«Они сделали для уничтожения американской индустрии больше, чем какая-либо другая группа в истории И все же они не останавливаются, приговаривая, что все великолепно. Как волшебник в стране Оз».

Американский нефтепромышленник Роберт О. Андерсон по поводу Волкера и Рейгана

 

Монетаристский переворот Пола Волкера

Если нефтяной шок в 1973 году вызвал поляризацию американского общества, разделив его на меньшинство, чье состояние росло, и большинство, чей жизненный уровень медленно, но верно понижался, терапия монетарного шока довела этот процесс до логического завершения. Инициированный 6 октября 1979 года Полом Волкером процесс означал переворот «денежных мешков» в США.

Монетарная шоковая терапия, которую Волкер применил в США, была разработана и внедрена несколькими месяцами раньше в Великобритании премьер-министром Маргарет Тэтчер. Волкер и его ближний круг друзей-банкиров с Уолл-Стрит, включая Morgan Guaranty Trust Company, просто перенесли модель Тэтчер в американские условия. Задача в обоих случаях (и в Великобритании, и в США) состояла в том, чтобы резко изменить перераспределение богатства и доходов в пользу пяти процентов или даже меньшей доли наиболее богатых.

Маргарет Тэтчер и Джек Линч, 1980 г.

В мае 1979 года Маргарет Тэтчер выиграла выборы под лозунгом «выдавливания инфляции из британской экономики». Но Тэтчер и ее ближнее окружение из современных Адамов Смитов – идеологов «экономики свободного рынка» – вводили в заблуждение избирателей, настаивая на том, что основной причиной 18-процентной инфляции цен в Британии был перерасход правительственного бюджета, а не 140-процентный с момента свержения иранского шаха рост цен на нефть.

По утверждению советников Тэтчер, растущие в результате инфляции цены можно было вновь понизить только за счет сокращения притока денежных средств, индуцируя таким образом экономическую депрессию. Поскольку, по утверждению Тэтчер, главным источником «лишних денег» являлся хронический дефицит правительственного бюджета, то для обуздания денежной инфляции требовалось суровое урезание государственных расходов. Одновременно в качестве своего вклада в эту политику Банк Англии ограничил кредитование экономики, повысив процентные ставки. Это во всех отношениях совпадало со «Второй американской революцией» Рокефеллера, которая была названа в этот раз «революцией Тэтчер».

В июне 1979 года, всего через месяц после прихода к власти Тэтчер, ее министр финансов сэр Джеффри Хау поднял базовые банковские ставки на ошеломляющие пять процентов. Всего за 12 недель они выросли с 12 до 17 процентов. Это привело к беспрецедентному 42-процентному росту стоимости займов и для промышленности, и для домохозяйств. Никогда еще в современной истории индустриальное государство не испытывало такого потрясения за столь короткий срок, если не говорить о чрезвычайных экономических обстоятельствах военного времени.

Для поддержания высоких процентных ставок Банк Англии приступил к одновременному снижению суммы денег в обращении. В результате монетаристской революции Тэтчер обанкротились многие предприятия, поскольку оказались не в состоянии производить выплаты по займам; семьи не смогли покупать новые дома; долгосрочные инвестиции в электростанции, тоннели, железные дороги и другую инфраструктуру упали практически до нуля.

Тэтчер также проводила драконовскую политику в отношении профсоюзов, вынудив воинственных британских шахтеров сдать позиции после жестоких месяцев забастовки, за что заслужила прозвище «Железная леди». Уровень безработицы в Британии удвоился: с 1,5 миллиона безработных на момент ее прихода к власти до 3 миллионов к концу первых 18 месяцев правления. Это было частью стратегии банкиров: расчет на то, что отчаявшиеся безработные будут работать за меньшие деньги, лишь бы получить любую приличную работу. Тэтчер целила в профсоюзы, утверждая, что они препятствуют успеху монетаристкой «революции», и обвиняя именно их в раскручивании инфляции.

Тогда же Тэтчер оказала еще одну услугу крупным банкам лондонского Сити, устранив контроль над обменом валюты, так что вместо инвестирования капитала в перестройку, прогнившей индустриальной базы Британии, фонды уходили на спекуляции недвижимостью в Гонконге или на выгодные займы странам Латинской Америки.

После 1979 года начавшаяся в Британии, продолженная в США, а затем и вышедшая за пределы англо-американского мира шоковая волна радикального монетаризма Тэтчер и Волкера распространялась, как раковая опухоль. Страны одна за другой прогибались под требованиями о сокращении правительственных расходов, снижении налогов, дерегулировании промышленности и подрыве влияния профсоюзов. По всему миру процентные ставки взлетели до уровней, ранее не виданных в мирное время.

В начале 1980-х годов политика монетарного шока Волкера подняла процентные ставки в США до невероятных 20 процентов.

Экономическая подоплека таких жестких процентных ставок вскоре стала очевидной. При ставке 20 или даже 17 процентов любые инвестиции в промышленность, требующие четырех-пяти лет, чтобы окупиться, становились просто невозможными. Уже одна только выплата процентов по займам на строительство это запрещала.

 

Уничтожение сберегательных банков

Шоковая терапия Волкера была взята на вооружение бездарным президентом Картером, который в марте 1980 года охотно подписал беспрецедентный документ – Закон об отмене регулирования депозитарных учреждений и кредитно-денежного контроля. Этот закон стал первым в серии шагов, предпринятых основными нью-йоркскими банками, возглавляемыми Дэвидом Рокфеллером, в американской и мировой экономике в последующий период.

Он дал ФРС право применять свои резервные требования к банкам, включая ссудосберегательные, даже если они не являлись членами ФРС, позволив кредитному шоку Волкера в достаточной степени перекрыть поток кредитования. Кроме того, новый закон ликвидировал любые официальные ограничения сверху по процентным ставкам, которые банки могли налагать на своих клиентов в соответствии с «Правилом Кью» ФРС, а также отменил все законы штатов, которые устанавливали какие-либо ограничения по процентным ставкам, так называемые антиростовщические законы.

«Правило Кью» запрещало банкам выплачивать проценты по вкладам до востребования и, таким образом, поощряло ссудосберегательные банки, которым позволялось платить проценты по долгосрочным вкладам. Крупные нью-йоркские и другие банки в мировых финансовых центрах уже давно обошли это ограничение «Правила Кью» с помощью инвестиционных фондов и других учреждений. У ссудосберегательных банков не было такой возможности, они имели строгие ограничения на сберегательные счета, что делало их менее привлекательными для потребителей, чем конкурирующие инвестиционные фонды больших банков. Отмена «Правила Кью», тогда выглядевшая логичной, на самом деле уничтожила экономику традиционных ссудосберегательных банков в США, открыв их к захвату со стороны крупных коммерческих банков.

Дэвид Рокфеллер, возглавлял Chase Manhattan Bank

Теперь, согласно новой религиозной догме, которую британцы назвали неолиберальным монетаризмом, только небо могло бы стать пределом для процентных ставок. Деньги должны были стать божеством, весь мир – его ревностным служителем. А банкиры Уолл-Стрит должны стать, Богами денег.

Глобальное воздействие высоких процентных ставок Волкера опустошило индустриальный и развивающийся мир. К началу 1980-х годов во всем мире долгосрочные финансируемые правительством капиталовложения в инфраструктуру (в железные дороги, шоссе, мосты, канализационные системы, строительство электростанций) в результате агрессивной политики Тэтчер – Волкера начала 1980-х были уничтожены.

Международный институт чугуна и стали подсчитал, что с момента первого нефтяного шока в 1975 году до 1985 года в крупных промышленно развитых странах общая доля всех правительственных расходов, выделенных на строительство общественной инфраструктуры, упала в два раза. Мировое производство стали, грузооборот и другие показатели реальных физических экономических процессов отражали катастрофическую картину англо-американской политики монетарного шока. Мировая сталелитейная промышленность вошла в самую глубокую депрессию с 1930-х годов.

Монетарный шок Пола Волкера и последовавший за ним экономический спад в США наряду с саботажем республиканцами переговоров об освобождении заложников в Иране стали причиной поражения Картера на выборах 1980 года.

 

Применение монетарной терапии

Архиконсервативный президент-республиканец, бывший голливудский актер Рональд Рейган не испытывал особенных трудностей с поддержкой политики шоковой терапии Волкера. Еще в то время, когда Рейган был губернатором Калифорнии, его наставлял гуру монетаризма Милтон Фридман, который также был и советником Маргарет Тэтчер.

Одним из первых действий Рейгана на посту президента в начале 1981 года (после того, как он через несколько минут после инаугурации магическим образом освободил заложников, членов посольства США, из плена в Тегеране) стал роспуск профсоюза авиадиспетчеров. Это послужило сигналом другим профсоюзам даже не пытаться искать помощи правительства в борьбе с высокими процентными ставками. Рейган был столь же загипнотизирован идеей «выдавить» инфляцию, как и его британский союзник – Тэтчер.

Неофициальным советником Рейгана по экономической политике оставался нобелевский лауреат по экономике Милтон Фридман. Администрация Рейгана была заполнена адептами радикального монетаризма Фридмана, а также последователями австрийского экономиста-рыночника Людвига фон Мизеса.

Могущественные банковские круги в Нью-Йорке были твердо намерены использовать в американской экономике те же самые радикальные меры, которые ранее были предприняты Фридманом в Чили, чтобы сломать хребет чилийской экономике при диктаторе Аугусто Пиночете. Политика Фридмана также проводилась аргентинской военной хунтой в конце 1970-х – начале 1980-х годов, чтобы сломить профсоюзы и уничтожить средний класс в стране.

Модель невмешательства государства в экономику была теперь привнесена на внутренний рынок в США с катастрофическими последствиями для долгосрочной экономической стабильности страны, хотя сначала не было очевидно, насколько жестокими они будут.

Как и рассчитывалось, шоковая терапия Волкера дала второе дыхание власти американской финансовой системы. Побочным продуктом политики высоких процентных ставок Волкера, которой он твердо придерживался до октября 1982 года, стало возрождение американского доллара, поскольку капиталы потекли в американские облигации и другие активы, где можно было заработать на очень высокой процентной ставке.

 

Волкер взрывает бомбу задолженности

Латиноамериканский кризис задолженности, зловещий предвестник субстандартного кризиса в США в 2007 году, разразился как прямой результат шоковой терапии высоких процентных ставок. В августе 1982 года Мексика объявила, что больше не способна выплачивать проценты по своему ужасающему долларовому долгу. Мексика, наряду с большей частью третьего мира от Аргентины, Бразилии, Нигерии, Конго до Польши и Югославии, попалась в долговую ловушку нью-йоркских банков.

Ловушка была в следующем: огромные количества переработанных нефтедолларов ОПЕК инвестировались в крупные нью-йоркские и лондонские банки («евродолларовые банки»), которые затем предоставляли эти доллары безрассудным заемщикам третьего мира. Эти кредиты с самого начала давались по плавающим процентным ставкам, привязанным к текущей лондонской межбанковской ставке, так называемой ставке ЛИБОР.

Однако, когда в течение нескольких месяцев ставки ЛИБОР неожиданно подскочили приблизительно на 300 процентов в результате шоковой терапии Волкера, те страны-дебиторы, которые занимали доллары по плавающим процентным ставкам у международных банков в Нью-Йорке и Лондоне, оказались неспособны продолжать обслуживать свой долг. Те же самые нью-йоркские банки в точности повторят этот сценарий в течение пузыря секьюритизации финансирования жилищного строительства после 2000 года с низкими процентные ставками в первый год погашения, ипотекой под плавающий процент и другими уловками.

Именно тогда МВФ заработал как управляющий в стране-должнике (жертве), расчищая дорогу крупным нью-йоркским банкам и американскому Министерству финансов. Шел величайший во всемирной истории разгул грабежа, неверно названный кризисом задолженности третьего мира. Размах этого разгульного грабежа в течение 1980-х годов превзошла только прибыль крупных банков от мошенничества ипотечной секьюритизации 2000–2007 годов. Шоковая политика Волкера запустила этот кризис, а банки Нью-Йорка и Лондона сорвали на нем большой куш.

Здание Atlantic Richfield Oil Company в Лос-Анджелесе

К 1986 году, после семи лет неизменно высоких процентных ставок ФРС Волкера, внутреннее состояние американской экономики было ужасающим. Почти вся Америка дошла до состояния, когда стала напоминать страну третьего мира с разрастающимися трущобами, безработицей, выражаемой двузначным числом, нарастающим уровнем преступности и местной наркоманией. Исследование Федеральной резервной системы показало, что 55 процентов всех американских семей были чистыми должниками. Дефицит федерального бюджета нарастал до беспрецедентного уровня со скоростью более 200 миллиардов долларов ежегодно.

В действительности Волкер, который ранее работал в Chayse Manhattan Bank был послан Дэвидом Рокфеллером в Вашингтон, чтобы сделать одну вещь – спасти доллар от катастрофы свободного падения, которая угрожала значению доллара США как глобальной резервной валюты, и спасти таким образом рынки облигаций для состоятельной верхней страты американского элитного общества, обладающей серьезными деньгами. Это была контрреволюция финансовых олигархов против уступок, которые они были вынуждены дать «низшим классам» в течение и после Великой депрессии.

Та роль, которую доллар играл в качестве резервной мировой валюты, была тайным ключом американского финансового могущества. Благодаря американским завышенным процентным ставкам иностранные инвесторы устремились в страну, чтобы пожинать прибыль от скупки американских долговых обязательств. Облигации, американский государственный долг, были сердцем управления международной финансовой системы руками Уолл-Стрит. Шоковая терапия Волкера для экономики приносила астрономическую прибыль финансовому сообществу Нью-Йорка.

Волкер в своей миссии преуспел во всем.

За период с 1979 по 1985 год доллар вырос до абсолютного максимума по отношению к валютам Германии, Японии, Канады и других стран. Однако этот переоцененный американский доллар сделал американскую продукцию чрезмерно дорогой на мировых рынках и привел к резкому снижению промышленного экспорта США.

Высокие процентные ставки ФРС с октября 1979 года привели к крупному снижению отечественного строительства, окончательному крушению американской автомобильной промышленности, а вместе с этим производства стали, поскольку американские производители выносили производство за границу, где ценовые преимущества были выше.

Что касается Пола Волкера и тех, кто его поддерживал в Белом доме при Рейгане, даже верный республиканец Роберт О. Андерсон, председатель Atlantic Richfeld Company, выразил недовольство: «Они сделали для уничтожения американской индустрии больше, чем какая-либо другая группа в истории. И все же они не останавливаются, приговаривая, что все великолепно. Как волшебник в стране Оз».

Пол Волкер, автор «Шоковой политики» в США в 80-е годы

 

Помощь МВФ топит третий мир

Не было бы никакого кризиса задолженности третьего мира в 1980-х годах, если бы не было радикальной политики монетарного шока Маргарет Тэтчер и Пола Волкера.

Но после того, как правительство Тэтчер применило в начале июня 1979 года монетарный шок и подняло процентные ставки, а в октябре того же года Федеральная резервная система Пола Волкера продолжила эту политику, бремя процентных ставок по долгам третьего мира моментально возросло, поскольку ставки ЛИБОР на лондонском евродолларовом рынке подскочили со средних семи процентов в начале 1978 года до почти 20 процентов к началу 1980 года, и этот эффект аукнулся по всему миру.

После 1980 года бремя процентной ставки по обязательствам внешнего долга стран третьего мира взлетело до стратосферы, а также рухнул рынок товаров, экспортируемых в развитые страны развивающимися странами – должниками, которым нужно было как-то отдавать долги. Монетарная «терапия» Тэтчер – Волкера вызвала цепную реакцию во всем мире.

Страны-должники третьего мира попали в тиски ухудшающихся условий торговли собственными экспортными товарами, падения экспортных доходов и быстрого роста процентных ставок по кредитам. Это и было тем, что Вашингтон и Лондон предпочитали называть долговым кризисом стран третьего мира. Но сам кризис был задуман и сделан в Лондоне, Нью-Йорке и Вашингтоне, а не в Мехико, Бразилии, Буэнос-Айресе, Лагосе или Варшаве.

Страны-должники заплатили много раз «потом и кровью» современным Гобсекам из Нью-Йорка и Лондона, Токио и Франкфурта. МВФ, буквально приставив пистолет к виску, вынуждал многочисленные страны-должники третьего мира подписывать то, что банки эвфемистически называли «урегулированием долгов» с американскими частными банками, чаще всего с Citycorp или Chayse Manhattan bank.

Могущественные группы частного банковского дела объединились после встречи за закрытыми дверями в английском поместье Дитчли (владелец которого Дэвид Уиллс основал Фонд для развития англо-американских отношений). Повестка дня собрания состояла в том, чтобы создать кредиторский картель ведущих банков, возглавляемый нью-йоркскими и лондонскими банками, который позднее был назван Институтом международных финансов, или, неофициально, группой Дитчли. Они договорились осуществить то, что один из наблюдателей охарактеризовал как особый вид «социализма банкиров», когда частные банки распределяют свои основные ссудные риски по налогоплательщикам, одновременно присваивая всю прибыль. Это похоже на то, как администрация Буша-младшего в 2008 году в экстренном порядке спасала банки.

Как только банкиры и их союзники в администрации, такие как министр финансов Дональд Риган, достаточно запугали президента Рейгана последствиями текущей ситуации, Белый дом призвал Пола Волкера, банки и МВФ реализовывать для каждой из стран-должников программу строгой «обусловленности кредитов обязательством проводить определенную экономическую политику».

Идея поместить МВФ с его «строгой обусловленностью кредитов» в центр переговорного процесса по возврату долгов была американской. По существу, она представляла собой практически точную копию того, что нью-йоркские банкиры проделали с Германией и остальной Европой после 1919 года по злополучному плану Дауэса и пытались проделать еще раз позднее по плану Янга.

Условия предоставления кредитов МВФ и согласие страны подписать договор с этой организацией были частью программы, разработанной официальным представителем США в МВФ Ирвином Фридманом, который позднее был вознагражден за свою работу высокой должностью в «Ситикорп». МВФ, как отмечалось ранее, первоначально был создан в 1944 году в Бреттон-Вуде, чтобы стабилизировать валюту и торговые отношения индустриальных стран. И теперь фонд осваивал абсолютно новую задачу: стать долговым полицейским на службе у нью-йоркских банков.

Рецепты МВФ, или терапия «обусловленными кредитами», были одинаковыми для всех стран. Потерпевшей стране-должнику говорилось, что, если она хочет когда-либо еще получить хотя бы копейку в виде займа от иностранного банка, она должна на корню пресечь импорт товаров, жестко урезать государственный бюджет (наиболее часто сокращались государственные субсидии на продукты питания и другие нужды) и обесценить национальную валюту, чтобы сделать свои экспортные товары «привлекательными» для промышленно развитых стран, то есть сделать их дешевле пареной репы, что одновременно непомерно завышало стоимость импорта высокотехнологичных промышленных товаров. Все это, по утверждениям чиновников МВФ, необходимо, чтобы заработать твердую валюту для обслуживания долга.

Программа МВФ по структурному реформированию была только первым шагом; она делала кандидата удовлетворяющим критериям для второго этапа – соглашения с банками-кредиторами о реструктуризации графика погашения иностранных долгов или их основной части. На втором этапе банки по договору обретали огромные будущие права на страны-должники, поскольку к общей сумме займа добавлялась задолженность по просроченным процентам – капитализация процентов, как банкиры назвали это.

Конечным итогом бесчисленных долговых реструктуризаций с 1982 года стало невероятное увеличение суммы долга банкам-кредиторам, хотя эти банки не дали странам Латинской Америки ни одной новой копейки денег. По данным ведущей швейцарской страховой компании Swiss Re, общая сумма иностранных займов для всех развивающихся стран, включая как долгосрочные, так и краткосрочные, уверенно выросла с 839 миллиардов в 1982 году до почти 1300 миллиардов долларов к 1987 году. Практически весь этот прирост был вызван дополнительным бременем рефинансирования неоплаченного старого долга, который было невозможно выплатить и который добавлялся к экономическому бремени. Это были вовсе не новые кредиты.

МВФ стал мировым финансовым полицейским, обеспечивая выплату ростовщических долгов путем применения самых драконовских мер в истории. Решающий блок голосов в МВФ твердо контролируется американо-британской осью, поэтому МВФ стал глобальным двигателем фактической англо-американской неоколониальной денежно-кредитной и экономической диктатуры, проводимой наднациональным учреждением, обладающим иммунитетом от какого-либо демократического политического контроля.

Американские банки (на сегодняшний день крупнейшая группа, вовлеченная в кредитование Латинской Америки) оказывали грубый нажим на своих банковских коллег в странах Западной Европы и Японии с тем, что они должны «солидаризоваться» и следовать тому же сценарию МВФ либо оказаться перед лицом перспективы краха международной банковской системы.

По мере того, как должников одного за другим вынуждали принимать условия МВФ и банков-кредиторов, разворот потоков капитала происходил в титаническом масштабе. По данным Всемирного банка, между 1980 и 1986 годом на группу из 109 стран-должников приходилось только выплат по процентам на 326 миллиардов долларов. Выплаты основного долга по тем же займам составляли 332 миллиарда долларов, то есть общие выплаты, включая проценты по займу, составили 658 миллиардов долларов при первоначальной сумме долга в 430 миллиардов.

Несмотря на все предпринимаемые усилия, в 1986 году эти 109 стран все еще были должны своим кредиторам сумму в 882 миллиарда долларов. Это была невероятная долговая трясина. Так работали чудеса сложного процента по займу и плавающих ставок ЛИБОР. Страны-должники были пойманы в долговую ловушку, единственный выход из которой, предлагаемый к удобству банков-кредиторов в Нью-Йорке и Лондоне, состоял в отказе от суверенного контроля над собственной национальной экономикой, особенно в сфере ценных национальных ресурсов, таких как нефть и другое сырье.

Исследование, проведенное Хансом К. Расмуссеном по заказу датского комитета ЮНИСЕФ, акцентирует внимание на том, что в начале 1980-х годов происходила массивная перекачка капиталов из хронически безденежного третьего мира в основном на покрытие дефицита в США. Это был фактический империализм, или, как некоторые это называли, неоколониализм под маской технократии МВФ.

Расмуссен оценил, что в 1980-е годы только в Соединенные Штаты все страны развивающегося сектора перевели 400 миллиардов долларов. Это позволило администрации Рейгана финансировать крупнейший в истории бюджетный дефицит мирного времени, в то же время неправомерно приписывая себе заслугу «самого долгого периода подъема экономики в мирное время». С высокими процентными ставками, растущим долларом и при полной поддержке со стороны американского правительства около 43 процентов огромного бюджетного дефицита США в 1980-е годы де-факто было профинансировано за счет ограбления стран-должников из когда-то развивавшегося сектора. Как и в случае с репарациями по Версальским соглашениям после Первой мировой войны, для англо-американских банкиров долги были только средством установления фактически полного экономического контроля над суверенными государствами.

Но даже грабежа погрязшего в долгах развивающегося мира оказалось недостаточно. Долговая стратегия администрации Рейгана, Волкера и нью-йоркских банков также обложила данью и внутреннюю экономику США. В мае 1986 года Объединенный экономический комитет Конгресса США подготовил исследование, выполненное штатными сотрудниками и названное «Влияние долгового кризиса в латиноамериканских странах на экономику США». В докладе приводились данные об огромных потерях рабочих мест и экспорта, поскольку ограничения МВФ вынудили страны Латинской Америки фактически прекратить промышленный и другие виды импорта ради обслуживания долга. В докладе было отмечено: «Теперь становится ясно, что политика администрации вышла за пределы необходимой защиты банков от банкротства… Управление администрацией Рейгана долговым кризисом, в сущности, принесло выгоду институтам, которые сыграли ключевую роль в провоцировании этого кризиса, и принесло убытки тем секторам экономики США, которые не играли никакой роли в его возникновении».

Под институтами, которые ввергли [страну] в кризис, подразумевались ФРС Волкера и нью-йоркские банки. Исследование Конгресса было проигнорировано прессой и немедленно предано забвению.

Пожалуй, еще хуже в результате англо-американской долговой стратегии жила Африка. Нефтяные потрясения и последующий шок 20-процентных ставок, а также падение мирового индустриального роста в 1980-е годы стали буквально смертельным ударом почти для всего континента. Вплоть до 1980-х годов черная Африка на 90 процентов зависела от экспорта сырья, необходимого для финансирования программ развития. С начала 1980-х мировые долларовые цены на сырье, начиная от хлопка и кофе до меди, железной руды и сахара, непрерывно падали.

К 1987 году цены на сырье упали до самого низкого уровня со времен Второй мировой войны – до уровня цен 1932 года, глубокой экономической депрессии. Коллапс 1980-х годов, который продлится почти 20 лет, пока в первые годы следующего века экономический бум в Китае не развернет его вспять, был преднамеренной политикой американских финансовых группировок, чтобы подпитывать экономический рост, основанный на практически бесплатном сырье в «глобализированной» экономике.

Если бы цены на экспортируемое сырье стабильно держались хотя бы на уровне цен 1980 года, то черная Африка заработала бы дополнительные 150 миллиардов долларов за 1980-е годы. В 1982 году, в самом начале долгового кризиса, африканские страны были должны банкам-кредиторам в США, Европе и Японии приблизительно 73 миллиарда долларов. К концу десятилетия эта сумма после реструктуризации графика возврата долгов и различных вмешательств МВФ в экономики африканских стран возросла до 160 миллиардов долларов, практически достигнув того уровня, сколько они могли бы заработать при стабильных ценах на экспортное сырье.

 

Что посеешь, то и пожнешь

Последствия нефтяных шоков и валютных потрясений в результате высоких процентных ставок 1970-х годов были слишком похожи на 1920-е годы.

Вместо бремени версальских репараций на мировых производственных инвестициях мир нес тягостное бремя процесса реструктуризации МВФ задолженностей стран третьего мира. Невероятные темпы инфляции в первой половине 1980-х годов (как правило, 12–17 процентов в год) диктовали условия начисления процентов на капитал.

После октября 1982 года политика «структурного регулирования» МВФ для перекачивания миллиардов долларов из стран третьего мира привела к огромной и непредвиденной финансовой ликвидности в американской банковской системе. Одновременное рвение Уолл-Стрит и министра финансов Дональда Ригана к отмене правительственных «оков» на финансовых рынках завершилось феерией финансовых эксцессов. Когда к концу десятилетия пыль осела, кое-кто начал понимать, что свободный рынок Рейгана уничтожил чуть ли не всю национальную экономику.

В августе 1981 года президент Рональд Рейган подписал законопроект о самом значительном в послевоенной истории снижении налогов. Он содержал положения, которые давали щедрые налоговые льготы для некоторых видов спекулятивных инвестиций в недвижимость, особенно в коммерческую. Правительственные ограничения по корпоративным захватам были также сняты, и Вашингтон дал ясно понять, что «можно все», пока это стимулирует промышленный индекс Доу – Джонса.

Дональд Риган (на фото в центре), министр финансов, 1982 г.

Летом 1982 года, когда Белый дом заручился согласием Пола Волкера и Федеральной резервной системы в том, что процентные ставки наконец-то начнут снижение, спекулятивная «золотая лихорадка» уже была на старте.

Чтобы убедить Волкера в том, что пора ослабить удавку на денежных потоках, весной того же года параллельно с мексиканским кризисом произошло банкротство небольшого банка нефти и недвижимости Penn Square Bank в Оклахоме. Удержание высоких процентных ставок грозило вызвать цепную реакцию крахов в банковской системе.

И за следующие полгода учетная ставка ФРС США была радикально снижена в семь раз – до уровня в четыре процента. На фоне таких низких ставок финансовые рынки пришли в возбуждение. Облигации и акции взлетели вверх. Иностранный капитал хлынул на нью-йоркские финансовые рынки за легкой прибылью, подтолкнув доллар еще выше.

«Экономический подъем» Рейгана ничего не сделал для поощрения инвестиций в совершенствование технологий и повышение производительности труда в промышленности за малым исключением горстки военных и аэрокосмических фирм, которые получали официальные государственные оборонные контракты. Деньги вместо этого уходили в спекуляции недвижимостью, спекуляции на фондовом рынке, нефтяные скважины Техаса и Колорадо – во все так называемые «налоговые убежища».

Как только процентные ставки Волкера пошли вниз, разгорелась лихорадочная спекулятивная деятельность. Задолженность приобрела новый вид. Люди получили сигнал, что дешевле занять сегодня и вернуть завтра с более низким процентом. Это сработало не совсем так, как задумывалось. В то время как в американских городах продолжалось длившееся уже 20 лет ветшание, падали мосты, приходили в негодность без надлежащего ремонта дороги и разрушались школы, новые торговые центры из стекла и бетона зачастую так и оставались пустующими.

 

Раскол организованного трудового движения

Центральной частью политики Рейгана по примеру Тэтчер были профсоюзы, которые трактовались как «часть проблемы». Был создан вид классовой конфронтации в стиле 1920 годов между рабочими и управляющими, результатом чего стал раскол организованного трудового движения.

Отмена государственного регулирования в сфере транспорта стала ключевой частью антипрофсоюзной политики Рейгана. Автомобильные и авиационные перевозки стали «свободными». Как грибы росли не входящие в профсоюзы авиа- и транспортные компании, зачастую придерживающиеся низких или небезопасных стандартов. Коэффициент травматизма подпрыгнул, уровень заработной платы профсоюзных работников нырнул.

В то время как рейгановский «подъем», казалось, простым нажатием клавиши превращал молодых биржевых трейдеров в мультимиллионеров, все ускорялось снижение уровня жизни квалифицированных синих воротничков. Никто в Вашингтоне не обращал на это внимания. Консервативные республиканцы Рейгана заявляли, что профсоюзы – это «почти коммунисты». В официальном Вашингтоне как никогда преобладала британская политика дешевой рабочей силы образца XIX века.

В атмосфере экономического мрака и отмены регулирования грузовых перевозок, что поощряло неорганизованных перевозчиков, некогда влиятельные Профсоюз водителей грузового транспорта, Объединенный союз автомобильных работников, Профсоюз работников нефтяной, химической и атомной промышленности, Профсоюз шахтеров, стальные профсоюзы и другие шли на уступку за уступкой в отчаянной попытке сохранить пособия для пожилых работников, собирающихся на пенсию, или просто удержать рабочие места. Реальный уровень жизни большинства американцев снижался, в то время как состояния меньшинства росли беспрецедентно стремительными темпами. Общество поляризовалось по своим доходам.

Новая догма «постиндустриального общества» проповедовалась от Вашингтона и Нью-Йорка до Калифорнии. Американское экономическое процветание, связанное с инвестициями в самые современные промышленные мощности, исчезло. Сталь была объявлена «ржавым поясом», «закатом» промышленности, сталелитейные заводы, на которых действительно распространялась ржавчина и взрывались доменные печи, были заброшены. Деньги можно было сделать только на шопинг-центрах, блестящих новых игорных домах в Атлантик-Сити или Лас-Вегасе, на суперособняках в пригородах.

Деньги на весь этот дикий разгул все время пребывания Рейгана у власти поступали из-за рубежа. К середине 1980-х годов впервые после 1914 года США из крупнейшего в мире кредитора превратились в чистейшее государство-должник. Долг был «дешевым» и рос экспоненциально. Семьи выходили на рекордные уровни задолженности, покупая дома, автомобили, бытовую технику и даже обучение в колледжах. Правительство входило в долги для финансирования потерянных налоговых поступлений и расширенного военного строительства Рейгана.

В 1983 году годовой дефицит бюджета начал взбираться на неслыханный уровень в 200 миллиардов долларов. Вместе с рекордным дефицитом рос государственный долг, при этом уолл-стритовским дилерам облигаций и их клиентам выплачивались рекордные суммы процентов. Процентные платежи по общей задолженности правительства США за шесть лет выросли с 52 миллиардов долларов в 1980 году, когда Рейган пришел к власти, до более чем 142 миллиардов долларов США, то есть к 1986 году подскочили на 300 процентов (и составили сумму, равную одной пятой всех государственных доходов). Деньги продолжали течь из Германии, Британии, Голландии, Японии, влекомые преимуществами высокого доллара и возможностью получить спекулятивную прибыль в операциях с недвижимостью и на фондовых рынках.

 

Нефтяной шок наоборот

В 1985 году на экономическом горизонте США начали сгущаться грозовые тучи, угрожая будущим президентским амбициям вице-президента Джорджа Буша – старшего. Вновь на помощь должна была прийти нефть. Но на этот раз тактика манипуляций мировыми ценами на черное золото весьма отличалась от тактики бильдербергских нефтяных шоков 1970-х годов. Очевидно, Вашингтон рассуждал следующим образом: «Если мы можем задрать цены, то почему мы не можем их опустить, когда это более удобно для наших целей?»

Причины для такого шага включали в себя растущую озабоченность по поводу слабости экономики США. В октябре 1985 года в Министерстве финансов подсчитали, что, чтобы ее подстегнуть, было бы достаточно мирового падения цен на нефть на 30–40 процентов. В исследовании отмечалось: «Снижение цен на нефть пошло бы на пользу мировой экономике… Наша политика должна… воспрепятствовать ОПЕК и другим производителям искусственно удерживать цены…»

Фактически, как ясно давали понять публичные заявления американского министра энергетики Дональда Ходела и других (что вызвало громкий протест саудовского министра нефтяной промышленности шейха Ямани), Вашингтон был вовлечен в тайную операцию по снижению цен на нефть, публично отрицая подобную политику.

В марте 1985 года госсекретарь США Джордж Шульц послал засекреченную внутреннюю телеграмму в американское посольство в Лондоне, которая, в частности, гласит: «Секретарь чрезвычайно заинтересован в том, что Департамент быстро проведет исследование воздействия резкого падения цен на нефть».

Рональд Рейган и король Саудовской Аравии Фахд, Вашингтон 1985 г.

Саудовский король Фахд незадолго до этого, 11 февраля, приезжал в Вашингтон на встречу с президентом Рейганом, чтобы обсудить «нефтяные и экономические отношения». Во время этой поездки его министр нефтяной промышленности Ямани также встретился с вице-президентом Джорджем Бушем – старшим, министром финансов Джеймсом Бейкером и министром энергетики Джоном Херрингтоном, который сказал Ямани, что цены должен устанавливать «сам рынок».

В сентябре 1985 года давление Вашингтона на Саудовскую Аравию (чтобы она подняла уровень добычи в период высоких цен на фондовом рынке) начало толкать цены на нефть вниз. Помощник госсекретаря Мортон Абрамовиц писал в своей записке Шульцу: «Поднимая добычу и предлагая соотносящиеся с рынком цены, Саудовская Аравия пытается реформировать ОПЕК… Если случится ценовая война, цены на нефть упадут до 20 долларов за баррель».

Когда началась эта акция, уровень цен стоял на отметке 35 долларов за баррель. Абрамовиц пишет дальше: «Почти весь мир, включая США, получит выгоду…»

Затем в апреле 1986 года вице-президент Джордж Буш – старший предпринял поездку в Эр-Рияд. Согласно рассекреченной стенограмме переговоров, Буш сказал королю Фадху, что «рыночные силы могут наилучшим образом устанавливать цены на нефть и уровень добычи» – кодовую фразу, услышав которую, Саудовская Аравия сняла все заглушки с нефтяных вышек и обрушила мировые цены.

Важно и то, что в дополнение к ускорению американской экономики, которое так удобно пришлось к ожидаемой президентской кампании Джорджа Буша – старшего в 1988 году, Абрамовиц отметил, что в результате резкого падения цен на нефть «в ближайшее время пострадает и Советский Союз, так как в большой степени полагается на экспорт нефти для получения твердой валюты».

В то же самое время, когда он организовывал саудовский нефтяной шок наоборот, который воздействовал на поступление твердой валюты в СССР, Абрамовиц также был вовлечен в тайные переговоры о снабжении высокоэффективными ракетами «Стингер» афганских моджахедов, среди которых был и юный саудовец по имени Усама бен Ладен.

К своему удовольствию, после завершения своей службы в Государственном департаменте Абрамовиц стал президентом Фонда Карнеги за международный мир. Именно «Стингерам» приписывают серьезный удар по советским военно-воздушным силам в Афганистане.

Вашингтон убедил короля Саудовской Аравии Фахда, вопреки возражениям его министра нефтяной промышленности Ямани, провести «реверсивный нефтяной шок» и затопить застоявшийся мировой нефтяной рынок своей изобильной нефтью. Цена на нефть ОПЕК камнем рухнула вниз, в среднем с уровня около 26 долларов за баррель зимой 1985 года до уровня ниже 10 долларов за баррель к концу весны 1986 года.

Волшебным образом экономисты Уолл-Стрит провозгласили окончательную победу над инфляцией, одновременно охотно закрывая глаза на значение нефти в создании инфляции в 1970-х годах или в ее сокращении в 1980-е годы.

Министр нефти Саудовской Аравии шейх Заки Ямани, который открыто протестовал против того, что он называл американским нефтяным заговором, выступил в роли удобного козла отпущения за изобретенную в Вашингтоне политику и был отправлен в отставку.

Цены на нефть стабилизировались на довольно низком уровне около 15 долларов за баррель к 1987 году, вовремя обеспечив приятный рост экономики США к приближающимся президентским выборам.

Падение цен на нефть в 1986 году вызвало к жизни спекулятивный пузырь, сопоставимый с ситуацией в 1927-1929 годах в США. Процентные ставки снизились еще более значительно, так как деньги текли, чтобы заниматься «убийствами» на Нью-Йоркской фондовой бирже. На Уолл-Стрит стало модным новое финансовое извращение – приобретение за счет заемных средств.

На фоне снижения денежных расходов и продолжающегося роста акций администрацией Рейгана, которая поощряла религию «свободного рынка», было позволено все, если на этом можно было сделать деньги. Объектом внимания новых корпоративных «рейдеров», или, как из называли на Уолл-Стрит, «мусорщиков», мог стать кто угодно, скажем, промышленная компания со столетней историей, которая управлялась по старинке, производила шины, машины или текстиль.

В результате приобретений на заемные средства становились миллиардерами на бумаге такие красочные персонажи, как Т. Бун Пикенс, Майк Милкен или Айван Боске. Влиятельными учреждениями, например Гарвардской школой бизнеса, была провозглашена новая корпоративная философия менеджмента, чтобы хоть как-то рационализировать это безумие во имя рыночной «эффективности».

За десять лет почти триллион долларов ушел в спекулятивное инвестирование в недвижимость – рекордная сумма, почти в два раза превышающая суммы предыдущих лет. Банки, желая защитить свои балансы от проблем в Латинской Америке, помимо выдачи традиционных корпоративных кредитов впервые начали прямое кредитование в недвижимость.

 

Ограбление ссудосберегательных банков

Ссудосберегательные банки, созданные в период экономической депрессии, как отдельно регулируемые банки, чтобы обеспечивать безопасный источник долгосрочных ипотечных кредитов для семей-покупателей, были дерегулированы в начале 1980-х годов в рамках толчка к «свободному рынку». Им было разрешено предлагать цену оптовых депозитов, так называемых брокерских депозитов, по высокой ставке. Чтобы облегчить этот процесс, в октябре 1982 года администрация Рейгана сняла все регулятивные ограничения, приняв Закон Гарна – Сен-Жермена, который позволил ссудосберегательным банкам вкладывать средства по любой схеме, какую они сочтут нужной, с полной страховкой правительства США в 100 тысяч долларов в счет обеспечения рисков на случай неудачи.

Использовав образ Лас-Вегаса, президент Рейган, подписывая новый Закона Гарна – Сен-Жермена, с энтузиазмом сообщил аудитории приглашенных банкиров из ссудосберегательной системы: «Думаю, мы сорвали джекпот».

Этот «джекпот» стал началом краха банковской системы ссуд и сбережений стоимостью в 1,3 триллиона долларов. Прежде чем осела пыль, обанкротилось 747 ссудосберегательных банков, что стоило американским налогоплательщикам более чем 125 миллиардов долларов.

Новый закон открыл ссудосберегательным банкам широкую дорогу к огульным финансовым злоупотреблениям и диким спекулятивным рискам. Кроме того, он сделал ссудосберегательные банки идеальным инструментом организованной преступности для отмывания миллиардов долларов кокаинового и прочего наркотического бизнеса, демонстрировавшего рост в Америке 1980-х. Например, таким образом «засветилась» бывшая фирма Дональда Ригана Merrill Lynch, чей швейцарский офис в Лугано был замешан в отмывании миллиардов наркодолларов героинового бизнеса в так называемом скандале Pizza Connection.

Дикий и запутанный климат дерегулирования создал атмосферу, когда нормальные, эффективно работающие сберегательные банки, уступали позиции скороспелым организациям, которые ориентировались на сомнительные денежные средства, не задавая лишних вопросов. Банки отмывали средства для проведения тайных операций ЦРУ, а также для тайных операций организованных преступных семей. Сын вице-президента Нил Буш был директором, позднее обвиненного правительством в незаконных действиях, ссудосберегательного банка Silverado в Колорадо. У Нила оказалось достаточно чутья, чтобы уйти в отставку за неделю до того, как в 1988 году его отец стал кандидатом в президенты от республиканцев.

Для того чтобы конкурировать с недавно дерегулированными ссудосберегательными и прочими банками, наиболее консервативные во всем финансовом секторе страховые компании в массе своей также приступили в 1980-х годах к спекуляциям недвижимостью. Но в отличие от банков они никогда не находились под государственным надзором или регулированием (возможно, потому, что в прошлом были весьма консервативны). Не существовало никакого государственного правительственного страхового фонда для защиты держателей полисов страховых компаний, как это было для банков. К 1989 году страховые компании провели сумму примерно в 260 миллиардов долларов по сделкам с недвижимостью в своих учетных книгах, увеличив эту сумму со 100 миллиардов в 1980 году. Но затем рынок недвижимости провалился в наихудшую после 1930-х годов депрессию, и впервые в послевоенной истории вызвал банкротства страховых компаний, поскольку запаниковавшие держатели страховых полисов потребовали назад свои деньги.

Окончательная стоимость фиаско ссудосберегательной системы в 1980-х годах составила более 160 миллиардов долларов. Некоторые подсчитали, что реальные издержки для экономики достигли 900 миллиардов долларов. В период с 1986 по 1991 год, число вновь построенных домов упало с 1,8 миллиона до 1 миллиона, составив самый низкий показатель со времен Второй мировой войны.

Суровая реальность состояла в том, что начиная с нефтяных шоков 1970-х годов, финансовые власти Нью-Йорка были настолько поглощены своими интересами, что в Вашингтоне уже не раздавался ни один разумный голос. Задолженность возросла до поразительной суммы. Когда Рейган выиграл выборы в 1980 году, совокупный частный и государственный долг США составлял 3873 миллиарда долларов. К концу десятилетия он достиг 10 триллионов долларов США. Это означало увеличение долгового бремени более чем на 6 триллионов за такой короткий срок.

На фоне роста долгового бремени на производительную экономику и ухудшения ситуации на промышленных предприятиях США, и в качестве рабочей силы, воздействие 20 лет забвения начало проявляться во всеобщем коллапсе жизненно важной общественной инфраструктуры страны. Автострады покрывались трещинами из-за отсутствия регулярного обновления; мосты стали структурно ненадежными и во многих случаях обрушивались; системы водоснабжения в депрессивных районах находились в запустении; больницы и школы в крупных городах приходили в негодность; качество жилья для небогатых резко ухудшилось.

К 1989 году объединение строительной промышленности «Ассоциация американских генеральных подрядчиков» оценивало, что только для восстановления американской разваливающейся общественной инфраструктуры до современного уровня срочно необходимо чистых инвестиций в размере 3,3 триллиона. Вашингтон был глух.

Решать эти проблемы администрация Буша-старшего предложила частной инициативе «свободного рынка». К 1990 году Вашингтон погрузился в бюджетный кризис. На неравномерное распределение выгод от рейгановского «восстановления» правительству США указывали данные о количестве американских граждан, живущих за чертой бедности.

В 1979 году, когда в разгар второго нефтяного кризиса Пол Волкер начинал свой монетарный шок, правительство насчитало 24 миллиона американцев за чертой бедности, определяя эту черту как 6 тысяч долларов США в год. К 1988 году цифра возросла более чем на 30 процентов и достигла 32 миллионов. Как никогда ранее в истории США налоговая политика Рейгана – Буша сосредоточила богатства страны в руках немногочисленной элиты. С 1980 года, согласно исследованию, проведенному Бюджетным комитетом палаты представителей Конгресса США, реальные доходы 20 процентов самых богатых граждан увеличились на 32 процента.

Этот разрыв в благосостоянии начнет взрывной рост, когда сын Буша Джордж Буш – младший станет президентом и протолкнет самые радикальные сокращения налогов в американской истории. Он продолжит приводить в исполнение план, написанный Денежным трестом еще в 1973 году.

Расходы на американское здравоохранение, отражавшие странную комбинацию приватизации, свободного предпринимательства и государственных субсидий, поднялись до наивысшего уровня за всю историю и как доля ВНП стали вдвое больше, чем в Великобритании; кроме того, 37 миллионов американцев не имели вообще никакого медицинского страхования, в 2009 году их количество достигло 50 миллионов.

Уровень здоровья в крупных американских городах, с доведенными до нищеты гетто, населенными безработными черными и латиноамериканцами, соответствовал скорее уровню стран третьего мира и не был достойным самого передового в мире промышленного государства.

 

На помощь Бушу-старшему приходит Япония

19 октября 1987 года фондовый пузырь лопнул. В течение этого дня индекс Доу – Джонса на Нью-Йоркской фондовой бирже впервые в истории рухнул на 508 пунктов. Фундамент рейгановского «подъема» внезапно развалился.

Но этот фундамент остался неизменным в стратегии фракции Буша и Рокфеллера в англо-американском истеблишменте. Они были полны решимости гарантировать достаточные инвестиции, чтобы удержать свой пузырь на плаву до той поры, пока новый президент Буш (младший) не сможет продолжить воплощение великой стратегии Денежного треста. Крах фондового рынка в октябре 1987 года обозначил начало конца дерегулированных финансовых спекуляций, которые со старта 1970-х удерживали Американский век на плаву.

Джордж Буш – старший, готовясь к президентским выборам в ноябре 1988 года, привлек руководителя своей предыдущей предвыборной кампании и своего близкого друга министра финансов Джеймса Бейкера, а вместе с ним и влиятельную фракцию американского истеблишмента, чтобы гарантировать, несмотря на последствия катастрофы октября 1987 года, приток иностранного капитала на американские рынки акций и облигаций и сохранить в сознании достаточного количества избирателей иллюзию экономического подъема имени Рейгана – Буша.

Вашингтон обратился к японскому правительству премьер-министру Накасонэ с утверждением, что любой президент от Демократической партии нанесет ущерб японской торговле. Накасонэ оказал давление на Банк Японии и Министерство финансов, чтобы сделать их сговорчивее. Японские процентные ставки с октября 1987 года снижались и снижались, придавая американским акциям и облигациям, а также недвижимости видимость сравнительно «дешевых».

Миллиарды долларов уходили из Токио в США. В течение 1988 года доллар оставался сильным, и Бушу удалось выиграть выборы у своего соперника от Демократической партии. Чтобы обеспечить эту поддержку, Буш приватно гарантировал высшим японским официальным лицам, что его президентство улучшит американо-японские отношения. Результатом различных японских финансовых уступок стал крупнейший в мире спекулятивный пузырь на японском фондовом рынке и рынке недвижимости.

Джордж Буш-Старший, 1980 год

Когда в 1990 году это здание рухнуло, поскольку обеспокоенный Банк Японии в страхе потерять экономической контроль начал поднимать процентные ставки, страна погрузилась в десятилетнюю депрессию и дефляцию, от которых она так и не оправилось полностью.

Реальный план новой администрации Буша должен был направить давление на избранных американских союзников, особенно на Германию и Японию, чтобы наращивать «разделение бремени» для управления гигантским американским долгом.

Буш утверждал, что Германия, Япония и другие основные экономические и военные союзники Америки должны увеличивать свою финансовую поддержку, чтобы обслуживать американскую супердержаву. Это была слегка завуалированная угроза.

Несмотря на экстраординарные меры, предпринятые в течение 1980-х годов Уолл-Стрит и ее друзьями в Вашингтоне, к концу десятилетия перспективы господства американской супердержавы выглядели хуже, чем когда-либо. После 20 лет пренебрежения, после шоковой терапии Волкера и в результате аутсорсинга американской корпоративной элитой (ради снижения издержек на заработную плату) рабочих мест в Мексику и Азию, внутренняя экономика, по сути, снизилась до статуса третьего мира.

К 1989-му крупные нью-йоркские банки были в плохой форме. Тогда же сенатор Роберт Доул созвал чрезвычайное собрание за закрытыми дверями в Белом доме, чтобы обсудить конфиденциальный отчет Сената, показывающий, что 11 из крупнейших банков Америки технически неплатежеспособны. Один банковский аналитик с Уолл-Стрит описал крупнейший City Bank как «легкомысленный». Денежный трест должен был принять решительные меры. Алан Гринспен, который был назначен вместо Волкера главой Федеральной резервной системы, пойдет навстречу почти всем пожеланиям своих старых приятелей с Уолл-Стрит.