Дыхание едва поддается контролю. Хеннинг тянет руки вперед. С головы течет вода. Одной рукой он быстро смахивает с лица капли и делает шаг в палатку. Спертый воздух. Жестокий дождь барабанит по крыше палатки, которая не в состоянии сдержать воду, и капли, просачиваясь внутрь, падают на траву. Хеннинг смотрит в глаза Ингвиль Фолдвик. Они слишком широко раскрыты и выпучены, свет и отрешенность, сквозящие в ее взгляде, он видел только в глазах сумасшедших.

— Спокойно, — произносит он и в тот же миг понимает, как глупо это прозвучало. Она стоит и держит в руках лопату, у ее ног валяются камни, и не нужно обладать богатой фантазией, чтобы понять, что она собирается с ними делать.

С того времени, когда он видел ее в последний раз, она сильно похудела. Она была худенькой и во время дачи показаний в суде, но сейчас от нее остались практически одни кости. Одежда висит на ней мешком. Ингвиль выглядит по меньшей мере на десять лет старше своего возраста. Кожа покрыта складками. Это просто живой труп, думает он. Зубы ее пожелтели от многолетнего курения, завязанные в неряшливый хвост волосы начали седеть, мокрые пряди свисают на бледное узкое лицо, на котором выделяются только мешки под глазами.

— К-кто вы? — произносит она, запинаясь. Хеннинг смотрит на торчащего из ямы Ингве. Голова его безвольно свесилась на бок. Но он дышит.

— Меня зовут Хеннинг Юль, — говорит он как можно более сдержанно. Он понимает, что его имя ей неизвестно. — Я писал о вашем судебном процессе. Еще до того, как со мной случилось вот это, — указывает он на свое лицо. Возможно, ожоги вызовут у нее немного сочувствия.

— Что вы здесь делаете? Почему вы здесь?

Голос ее становится более резким. Хеннинг смотрит на Ингве.

— Не делайте этого, Ингвиль, — произносит он. — В глубине души вы не хотите этого делать.

— Ну разумеется хочу! — рычит она. — Для чего мне теперь жить? Он отнял у меня все! Все у меня отнял! Всю мою жизнь! Это… это…

Глаза ее сужаются. Она начинает беззвучно плакать. Из глаз Ингвиль льются потоки слез. Но вот в них снова загорается огонь, и она с презрением смотрит на мужа. Потом поворачивается к Хеннингу. Кажется, что лицо ее покрылось пеленой.

— Знаете, что он заставил сделать моего сына? Вы знаете моего сына?

Он делает шаг в ее сторону.

— Стефан, — говорит он мягко. — Это ваш сын убил Хенриэтте Хагерюп.

Она жалобно всхлипывает.

— От-ткуда вы знаете? — произносит она сквозь слезы. Хеннинг делает вдох и собирается с мыслями.

— Я прочитал сценарий, который написала Хенриэтте Хагерюп.

Ингвиль фыркает, убирая волосы с лица. Он раздумывает, что сказать, как достучаться до той части ее мозга, что еще сохранила рассудок. Сила не поможет. Нет никакого смысла набрасываться на нее и тащить из палатки. Ведь, несмотря на то что Ингвиль Фолдвик превратилась в скелет, у этого скелета железная воля. А если она у тебя есть, то ты способен горы свернуть. Кроме того, она вооружена «СтанГаном».

— Если вы не возражаете, Ингвиль, — говорит Хеннинг со всей возможной лаской, — я бы хотел поговорить о сценарии.

— Ингвиль, — произносит она, передразнивая его. — Что, выходит, ты меня знаешь? Журналюга проклятый!

— Стефан убил Хенриэтте, потому что ваш муж изменял вам с ней. Может быть, даже любил ее. Он разрушил вашу семью. Она разрушила вашу семью, да еще написала сценарий, в котором об этом говорилось. Но Стефан нашел несколько собственных сценарных ходов.

— Что?

Он бросает быстрый взгляд на Ингве. Тот все еще не пришел в сознание.

— Стефан любил символы. «Код да Винчи — лайт», ведь так в газете написали о его сценарии? Хенриэтте отрубили руку. В ее сценарии об этом не было ни слова. В соответствии с законами шариата человеку отрубают руку, если его поймали на воровстве. Хенриэтте украла вашего мужа.

Ингвиль втыкает лопату в землю. Но она больше не бросает песок и траву в своего мужа. Она подносит руку ко рту.

— И кнут. В сценарии не говорилось об избиении кнутом. Но если бы по нему сняли фильм, то ваша семья была бы выставлена на посмешище. А смеяться не стоит, особенно женщинам. В противном случае их избивают кну…

— Хватит! — кричит она. В палатке наступает мертвая тишина. — Пожалуйста, прекратите. Я больше не вынесу! Ты можешь заткнуться?

Лопата падает на землю. Ингвиль утыкается лицом в ладони. Хеннинг делает еще несколько шагов в ее сторону, чего она не замечает. Зеленая рубашка Ингве насквозь пропитана потом. Ингвиль валится с ног. Хеннинг ничего не предпринимает, просто наблюдает за тем, как она плачет. Несколько минут она рыдает сидя, затем вытирает слезы и поднимает на него глаза.

— Вы сказали, что писали о моем судебном процессе, — начинает она хриплым голосом. Затем прокашливается. Хеннинг кивает. — Тогда вы знаете, как эта свинья изнасиловала меня и разрушила мою жизнь. Я занималась на курсах самообороны, научилась всяким премудростям, но я больше никогда не чувствовала себя в безопасности. Куда бы я ни пошла, мне мерещилась его тень, я чувствовала лезвие ножа, касающееся моего горла, кончик лезвия, тыкающийся мне в живот, в…

Она тяжело вздыхает.

— Ингве понимал меня. Дал мне время, никогда не торопил. Но он устал ждать. Ждать…

Ингвиль закрывает глаза и снова разражается слезами. Хеннинг делает еще несколько шагов в ее сторону, что опять остается без внимания. От его головы до крыши палатки — метра два, здесь внутри свободно могут разместиться человек двадцать.

Ингвиль снова открывает глаза. Некоторое время они смотрят друг на друга, но Хеннингу кажется, что видит только он. Ингвиль смотрит отрешенно, но вдруг в ее глазах начинают мелькать огоньки, она что-то замечает — какой-то цвет или движение. И опять исчезает, удаляется куда-то, где может побыть в полном одиночестве.

— Я раздобыла себе это, — произносит она, доставая из кармана мобильный телефон, совершенно обычный аппарат фирмы «Нокиа».

Она размахивает своим телефоном.

— Это мобильный телефон вместе с электрошокером. Представляете, есть люди, которые такое производят. Я купила его приблизительно за тысячу крон в США. Сегодня ведь у каждого есть мобильный телефон, правда? Люди ходят и постоянно в них копаются. Звонят, точат лясы, болтают обо всякой хрени. Я всегда ношу его в руках. Никто не обращает внимания. Но если кто-нибудь захочет снова на меня напасть, то я буду готова. 800 000 вольт прямо в тело. З-з-з-з-з-з-з-з. Обещаю, после такого тебя вырубит.

При взгляде на Ингве он охотно ей верит.

— И Стефан знал, что у вас есть это оружие? Им он и воспользовался?

Она нехотя кивает.

— Он попросил его у вас?

— Нет. Просто взял его однажды вечером — ну то есть тем вечером. Я уже легла спать. На следующий день я поняла, что им пользовались, потому что он лежал не там, где я его оставила. Я стала очень внимательной к мелочам. Я замечаю все.

— Вы сказали ему об этом?

— Не сразу. Я встала поздно, он уже ушел в школу. Но разговор состоялся вчера вечером, и… и…

Ингвиль снова начинает плакать, но говорит не останавливаясь.

— Я спросила его, что он делал с моим телефоном, почему он брал его, но он не ответил, а Ингве продолжал задавать вопросы, и вот тогда…

Она качает головой.

— Все, что Стефан носил в себе, вылилось наружу. Он хотел, чтобы Ингве признался в содеянном, чтобы он был честен сам с собой и с нами, Стефан пришел в ярость, он хотел подраться с Ингве, и в пылу борьбы Стефан сознался в том, что он сам совершил, зачем он брал мой мобильник, и тогда…

Она снова качает головой.

— Это было так ужасно. И…

Ингвиль переводит взгляд на своего мужа, голова которого по-прежнему безвольно висит.

— Это было так ужасно. Так ужасно…

Она закрывает глаза.

— Что произошло после того, как Стефан сознался в убийстве? Он ведь умер в одиночестве.

Ингвиль тяжело вздыхает.

— Я точно не помню. Вроде бы я выбежала из квартиры, потому что я смутно помню, как Ингве трясет меня за плечи где-то в районе Сент-Хансхауген. На вершине холма. Он сказал, что искал меня несколько часов. Думаю, я пошла туда. Или побежала. Не помню. А когда мы вернулись…

Она снова принимается молча рыдать. Хеннинг видит, как она содрогается, как прикрывает рукой рот. Но вот глаза Ингвиль снова покрываются пеленой. Она смотрит прямо перед собой в стену палатки, и сознание ее снова проясняется.

— Откуда вы узнали, что мы здесь?

— Я разговаривал сегодня утром с парнем из приемной колледжа.

— С Гормом?

— Вполне возможно.

— Но как?..

Хеннинг поднимает руки.

— Он сказал, что Ингве звонил сегодня утром, чтобы рассказать ректору, что вы отправились в поход с палаткой. Шефа не было на месте, поэтому Горм принял для него сообщение. Я сложил два и два и получил четыреста. На самом деле мне повезло, что я вас нашел. Но я подумал, что все случившееся с вами так или иначе связано с этой палаткой и с этой ямой, — говорит он, указывая на грунт. — И если все ищут вас и не могут найти, я решил, что вы находитесь здесь. Раз уж вы собрались «в поход с палаткой», говоря словами Ингве.

Ингвиль долго не отводит от него взгляда, а потом кивает.

— Я не помню почти ничего из случившегося вчера. И таблетки у меня кончились, наверное, их взял Стефан, так что спать я не могла. Хотя сомневаюсь, что я бы вообще смогла заснуть.

Глаза у нее красные.

— Почему вы поехали сюда?

— Чтобы я смогла отомстить. Своим собственным способом.

— Но как вы заставили Ингве поехать с вами?

— Я сказала ему, что мне надо побыть здесь, в палатке, чтобы попробовать понять, что совершил мой сын. И это был не просто предлог, чтобы заманить его сюда. Мне действительно это было нужно. Звучит странновато, да?

Хеннинг отрицательно качает головой.

— Сейчас мне кажется немного странным, что я здесь. И в то же время я знаю, что чувствовал Стефан. Я думаю, что ощущаю такую же ненависть. И как мать я благодарна за то, что испытываю это родственное чувство.

Он собирается ответить Ингвиль, но замечает, что лицо ее перекашивается от презрения и злости, и, прежде чем Хеннинг успевает отреагировать, прежде чем успевает броситься на нее, она хватает камень и запускает им в Ингве, она попадает ему в плечо, он дергается, приходит в себя от удара, медленно открывает глаза, легко встряхивает головой, но не может пошевелиться, потому что слишком глубоко закопан, и вот он видит Ингвиль, видит Хеннинга, и Фолдвик понимает, что происходит, он пытается поднять руки, чтобы защитить себя, но они находятся под землей, а Ингвиль уже берет в руки следующий камень.

— Подожди! Ингвиль, не надо…

Ингве кричит, Хеннинг делает скачок в направлении Ингвиль, чтобы остановить ее, но она замечает это, широко раскрывает бешеные глаза и выбрасывает вперед руку с мобильным электрошокером, машет им у Хеннинга перед носом, нажимает на кнопку, из аппарата вылетают искры, и Хеннинг останавливается и пятится назад.

— Что ты делаешь? — кричит Ингве.

— Это ты убил ту блядь! — произносит она, с трудом сдерживая бешенство. — Да, это твоих рук дело, Ингве, если бы ты только мог держаться от нее подальше, ничего бы не случилось, и Стефана убил ты, ты заставил его свести счеты с жизнью…

— Ингвиль…

— О, заткни свое хайло! Вполне справедливо и заслуженно ты попробуешь то же лекарство, тот же камушек, причем здесь, в том же самом месте, и ты умрешь так же, как и твоя любовница, та блядь…

— Это не…

— Даже не пытайся.

Ингвиль поднимает еще один камень, изо рта у нее выступает пена, глаза горят ненавистью, Хеннинг не знает, что сделать, чтобы остановить ее, она яростно машет мобильником в его сторону, может, мне попробовать позвать на помощь, думает он, нет, не могу, я могу опоздать, потому что камни настолько тяжелые, что один меткий удар может покончить с Ингве. Хеннинг пытается придумать, что бы такого умного сказать, но не может подобрать слов, они путаются у него в голове, он топчется на месте, на влажной и холодной траве, и видит, как Ингвиль поднимает над головой камень и прицеливается.

— Это потому, что ты трахался с ней, козел! Я знаю, я долго не была тебе настоящей женой, я пребывала в состоянии мнимой смерти с тех самых пор, как меня изнасиловали, но ты должен был помогать мне, ты должен был мне помогать, свинья, а не насиловать мою душу, а самое главное, самое главное — ты не должен был сводить с ума нашего сына, я знаю, я знаю, что он чувствовал, когда стоял здесь, на этом самом месте, подняв над головой камень и целясь в блядь, которая разбила нашу жизнь.

— Но я никогда не спал с Хенриэтте! — кричит Ингве и зажмуривает глаза. Хеннинг поднимает руки над головой, словно обороняясь от Ингвиль, и, несмотря на то что она стоит в нескольких метрах от него, он тоже зажмуривает глаза и ждет звука удара и крика.

Но в палатке тихо.

Хеннинг открывает глаза. Ингвиль все еще держит камень над головой. Она ловит ртом воздух.

— Я клянусь, я никогда не спал с Хенриэтте!

Ингве говорит сквозь слезы, голос его звучит жалобно. И тут Хеннинг слышит позади себя какое-то движение.

— Нет. Но ты спал со мной.

Он резко разворачивается. И второй раз за час он смотрит прямо в глаза Анетте Скоппюм.