Президент «перемен»

Уже в первый год президентства Барака Обамы стало понятно, что именно кандидат подразумевал своим единственным предвыборным слоганом «Перемен!». Эти перемены не касались ни экономической, ни финансовой, ни военной, ни внешней политики США в целом.

Внимательное изучение подбора Обамой консультантов и кандидатур в члены правительства ясно давало понять, что услышанная многими мантра о переменах отнюдь не относилась к тем вещам, на которые наивно надеялось большинство его сторонников. Скорее, это были перемены в интенсивности.

Выбирая членов своего кабинета, президент Обама сделал этот факт очевидным. Его команда советников по национальной безопасности стала первым предупреждением. Роберт Гейтс, человек, который был близким соратником семьи Буш с момента своего назначения в ЦРУ в 1966 году, по просьбе вновь избранного президента Обамы остался на посту министра обороны. По словам инсайдеров, в 1991 году президент Джордж Буш – старший назначил Гейтса директором ЦРУ, чтобы помочь скрыть свое участие в незаконной торговле оружием и наркотиками, так называемый скандал «Иран-контрас». Гейтс стал министром обороны Джорджа Буша – младшего в 2006 году, когда Дон Рамсфелд со скандалом ушел в отставку. Было ясно, что в политике Пентагона президент Обама твердо намерен проводить курс Буша-младшего.

Члены Кабинета Б. Обамы, 2009 г.

Советник по вопросам национальной безопасности Обамы генерал Джеймс Джонс был командующим НАТО в Европе при Буше, во время расширения альянса к границам России. Президентский директор Национальной разведки адмирал Деннис К. Блэр, профессиональный флотский офицер, командовал американскими вооруженными силами в Тихом океане при Буше. Эта команда национальной безопасности вряд ли выглядела способной изменить направление политики США в качестве единственной супердержавы или сосредоточенность на вооруженных силах даже при том, что никакая мыслимая держава-конкурент не угрожала безопасности Америки. Менее чем через год после своего избрания президент Обама предпринял шаги, чтобы увеличить численность войск в Афганистане на 30 тысяч – как раз в тот момент, когда он принимал Нобелевскую премию мира.

 

Величайшее ограбление руками банков Уолл-Стрит

Отсутствие реальных перемен при Обаме стало еще очевиднее в выборе глав его финансовой и экономической команды. Сюда он назначил тех же самых лис, которые в свое время открыли банкам Уолл-Стрит широкую дорогу в финансовые курятники.

Через несколько дней после приведения к присяге в качестве президента Барак Обама сделал драматический разворот на 180 градусов от своих экономических предвыборных обещаний и приступил к назначению на каждый ключевой финансовый и экономический пост либо личных протеже, либо протеже вице-председателя «CitiGroup» Роберта Рубина, либо протеже «Goldman Saches», чтобы проводить свою экономическую политику. Несмотря на явную победу с мандатом на проведение радикального реформирования обанкротившегося дерегулированнного финансового здания, Обама начал с самого вызывающего в американской истории чрезвычайного спасения Уолл-Стрит.

Избранный президент 5 ноября 2008 года назвал своего близкого друга и сокурсника по юридическому факультету Гарвардского университета Майкла Фромана, на тот момент высокопоставленного топ-менеджера «CitiGroup», в качестве главы переходной экономической группы, которая будет выбирать кандидатуры на все ключевые посты кабинета, имеющие отношение к банковскому делу и экономике.

Фроман познакомил кандидата Обаму с заместителем председателя «CitiGroup» Рубином, в свое время бывшим министром финансов в администрации Клинтона и возглавлявшим «Goldman Saches». Рубин же выступал наставником Фромана каждый раз, когда тот делал ключевой выбор для администрации Обамы. Назначение Тима Гайтнера в качестве министра финансов и Ларри Саммерса в качестве директора Национального экономического совета Белого дома, своего рода экономического «царя», говорило о том, под чью дудку будет плясать президент Обама, и кто будет заказывать музыку. Уолл-Стрит уверенно вошла в президентскую команду, как это было на протяжении прошлого века, да и в позапрошлом тоже.

В 1999 и 2000 годах Саммерс, который сменил своего бывшего босса Роберта Рубина на посту министра финансов президента Клинтона, и Тим Гайтнер как его заместитель подготовили и протолкнули через Конгресс два роковых законопроекта, которые развязали спекулятивную лихорадку финансовых титанов с Уолл-Стрит. Это были отмена Закона Гласса – Стигала от 1933 года и Закон о модернизации товарных фьючерсов 2000 года, что позволило абсолютно без надзора правительственных регуляторов торговать финансовыми производными, такими как кредитные дефолтные свопы, в частном порядке, или, как это обозначали, на внебиржевом рынке ценных бумаг.

Гайтнер перешел в Белый дом, оставив свой пост президента могущественного Федерального резервного банка Нью-Йорка, пребывая на котором он, в компании с Бернанке и министром финансов Генри Полсоном, сыграл решающую роль в чрезвычайном спасении «AIG» и банкротстве «Lehman Brothers». Гайтнер был человеком Уолл-Стрит с головы до ног.

Как в общих чертах обрисовано в этой книге, причины американской финансовой катастрофы, которая началась летом 2007 года, имели много очень глубоко встроенных компонентов. Непосредственный толчок был дан смертельной комбинацией дерегулированных финансовых структур, сговором основных агентств кредитных рейтингов по поводу использования некорректных моделей риска и слабого надзора над банками, кредитовавшими ипотеку.

Присматривали за этой политикой последовательно четыре американских президента: Рональд Рейган, Джордж Буш старший, Билл Клинтон и Джордж Буш младший.

Все они намеренно позволяли разгул спекулятивного разрушения американской экономики, поощряя отмену финансового регулирования. Результатом стало резкое перераспределение благосостояния и власти в США, усугубленное выборочным снижением налогов для самых богатых и ростом налогов (и прямых, и косвенных) для безнадежно погрязшего в долгах американского потребителя, что фактически только глубже топило американское население.

Инвестиционные банки Уолл-Стрит, такие как Morgan Stanley, Goldman Saches, Merrill Lynch и «Lehman Brothers», вводили секьюритизацию, процесс, поддерживаемый той, кто должна была его ограничивать, – Федеральной резервной системой. Этот процесс привел к созданию новых инструментов для мошенничества и обмана – ценных бумаг, обеспеченных активами. Банки выдавали «кредиты лжеца» и другие легкие кредиты своим клиентам, часто вводя их в заблуждение относительно окончательного риска. Банки вели себя, словно были убеждены, что существует новая система, которая больше не считает исключительно важным консервативный контроль за рисками.

В офисе Merrill Lynch, конец 90-х

После Азиатского кризиса 1997–1998 годов (который и тайно, и открыто разжигался теми же самыми банками Уолл-Стрит, чтобы привлечь азиатские капиталы в Соединенные Штаты), поток денег из Азии и, прежде всего, из Китая в американские полугосударственные гиганты недвижимости «Fannie Mae» и «Freddie Mac», придал секьюритизации реактивное ускорение. Секьюритизация обычной и даже высокорискованной американской ипотеки в новые ценные бумаги или обеспеченные недвижимостью ценные бумаги, которым тогда главные рейтинговые агентства обманчиво присваивали рейтинги высшего качества AAA, настолько соблазнила инвесторов из Европы и Азии, что они ринулись в новые американские ценные бумаги без какой-либо перепроверки реальности этого кредитного рейтинга.

Структура секьюритизации была создана и разработана, чтобы сделать только то, что она и сделала, с азиатской ликвидностью или без нее. Она разрабатывалась, чтобы мошеннически обогатить те финансовые учреждения, которые стояли в основе американского колосса: Уолл-Стрит и ее ближайших союзников.

Начиная с первого «спасения» финансовых рынков еще Аланом Гринспеном в октябре 1987 года основные участники рынка были уверены, что, какой бы кризис ни разразился в результате их рискованного кредитования или финансовых деловых отношений, власти в тот же день придут им на помощь. Эта идея нашла свое выражение в доктрине «Слишком большой, чтобы упасть».

 

Слишком большой, чтобы спасти?

Маленькая горстка очень крупных банков стала настолько огромной, что их считали «слишком большими, чтобы упасть», благодаря, главным образом, преднамеренной правительственной политике финансового дерегулирования, особенно благодаря отмене в 1999 году Закона Гласса – Стигала, спроектированной Саммерсом и Гайтнером при Клинтоне. Этот закон 1933 года, как писалось выше, ограничивал слияния среди инвестиционных фирм Уолл-Стрит (коммерческих банков, например «CitiBank» или «Bank of America») и страховых компаний. Действительно, к декабрю 2008 года, несмотря на свои потери к тому моменту в финансовом кризисе, активы четырех крупнейших американских банков превысили ВВП большинства стран в мире. Они стали столь крупными и столь могущественными, что целые правительства уступали их требованиям, склоняясь перед высшей силой Уолл-Стрит.

Bank of America, крупнейший среди них, держал в активах шокирующую сумму в 2,5 триллиона долларов. Следом шли JP Morgan Chase с 2,2 триллиона, CityGroup с 1,9 триллиона и «Wells Fargo» с 1,3 триллиона. Эта четверка крупнейших американских банков держала активы номинальной стоимостью почти 8 триллионов долларов. Эти четыре банка и, возможно, еще три (четыре крупных инвестиционных банка Уолл-Стрит, а также, вращающая рулетку, гигантская страховая компания «AIG») стояли в безветренном центре шторма глобального финансового цунами, разразившегося в начале лета 2007 года.

Власть денег сконцентрировалась в руках очень немногих людей. И именно они были центром субстандартных и других ипотечных надувательств и мошеннических схем Понци, которые к 2009 году поставили на колени крупнейшую экономику в мире.

Ключевым фактором, позволившим этому цунами разразиться, была чрезвычайная концентрация высокого риска в маленькой горстке американских банков. С июня 2008 года четыре американских банка держали подавляющее большинство всех контрактов по сложным финансовым деривативам. Наиболее быстро растущим сегментом среди этих деривативов были кредитные дефолтные свопы, которые описывались одним банкиром, как «подобные человеку, который идет и покупает страховку на случай пожара, но не на свой дом, а на соседский». Искушение для злоупотреблений было непреодолимым.

Безусловно, крупнейшим банком, оперирующим с деривативами, был JP Morgan Chayse с 91 триллионом долларов в нарицательном, или номинальном выражении рисков участия в сделках с деривативами. Следом шел Bank of America с 40 триллионами, в затылок ему дышал CitiBank с 37 триллионами, и объединенный Wells Fargo Wachovia после октября 2008 года насчитывал в общей сложности 5,5 триллиона. У остальных американских банков авуары деривативов были гораздо ниже. Рискованные деривативы, очевидно, были прерогативой крупнейших игроков и опасным образом концентрировались в менее чем полудюжине учреждений. Падение любого из них развязало бы глобальный системный кризис неслыханного масштаба.

В рискованнейшем сегменте деривативов, на полностью нерегулируемом рынке дефолтных свопов, который, как уже отмечалось, был изобретен JP Morgan Chase, четыре упомянутых банка США плюс HSBC Bank USA (дочерняя компания крупнейшего британского банка) держали ошеломляющие 95 процентов. Эти пять банков позже откажутся обнародовать, сколько денег, выделенных на спасение AIG, утекло в их карманы, чтобы укрепить эти контракты. Лондонский офис AIG обслуживал практически нерегулируемые страховые фирмы, позволявшие банковским гигантам делать свои огромные ставки. Когда все это здание после августа 2007 года начало разрушаться, мошенническим схемам AIG тоже пришел конец.

Еще более тревожно, что концентрация рисков в этих пяти огромных банках была выстроена таким образом, что по мере того, как США и мировая экономика будут глубже впадать в рецессию или даже в депрессию, как произошло в случае Соединенных Штатов, грядущие банковские потери в производных будут расти в геометрической прогрессии. По состоянию на 1 января 2009 года эти пять американских банков сообщили, что оценивают возможные потери (в «худшем случае») еще на 587 миллиардов долларов из-за своих рисков участия в деривативных сделках. Их оценки потерь выросли на тревожные 49 процентов с момента сентябрьского решения правительства обанкротить Lehman Brothers. Один осведомленный аналитик банковских рисков назвал эту ситуацию, которая запрограммирована становиться еще хуже по мере углубления кризиса в экономике США, бомбой замедленного действия.

Это и есть тот самый гадкий секрет, который никто не пожелал обнародовать. Банковские гиганты Уолл-Стрит, новая версия Денежного треста XXI века, базирующаяся на новых экзотических производных инструментах, готовы на все, чтобы скрыть истинную причину финансовых потерь системы (собственные мошеннические схемы банкиров) и навести ужас на американских налогоплательщиков, чтобы те безропотно покрывали убытки банков. И этим гигантским банкам на каждом шагу содействовали и оказывали поддержку их дружки в Федеральной резервной системе, в Министерстве финансов США и в Белом доме.

Эти потери были полностью предсказуемы. Они – результат дерегулирования банковской и финансовой системы, которое тщательно и сознательно, шаг за шагом, проводилось собственниками банков. Это была система политики невмешательства в финансы, создаваемая на протяжении многих лет путем интенсивного лоббирования со стороны банков Денежного треста. Банки Уолл-Стрит, и окружающие их институты в финансовом секторе США с 1998 по 2008 год, вложили впечатляющую сумму не менее пяти миллиардов долларов, по существу, в скупку голосов Конгресса США через взносы на предвыборные кампании и лоббирование.

Бывший американский банковский регулятор во времена кризиса ссудосберегательной системы в 1980-х годах Уильям Блэк описывал трансформацию США в течение десятилетий в фактическую финансовую олигархию, где права все в большей степени отождествлялись с богатством человека: «40 лет назад наша реальная экономика росла лучше, когда финансовый сектор получал в 20 раз меньший процент от общей прибыли (два процента), чем текущий финансовый сектор (40 процентов). Минимальная оценка того урона, который раздутый, переплачиваемый финансовый сектор наносит реальной экономике, состоит в этом значительном увеличении его доли в общем объеме национального дохода, которая тратится впустую в результате паразитирования финансового сектора.

JPMorgan Chase – один из старейших и самых влиятельных финансовых конгломератов на планете.

Во-вторых, этот финансовый сектор хуже, чем паразит… Функции финансового сектора – острые клыки, которые использует государство-хищник, чтобы разорвать нацию. В дополнение к выкачиванию капитала в свою пользу финансовый сектор не по назначению использует остальные капиталы таким образом, что наносит урон реальной экономике, с тем, чтобы в выигрыше была уже богатая финансовая элита во вред нации… В этом десятилетии выкуп облигаций и подарки акций чиновникам превысили новый капитал, привлеченный рынками США. Это означает, что рынки осушают капитал реального сектора экономики. Слишком часто они делают это в целях обогащения коррумпированных корпоративных инсайдеров путем мошенничества с бухгалтерским учетом или проведенных задним числом фондовых опционов… Реальная экономика США страдает от острой нехватки сотрудников с сильной математической, инженерной и научной подготовкой. Выпускники в этих трех областях слишком часто выбирают карьеру в финансовой области, а не реальную экономику, поскольку финансовый сектор обеспечивает гораздо большее вознаграждение для руководящего звена… Фиксация финансового сектора на бухгалтерском доходе принуждает его оказывать давление на американское производство и обслуживающие фирмы, чтобы экспортировать рабочие места за границу, не допускать капитал к фирмам, рабочие которых объединены в профсоюзы, и поощрять фирмы использовать иностранные налоговые убежища, чтобы уклоняться от уплаты американских налогов».

Блэк завершает исследование воздействия концентрации могущества в руках финансистов замечанием, что эта система по своей природе должна всякий раз создавать все более новые и крупные финансовые пузыри, которые неизбежно будут лопаться: «Вместо того, чтобы течь к местам, где это будет самым полезным для реальной экономики, капитал стремится к инвестициям, которые создают наибольшую мошенническую бухгалтерскую прибыль. Финансовый сектор особенно склонен к обеспечению исключительного количества фондов, к тому, что я называю бухгалтерским контролируемым мошенничеством. Контролируемое мошенничество выглядит законным юридически и используется управляющими им людьми как орудие жульничества… Бухгалтерская отчетность контролируемого мошенничества столь привлекательна для кредиторов и инвесторов, поскольку она производит записи, гарантирующие краткосрочную бухгалтерскую прибыль. Они проводят оптимизацию с помощью быстрорастущих схем в стиле Понци, давая ссуды заемщикам, которые вряд ли будут в состоянии их возместить (как только пузырь лопнет), и участвуя в чрезвычайных левериджах. Если нет эффективного регулирования и судебного преследования, это нерациональное использование ресурсов создает эпидемию бухгалтерского контролируемого мошенничества, которое стремительно раздувает огромные финансовые пузыри».

Диагноз, поставленный Блэком этой разрушительной и самоподпитывающейся концентрации могущества в финансовой сфере и на Уолл-Стрит (в первую очередь с момента отказа от золотого стандарта для доллара в августе 1971 года), трагически слишком точен.

 

Шампанское для банкиров, токсичные отходы для всех остальных

Пока банкиры Уолл-Стрит от «Goldman Saches» до «CitiBank» кутили на деньги из правительственной программы чрезвычайного спасения, продолжая свой обычный бизнес и уплачивая щедрые бонусы персоналу, остальные, включая почти весь средний класс, столкнулись с суровой реальностью надвигающейся экономической депрессии, хотя «предполагалось, что такого никогда больше не произойдет». Но произошло.

Последующую экономическую депрессию в США нетрудно понять. Американские семьи были обманом вовлечены своими банкирами в десятилетнее строительство, невиданной ранее долговой пирамиды.

Многим казалось, что у банков так много денег, что они фактически их раздавали. Десятки миллионов американцев были соблазнены покупкой одного или даже нескольких домов, поскольку пузырь, раздутый после 2002 года, убедил их, что цены будут расти всегда. ФРС их поощряла, и даже Конгресс США принимал закон за законом, чтобы подпитывать золотую лихорадку этих спекуляций.

Как только лопнул пузырь в момент кризиса в небольшом немецком банке «IKB» в августе 2007 года, конструкция из костяшек домино в спекулятивной и долговой сфере начала цепное падение. Цены на внутреннем рынке, вместо того, чтобы расти, как это было в течение нескольких лет, в конце 2007 года внезапно сделали полный разворот. Процентные ставки, так называемые низкие ставки, в первый год погашения, которые несколькими годами ранее соблазняли покупателей недвижимости обманчиво низкими начальными значениями, в конце 2007 года начали «переустанавливаться» к рыночным курсам для самой рискованной ипотеки – так называемой субстандартной. Поскольку цены на внутреннем рынке уменьшились, заемщики, оформившие ипотеку с плавающей процентной ставкой, не могли провести рефинансирование, чтобы избежать более высоких платежей, связанных с возрастающими процентными ставками. Они перестали выполнять свои обязательства.

Финасовый кризис, сентябрь 2008

В течение 2007 года кредиторы начали слушания дел о лишении права выкупа почти 1,3 миллиона единиц собственности, что составило увеличение на 79 процентов по сравнению с 2006 годом. Это число увеличилось до 2,3 миллиона в 2008-м, составив 81-процентное увеличение по сравнению с 2007 годом. К августу 2008 года 9,2 процента всех просроченных закладных США были либо с нарушением закона (уклонение от выплат), либо с лишением права выкупа. К сентябрю 2009 года это число повысилось до 14,4 процента – уровня, невиданного с 1972 года, когда такие данные стали фиксироваться. Домовладельцы, сталкиваясь с огромным ростом ежемесячных ипотечных платежей, начали задерживать выплаты или вообще прекратили их. Банки изымали в свою пользу дома в процессе, который был облегчен действиями администрации Буша, направленными на защиту банков, а не пострадавших домовладельцев.

Избранный нью-йоркский губернатор Элиот Спитцер, честолюбивый политический деятель, который сделал карьеру в Демократической партии, как горячий противник Уолл-Стрит и в особенности «AIG» Хэнка Гринберга, поднял тревогу. Когда Спитцер заговорил об окольных шагах Белого дома Буша в поддержку ипотечного мошенничества и лишения штатов механизмов, созданных во времена Великой депрессии для защиты домовладельцев от лишения права собственности банками, он стал жертвой операции с внедрением агентов ФБР, которая вынудила его уйти в отставку.

Спитцер свидетельствовал перед американской подкомиссией по финансовым услугам Палаты представителей США по поводу проблем, в находящихся в Нью-Йорке специализированных страховых компаниях – монолайнерах. В своем заявлении Конгрессу он возложил вину за финансовый кризис непосредственно на действия администрации Буша-младшего. Несколько дней спустя «Нью-Йорк Таймс», по слухам, действовавшая по конфиденциальному совету Министерства юстиции, предала огласке свидание губернатора Спитцера с дорогой проституткой в вашингтонском отеле.

Элиот Спитцер, бывший губернатор Нью-Йорка

В тот же самый день в интервью Национальному телевидению Спитцер указывал, что несколькими годами ранее американское Управление контролера денежного обращения через суд заблокировало усилия штата Нью-Йорк по расследованию ипотечной активности национальных банков. Спитцер утверждал, что Управление не пресекало сомнительные маркетинговые практики выдачи ссуд и не поддерживало более высокие гарантийные стандарты. Спитцер в интервью сказал: «Этого можно было бы избежать, если бы Управление делало свою работу. Управление не делало ничего. Администрация Буша позволяла пузырю на рынке недвижимости раздуваться, и теперь, когда он сдувается, мы имеем дело с последствиями».

 

Реальная экономика Америки сдувается

Как и все спекулятивные пузыри или схемы Понци, этот пузырь лопнул, как только исчезло доверие. Поскольку американцы начали терять новые дома в серьезных количествах, бум жилищного строительства также сошел на нет. После краха пузыря информационных технологий в начале десятилетия сектор недвижимости стал основным работодателем.

Миллионы высокооплачиваемых рабочих мест в строительстве и позиций белых воротничков, связанных с недвижимостью, мгновенно исчезли. Это привело ко второй волне банкротств предприятий малого бизнеса и, как следствие, к уровню безработицы, согласно надежным частным и неофициальным оценкам, свыше 22 процентов от трудоспособного населения – уровню, напоминающему о глубинах Великой депрессии.

Официально, с помощью традиционно более жестких статистических пересмотров и манипуляции данными, Белый дом Обамы попытался уменьшить реальные цифры, заявляя уровень безработицы в 10 процентов к октябрю 2009 года – тоже достаточно тревожный уровень, но больше чем вполовину расходящийся с реальным. Почасовые работники, которые были достаточно удачливы, чтобы все еще держаться на своих рабочих местах, обнаружили, что их часы работы резко сократились. Средняя рабочая неделя уменьшилась до 33 часов, самого низкого уровня с того момента, когда правительство начало собирать эти данные в 1964 году, а также упала и почасовая плата. Высокооплачиваемые служащие обнаружили, что их рабочая нагрузка удвоилась, поскольку их коллеги были уволены.

Пузырь американских потребительских расходов был основан на пирамиде долга. Как только эта пирамида дрогнула и долги перестали выплачиваться, вся кредитная система начала обваливаться. Банки отказывались кредитовать даже другие банки, боясь неизвестности. Американская экономика попалась в свою собственную версию долговой ловушки третьего мира.

Каждое средство, использование ли долларов налогоплательщиков для чрезвычайного спасения крупнейших банков Уолл-Стрит, вкачивание ли миллиардов долларов налогоплательщиков в попытку спасти детройтскую автомобильную промышленность, лишь еще больше ухудшает ситуацию в целом. Поскольку индивидуальные потребители решительно сокращают покупки в долг (ипотека, автокредиты и кредитные карты), американское правительство стремительно погружается в долговую трясину, наращивая государственный долг.

Брукингский институт сообщил в июне 2009 года, что потребление в США составляет удивительную цифру: одна треть от роста всего мирового потребления в период между 2000 и 2007 годом. Это потребление в США все больше финансируется в долг: «Экономика США в течение многих лет тратила слишком много и слишком много заимствовала, а остальной мир зависит от американского потребителя в качестве источника глобального спроса».

Поскольку в конце 2008 года экономика США вошла в свободное падение, остальной мир ощутил этот сейсмический толчок. Годовой ВВП снизился на двойные цифры по всему миру, от Мексики до Германии, Латвии, Великобритании, Японии и так далее.

К марту 2009 года в связи с кризисом и сокращением экономического роста арабский мир потерял примерно три триллиона долларов; безработица в арабском мире была охарактеризована, как бомба замедленного действия, когда в конце 2008 года упали рекордно высокие цены на нефть. Страны (от России до Китая) пережили резкий экономический спад после сентября 2008 года и краха «Lehman Brothers».

Тем не менее по всем параметрам центр финансового шторма находился в экономике Соединенных Штатов и в их банковской системы. Единственная сверхдержава мира погружалась в трясину долгов и неплатежей, государственной и частной коррупции, безработицы и экономического спада, невиданных даже в 1930 году.

В ноябре 2009 года руководитель Административно-бюджетного управления при президенте Питер Орзаг объявил мрачные цифры.

Поскольку правительство США закончило финансовый год с ошеломляющим дефицитом в 1,4 триллиона долларов, Орзаг предсказал, что в течение следующего десятилетия дефицит, вероятно, вырастет еще на 9 триллионов, до 12 триллионов долларов. Он назвал эту перспективу «серьезной и чрезвычайно неприемлемой». Орзаг сильно занижал статистику, сообщая приукрашенные цифры. Реальность была значительно хуже.

Один из критиков официальных правительственных экономических данных Джон Уильямс, глава Теневого управления государственной статистики, отметил в январе 2009 года, что, если учесть годовое изменение в чистой стоимости задолженности находящегося вне фондов социального обеспечения и медицинской помощи для пенсионеров (например, корпоративные обязательства перед своими пенсионерами), «дефицит в 2008 году составил бы 5,1 триллиона по сравнению с 1,2 триллиона в 2007 году».

Уильямс продолжает, ссылаясь на эти же критерии: «Всего обязательства правительства США (валовая федеральная задолженность плюс чистая приведенная стоимость внефондовых обязательств) на сумму около 66 триллионов примерно в 4,6 раза превышали уровень объявленного ВВП США и превышали общую оценку мирового ВВП. Эти цифры неприемлемы… и становятся серьезно хуже в 2009 финансовом году».

Стремительно разрастающееся бремя государственного долга, в свою очередь, начинает угрожать международной уверенности в стоимости доллара США и во всей долларовой системе, которую с таким трудом построили после Бреттон-Вудских переговоров в 1944 году. Теперь Китай, ближневосточные производители нефти, ряд латиноамериканских государств и Россия начали серьезно рассматривать альтернативы американскому доллару.

 

Американский Рим

Поучителен беглый взгляд на экономические причины падения Римской империи около шестнадцати веков назад. Корни упадка и окончательного распада Римской империи, в свое время также единственной мировой сверхдержавы, заключаются в принятии политических решений правящей аристократией (точнее, олигархией богатства) расширять границы империи путем завоевательных войн и грабежа чужих земель. Это делалось не на благо государства, а с целью наращивать частные состояния и личную власть. Экономическая модель Римской империи была основана на разграблении завоеванных территорий. По мере расширения империи устанавливались удаленные военные гарнизоны для поддержания контроля, а власти все в большей степени полагались на иностранных наемников, их населявших.

В процессе военной экспансии крестьянство, ядро империи, становилось беднее. Люди были вынуждены покидать свои фермы на долгие годы, чтобы воевать в далеких захватнических походах. В результате юг Италии был опустошен. Те, у кого были деньги, смогли купить землю в качестве единственной устойчивой инвестиции, становясь крупными латифундистами и помещиками.

Это привело к концентрации земли в немногих руках, а сама земля, в свою очередь, обрабатывалась рабами, плененными в захватнических войнах. Мелкие фермеры обанкротились и были вынуждены бежать в Рим, пытаясь выживать как пролетарии и наемные работники. Они не имели ни права голоса, ни других гражданских прав. В глазах богатых они были просто «толпой», которую можно купить, которой можно манипулировать и которую можно направлять на врагов, они были «демосом», массами, населением. Римская «демократия» являлась манипуляцией массами на службе империи.

Правительство Римской империи не имело надлежащей бюджетной системы и растрачивало средства, поддерживая империю, которая сама мало что производила. Когда перестало хватать трофеев с завоеванных территорий, чтобы покрывать расходы, правительство обратилось к более высоким налогам и возложило бремя огромной военной структуры на своих граждан. Более высокие налоги заставили многих мелких фермеров оставлять свои земли незасеянными. Чтобы отвлечь граждан от ухудшения условий жизни, римские правящие олигархи бесплатно раздавали бедным пшеницу и развлекали их цирком, гонками колесниц, растерзанием христиан львами и другими развлечениями, используя пресловутую стратегию «хлеба и зрелищ» для предотвращения народных волнений.

Политические должности все чаще продавались богатым. Массы, в свою очередь, продавали свои голоса различным политикам за покровительство. Такие вот шарады демократии…

Следующий фундаментальный сдвиг, который существенно подкосил Римскую империю, – переход от призывной армии из солдат-фермеров к армии из оплачиваемых профессиональных кадровых военнослужащих по мере того, как все более удаленные войны становились все более непопулярными. Это ничем не отличается от того, что произошло в Америке после войны во Вьетнаме, когда народный протест стал угрозой для военного будущего. Тогда президент Никсон отменил призыв в пользу «полностью добровольной» армии.

Поскольку условия для римских солдат в удаленных войнах стали более обременительными, понадобились соответствующие стимулы для легионов. Ограничение, по которому на военную службу могли призываться только граждане, было отменено, и с этого момента в обмен на военную службу можно было получить римское гражданство. И это ничем не отличается от того, что происходит сейчас, ведь подросткам-иммигрантам обещают американское гражданство, если они рискуют своей жизнью в войнах Америки в Афганистане, Ираке или в других местах. К определенному моменту римские солдаты были вынуждены приносить присягу своему командиру, а не государству.

Небольшие фермы постепенно заменялись огромными латифундиями, скупленными на награбленное, и разрыв между богатыми и бедными римлянами увеличивался.

Когда во II веке нашей эры братья Гракхи попытались сгладить растущий разрыв между богатыми и остальными с помощью проведения реформ в сельском хозяйстве, которые ограничивали бы полномочия богатых сенаторов, их просто убили.

Римская олигархия вырождалась все больше. К концу правления римских императоров чревоугодие стало настолько распространенным явлением среди богатых, что они строили свои комнаты так, что гости, которые съели и выпили слишком много, могли избавиться от съеденного с помощью рвоты, практически не отходя от стола.

Однажды император Нерон заявил: «Платите налоги, больше налогов. Давайте проследим, чтобы никому ничего не принадлежало!» Покупка экзотических специй, шелка и других предметов роскоши с Востока «выпила» все римское золото, которое так и не вернулось назад. Вскоре Риму перестало хватать золота для производства монет. И в его монетах становилось все меньше и меньше золота, пока оно совсем не исчезло. Другой император для того, чтобы сократить объемы производства и поднять цены на вино, приказал уничтожить половину виноградников в провинциях Рима.

С течением времени расходы на содержание этой огромной глобальной военной структуры стали неподъемными. К III веку люди пытались любым способом избежать обременительных налогов, введенных для поддержания армии. Сама армия к правлению Диоклетиана выросла в два раза со времен Августа. Инфляционная спираль раскручивалась, инфляция приводила к систематическому снижению доли золота и серебра в монетах Римской империи. Кроме того, безудержно росли расходы на государственное управление. Ко времени Диоклетиана был уже не один император, а четыре, что означало финансирование четырех имперских судов, четырех преторианских гвардий, четырех дворцов, четырех штабов. Стоимость поддержания порядка в римском государстве также становилась огромной. Стоимость государственной бюрократии росла как на дрожжах, так же, как размер и стоимость исполнительной ветви федеральной бюрократии США после 1971 года.

В конечном счете, по мере того, как территориальная экспансия Рима заходила в тупик и начинала сокращаться, все меньше и меньше оставалось возможностей для грабежа, чтобы поддерживать глобальные амбиции империи, а также ее внутреннюю экономику. Наем военных кадров на стороне привел к летаргии, самодовольству и упадку.

Римская империя постепенно теряла могущество. Варвары с севера часто проводили рейды вглубь распадающейся империи. Империя погружалась в долги по мере того, как императоры отчаянно пытались купить себе лояльность армии, а моральный дух их подданных продолжал падать по нисходящей спирали.

Рим постепенно потерял контроль над своими границами, дороги и мосты не поддерживались в порядке, что привело к сбоям в области торговли и связи. В самом Риме стали обычным явлением бунты и восстания. Поскольку правительство все глубже влезало в долги, оно поднимало налоги. Армии под командованием своих генералов отбирали необходимые им фураж и провиант у местных жителей.

Продовольствие стало ценным товаром, большое число людей голодало. Дальнейшие захватнические войны погрузили империю во внутренний хаос. Римские войны распространились на Азию и Африку, и резко возросла коррупция среди политического правящего класса. Деньги властвовали безраздельно. Рим стал плутократией, олигархией, где власть была синонимом богатства.

 

Конец Республики?

К 2009 году правительство Соединенных Штатов с санкции Конгресса США выложило более одного триллиона долларов за две войны, ведущиеся так далеко от американских берегов, что большинство граждан не в состоянии понять их необходимость. Ирак и Афганистан обнажили острые грани того, что британцы называли «имперским перенапряжением». Несмотря на самые передовые военные технологии, в том числе беспилотные бомбардировщики, пилотируемые из специальных центров, находящихся так же далеко от афганской цели, как и Лас-Вегас, военная машина США скорее проигрывает, чем побеждает. Подобно Древнему Риму Америка фактически превратилась в военное государство, бастион национальной безопасности. К 2009 году правительство официально тратило в общей сложности более триллиона долларов в год на свою военную технику – больше следующих по списку 45 стран, вместе взятых.

Римской империи потребовались почти два столетия упадка, чтобы развалиться. К первым месяцам 2009 года похоже, что американской империи, самопровозглашенному Американскому веку, понадобилось чуть больше 60 лет, чтобы завершить свое саморазрушение. В обоих случаях в основе краха лежала коррупция олигархии, плутократии, в которой власть равнялась богатству.

В марте 2008 года главный финансовый инспектор (генеральный контролер) США и руководитель Главного бюджетно-контрольного управления Дэвид М. Уокер подал в отставку за пять лет до окончания пятнадцатилетнего срока своих полномочий.

Причиной отставки с поста, которую он публично озвучивал в выступлениях по всей стране, стало то, что в качестве контролера он был ограничен в своих действиях, и что Соединенные Штаты стоят перед угрозой разрушения точно таким же образом, как Римская империя. Проводя параллели с падением Римской империи, Уокер предупреждал, что есть «поразительное сходство» между текущей ситуацией в Америке и факторами, которые привели к падению Рима.

Американский век, который в 1941 году был провозглашен главой «Тайм» Генри Льюсом, братьями Рокфеллерами, Харриманом и другими состоятельными группировками истеблишмента, как и Римская империя, основывался на системе захвата и грабежа чужих земель.

Со временем он принял другую форму с использованием наднациональных технократов МВФ, чтобы грабить страны Латинской Америки и богатые природными ресурсами государства Африки. Он использовал после 1971 года уникальные финансовые преимущества мировой резервной валюты и одновременно свое бесспорное военное преимущество, чтобы расширить власть и влияние далеко за рамки, которые его внутренняя экономика могла бы выдержать без потерь. Как римские императоры снижали содержание золота и серебра в монетах, чтобы продолжить существование неустойчивой системы, Боги денег на Уолл-Стрит использовали свободно плавающий доллар и виртуальные деньги в виде производных финансовых инструментов для поддержания фасада платежеспособности. Этот фасад дал трещину в августе 2007 года, когда обрушился немецкий банк «IKB». Остается открытым вопрос о том, желает ли остальной мир или даже будущие поколения американцев выучить уроки Рима, не говоря уже об уроках Американского века.

Уильям Дженнингс Брайан, Государственный Секретарь США при В. Вильсоне

Уильям Дженнингс Брайан предостерегал от распятия народа «на золотом кресте» перед Национальным съездом Демократической партии в 1896 году, когда был выдвинут кандидатом в президенты от партии. До самой смерти остававшийся противником Денежного треста и олигархического вероисповедания «социального дарвинизма», будучи государственным секретарем при Вудро Вильсоне, Брайан ушел в 1915 году в отставку в знак протеста против манипуляций Вильсона обстоятельствами гибели «Лузитании» в целях создания повода для включения в европейскую войну. Брайан в своей речи в 1906 году, за век до краха американской экономики и ее финансовой системы, пророчески отметил: «Плутократия претит республике, она деспотичнее монархии, бессердечнее аристократии, эгоистичнее бюрократии. Она питается государством в мирное время и вступает в сговор против него в годину бедствий… Настало время избавиться от этой гигантской несправедливости».