«Эта война должна сделать мир безопасным для демократии».

– Комитет по общественной информации президента Вильсона, 1918 год

 

Имперское перенапряжение

Накануне Первой мировой войны в 1914 году совершенно не было очевидно, по крайней мере, на поверхностный взгляд, что могущественный и колоссальный «Пакс Британика», «империя, над которой никогда не заходит солнце», прогнил до самого основания и находился в предельной точке спада экономической активности.

В 1899 году британцы провели войну с помощью Сесила Родса, очень эксцентричного британского магната горной промышленности, чтобы вырвать у буров контроль над обширными золотыми богатствами Трансвааля в Южной Африке. Южноафриканское золото придало лондонскому Сити новое дыхание. В 1897 королева Виктория праздновала своё шестидесятилетие как королева могущественнейшей империи в мире. Британская империя, казалось, была на пике своей мощи, власти и влияния.

Верховный комиссар Капской колонии в Южной Африке Альфред Милнер был близким партнёром лорда Ротшильда и Сесила Родса, причем оба принадлежали к секретной группе, называющей себя «Общество избранных».

Группа Милнера стремилась к экономической мощи, основывающейся на контроле золотых рудников в голландских бурских республиках Трансвааля и Оранжевой провинции. Они также хотели создать конфедерацию британских колоний от Мыса Доброй Надежды до Каира, чтобы властвовать над богатым минералами африканским континентом. Они рассматривали Африку как ключ к будущей британской глобальной гегемонии.

«Н. М. Ротшильд и К°» в Лондоне тайно финансировала Родса, Милнера и южноафриканские военные поводы. Сесил Родс планировал заручиться королевской поддержкой для Британской Южно-Африканской компании по образцу и подобию британской Ост-Индской компании. Родс был убеждён, что золота и полезных ископаемых Южной Африки хватит, чтобы обеспечить лондонскому Сити неоспоримое положение в качестве мирового финансового центра на многие последующие десятилетия.

Родс, Милнер и элитный круг стратегов империи основали в 1910 году тайное общество, цель которого состояла в том, чтобы оживить поникший британский имперский дух. Общество, многие из членов которого были дипломированными специалистами Колледжа Олл Соулз при Оксфордском университете, тайно управляло стратегической политикой Британской империи вплоть до конца Второй мировой войны. Они называли свою группу Круглым столом, а также издавали свой журнал с тем же самым названием.

Британцы выиграли англо-бурскую войну. Но в процессе потеряли свою Империю.

Война не стала быстрым и лёгким делом, как сначала ожидалось в Лондоне. Последняя война Англии с европейским противником была в 1853 году – Крымская война против России. С этого времени британская армия провела четыре десятилетия, воюя с плохо вооруженными и плохо обученными формированиями аборигенов во всем мире, весьма несерьёзный вызов. Как больше века спустя самодовольно рапортовали об успехах американские генералы после быстрого успеха «Операции "Шок и Трепет"» в Ираке, так и Лондон рассматривал англо-бурскую войну в 1899 году как ещё одну «маленькую победоносную войну», которая закончится через несколько недель.

В итоге англо-бурская война оказалась столь же разрушительной для Великобритании, как столетие спустя война в Ираке станет для Соединённых Штатов. Буры отчаянно сражались, используя тактику нерегулярной или асимметричной войны против намного лучше экипированного противника. Англия по традиции перебрасывала туда свои войска из других колоний. Буры были быстры и очень мобильны как партизанская сила, используя новые бездымные патроны в своих немецких винтовках «Маузер», которые позволяли стрелку оставаться незамеченным.

Буры использовали тактику нанесения коротких ударов, которая не только привела к потерям, которые британцы не могли себе позволить, а также полностью разбила взгляды Империи на «честное сражение», войну, в которой сражаются «джентльмены». Буры не были джентльменами; они сражались за свою землю и свои дома.

Война тянулась горьких три года, и номинальная победа Англии оказалась пирровой. Она продемонстрировала всему миру, что самая могущественная на земле Империя оказалась неспособна победить мелкие и хуже экипированные военные отряды, полные решимости защищать свою родину, урок, который американская элита горько выучит во Вьетнаме в 1970‑х годах.

По мере того как затраты и жертвы в бурской кампании нарастали, генералы Её Величества упрямо настаивали, что победа близка. Британское общественное мнение недовольно бурлило. Из‑за британской некомпетентности и пренебрежения, приблизительно 25 000 буров и 14 000 аборигенов (в основном, женщин и детей) скончались в «концентрационных лагерях», новый термин, который сначала появился в контексте гражданского интернирования во время этой войны. Англо-бурская война стала водоразделом, после которого началось долгое падение имперской идеи в Англии.

 

Два соперника Англии в борьбе за глобальное превосходство

В то время, когда Англия уже демонстрировала признаки окончательного разложения, возникли как претенденты, которые могли бы исполнять роль Британской империи, два её потенциальных соперника, сначала почти незначительные. Первым был немецкий Рейх. Хотя в 1900 году мало кто среди немецкой элиты думал об опережении Британии, индустриальный рост Германии, её образовательная система и её наука уже оставили Англию далеко позади. У Англии почти не оставалось влияния за исключением роли Лондона в качестве лидера в мировой торговле.

Вторым находящимся на стадии становления претендентом на роль доминирующей глобальной империи были Соединённые Штаты Америки. В 1898-99 годах Америка только что провела свою первую имперскую войну против Испании за Филиппины и Кубу. Необъявленное геополитическое соревнование Великобритании, Германии и Америки потребует тридцать лет и две мировых войны, прежде чем окончательно разрешиться. В Америке элита, которая управляла Денежным Трестом и крупными индустриальными трестами вокруг Моргана, Рокфеллера, Харримана, Шиффа и других, начинала рассматривать возможности, как достигнуть реальной и господствующей глобальной власти.

В 1902 году Брукс Адамc, внук президента Джона Куинси Адамса и один из самых горячих и влиятельных апологетов Американской империи, писал:

«В течение прошлого десятилетия мир пересек один из тех периодических кризисов, которые сопутствуют изменению в социальном равновесии. Место энергии мигрировало от Европы к Америке..., американское превосходство стало возможным только через прикладную науку... Ничто и никогда не сравнилось с экономикой и энергией администраций великих американских корпораций».

«Корпорациями» Адамc очевидно обозначал «ЮЭс Стил» Моргана, «Стандарт Ойл» Рокфеллера, железнодорожную и другую промышленность, которой они управляли. Далее Адамc продолжал:

«Союз [США – автор] формирует гигантскую и растущую империю, которая раскидывается на половину земного шара, империю, обладающую самой большой массой накопленных состояний, самыми совершенными средствами передвижения и тончайшей, но сильной индустриальной системой из всех, которые когда-либо развивались».

В своём географическом анализе, который предвещал знаменательную речь Халфорда Макиндера в 1904 году «Географическая ось истории», Адамc добавил и дарвинистский подход:

«Соединённые Штаты теперь занимают положение экстраординарной силы. Ввиду своих преимуществ, подобными географическому положению, месторождениям полезных ископаемых, климату и характеру её людей, стране нечего опасаться своих конкурентов ни в мирное, ни в военное время при условии, что сопротивление, создаваемое движением масс, с которыми она должна иметь дело, не нейтрализует её энергию. Массы принимают форму корпораций, а люди, которые возносятся к вершинам этих корпораций, являются наилучшими. Этот процесс – естественный отбор».

 

«Явное предначертание»

Адамc повторял идеи Фредерика Джексона Тернера, автора теории «явного предначертания» Америки. Тернер доказывал, что американская уникальность была продуктом её всё время расширяющихся границ. Он определял историческое существование Америки как бесконечную геополитическую экспансию к новым границам на Западе:

«Наличие области свободных земель, её непрерывное сужение и продвижение американских поселенцев на запад объясняет американское развитие... Универсальная предрасположенность американцев, расширяющегося народа, – наращивание своих территорий». Это утверждение стало предвестником появившейся позже немецкой концепции «жизненного пространства», но помимо этого было проникнуто религиозным мессианским духом «божественной» миссии Америки.

Тёрнер доказывал, что непрерывное геополитическое расширение – «актуальный результат экспансивной мощи, которая присуща им от рождения». Как он выразился, «американская энергия будет снова и снова требовать широкого поля для своей деятельности».

Работы Тёрнера и Адамса дали богатейшим семьям американской элиты идеологическое обоснование для глобальной программы экспансии, начиная с 1880 года и до наших дней. Американское «явное предначертание» (как оно виделось финансовым воротилам вокруг Моргана и Джона Д. Рокфеллера в начале Первой мировой войны) состояло в том, чтобы заполнить вакуум в международных отношениях, возникший в результате ослабления Британской империи. В своей книге «Новая империя», написанной на рубеже веков, Адамc представляет себе не больше, не меньше, как рождающуюся Американскую всемирную империю, включая завоевание всего евразийского геополитического пространства.

Адамc и Тёрнер были социал-дарвинистами, как и Рокфеллер, Карнеги, Морган и большинство американских плутократов. Они расширили концепцию «явного предначертания» с богоданной задачи расселения по всему континенту в XIX веке до американского мирового господства в XX веке, ибо над декадентской и умирающей Британской империей догорал закат.

В своём расширении идей Тёрнера на весь мир Брукс Адамc был откровенно антигерманским и пробританским. Он доказывал, что Немецкий Рейх был единственным конкурентом в процессе рождения Америки в качестве наследницы Британской империи. Он предлагал союз с более слабым соперником – Британией – против более сильного – Германии. Это станет стратегией возведения американской державы на пепле европейской войны. Однако это произошло не сразу.

 

Казус белли

Обреченный на неудачу расчёт британской военной и дипломатической верхушки, который вверг страну в войну 1914 года, подробно описан в моей более ранней книге «Столетие войны: англо-американская нефтяная политика и Новый мировой порядок». Первая мировая война отнюдь не была реакцией на нарушение официальных международных соглашений после убийства в Сараево эрцгерцога Франца Фердинанда. Она явилась результатом стратегического решения, принятого задолго до этого в Уайтхолле и на Даунинг-стрит, 10 сначала совместно с Францией в 1904 году, а затем по «сердечному согласию» с царской Россией в 1907 году. Целью этого зарождающегося Тройственного союза или Антанты было военное окружение и изоляция общего соперника трёх стран – Германии.

Ведущие британские политические круги в то время находились под влиянием двух основных фракций. Первая группировалась вокруг лорда Сесила Родса, который написал план послевоенной Лиги Наций. Вторая и даже боле влиятельная военная фракция собралась вокруг представителей Круглого стола Альфреда Милнера. Круглый стол пришёл к выводу, что динамичный рост германского Рейха и вообще само его существование представляет смертельную угрозу британскому доминированию на морях и океанах, а также имперскому контролю над мировой торговлей и финансами. Используя редакционный контроль над лондонской «Таймс», группа Круглого стола убеждала, что только превентивная война сможет остановить германский марш к мировому господству на осколках Британской империи.

Имелось два непосредственных повода к войне. Первый и, вероятно, решающий – решение немецких банков и политического руководства достроить железнодорожную линию Берлин-Багдад в Месопотамии, бывшей тогда частью Османской империи. Это представляло угрозу британским нефтяным поставкам из Персии, а также британским торговым путям к драгоценной колонии Британской короны – Индии. В глазах британских военных стратегов (включая молодого лорда Адмиралтейства Уинстона Черчилля) эта угроза была отягощена вторым поводом – решением германского Рейха построить глубоководный флот для защиты от всевластной на морях Британии немецких морских торговых путей.

Ядром британской имперской стратегии со времен Наполеоновских войн являлось господство и полный контроль на стратегических морских и торговых маршрутах в мировой торговле. Решение развязать войну против Германии, Австро-Венгрии и позже против Османской империи было принято не от понимания силы Британской империи, а в результате осознания её фундаментальной слабости. Оно базировалось на расчёте, что лучше спровоцировать войну как можно раньше, прежде чем Англии станет намного труднее бросить вызов нарастающему господству Германии. Это решение приведёт к падению господства Британии, хотя прежде чем британская элита неохотно смирится реальностью, понадобятся ещё десятки лет и Вторая мировая война.

 

«Он удержит нас от войны...»

На начало европейской войны более трети всех американцев являлись эмигрантами, выходцами, в основном, из Германии, Ирландии и Италии. В США проживали восемь миллионов американцев германского происхождения. За исключением небольшой банковской и корпоративной элиты, ведущей бизнес в Лондоне или во Франции, абсолютное большинство американцев не было заинтересовано в вовлечении в очевидно исключительно европейскую войну, которая к тому же ничем не угрожала самой Америке.

В 1916 году Вудро Вильсон, президент, который вступил в сговор с Денежным трестом, чтобы создать в 1913 году ФРС, с ничтожным перевесом был переизбран и вновь с помощью Денежного треста и Прогрессивной партии. На встрече в 1915 году в доме Элберта Гари из «ЮЭс Стил» сливки Денежного треста (Огаст Белмонт, Джейкоб Шифф, Джордж Ф. Бейкер, Корнелиус Вандербильдт) решили поддержать переизбрание Вильсона.

Также на этой секретной встрече присутствовал бывший президент, глава Прогрессивной партии Теодор Рузвельт и Джордж В. Перкинс, «человек-мешок», посредник между преступным миром и чиновниками, передающий взятки, бывший партнёр Дж. П. Моргана. (И) «ЮЭс Стил», чей бизнес расцвёл в годы войны, была компанией Моргана.

Вильсона осторожно поддержали с помощью не объявленной кампании финансирования из моргановских кругов. Тем не менее, он с трудом выиграл выборы и лишь с помощью подозрительной подтасовки голосов Прогрессивной партии в Калифорнии.

В январе 1916 года переизбранный президент Вильсон дал пресс-конференцию. Единственный лозунг его предвыборной кампании «Он удержит нас от войны» был рассчитан на пропаганду и был разработан его теневым советником полковником Эдвардом М. Хаусом. Вильсон твёрдо провозглашал:

«Насколько я помню, это народное правительство, а народ не собирается выбирать войну».

Через год с небольшим американский народ по-прежнему был против войны, но Вильсон, понуждаемый Денежным трестом, уже был «за».

 

Прибыльный бизнес Моргана

На начало войны в августе 1914 года финансы Великобритании лежали в руинах. Её экономика погрузилась в депрессию, а золотые резервы Банка Англии сократились до тревожно низкого уровня. Промышленность Англии была неспособна производить достаточное количество военного снаряжения и боеприпасов для полномасштабной войны.

В октябре 1914 года британское правительство отправило в Вашингтон делегацию своего военного департамента для военных закупок у частных американских компаний. Официально США держали нейтралитет. Британские закупщики быстро выбрали частный инвестиционный банк в Нью-Йорке, который станет единственным торговым посредником Англии – «Дж. П. Морган и К°». На первый взгляд этот шаг был экстраординарно рискованным – сделать частный банк в нейтральной стране своим официальным торговым посредником.

Однако по счастливому стечению обстоятельств вновь созданная Федеральная резервная система открыла свои двери в 1914 году, что сделало риски более управляемыми благодаря грядущему контролю над будущими долгами правительства США, равно как и над национальной денежной массой. Е. В. Кеммерер, известный принстонский экономист и советник Уолл-Стрит во время и после войны, заметил:

«После нашего вступления в войну федеральные резервные банки как финансовые агенты правительства оказывали услуги неоценимого значения. Они значительно поспособствовали сохранению нашего золотого запаса, регулированию нашего обменного курса и централизации нашей финансовой энергии. Страшно себе представить, что могло бы произойти, если бы война застала бы нас с нашей бывшей децентрализованной и устаревшей банковской системой».

Рис. 3. Джуниус Пирпойнт Морган, могущественнейший банкир в период перед Первой мировой войной. Именно он стоял за созданием в 1913 году частной Федеральной резервной системы, события, которое сделало возможным вступление США в европейскую войну, чтобы спасти деньги Моргана, выданные в качестве займов Франции и Великобритании.

Весьма удобной для Моргана, Рокфеллера, Карнеги и богатейших семей, которые ради обретения миллиардных прибылей настаивали на вступлении в европейскую войну, оказалась 16 поправка к Конституции США, принятая в 1913 году, в тот самый год, когда Вильсон подписал Закон о ФРС. Богатейшие семьи уходили от налогов, скрывая свои состояния в новых свободных от налогообложения «благотворительных» фондах, таких, как Фонд Рокфеллера, созданный в том же году, когда был введен подоходный налог. Принятие широкого налога на прибыль позже позволит Уолл-Стрит финансировать войну с помощью выпуска специальных облигаций Министерства финансов США, так называемых «Облигаций свободы», погашение которых будет обеспечиваться налогоплательщиками, рядовыми гражданами, которые в войну были призваны сражаться и умирать в окопах Франции, «чтобы сделать мир безопасным для демократии», или лучше сказать, безопасным для «Торгового дома Моргана».

Морган служил для правительства Его Величества в качестве посредника в организации закупок боеприпасов, оружия, обмундирования, химических веществ, словом, всего того, что было необходимо для ведения современной войны в 1914 году. В качестве финансового агента правительства Великобритании «Дж. П. Морган и К°» не только организовывала финансирование военных закупок и решала, какие компании будут поставщиками, но и устанавливала цены на эти поставки. Не удивительно, что корпорации, входящие непосредственно в группу компаний Моргана и Рокфеллера стали главными бенефициарами хитроумной закупочной деятельности Моргана.

Британское военное министерство спросило нового главу «Дж. П. Морган и К°» Дж. П. Моргана-младшего (который сменил на этом посту своего отца, умершего в 1013 году), как отреагирует президент Вильсон на такие, очевидно партизанские действия наиболее престижного американского банка – открытую помощь Британии в войне. Морган, по слухам, ответил, что это определённо не смутит исповедующую нейтралитет администрацию, поскольку бизнес Моргана с британским Военным министерством, а позже и французским правительством является коммерческим предприятием для расширения торговли, а не политическим или дипломатическим. В январе 1915 года Морган встретился с президентом Вильсоном в Белом доме, чтобы обсудить вопросы сотрудничества Моргана и Британии, и Вильсон подтвердил, что у него нет никаких возражений против каких-либо действий группы Моргана или других «в целях содействия торговле».

Торговле это посодействовало, как никогда ранее. В 1915 году, на начало Первой мировой войны в Европе, «Е. И. Дюпон де Немур и К°» в Делаваре получила от Британии 100 миллионов долларов через «Дж. П. Морган и К°», чтобы расширить своё подразделение, производящее взрывчатые вещества. За несколько месяцев «Дюпон» вырос из мелкой и никому неизвестной компании во флагман международной индустрии. «Эркюль Поудер» и «Монсанто Кемикал Компани» выросли соответственно. Металлургическая промышленность расцветала. За три года цены на чугун выросли на 300% с 13 долларов за тонну в 1914 году до 42‑х в 1917-м. «Бетлеем Стил», «ЮЭс Стил», «Вестингауз Электрик К°», «Ремингтон Армс», «Кольт Файрармс» имели огромные заказы. Прибыли только «ЮЭс Стил» подскочили с 23 миллионов долларов в 1914 году до 224 миллионов в 1917-м. Между 1914 годом и 1917‑м чистый доход «Анаконда Коппер К"» Уильяма Рокфеллера вырос с 9 миллионов долларов до 25 миллионов. Активы «Фелпс Додж и К°» (тот самый Додж, который привёл Вильсона в Белый дом) выросли на 400% с 59 миллионов долларов в 1914 году до 241 миллиона в 1918-м.

Только в 1916 году американская индустрия (несмотря на официальный государственный нейтралитет) экспортировала военного оборудования и боеприпасов в Англию и Францию на астрономическую сумму 1290 миллионов долларов. Накануне вступления США в Первую мировую войну «Дж. П. Морган и К°» организовала экспорт военной техники английскому, французскому, а позже итальянскому правительствам на 5 миллиардов долларов, которая вся была куплена на кредит, организованный самой «Дж. П. Морган и К°». Такая сумма, эквивалентная 90 миллиардам современных долларов, никогда ещё ранее не проходила через руки частной банковской группы.

Этого оказалось достаточно, чтобы вызвать крупный банковский кризис, чреватый невозвратом кредитов. В апреле 1915 года, за два года до вступления Америки в войну, партнёр Дж. П. Моргана Томас В. Ламонт произнёс знаковую, но оставшуюся малоизвестной речь перед Американской Академией социальных наук в Филадельфии. Ламонт рассказал академической аудитории о той огромной прибыли американской индустрии, которую она получает, финансируя и снабжая боеприпасами и военной техникой Британию и её союзников в Европе. Ламонт с удовлетворением отметил, что Дж. П. Морган и его дружки с Уолл-Стрит получат ещё большую прибыль, если война продолжится, как можно дольше. Он с энтузиазмом рассказывал о выгодах войны:

«...Из должников мы превращаемся в кредиторов... Мы накапливаем огромный экспортный торговый баланс... Многие наши фабрики и торговцы сделали удивительный бизнес на товарах, связанных с войной. Военные заказы, достигающие сотен миллионов долларов, были столь внушительны, что сейчас их эффект распространяется на весь бизнес в целом... Кульминационный момент всего этого развития в том, что Америка становится крупным фактором на международном рынке кредитов».

Международные кредиты правительствам – заветная область деятельности Моргана, именно они превратятся в послевоенный период в геополитическое оружие потрясающего размаха. Ламонт торжествует дальше:

«Что нас ждёт в будущем? Многие люди, кажется, верят, что Нью-Йорк должен заменить Лондон в качестве мирового валютного центр. Для того чтобы стать мировым валютным центром, мы должны, конечно, стать торговым центром мира. Это, безусловно, возможно...».

Разъясняя, как такое может произойти, и какие конкурирующие государства Морган со товарищи рассматривают как угрозу глобальному господству США, Ламонт прямо предупредил:

«Этот вопрос торгового и финансового превосходства должен определяться несколькими факторами, ключевым из которых является продолжительность войны. Если... эта война закончится в ближайшее время.., мы, вероятно, обнаружим, что Германия, чья экспортная торговля сейчас почти полностью заблокирована, вернется к жёсткой конкуренции очень быстро».

Затем Ламонт особо сосредоточился на финансовых последствиях войны:

«Третий фактор, и он тоже зависит от продолжительности войны, состоит в том, станем ли мы кредиторами иностранных государств в по-настоящему больших масштабах... Станем ли мы кредиторами этих иностранных государств в реально колоссальных масштабах? Если война продлится достаточно долго, чтобы стимулировать нас занять такую позицию, тогда мы неизбежно станем государством-кредитором вместо государства-должника, и такое развитие рано или поздно приведет к тому, что доллар заменит фунт стерлингов в качестве международной основы обмена».

В этой экстраординарной речи, послушно проигнорированной национальными средствами массовой информации, партнёр Моргана Ламонт обрисовал стратегию Моргана со товарищи не только для войны, но также на послевоенный период, вплоть до начала Второй мировой войны.

Война стала невероятным благом для бизнеса, особенно для «Дж. П. Морган и К°» и её приближенных военных промышленных компаний. Она была настолько хороша для них, что через двадцать лет в 1934 году сенатор Джеральд Най от Прогрессивной Республиканской партии, Северная Дакота, провёл слушания, чтобы расследовать роль военной и финансовой индустрии в вовлечении США в Первую мировую войну.

Най назвал военную индустрию «торговцами смертью». Особенно он критиковал «Дюпон» и прочих крупных химических и военных продавцов, обвиняя их в том, что они хотели отдать в жертву американских солдат, чтобы получать всё большие прибыли с продаж. Окончательный доклад сенатора Ная в 1936 году завершался следующим:

«Исследованные американские военные компании иногда прибегали к таким необычным подходам, сомнительным льготам и комиссиям, а также методам «делать всё необходимое», которые представляют собой, по сути, подкуп иностранных правительственных чиновников или их близких друзей, чтобы обезопасить свой бизнес».

 

Война «сделает мир безопасным» для Моргана

С точки зрения Ламонта и его друзей, «необычные подходы» во время войны прекрасно поработали на них. Затем в конце 1916 года и первые месяцы 1917 года их будущее внезапно обернулось катастрофой. В феврале 1917 года русский царь отрекся от престола, поскольку уставшая от войны армия взбунтовалась в Санкт-Петербурге (Петрограде). Командование российской армии не смогло подавить мятеж. Если бы Россия вышла из войны, Германия больше бы не вела разрушительные боевые действия на два фронта и получила бы возможность сосредоточить свои силы на Западном фронте.

Имея более 1 500 000 000 долларов прямых военных кредитов, выданных Британии, Франции, России и Италии, и договора на поставку военного оборудования в воюющие страны в Европе на 5 миллиардов долларов, Морган со товарищи забеспокоились о том, что может произойти немыслимое, и Германия выиграет войну.

Русский фронт против Германского Рейха развалился, а большевики под руководством В.И. Ленина были готовы захватить власть и вывести Россию из войны. В рискованной игре, финансируемой германским генералитетом, немцы решили переправить Ленина и большевистскую верхушку, на тот момент находившихся в эмиграции в Швейцарии, в специальном запечатанном вагоне по железной дороге в Россию, а вместе с ними и достаточное количество золотых слитков, чтобы подкрепить революцию против царя. Немцы надеялись таким образом получить враждебный англо-французскому союзу режим, который был бы готов подписать сепаратный мир с Германией. Так и произошло, но очень дорогой ценой.

Франция была уже ослаблена, но Британия, готовясь к мошенническому разделу ещё непочатых нефтяных сокровищ Месопотамии, отклоняла все её просьбы о военной поддержке даже несмотря на то, что британская армия держала миллион солдат под британским флагом на Ближнем Востоке, которых вполне можно было бы перебросить на помощь союзнице. После заключения перемирия на русском фронте Германия получила возможность перегруппировать свои силы для окончательного прорыва линии Мажино по всей Франции.

Послом Вильсона в Лондоне в тот момент был Уолтер Хайнс Пэйдж, который до того, как получить назначение к королевскому двору Великобритании, был попечителем Генерального образовательного совета Рокфеллера. 1 марта 1917 года посол Пэйдж послал президенту Вильсону конфиденциальную телеграмму, в которой он заявлял:

«Я думаю, что давление этого надвигающегося кризиса вышло за рамки способности Финансового агентства Моргана [удовлетворить] британское и французское правительства. Запрос становится слишком большим и срочным, чтобы с ним могло справиться частное агентство...».

Пэйдж добавил, что перспективы Европы «тревожны» для американских промышленных и финансовых интересов:

«Если мы должны вести войну с Германией, величайшей помощью, которую мы можем предоставить союзникам, мог бы стать такой кредит. В этом случае наше правительство может, если это произойдет, сделать крупную инвестицию во франко-британский заём или может гарантировать такой заём...».

Чтобы абсолютно увериться, что Вильсон правильно понял, куда клонит Пэйдж, он затем делает вывод:

«Если мы не вступаем в войну с Германией, конечно, мы не можем сделать такое прямое предоставление кредита...».

И добавляет, что альтернативой войне станет крах внутренней американской экономики и финансовой структуры.

Через 4 недели после тревожного письма Пэйджа Вудро Вильсон, который переизбирался в 1916 году под антивоенным лозунгом, в апреле 1917 года вверг Америку в Первую мировую войну. Он предстал перед Конгрессом с запросом о формальном объявлении войны Германии, приводя в качестве обоснования возобновившиеся атаки немецких подводных лодок на торговые суда США и других нейтральных стран, направляющихся в порты Англии и Франции. Конгресс подавляющим большинством голосов дал ему эти полномочия, за исключением нескольких голосов «против», принадлежащих принципиальным сторонникам нейтралитета, в том числе сенатору Роберту Лафоллету из штата Висконсин.

Министерство финансов США через недавно созданную ФРС, чей Нью-йоркский Федеральный резервный банк возглавлял ставленник Моргана Бенджамин Стронг, приступили к сбору беспрецедентных сумм от продажи населению так называемых «Облигаций свободы». С первых же шагов «Дж. П. Морган и К°» выручила 400 миллионов долларов, что покрывало долги Великобритании перед Морганом. Иными словами, Вильсон использовал американских налогоплательщиков, чтобы таскать для Моргана большие каштаны из огня.

С момента своего официального вступления в европейскую войну в апреле 1917 года и до подписания окончательного перемирия с Германией 11 ноября 1918 года правительство США ссудило европейским союзным державам 9 386 311 178 долларов, сумму, которую Ламонт назвал «реально колоссальной». Британия получила львиную долю – 4 136 000 000 долларов, Франция – 2 293 000 000.

Обеспечение облигаций всеми доходами и заимствованиями эмитента США, поддержанное новой ФРС, было мобилизовано, чтобы нанести поражение Германии. Эти 9 миллиардов долларов, однако, не попали ни в Лондон, ни в Париж. Вместо этого пошли непосредственно в американскую промышленность, преимущественно тем, кто был связан с группой Моргана, Куном и Лёбом или Рокфеллерами для уплаты по союзническим военным поставкам. Морган ничего не упускал из виду.

Чтобы продать скептичной американской общественности разворот своей политики на 180 градусов и мобилизовать широкую поддержку войны с Германией, Белый дом Вильсона создал самую впечатляющую пропагандистскую машину, которой мир ещё не видывал.

В апреле 1917 года Вудро Вильсон создал Комитет общественной информации, чтобы рекламировать гражданам войну и освещать американские военные цели за рубежом. Под руководством дружка Вильсона журналиста Джорджа Крила Комитет комбинировал рекламные техники с изощрённым знанием человеческой психологии. Впервые правительство распространяло пропаганду в таком большом объёме. Это стало в полном смысле предвестником мира, описанного Джорджем Оруэллом в его книге «1984».

Крила ввёл в Комитет общественной информации один из проницательнейших пропагандистов того времени, молодой натурализованный американец из Вены по имени Эдвард Бернейс. Бернейс привез с собой глубокие знания новой отрасли человеческой психологии, которая ещё не была переведена на английский язык. Он был племянником и литературным агентом австрийского психоаналитика Зигмунда Фрейда в Америке.

Сочетая въедливую и неприятную журналистскую манеру Крила и фрейдистский психологический подход Бернейса (с его анализом бессознательного), правительственный Комитет общественной информации вывалил на ничего не подозревающую американскую публику потоки расчётливой лжи и шовинистических эпитетов, которые демонизировали немцев, сопровождая этот процесс картинками, как немецкие солдаты накалывают на штыки бельгийских детей. И это был далеко не единственный образчик выдуманных на скорую руку злодеяний. Эти образы и символы постоянно вбрасывались средствами массовой информации, чтобы загнать американскую общественность в состояние военного угара против Кайзеровской Германии, которая на тот момент не представляла никакой угрозы для США.

Комитет стал, фактически, цензором военного времени. Ссылаясь на угрозу немецкой пропаганды, скрывающейся в антивоенных высказываниях, Комитет общественной информации применял «добровольные руководящие принципы» в новостных медиа и сыграл важную роль в проведении через Конгресс Закона и шпионаже в 1917 году и Закона о подстрекательстве в 1918-м. Радикальные газеты, например, социалистическая «Призыв к разуму», были закрыты по причине ограничений инакомыслия в военное время.

Крила и Бернейса подключил к работе в Комитете общественной информации журналист-англофил и близкий советник Вильсона Вальтер Липпманн. Молодой выпускник Гарварда Липпманн в своё время был принят на работку в качестве связного между группой Моргана на Уолл-Стрит и британским тайным обществом Круглого стола, которое со дня своего основания в 1909 году агитировало Англию готовиться к войне против Германии.

Выходящая два раза в неделю колонка Липпманна в нью-йоркской газете «Херальд Трибюн» перепечатывалась в сотнях местных газет по всей Америке, что сделало его влиятельнейшим пробританским рупором в стране. Его статьи оказали решающее влияние на образованный средний класс, сектор, который традиционно имел тенденцию к нейтральным или антивоенным настроениям.

Но именно уникальный извращенный гений Бернейса сплавил воедино психологию толпы и методы средств массовой информации, чтобы с размахом манипулировать определёнными человеческими эмоциями. Он изучил эти ключи к влиянию на человеческое поведение в работах своего дяди – Зигмунда Фрейда.

С размахом применяя эти озарения, Комитет общественной информации всего за несколько месяцев достиг экстраординарных результатов, умело направив американскую общественность в пучину массовой военной истерии. Благодаря развернувшемуся в полную силу гению Бернейса фрейдистское представление о человеческой природе было скомбинировано с тем, что позже назовут техникой лживой рекламы с Мэдисон-Авеню. Результаты были поставлены Комитетом на службу разжиганию военных настроений. Изучив варианты путей, которыми информация достигает населения, Комитет общественной информации заполонил эти каналы психологически «нагруженной» военной пропагандой.

Внутренний отдел Комитета общественной информации состоял из 19 подразделений, каждое из которых фокусировалось на определённом типе пропаганды. Отдел новостей как первичный проводник связанной с войной информации рассылал тысячи пресс-релизов, чтобы обеспечить местные выпуски новостей. Комитет позже подтвердил, что свыше 20 тысяч газетных статей еженедельно были заполнены материалами из подобных релизов. Комитет общественной информации также создал Отдел синдицированных статей, чтобы нанимать ведущих писателей (романы, рассказы, эссе). Их работа состояла в том, чтобы представлять обычным американцам войну в легкодоступном виде. Каждый месяц их опусы достигали приблизительно двенадцати миллионов человек.

Отдел гражданской и образовательной кооперации Комитета включал филологов-англофилов, которые штамповали памфлеты с заголовками «Немецкие шепотки», «Немецкие военные обычаи» и «Завоевание и культура». Это была неприкрытая пропаганда. Более респектабельные философы, такие как, Джон Деви и Липпманн, были нацелены более искушенную публику. Каждый срез населения насыщался точно настроенной пропагандой.

Отдел изобразительной рекламы Комитета состоял из наиболее талантливых иллюстраторов и карикатуристов. Газеты и журналы щедро предоставляли рекламные места, и уже было невозможно встретить периодическое издание без продукции Комитета общественной информации. Внушительные плакаты в патриотических цветах были расклеены на придорожных щитах по всей стране. Яркие комиксы рекламировали продажу американцам «Облигаций свободы». Изображения звезднополосатого доброго Дяди Сэма обрушивались на молодежь с лозунгом «Дядя Сэм нуждается в тебе!». Образ оказался настолько удачен, что получил вторую жизнь не только как пример военной пропаганды, но и как символ американской поп-культуры.

Отдел фильмов обеспечивал военную пропаганду в кино. Комитет общественной информации создал национальный корпус добровольцев под названием «Люди четырёх минут», численность которого насчитывала до 75 тысяч энергичных волонтёров, чья работа состояла в появлении в качестве уполномоченных представителей правительственного Комитета общественной информации в начале каждого фильма и произнесении четырёхминутной зажигательной речи в поддержку войны, «Облигаций свободы» и тому подобного. Это было невероятно эффективно.

В 1917 году редакционная статья «Моушен Пикчер Ньюс» провозгласила, что «каждый работающий в этой индустрии желает сделать свой вклад», и пообещала, что «через слайды, раккорды и анонсы фильмов, плакаты и публикации в газетах они будут распространять пропаганду столько, сколько будет необходимо для немедленной мобилизации огромных ресурсов страны». Американские кинотеатры наполнили фильмы с названиями, типа, «Кайзер: чудовище Берлина», «Хищники культуры» и «Крестоносцы Першинга». Один из них, «В ад с кайзером», был настолько популярен, что массачусетской полиции по охране общественного порядка пришлось вмешаться, чтобы рассеять озлобленную толпу, которой не удалось попасть на просмотр.

Поскольку пропагандисты пытались подменить процесс мышления другого человека своим собственным продуктом, искренним логическим аргументам они предпочитали косвенные сообщения. Во время войны Комитет общественной информации делал это, выдавая расчётливые эмоциональные обращения, демонизируя Германию, связывая войну с идеалами различных социальных групп и не брезгуя при необходимости прямой ложью.

 

Обращение к базовым эмоциям

Пропаганда Комитета последовательно обращалась к эмоциям, не к разуму, что являлось в огромной степени следствием влияния бернейсовской адаптации идей Фрейда. Эмоциональная агитация стала любимой техникой стратегов Комитета общественной информации, которые поняли, что при помощи квалифицированной манипуляции любая эмоция может быть «выпущена» и перенаправлена на любую другую деятельность. Статья, опубликованная в «Сайнтифик Монзли» сразу после войны, доказывала, что

«подробное описание страданий маленькой девочки и её котенка может стимулировать нашу ненависть к немцам, пробудить наше сочувствие к армянам, сделать нас энтузиастами Красного Креста или вынудить нас жертвовать деньги на дома для кошек».

Комитет общественной информации изобрел лозунги военного времени, вроде: «Истекающая кровью Бельгия», «Преступный Кайзер», «Сделаем мир безопасным для демократии». Типичный пропагандистский плакат рисовал агрессивного немецкого солдата со штыком и надписью сверху «Отобьемся от этого гунна с Облигациями свободы». То есть возбуждённые эмоции ненависти и страха преобразовывались в жертвенный порыв внести свои деньги на военные нужды.

После войны в одном социопсихологическом анализе значения пропаганды в течение войны, Харольд Лассвел из Чикагского Университета заметил, что причиной проигрыша немецкой пропаганды в Америке стал именно упор на логику, а не на эмоции. Немецкий дипломат граф фон Бернсторф сделал такое же наблюдение с другой точки зрения:

«Выдающаяся особенность среднего американца – довольно большая, хотя и поверхностная сентиментальность».

Германские заявления для прессы полностью упустили этот факт. Бернейс и Комитет общественной информации использовали его на полную катушку.

Ещё одна пропагандистская техника, используемая Комитетом, заключалась в абсолютной демонизации врага. Как подчеркивал Лассвел:

«Психологическое сопротивление войне в современных государствах настолько велико, что каждая война должна казаться оборонительной против грозного, смертельно опасного агрессора. Нельзя допускать никакой двусмысленности в том, кого должна ненавидеть общественность».

Памфлеты Комитета общественной информации рисовали немцев как развращенных жестоких агрессоров. В одной из публикаций Комитета профессор Верной Келлог вопрошал:

«Будет ли удивительно, если после войны люди мира, когда признают в каком-либо человеке немца, будут прижиматься к стене, чтобы только не коснуться его, пока он проходит мимо, или нагнутся за камнями, чтобы заставить его уйти с их дороги?»

Чрезвычайно эффективной стратегией демонизации немцев являлось использование кровавых историй. Лассвел пишет:

«Удобным правилом для разжигания ненависти, если сначала они не приводят в ярость, является использование [образов] злодеяний. Этот [приём] пользовался непременным успехом в каждом из конфликтов, известных человечеству».

Невероятные истории о немецком варварстве в Бельгии и Франции питали миф об уникальной германской дикости. Немецкие солдаты, как рассказывала миру пропагандистская машина Комитета общественной информации, развлекали себя, отрезая руки бельгийским младенцам. Ещё одна часто повторяемая история рассказывала, как немецкие солдаты ампутировали у бельгиек груди просто от злобы.

В 1927 году Лассвел написал обширное исследование, книгу «Пропагандистские техники в Мировой войне», детально анализируя работу Крила, Липпманна и Бернейса. Он разделял их убеждение, что при демократии не стоит верить в то, что население будет действовать так, как желала бы элита. Его эмоциями нужно манипулировать, чтобы оно действовало, как нужно.

После войны Эдвард Бернейс подтвердил, что его коллеги придумывали предполагаемые зверства, чтобы спровоцировать общественное возмущение против немцев. Некоторые из жестоких историй, которые циркулировали в течение войны, например, история о ведре, наполненном глазными яблоками, или о семилетнем мальчике, который сопротивлялся немецким солдатам с деревянным пистолетом, были на самом деле адаптированы из описаний вымышленных злодеяний, использованных в прошлых конфликтах.

В своей работе о пропаганде военного времени Лассвел заявил, что истории о зверствах будут всегда популярны не только потому, что аудитория может выразить праведное негодование по отношению к врагу, но также и потому, что она в определённой степени себя отождествляет и с теми, кто совершает преступления. Он пишет:

«Молодая женщина, изнасилованная врагом, доставляет тайное удовлетворение армии неявных насильников по ту сторону барьера».

Таков был развращённый взгляд на человеческую природу, разделяемый и пропагандируемый Фрейдом, Бернейсом, всей Мэдисон-Авеню, военными спекулянтами, вашингтонским Комитетом общественной информации и кругом Моргана на Уолл-Стрит.

Чтобы сделать пропагандистский эффект полным, правительственный Комитет общественной информации ввёл массовую замену таких вошедших в обиход немецких слов, например словосочетание «либерти стейк» заменило «гамбургер», что напоминает известное переименование времен бушевской администрации картофеля «френч фри» во «фридом фри» из‑за яростной оппозиции Франции началу боевых действий в Ираке. Квашеная капуста «зауэркраут» стала подобно гамбургеру «свободной капустой», а широко известный «немецкий молочно-шоколадный напиток» стал «голландским». Мирные и патриотичные американские немцы в разных уголках страны жили в страхе перед нападением на них толпы или организованных банд только за то, что они этнические немцы.

Экстраординарные техники массовой манипуляции сознанием в течение Первой мировой войны сильно поспособствовали трансформации Америки в демократию «только для вида», управляемую плутократической элитой в своих собственных интересах.

В 1928 году Бернейс опубликовал удивительно откровенную статью, озаглавленную без затей «Пропаганда». В ней он провозгласил:

«Конечно, именно поразительный успех пропаганды в течение войны открыл глаза некоторым образованным людям... на возможности управлять общественным сознанием... Американское правительство разрабатывало новые техники... Манипуляторы патриотического настроя используют ментальные клише и эмоциональные особенности публики, чтобы вызывать массовые реакции против предполагаемых злодеяний, террора и тирании врага. Вполне естественно, что после окончания войны эти образованные люди зададутся вопросом, возможно ли применять сходные техники, чтобы решать проблемы мирного времени».

Это всё оказалось тоже возможно.

Бернейс приступил к созданию новой профессии, которую назвал «отношения с общественностью». В книге, которую он редактировал после Второй мировой войны, Бернейс упоминает свою работу как «рукотворное конструирование согласия». Творением рук Бернейса стали рекламное дело Мэдисон-Авеню и её изощрённые техники создания неосознанного и навязчивого желания купить конкретный продукт, включая сигареты, дорогую женскую обувь, косметику, автомобили и вообще всё, что клиент пожелает продать, даже политических деятелей. Он удостоился титула «отец интерпретаций», техники манипуляций реальностью с определённой целью продать неважно что: политические решения или слоновую кость.

Со свой исключительной пропагандистской машиной Комитета общественной информации администрации Вильсона, разжигающей военную истерию среди американцев Дж. П. Морган и его друзья из финансовых кругов Уолл-Стрит резко расширили объёмы своего прибыльного бизнеса. Уолл-Стрит и связанная с Морганом промышленность поставляла частное финансирование, военную технику и боеприпасы Британии, Франции и Италии. Их операции теперь были гарантированы правительством США и практически безграничными возможностями вновь созданной Федеральной резервной системой банков, чтобы застраховать те непомерные риски, на которые шли Морган и частные банкиры Денежного треста.

 

Невероятная стоимость войны

После пяти мрачных лет войны человеческие потери и разрушения были неизмеримы. Официальные статистические данные правительства показали, что число смертей в «войне, которая положит конец всем войнам» (прямых или косвенных безвозвратных потерь) составило в целом от 16 до 20 миллионов, из которых свыше 7 миллионов военнослужащих и более 10 миллионов погибших среди гражданского населения.

Главнокомандующего американских экспедиционных сил в Европе, генерала Джона Першинга с восторгом встречали в Нью-Йорке торжественным конфетти-парадом, подобно тому, как встречали когда‑то Императора Цезаря, возвращавшегося из победоносного похода с богатой добычей из завоеванных государств. Но в данном случае добро павших стран Европы досталась не генералам, а «Дому Моргана» и инвестиционным банкирам Уолл-Стрит. Морган и Уолл-Стрит держали под жёстким контролем покупку и продажу «Облигаций свободы» и других долговых обязательств, выпущенных новой ФРС, весь механизм, с помощью которого правительство финансировало своё участие в Первой мировой войне.

Стоимость войны в денежном выражении для всех сторон, вовлеченных в конфликт, достигла ошеломляющих 186 миллиардов долларов США. Из них Германия вложила около 39 миллиардов против 123 миллиардов, вложенных США и союзными державами. Одним только США война стоила колоссальную сумму в 22 миллиарда за два года активных военных действий.

На момент подписания Версальского договора 28 июня 1919 года Британская империя (включая Индию, Канаду и Содружество наций) вложила в ведение войны против Германии и её союзников из центрально-европейских государств 11 миллиардов фунтов стерлингов или 54 миллиарда долларов США. Если равномерно распределить эту сумму на 6 финансовых лет с 31 марта 1914 до 31 марта 1920 год, то фактические расходы британского правительства превысили совокупные расходы за предыдущие 225 лет или два с четвертью века до 1914 года.

Британское население оплатило 36% военных расходов в форме налогов, оставшиеся 64% пришлись на займы, в основном, у правительства США через посредничество ФРС. Накануне Первой мировой войны в 1914 году национальный долг Британии составлял всего лишь 711 миллионов фунтов стерлингов, только 5% от общего национального состояния страны. В конце войны национальны долг взлетел до 8,2 миллиардов фунтов, всего за 6 лет взвинтив национальный долг в 1159 раз.

Это был конец Британской империи как банковской метрополии мира. Точно как предсказывал в 1915 году Томас Ламонт, Англия захлебнулась своими военными долгами. Государственный долг США возрос на 2500% в течение войны: с 1 миллиарда долларов в 1913 году до более чем 25 миллиардов в конце 1919-го. Долг финансировался продажей через ФРС государственных облигаций частным посредническим банкам во главе с Дж. П. Морганом, Куном, Лёбом и Уолл-Стрит, и к немалому профиту последних.

Проблемой для Моргана, Рокфеллера и Уолл-Стрит оставалась неготовность остальной Америки подхватить имперские одеяния Великобритании. Это потребует немного больше работы, много изобретательности янки, а также второй мировой войны и значительного разрастания пропагандистской машины.

Важнейшим для финансовых кругов было то, что Первая мировая война изменила статус США. Как и предсказывал Ламонт, страна превратилась из государства-должника в крупнейшее в мире государство-кредитор, роль, которую раньше играла Англия.

В течение войны мировой рынок банкирских акцептованных векселей (форма краткосрочного банковского кредитования, существенная для международной торговли) переместился из Лондона в Нью-Йорк. Бывший вице-председатель и, собственно, архитектор ФРС банкир Пол Варбург вернулся в «Кун, Лёб и К°» и стал влиятельнейшим оператором акцептованных векселей в мире. Одна из основных целей тех, кто стоял за созданием ФРС, – замещёние Лондона в качестве мирового валютного рынка – была достигнута.

Золотой стандарт всё ещё оставался базисом международного валютного обмена. Теперь возглавляемая нью-йоркскими банками небольшая группа международных банкиров, владеющая золотом, контролировала валютную систему западных государств.

В декабре 1919 года банкиры Нью-Йорка провели через Конгресс поправку к Закону 1913 года о Федеральной резервной системе, так называемую Поправку Эджа. Эта небольшая поправка позволяла создавать специальные явные финансовые институты для того, чтобы

«участвовать в международном или иностранном банковском деле или других международных или иностранных финансовых операциях, включая сделки в золоте или золотых слитках, и владеть акциями в иностранных корпорациях».

Комментируя поправку, экономист Принстонского Университета профессор Э.В. Кеммерер заметил:

«Федеральная резервная система оказывает большое влияние в интернационализации американской торговли и американских финансов».

Кеммерер, который сыграл ключевую роль в интернационализации нью-йоркских банков в 1920‑х годах, знал, о чем говорит. Именно точно поэтому Дж. П. Морган, Варбург, Рокфеллер и прочие из Денежного треста на Уолл-Стрит прошли столь долгий путь, чтобы создать частную Федеральную резервную систему. Отныне ФРС будет определять мировую политику в течение многих лет после окончания Первой мировой войны в 1919 году, и это влияние будет значительным.