня? Что ты имеешь в виду? Я только прочитала результаты голосования. Зачем кому-то убегать после того, как его объявили победителем? – поинтересовалась Жизель с крайне невинным выражением лица. Остальные закивали и заулыбались, весело ожидая моего ответа.

– Жизель, ты отлично знаешь почему. Все, произошедшее сегодня вечером, сделано твоими руками.

– Только не говори мне, что ты приветствуешь пребывание полукровок в «Гринвуде», – заметил Джонатан. Он расправил плечи, провел ладонями по волосам, приглаживая их, как будто стоял перед зеркалом, а не перед дюжиной обожательниц. Я повернулась к нему.

– Чего я не могу терпеть, так это присутствия в «Гринвуде» жестоких и порочных людей. Кроме того, я не выношу присутствия высокомерных молодых снобов, которые считают себя Божьим даром, хотя на самом деле они больше любят себя, чем кого-нибудь другого, – парировала я.

Джонатан вспыхнул.

– Что ж, мне понятна твоя позиция, когда речь идет об общении с людьми низшего класса. Вероятно, ты тоже не на своем месте, – заметил он, оглядываясь в поисках поддержки на девушек и юношей, собравшихся вокруг нас. Почти все согласно кивнули.

– Может быть, и так, – проговорила я. Слезы жгли мне веки. – Но я бы предпочла оказаться на болоте среди аллигаторов, чем здесь среди тех, кто смотрит на других сверху вниз из-за их происхождения.

– Да ладно, не строй из себя праведницу, – недовольно заметила Жизель. – Квартеронка справится с этим.

Я направилась к ней. Мои глаза так горели гневом, что девочки расступились, чтобы дать мне дорогу. Встав над креслом Жизель, я сложила руки на груди и атаковала ее вопросами.

– Как ты это сделала, Жизель? Подслушивала под дверью?

– Ты думаешь, мне так интересны ваши личные разговоры? Полагаешь, что есть нечто такое, что ты сделала, а я об этом не слышала или не читала? – возразила она, краснея от моего обвинения. – Мне не требовалось подслушивать под дверью, чтобы узнать, что происходит между тобой и твоей подружкой-квартеронкой. Но, – продолжала сестра, улыбаясь и выпрямляясь в кресле, – если тебе захочется исповедаться, описать, каково спать рядом с ней…

– Заткнись! – крикнула я, не в силах больше сдерживать поток эмоций. – Закрой свой грязный рот, а не то…

– Посмотрите, как она угрожает своей искалеченной сестре, – вскричала Жизель, театрально съежившись. – Вы видите, как я беспомощна сейчас, и это не в первый раз. Теперь вы все знаете, каково быть изувеченным близнецом и жить вот так изо дня в день, глядя, как твоя сестра веселится, идет, куда захочет, делает, что хочет.

Жизель закрыла лицо руками и начала всхлипывать. Все сердито посмотрели на меня.

– Ах, да к чему все это? – простонала я и отвернулась. В этот момент музыка оборвалась.

Тут же возле микрофона возникла миссис Айронвуд.

– Судя по всему, приближается гроза, – предупредила она. – Мальчикам следует отправиться к автобусам, ожидающим их, а девочкам нужно поторопиться вернуться в общежитие.

Все потянулись к выходу, но мисс Стивенс торопливо подошла ко мне.

– Бедная Эбби. То, что они с ней сделали, – ужасно. Куда она ушла? – спросила учительница.

– Не знаю, мисс Стивенс. Эбби побежала по подъездной аллее вниз, потом на дорогу. Я беспокоюсь за нее, но миссис Айронвуд не позволит мне отправиться на поиски.

– Я сяду в машину и посмотрю, может быть, смогу ее найти, – пообещала мисс Стивенс. – А ты иди в общежитие и жди меня.

– Спасибо. Надвигается действительно сильная гроза, она может настигнуть Эбби. Прошу вас, если вы найдете ее, скажите ей, что я не имею никакого отношения к тому, что Жизель устроила сегодня вечером. Пожалуйста, скажите ей.

– Я уверена, что Эбби так и не думает, – ответила мисс Стивенс с доброй улыбкой. Когда мы последовали за толпой, выходящей из зала, то заметили миссис Айронвуд, наблюдавшую за нами со стороны.

Вспышка молнии прочертила белый всполох на темном грозовом небе. Некоторые девочки завизжали от возбуждения. Некоторым из розвудских мальчиков удалось украсть прощальный поцелуй, перед тем как сесть в автобус. Вокруг Джонатана Пека собралась толпа из полудюжины помешанных гринвудских девиц, дожидающихся, чтобы он коснулся их губ, или на крайний случай щеки, своими драгоценными устами.

Следующий удар грома вызвал еще больше криков и суеты. Я заметила торопливо уходящую к своему джипу мисс Стивенс. С надеждой взглянула на подъездную аллею – не видно ли Эбби – и быстро пошла к нашему общежитию. Может быть, она походила вокруг и вернулась, предположила я. Но когда я пришла, комната была пуста. Мне оставалось только отправиться в вестибюль и ждать мисс Стивенс. Вернулись остальные девочки, вне себя от возбуждения от танцев и мальчиков, с которыми познакомились. Я не обратила на них внимания, и большинство из них проигнорировали меня.

Налетев с реки, гроза быстро накрыла кампус. Вот уже ветер начал раскачивать и выкручивать ветви знаменитых дубов. Мир за окном становился все темнее и темнее, полил дождь, колотя в окна и танцуя по дорожкам. Перила галереи промокли под сплошным потоком, молнии вспыхивали в темноте, на мгновение заливая школу и окрестности белым светом, потом все снова погружалось во тьму. А что, если мисс Стивенс не найдет Эбби? Я представила себе подругу, испуганную, под каким-нибудь деревом, где-то на дороге, ведущей в «Гринвуд». Может быть, она зашла в один из этих великолепных домов, а хозяева оказались настолько добры, что приютили ее, пока не утихнет гроза.

Прошло около часа. Я выглянула в окно вестибюля и заметила свет автомобильных фар. Джип мисс Стивенс остановился у крыльца нашего общежития, она вышла из него, накинув на голову плащ, и побежала к дверям. Я встретила учительницу на пороге.

– Эбби вернулась? – спросила она, и мое сердце упало.

– Нет.

– Нет? – Рейчел стряхнула капли с волос. – Я проехала вниз и вверх по дороге, на много миль дальше, чем могла уйти Эбби, даже если бы она бежала. Нигде никаких следов. Я надеялась, что девочка вернулась сама.

– Что могло с ней случиться?

– Ее могла подобрать какая-нибудь машина.

– Но куда она пойдет, мисс Стивенс? Эбби никого не знает в Батон-Руже.

Молодая женщина покачала головой, на ее лице появилось выражение тревоги. Мы обе подумали о тех опасностях, которые подстерегают ночью в грозу на пустынном хайвее одинокую молодую красивую девушку.

– Может быть, она просто нашла где-нибудь убежище и пережидает бурю, – предположила учительница.

К нам подошла миссис Пенни, ее руки дрожали, на лице озабоченное выражение.

– Мне только что звонила миссис Айронвуд. Она хотела знать, вернулась ли Эбби. Куда она пошла, Руби?

– Я не знаю, миссис Пенни.

– Девочка ушла с территории, да еще ночью!.. И в грозу!

– Эбби не хотела этого, миссис Пенни.

– Ах, моя дорогая, – простонала экономка. – Ах, милочка. У нас в «Гринвуде» никогда раньше не было таких проблем. Для меня всегда это была великолепная работа, восхитительная жизнь.

– Я уверена, что все будет в порядке, – обратилась к ней мисс Стивенс. – Просто не закрывайте на ночь входную дверь.

– Но я всегда ее закрываю после отбоя. Мне надо думать и обо всех остальных девочках тоже. Что же мне делать?

– Не беспокойтесь из-за двери, миссис Пенни. Я посижу здесь и дождусь возвращения Эбби, – сказала я, усаживаясь на диван в вестибюле.

– Ах, милая, – все причитала она. – На этих праздничных вечерах всегда все так замечательно проводили время.

– Если я тебе понадоблюсь, звони, – произнесла вполголоса мисс Стивенс. – И если Эбби вернется, тоже сообщи мне. Мне бы хотелось знать, что с ней все в порядке.

– Спасибо, мисс Стивенс, – поблагодарила я ее после того, как учительница дала мне свой номер телефона. Я проводила ее до дверей. Рейчел сжала мои ладони в своих.

– Все уладится, вот увидишь, – пообещала она, чтобы поддержать меня. Я постаралась выдавить из себя улыбку. Я смотрела, как молодая женщина накрывается с головой плащом, готовясь нырнуть в водопад, низвергающийся между общежитием и ее машиной. Дождь по-прежнему лил как из ведра. Я постояла у двери, пока джип не отъехал. Через несколько минут ко мне подошла миссис Пенни и заперла парадную дверь.

– Я должна позвонить миссис Айронвуд, – предупредила она. – Директриса очень рассердится. Сообщи мне, если Эбби скоро вернется, хорошо, дорогая?

Я кивнула, вернулась к дивану, села и уставилась на дверь, прислушиваясь к грохоту дождя. Его капли, казалось, так же тяжело ударялись о мое сердце, как о стены и крышу общежития. Я засыпала и просыпалась на несколько мгновений, когда мне чудилось, что за дверью кто-то стоит, но это был только ветер. Измученная тревогой и усталостью, я наконец встала и пошла в нашу комнату. Я даже не стала снимать одежду, рухнула на кровать, поплакала немного об Эбби и все-таки заснула глубоким сном. Проснулась я только тогда, когда услышала, как в соседних комнатах двигаются девочки, готовясь отправиться завтракать. Я быстро повернулась, чтобы взглянуть на кровать Эбби. При виде несмятой постели у меня защемило сердце.

Потирая кулаками глаза, чтобы прогнать остатки сна, я села на кровати и задумалась. Потом отправилась в ванную и ополоснула лицо ледяной водой. Услышав взрывы смеха Жизель, я распахнула дверь, чтобы встретиться с ней лицом к лицу. Ее подруги вкатили кресло.

– Доброе утро, дорогая сестра, – приветствовала она меня, глядя снизу вверх и улыбаясь. Жизель казалась свежей и счастливой, полной злорадного удовлетворения. – У тебя такой вид, словно ты легла слишком поздно. Твоя… подружка вернулась?

– Нет, Жизель. Она так и не вернулась.

– Ах, вот как! И что же нам делать с призом? – громко поинтересовалась она и оглянулась на Джеки, Кейт и Саманту. Те сначала сверкнули улыбками ей в ответ, но их веселье мгновенно улетучилось, стоило им взглянуть на меня. В конце концов, у них появились некоторые угрызения совести, Саманта выглядела печальнее других.

– Это уже не смешно, Жизель. Прошлой ночью с Эбби могло произойти нечто ужасное. Куда она пошла? Что Эбби будет делать?

– Может быть, она нашла пристанище в лачуге арендатора. Кто знает? – Моя сестра пожала плечами. – Вполне вероятно, что это кто-нибудь из ее давно забытых родственников. – Она истерически засмеялась. – Поехали, – скомандовала Жизель Саманте. – Я восхитительно голодна сегодня утром.

Смущенная и полная отвращения к моей сестре, я понурила голову и ушла в свою комнату. Есть мне не хотелось, а тем более сидеть за завтраком с девочками, только и ждущими того, что я скажу или сделаю. Но я все-таки переоделась. Я уже собиралась отправиться в столовую, когда пришла миссис Пенни. Мне хватило одного взгляда на ее лицо, чтобы понять: ей что-то известно об Эбби. Экономка переплела пальцы, словно она цеплялась за самое себя, чтобы спасти собственную жизнь.

– Доброе утро, дорогая, – поздоровалась она.

– Что случилось, миссис Пенни? Где Эбби?

– Миссис Айронвуд только что позвонила мне и сказала, что ее родители заедут попозже, чтобы забрать вещи дочери, – на одном дыхании произнесла экономка и вздохнула.

– Значит, с Эбби все в порядке? Где они нашли ее?

– Судя по всему, прошлой ночью она добралась до города и позвонила им. Теперь Эбби уходит из школы. Ее бы все равно исключили за то, что она сбежала ночью с территории школы, – добавила миссис Пенни.

– Да-а, ее бы исключили, только не за побег, – возразила я, качая головой и не сводя сердитого взгляда с нашей домоправительницы. – У миссис Айронвуд есть другие причины.

Та опустила глаза и печально покачала головой.

– У нас никогда не возникало подобных проблем, – пробормотала миссис Пенни. – Это так неприятно. – Она взглянула на меня, потом быстро обвела взглядом комнату. – Я знаю, что вы, девочки, вечно путаете ваши вещи. Я хочу, чтобы ты разобрала, что твое, а что Эбби, чтобы ее родители смогли все забрать как можно скорее. Это неприятно для всех, а для них особенно, – закончила она.

– А мне кажется, не для всех. Ладно. Я обо всем позабочусь, – пообещала я и начала разбирать вещи, упаковывая принадлежащее Эбби в ее чемоданы и коробки, чтобы облегчить задачу ее родителям. Пока я работала, слезы катились у меня по щекам.

К тому времени как девочки вернулись с завтрака, я уже практически все упаковала и сидела на краешке кровати, тупо уставившись в пол. Жизель остановилась на пороге, Саманта рядом с ней.

– Что происходит? – спросила Саманта, рассматривая уложенные чемоданы и коробки. – Миссис Пенни ничего не говорит.

Я подняла голову, мои глаза налились кровью.

– Родители Эбби хотят забрать ее вещи. Она покидает «Гринвуд». Теперь ты довольна? – резко спросила я. Саманта закусила губу и быстро отвела глаза в сторону.

– Так для всех лучше, – заметила Жизель. – Это бы все равно произошло, рано или поздно.

– Если Эбби должна была уйти, то ей следовало это сделать по собственной воле, а не потому, что ты с твоими приспешниками выставила ее на посмешище перед всеми ученицами и молодыми людьми, – заявила я.

– Так рискует любая, кто попытается стать одной из нас. – В голосе Жизель не было и тени раскаяния. Она была настолько довольна собой, так уверена в себе, что меня затошнило.

– Я не хочу больше об этом говорить, – сказала я и повернулась к ней спиной.

– Великолепно, – заявила сестра и заставила Саманту выкатить кресло из комнаты.

Но вскоре после полудня, почти перед самым приездом родителей Эбби, к моей двери подошла Саманта. Она была одна, оставив Жизель в вестибюле с другими девочками. Моя сестра за чем-то ее прислала.

– Что тебе нужно? – резко спросила я.

– Жизель хочет, чтобы я принесла пленку, убранную в один из ящиков, стоящих в шкафу Эбби, – кротко произнесла Саманта. – Она собирается одолжить ее одной из девочек из сектора В.

Я отвернулась от нее, пока она входила в комнату, опускалась на колени и начинала поиски среди коробок на дне шкафа. Саманта быстро обнаружила требуемое и собралась уже уходить. Но вдруг остановилась на пороге и снова повернулась ко мне.

– Мне жаль Эбби, – сказала девушка. – Я не ожидала ничего подобного.

– А что же тогда, по-твоему, должно было произойти, когда человека вот так унижают на глазах у всех? И за что? Что Эбби сделала тебе или другим девочкам, чтобы заслужить подобное?

Саманта опустила глаза.

– Как моя сестра узнала о ней? – спросила я через секунду. – Она подслушивала под дверью наши разговоры? – Саманта отрицательно покачала головой. – Тогда каким образом?

Саманта сначала оглянулась назад и лишь только потом ответила:

– Когда Жизель пришла в комнату, чтобы взять кое-что из своих вещей, хранившихся в шкафу у Эбби, она прочитала письма ее родителей, – объяснила Саманта. – Только, пожалуйста, не говори ей, что я тебе рассказала. Прошу тебя, – взмолилась она. У нее в глазах появился настоящий страх.

– А что Жизель сможет узнать о тебе? – резко поинтересовалась я. У Саманты от беспокойства расширились глаза, а всегда румяные щеки побелели. – Тебе не следовало говорить Жизель ничего такого о себе, что не следует знать остальным, – предупредила я.

Саманта кивнула, совет, однако, запоздал.

– И все-таки, – проговорила она, – мне жаль Эбби. У меня не было настроения прощать, но я видела ее искренность и поэтому кивнула. Девушка еще постояла несколько мгновений на пороге, потом заторопилась прочь.

Вскоре приехали родители Эбби.

– Миссис Тайлер, – воскликнула я, вскакивая, как только она и ее муж показались в дверях. – Как Эбби?

– Великолепно, – ответила женщина. Ее лицо оставалось суровым, губы плотно сжатыми. – У моей дочери больше выдержки, чем у любой девочки из этой драгоценной школы, – с горечью добавила она. Отец Эбби быстро отвел взгляд.

– Я должна поговорить с ней, миссис Тайлер. Она должна знать, что я не имею никакого отношения к этой ужасной истории.

Мать Эбби подняла брови.

– Насколько я понимаю, всю грязную работу сделала твоя сестра, – сказала она.

– Да, но, хотя мы и близнецы, мы два разных человека, миссис Тайлер. Эбби знает об этом.

По тому, как женщина посмотрела на своего мужа, я поняла, что моя подружка говорила то же самое.

– Где ее вещи? – требовательно спросила миссис Тайлер.

– Я все приготовила. Все ее вещи там. – Я указала на сложенные вещи. Отец Эбби выглядел благодарным. – Как я могу поговорить с ней? Где я могу ее увидеть?

– Она в машине на улице, – призналась миссис Тайлер.

– Эбби здесь?

– Она не захотела зайти сюда вместе с нами, – пояснила ее мать.

– Я ее не виню, – на ходу отозвалась я, торопливо проходя мимо них и через вестибюль. Сидящие там девочки воздерживались от комментариев, пока родители Эбби были в общежитии. Даже голос Жизель звучал приглушеннее. Я не остановилась, чтобы бросить на них взгляд. Вместо этого я вылетела за дверь и увидела Эбби, сидящую в родительской машине. Я бегом спустилась по ступенькам и бросилась к ней. При моем приближении Эбби опустила стекло.

– Привет, – поздоровалась я.

– Привет. Мне жаль, что я убежала от тебя вчера вечером, но я просто не могла остановиться. Я хотела лишь одного – убраться подальше отсюда.

– Знаю, но я о тебе беспокоилась. Мисс Стивенс ездила по всей округе, разыскивая тебя, потому что миссис Айронвуд не разрешила мне уйти с территории.

Эбби хмыкнула и пробормотала:

– Железная Леди.

– Где ты была?

– Я спряталась и переждала дождь, потом доехала до города и позвонила родителям.

– Ах, Эбби, мне так жаль. Это так нечестно. Моя сестра еще ужаснее, чем я себе представляла. Я выяснила, что она рылась в твоих вещах и прочитала письма от твоих родителей.

– Меня это не удивляет. Но, тем не менее, я уверена, что она сделала это не одна, – заметила Эбби. – Судя по всему, то, что сделала Жизель, доставило удовольствие ее приспешницам, так? – добавила она, улыбнулась мне и вышла из машины. – Давай немного погуляем, – предложила моя подруга.

– Что ты собираешься теперь делать? – спросила я.

– Поступить в государственную школу. В каком-то смысле, произошедшее принесло пользу. Мои родители решили прекратить попытки не обращать внимания на то, кто я и кто они сами. Никаких больше переездов по стране, никаких больше претензий быть тем, кем я не являюсь. – Эбби оглядела кампус. – И больше никаких модных школ.

– Я тоже по горло сыта модными школами.

– Ах, нет, Руби, тебе здесь хорошо. Все наши учителя любят тебя, ты дружишь с мисс Стивенс. Ты отлично работаешь как художник. Пользуйся предоставленными возможностями и не обращай внимания на остальное.

– Мне не нравится находиться там, где так много лицемерия. Бабушке Катрин не захотелось бы видеть меня здесь.

Эбби засмеялась.

– Судя по тому, как ты мне описывала ее, я думаю, что она посоветовала бы тебе прилепиться к этому месту, как моллюск, закрыться от посторонних шумов, как устрица, и вцепиться в то, чего тебе хочется, как аллигатор. Кроме того, – прошептала Эбби, – ты же знаешь, как отогнать злых духов. Моей ошибкой было не надеть прошлым вечером мою голубую рубашку с благословением добрых духов. – Она подмигнула мне, и мы расхохотались. Мне было хорошо, только я понимала, что больше не услышу ее смеха. Не будет больше и этих девичьих разговоров, мы не сможем больше делиться нашими мечтами и страхами. Жизель правильно делала, что ревновала. Эбби стала мне сестрой, которой у меня никогда не было и которой моя сестра Жизель, несмотря на наши одинаковые лица, никогда не будет.

– Мне бы хотелось сделать для тебя что-нибудь еще, – простонала я.

– Ты много сделала. Ты была хорошим другом, и мы можем остаться друзьями. Мы будем писать друг другу. Если только миссис Айронвуд не станет перехватывать твои послания, – добавила Эбби.

– Меня бы это не удивило.

– Я скажу тебе, что ты можешь для меня сделать, – неожиданно оживилась Эбби. – В следующий раз, когда тебя вызовут к миссис Айронвуд, посмотри, нет ли на полу или на столе ее волос. Положи их в конверт и пришли мне. Я их отдам мамушке, она сделает из них куколку, и я буду втыкать в нее иголки.

Мы рассмеялись, но это не была просто шутка. Позади нас ее родители заканчивали укладывать вещи в машину. Мы остановились и с минуту смотрели на них.

– Я лучше пойду, – сказала Эбби.

– Я рада, что мне удалось увидеться с тобой.

– Именно для этого я и приехала вместе с ними, – призналась Эбби. – До свидания, Руби.

– Ах, Эбби.

– Никаких слез, а то и я заплачу, и тогда Жизель с подружками получат то, чего добивались, – с вызовом проговорила она. – Вероятно, они прилипли носами к окнам, наблюдая за нами.

Я оглянулась на общежитие, быстро проглотила рыдания и кивнула:

– Может быть.

– Не слишком увлекайся Луи, – предупредила меня Эбби, задумчиво прищурив глаза. – Я знаю, что тебе жаль его, но чересчур много привидений бродят по семейной истории Клэрборнов.

– Я знаю. Не буду.

– Что ж…

Мы быстро обнялись, и Эбби двинулась к машине.

– Эй, – обернулась она, улыбаясь. – Не забудь попрощаться за меня с мистером Мадом.

Я засмеялась:

– Обязательно.

Мистер Тайлер захлопнул крышку багажника, его жена забралась в машину. Эбби последовала за ней, ее отец сел за руль, завел машину, и они тронулись. Когда они проезжали мимо меня, Эбби обернулась, чтобы помахать мне рукой. Я махала им вслед, пока машина не скрылась из виду. Потом я вернулась в общежитие в свою наполовину опустевшую комнату. Мне казалось, что в груди у меня цемент.

Остаток дня тянулся словно в трауре. Вчерашняя гроза прошла, но оставила после себя плотные, длинные облака, угрожающе нависшие над Батон-Ружем и его окрестностями и не разошедшиеся до вечера. Я отправилась на ужин в основном потому, что ничего не ела целый день. Девочки вели себя довольно шумно, громко разговаривали. Некоторые все еще обсуждали случившееся с Эбби, но большинство беседовали о другом, словно Эбби никогда не существовала. Но Жизель находилась здесь. Она все говорила и говорила о мальчиках, с которыми была знакома и которые были так красивы, что по сравнению с ними Джонатан Пек не более чем чудовище Франкенштейн. Если судить по тому, что она болтала, моя сестра встречалась практически со всеми сердцеедами Америки.

Полная отвращения и эмоционально вымотанная, я ушла с ужина как можно скорее и сидела в одиночестве в моей комнате. Я решила написать письмо Полю. Страница заполнялась за страницей, пока я описывала все, что произошло, и все, что сделала Жизель.

«Я не собиралась выплеснуть на тебя все мои несчастья, Поль, – писала я ближе к концу. – Но до сегодняшнего дня, когда я думаю о ком-то, кому Могу доверить свои сокровенные чувства, я думаю о тебе. Полагаю, мне следовало бы думать о Бо, но есть вещи, о которых девушка скорее скажет брату, чем приятелю. Я так думаю, но не знаю наверняка. Я так растеряна сейчас. Жизель все-таки добивается своего. Теперь я ненавижу здесь все и готова позвонить папе и попросить его сделать то, чего моя сестра добивалась с самого начала, – забрать нас из «Гринвуда». Я буду скучать только без мисс Стивенс.

С другой стороны, мне хочется остаться здесь и справиться со всем этим только затем, чтобы Жизель своего не добилась. Не знаю, что и делать. Кроме того, я не знаю, какое решение верно. Так часто добро проигрывает злу, что я начинаю задумываться – а вдруг в этом мире больше злых духов, чем добрых. Мне так не хватает бабушки Катрин, ее силы и мудрости. Мне хочется, чтобы ты все-таки приехал в Новый Орлеан во время рождественских каникул, как ты обещал. Я уже говорила об этом с папой, и ему тоже хочется увидеться с тобой. Я думаю, что кто-то или что-то, напоминающее ему о нашей маме, наполняет его глубокой радостью и покоем. И выдает он это только нам и только своей улыбкой.

Ответь поскорее.

С любовью,

Руби».

Только когда я начала складывать письмо, чтобы убрать в конверт, я заметила пятна от слез.

На следующее утро я встала, оделась, молча позавтракала, практически ни на кого не глядя и ни с кем не разговаривая, кроме Вики, спросившей меня, готова ли я к контрольной по социологии. Мы поговорили об этом по дороге в главное здание. Целый день я ничего не могла поделать с ощущением, что все смотрят на меня. Новости об Эбби распространились быстро, и совершенно естественно, что другим девочкам хотелось посмотреть, как я буду реагировать и как себя вести. Я решила не дать ни одной из них возможности насладиться моим несчастным видом, и это мне удалось значительно легче, когда я вошла в студию живописи к мисс Стивенс.

Она начала урок с теории, потом мы все приступили к работе. Только когда прозвенел звонок, возвещающий об окончании занятий, преподавательница подошла ко мне поговорить об Эбби. Я рассказала ей, что Эбби выглядела более счастливой и испытавшей облегчение, после того как все закончилось.

Рейчел кивнула.

– То, что не разрушает нас, делает нас крепче. Испытания могут закалить нас, если не убьют, – добавила она с улыбкой. – Посмотри на себя и те трудности, что выпали на твою долю.

– Я не сильная личность, мисс Стивенс.

– Ты сильнее, чем ты думаешь. Я посмотрела вниз, на стол.

– Я думала о том, чтобы попросить папу забрать нас с Жизель из «Гринвуда», – сказала я.

– Ах, нет. Для меня будет невыносимо потерять тебя. Ты самая талантливая из нынешних, да, вероятно, и из будущих моих учениц. У тебя все наладится. Обязательно, – пообещала мисс Стивенс. – Постарайся не думать о плохом. Отдай себя целиком своему искусству. Пусть оно станет главным, – посоветовала она.

Я кивнула:

– Попытаюсь.

– Хорошо. И не забудь, что я всегда здесь, чтобы помочь тебе.

– Спасибо, мисс Стивенс.

Наш разговор поднял мне настроение. Я перестала думать о темных и печальных событиях и стала мечтать о папином приезде в среду и о визите Бо в субботу. В конце концов, два человека, которых я люблю больше всего на свете, скоро будут со мной и вернут солнечный свет моему миру, ставшему серым и мрачным.

Когда я вернулась в общежитие, то обнаружила, что пришло письмо от Поля, прежде чем мое письмо к нему попало на почту. Его послание наполняли оптимизм и радостные новости: что он хорошо учится в школе, дела у его семьи пошли намного лучше, что его отец возлагает на него все большую и большую ответственность.

«Несмотря на это, у меня все еще есть время, чтобы взять пирогу, поплавать по протоке и половить рыбу в моих секретных местах. А вчера я просто лег в лодке и смотрел, как солнце становится красным и опускается вниз среди ветвей платанов. Брызги света превратили испанский мох в куски шелка. Потом нутрии начали смелее выскакивать из воды. Стрекозы пустились в свои ритуальные танцы над водой, лещи выскакивали из канала и ныряли снова, словно меня, моей лодки и всего, что в ней, просто не существует. Белая цапля спустилась так низко, что я подумал, она собирается сесть мне на плечо, но птица передумала и полетела дальше вниз по течению.

Я обернулся и увидел сквозь ветки деревьев на берегу рога белохвостой лани, смотревшей, как я проплываю мимо, а потом скрывшейся в ивах.

Все это заставило меня подумать о тебе и тех великолепных вечерах, что мы проводили вместе. И я задумался, каково тебе живется где-то в другом месте, вдали от протоки. Я загрустил, пока не вспомнил, как глубоко ты впитываешь все, а потом, благодаря твоему замечательному таланту, навечно переносишь увиденное на холст. Как счастливы те, кто покупает твои картины.

Надеюсь скоро увидеть тебя,

Поль».

Его письмо наполнило меня восхитительным ощущением счастья, некоей смесью грусти и радости, воспоминаний и надежд. Я почувствовала себя улетевшей далеко, поднявшейся над схваткой. Должно быть, за ужином на моем лице сияла улыбка глубокого удовлетворения. Я заметила, как Жизель с раздражением поглядывает на меня.

– Что это с тобой случилось? – не выдержала она. Остальные девочки, громко переговаривавшиеся вокруг, замолчали и уставились на нас.

– Ничего. А почему ты спрашиваешь?

– Ты выглядишь глупо, сидя здесь с этой ухмылкой на лице, словно знаешь что-то, неизвестное нам, – сказала Жизель.

– Это не так. – Я пожала плечами. Потом задумалась, опустила вилку, сложила руки перед собой и обвела взглядом их всех. – Если не считать того, что я знаю, многое из того, что вы полагаете важным – происхождение и богатство, – не гарантирует счастья.

– Ах, вот как? – проскулила Жизель. – А что же тогда?

– Надо любить себя, – сказала я, – такой, какая ты на самом деле, а не такой, какой тебя хотят видеть окружающие. – С этими словами я встала и вернулась к себе в комнату.

Я перечитала письмо Поля, составила список дел, которые мне хотелось выполнить до приезда папы и Бо, сделала домашнее задание и легла спать. Я лежала в постели с открытыми глазами, глядя в темный потолок и представляя себе, что плыву в пироге с Полем вниз по течению. Мне казалось, я даже могу увидеть первую звезду.

Утром я проснулась, полная замыслов картин, которые мне хотелось написать под руководством мисс Стивенс. Она, как и я, так же сильно любила природу, и я знала, что Рейчел оценит мое видение. Умывшись и торопливо одевшись, я пришла на завтрак одной из первых, что явно пришлось не по вкусу Жизель. Я заметила, что она становится все более нетерпимой и нетерпеливой и с Самантой тоже, выговаривая ей за то, что та не делает требуемое достаточно быстро.

Наш сектор занимался уборкой посуды. Жизель, естественно, освободили от этой повинности, но она создавала трудности мне и остальным, оставаясь сидеть за столом. Мы чуть было не опоздали на занятия, а мне предстояло писать контрольную по английскому.

Я подготовилась к контрольной, и мне хотелось поскорее разделаться с ней, но в середине урока пришла женщина-курьер. Она подошла прямо к мистеру Райзелу и прошептала что-то ему на ухо. Он кивнул, оглядел класс и сказал, что меня вызывает к себе миссис Айронвуд.

– Но моя контрольная… – пробормотала я.

– Отдай мне то, что ты уже сделала, – велел преподаватель.

– Но…

– Тебе лучше поторопиться, – добавил он, его глаза потемнели.

Что ей теперь от меня понадобилось? Я терялась в догадках. В чем директриса собирается меня обвинить на этот раз?

Кипя от гнева, я пронеслась по коридору и вошла в офис. Миссис Рэндл подняла на меня глаза, но на этот раз она не выглядела ни раздраженной, ни расстроенной. На ее лице читалось сочувствие.

– Иди в кабинет, – сказала мне секретарша. Мои пальцы чуть дрогнули, коснувшись ручки двери. Я повернула ее и вошла, с удивлением обнаружив в кабинете директрисы Жизель в ее кресле, с покрасневшими глазами, в руке зажат носовой платок.

– Что случилось? – воскликнула я, переводя взгляд с сестры на миссис Айронвуд, стоящую у окна.

– Ваш отец, – ответила она. – Ваша мачеха только что позвонила мне.

– Что?

– Папа умер! – прорыдала Жизель. – У него был сердечный приступ!

Где-то глубоко внутри меня стон превратился в рыдание, в плач, повисающий над водой, цепляющийся за деревья и кусты, превращающий день в ночь, солнечное небо в серые тучи, а дождь в слезы.

Мои веки закрылись, отделив меня от окружающих лиц, и в этот момент мне вспомнился ночной кошмар, часто преследовавший меня в детстве. В этом сне я бежала по заболоченной земле, пытаясь догнать пирогу, набирающую скорость и уходящую за поворот, в протоку, увозя с собой загадочного человека, которого мне хочется назвать папочкой.

Но слово застревает у меня в горле, и в следующее мгновение мужчина исчезает.

И я снова остаюсь совсем одна.