Пробуждение

Точно так же, как проясняется утреннее небо, долгое время подернутое дымкой тумана, на безжизненном лице девушки стали появляться признаки сознания. Она лежала навзничь на пыльном полу, закрыв лицо ладонями. С ее губ сорвался легкий вздох.

Вновь слабое дыхание всколыхнуло ее роскошную грудь, куда медленно возвращалось тело жизни.

Жизнь… жизнь возвращалась! Чудо из чудес становилось реальностью.

Сейчас девушка тихо дышала, ее сердце начало робко биться. Она повернулась, застонала, еще не в силах отогнать от себя демона, погрузившего ее в этот фантастический сон без сновидений.

Пошевелила руками. Длинные точеные пальцы сплелись с роскошными волосами. Веки ее дрогнули. Через некоторое время Беатрис Кендрик сидела, ошеломленная и растерянная, увидев вокруг себя самую странную картину, когда-либо виденную живым существом со времени сотворения мира. И она была выше ее понимания.

От той комнаты, которую она знала до того, как ее глаза охватила внезапная непреодолимая дремота (Боже, как это было давно!), остались лишь стены, потолок и пол из ржавой стали и потрескавшегося цемента.

Вся штукатурка исчезла как по волшебству. Тут и там видны были кучки белесой пыли, покрывавшей какие-то обломки.

Исчезли все картины, карты и планы, которые всего какой-то час назад, как ей казалось, украшали кабинет Аллана Штерна, инженера-консультанта, на сорок восьмом этаже Метрополитен Тауэр.

Не осталось никакой мебели. Толстый слой паутины мешал свету пробиться сквозь уцелевшие кое-где оконные стекла, заменяя таким образом прежние шторы.

Беатрис протерла глаза.

— Что? — прошептала она. — Я сплю? Как все необычно! Только бы мне не забыть это, проснувшись. Из всех моих снов этот самый странный. Но такой реальный и живой! Я могла бы поклясться, что проснулась, но все же…

Вдруг тень беспокойства пробежала по ее лицу, глаза округлились, и дикий страх охватил Беатрис, страх, рожденный полным непониманием окружающего.

Что-то подсказывало ей, что все это не сон, а ужасная действительность. Слабо вскрикнув, она поднялась.

В следующее мгновение Беатрис испустила вопль ужаса, увидев скорпиона с поднятым хвостом, готового ужалить и тут же исчезнувшего в зияющей пустоте коридора через проем, где еще недавно была дверь.

— О! — воскликнула она. — Где я? Что случилось?

Ошеломленная, не в силах вымолвить больше ни слова, в оцепенении придерживая руками лохмотья одежды, Беатрис смотрела вокруг себя. Ей казалось, что за спиной у нее происходит что-то чудовищное и отвратительное. Она хотела закричать, но не смогла.

Беатрис сделала несколько робких шагов к двери, и платье, если так можно сказать об этих лохмотьях, упало на пол. Это привело ее в бешенство. Она попыталась найти что-нибудь и прикрыть свою наготу. Но ничего не нашла.

— Но… где же мой стул и где мое бюро? — воскликнула Беатрис, подходя нерешительными шагами к окну, где когда-то была мебель. Ее голые ноги бесшумно ступали, утопая в толстом слое пыли, которая покрывала все. — А моя пишущая машинка? Это невозможно? Господи! Но что же случилось? Может быть, я сошла с ума?

Везде были видны следы ржавчины, валялись стружки и опилки, одна или две матрицы. Резиновые элементы на последних еще можно было разглядеть, а вот буквы уже почти стерлись.

Окутанная роскошной мантией блестящих волос, девушка присела, чтобы лучше разглядеть этот странный и непонятный феномен. Она хотела было поднять одну маленькую литеру, но та рассыпалась в ее пальцах, превратившись в мелкую белую, почти неосязаемую пыль. Вскрикнув дрожащим голосом, Беатрис отпрянула, охваченная ужасом.

— Боже мой! — прошептала она, — что все это значит?

Несколько мгновений девушка стояла ошеломленная, не в состоянии шевелиться и о чем-либо думать. Почти не дыша, в изумлении созерцала она спектакль в этом театре смерти.

Беатрис бросилась к двери. В коридоре посмотрела направо и налево, повернула голову к обвалившейся лестнице, покрытой, как и все вокруг, пылью и паутиной. Громко крикнула:

— Эй! На помощь! На помощь!

Ответа не было.

Только эхо глухо отозвалось, что еще больше укрепило ее в сознании полного и жуткого одиночества.

Как? Ни единого живого звука? Даже самого маленького? Ничего!

С когда-то шумных и оживленных улиц города сейчас не доносилось ни малейшего звука.

Только свинцовая тишина, из которой, казалось, была слеплена эта удушающая атмосфера. Тишина, окутывавшая Беатрис саваном смерти.

Ошеломленная, пораженная всеобщим хаосом, дрожащая, вбежала она в кабинет. Вдруг ее нога задела какой-то твердый предмет, погруженный в пыль.

Беатрис нагнулась, подняла его, осмотрела.

— Моя стеклянная чернильница! Как? Только такие предметы еще и сохранились?

Это был не сон, а реальность. Она начала, наконец, понимать, что случилась какая-то огромная, немыслимая катастрофа, что трагическое бедствие обрушилось из космоса на Землю.

— А моя мама! — воскликнула Беатрис, — моя мать… мертва, сейчас мертва? Но как давно?

Беатрис не плакала, а лишь застыла в ужасе. Вскоре она начала дрожать от холода, ее зубы стучали.

Девушка стояла опустошенная, не зная, что делать и куда идти. Случайно ее блуждающий взгляд упал на дверь, ведущую в кабинет Штерна, его лабораторию и комнату для консультаций. От двери осталось лишь несколько гнилых досок, свисающих на ржавых петлях.

Шатаясь, Беатрис направилась туда. Роскошные развевающиеся волосы делали ее похожей на средневековую леди Годива. Горячие слезы обжигали лицо. С трудом передвигаясь, она крикнула сдавленным от страха голосом:

— Мистер Штерн! Эй, мистер Штерн! Вы тоже умерли? Это невозможно! Это более чем ужасно!

Нерешительно, боясь увидеть новые ужасы, Беатрис попыталась разглядеть что-либо, несмотря на слепящую пыль. Страшное предчувствие тисками сжало ее сердце при мысли о том, что она может увидеть, но еще больший страх испытывала она перед тем опустошением, что царило позади нее.

На мгновение она остановилась на развалившемся пороге, опираясь левой рукой на сгнившую дверную раму. Затем с криком устремилась вперед, и в этом крике страх уже уступил место радости, а отчаяние — надежде.

Беатрис забыла, что была совсем голая, если не принимать во внимание мантию распущенных волос. Она забыла про разрушение и хаос.

— Слава Богу!

Там, в кабинете, среди различных обломков, которые почти превратились в прах, ее удивленные глаза различили мужской силуэт — тело Аллана Штерна.

Он был жив!

Штерн пристально вглядывался в нее, но не видел; потом неуверенно протянул руку.

Он жив!

Она была не одна среди этих руин.

 

Разговор

Пока Беатрис смотрела на него, радость в ее глазах погасла. Он ли это?

Да, это он. Она узнала его, несмотря на жуткие лохмотья, на длинную рыжую, покрытую пылью бороду и фантастические усы, несмотря на неподвижный бессознательный взгляд.

Но какая немыслимая метаморфоза! В памяти всплыл совершенно иной облик этого человека, бывшего когда-то ее шефом: чисто выбритого, уверенного в себе, элегантного и остроумного, способного одновременно решать тысячу сложнейших вопросов и руководить многочисленными работами.

Теперь этот человек был неподвижен и совершенно беспомощен. Но, услышав голос Беатрис, он вдруг пробудился и протянул к ней дрожащие руки. Затем замер и пристально посмотрел на девушку.

Он еще не успел привести в порядок свои мысли, овладеть собой.

Беатрис увидела страх в его покрасневших моргающих глазах.

Но вскоре инженер сумел взять себя в руки. Под взглядом едва переводящей дух молодой женщины, стоящей на пороге, он прогнал свой страх. Она вновь увидела его столь же смелым, как и прежде.

Беатрис видела состояние души мужчины по его лицу и почувствовала себя увереннее.

За то долгое время, когда мужчина и женщина разглядывали друг друга, как дети, очутившиеся на страшном и темном чердаке, когда ни одно слово не сорвалось с их уст, между ними установилось безмолвное понимание.

Подчиняясь внутреннему инстинкту, девушка подбежала к Штерну. Позабыв о приличиях и своей наготе, она схватила инженера за руку и спросила дрожащим, прерывающимся голосом:

— Что это? Что все это может означать? Скажите мне!

Она просто вцепилась в него.

— Скажите мне правду и спасите меня! Это действительность?

Глядя на нее, Штерн грустно улыбнулся. Затем он осмотрелся. Губы его дернулись, но он не вымолвил ни слова. Штерн сделал очередное усилие и заговорил хриплым голосом, будто многолетняя пыль мешала ему нормально выговаривать слова:

— Там, там… Не бойтесь. Должно быть что-то произошло, пока мы… пока мы спали. Я узнаю это. Нет причин для беспокойства.

— Но… Но посмотрите!

В отчаянии она показала на окружающий их хаос.

— Да, я вижу. Но это неважно. Вы живы, я тоже жив. Нас как минимум двое. Может быть, где-то есть еще люди. Вскоре мы это узнаем. И что бы ни случилось, мы все преодолеем.

Он повернулся и, придерживая истлевшие лохмотья того, что еще недавно было строгим городским костюмом, пробрался через обломки к окну.

Если вам когда-либо приходилось видеть старое огородное пугало, согнувшееся под порывами ветра, у вас будет полное представление о внешнем виде инженера Штерна. Ни один бродяга не мог бы представлять собой столь потрясающее зрелище.

Спутанные, покрытые толстым слоем пыли волосы спадали ему на плечи, а всклокоченная борода доходила до пояса. Даже его брови, обычно редкие, были похожи на небольшие пучки соломы.

Однако внешний вид мало беспокоил Штерна. Быстрым движением инженер разорвал толстую сеть паутины с запутавшимися в ней мертвыми насекомыми, густо оплетавшей зияющий проем окна.

Он посмотрел вдаль.

— Боже мой! — воскликнул мужчина, машинально отступив от окна.

Она подбежала к нему и спросила:

— Что там такое?

— Я… Я еще не знаю. Но это нечто необычное. Жуткое! Это… Нет, нет, лучше не смотрите туда. Пока…

— Я все должна знать! Дайте мне взглянуть!

Она стояла сейчас рядом с ним и тоже видела огромный мегаполис, раскинувшийся под лучами жаркого солнца. Воцарилась тишина. Слышалось лишь жужжание попавшей в паутину обезумевшей мухи и дыхание людей.

— Все… разрушено? — выдохнула наконец Беатрис. — Но… как же…

— Разрушено? Да, кажется именно так, — ответил инженер, сумевший невероятным усилием воли побороть волнение. — Будем откровенны, лучше всего приготовиться к самому худшему. Ничего другого нам и не остается.

— К худшему? Вы хотите сказать…

— Я говорю лишь о том, что находится перед нами. Вы должны были бы понять это и сами.

Вновь воцарилась тишина. Молодые люди стояли, терзаемые чувствами, которые невозможно выразить словами. Инстинктивно инженер положил свою руку на плечо девушки и притянул ее к себе.

— Последнее, что я помню, — пробормотала та, — это то, что сразу после того… сразу после того, как вы перестали мне диктовать отчет о Тонтонском мосте, я вдруг почувствовала себя… а, мне вдруг захотелось спать! Я захотела на минутку прикрыть глаза, чтобы передохнуть, и затем… затем…

— Это?

Она кивнула головой.

— Со мной было то же самое. Кто же мог сделать подобное с нами? С нами и со всем миром? Вы говорите о ваших проблемах! Счастье еще, что вы живы и здоровы и… и…

Он вдруг замолчал и снова посмотрел на немыслимый пейзаж.

Окно выходило на запад, к устью реки и территории, которая еще недавно или уже давно называлась Лонг Айленд Сити и Бруклином. В иное время ничто не показалось бы Штерну более прозаичным, но как фантастически изменилось все!

— Все уничтожено, стерто, все в руинах, — прошептал Штерн, взвешивая каждое слово. — И это не галлюцинация.

Его глаза под мохнатыми бровями ощупывали горизонт. Он машинально приложил руку к груди, но тут же в удивлении вздрогнул:

— Что это? Но… это же борода, чуть не в метр длиной! И это у меня, который всегда говорил…

Штерн рассмеялся. Он теребил свою бороду с какой-то особой радостью, которая неприятно действовала на нервы девушки, но вдруг опять стал серьезным. Кажется, только сейчас он заметил наготу своей компаньонки.

— О, какая катастрофа! Черт побери, необходимо что-то сделать! Вы не можете выйти отсюда в таком виде, мисс Кендрик. Надо найти что-нибудь из одежды. Господи, что за ситуация!

Он хотел передать ей пиджак, но тот упал, рассыпавшись в прах. Девушка остановила инженера.

— Неважно, — сказала она спокойно и с достоинством. — Мои волосы достаточно прикрывают меня. И если мы двое — последние люди, оставшиеся в живых в этом мире, нет необходимости заниматься подобными пустяками.

Он посмотрел на нее и молча кивнул головой.

— Простите, — пробормотал он, положив руку на ее плечо. Затем повернул голову и снова посмотрел в окно. — Итак, все исчезло… Уцелело лишь несколько небоскребов… И мосты… и острова… все изменилось. Ни одного признака жизни, ни звука… Мертвый мир, если… если все на планете такое же, как и здесь! Все мертвы, кроме вас и меня!

Молча они застыли у окна, стараясь понять сущность катастрофы. В глубине своей души Штерн уловил смутное предчувствие будущего, от которого приятно защемило сердце.

 

На верху небоскреба

Вдруг девушка встрепенулась. Действительность, столь угнетающая ее, не может быть реальностью.

— Нет, нет, нет! — воскликнула она, — эта неправда. Все это невозможно. Здесь какая-то ошибка, но я не знаю где. Это просто сон! Если весь мир мертв, как могло случиться, что мы остались живы? Откуда мы знаем, что все умерли? Разве мы можем отсюда все разглядеть? Нет, ведь это лишь небольшая частичка планеты. Возможно, мы узнаем все, если нам удастся рассмотреть побольше.

Мужчина кивнул головой.

— Я подозреваю, что мы не узнаем ничего нового, даже если сможем разглядеть то, что происходит вдали. Во всяком случае будет лучше, если поле нашего зрения расширится. Ну что же, давайте поднимемся вверх, на площадку. Чем быстрее мы узнаем, что нам предстоит, тем лучше. Ах, если бы у меня была подзорная труба!

Он на мгновение задумался, затем отошел от окна и направился к груде обломков, туда, где находился ящик с его измерительными инструментами.

Штерн опустился на колени; лохмотья его одежды рвались при каждом движении, подобно мокрой бумаге.

Заросший волосами, покрытый вековой пылью человек лихорадочно рылся в груде обломков.

— О! — победно воскликнул он. — Слава Богу, кожух и линзы еще не превратились в пыль!

Он выпрямился, и девушка увидела в руке Штерна зрительную трубу.

— Видите мой «нивелир»? — сказал инженер, показывая на трубу. — Деревянного штатива уже нет. Металлические скобы теперь не будут мне мешать. Так же, как и уровень с воздушным пузырьком. Но главное, сама зрительная труба не повреждена. Так, сейчас посмотрим.

Продолжая говорить, он протирал остатками своей одежды объектив.

Беатрис заметила, что кожаные звенья трубы, хотя и покрытые пятнами окиси меди, были еще достаточно прочными. Линзы, после того как Штерн протер их, сверкали, словно новые.

— Ну что же, идите теперь за мной, — сказал он. Штерн вышел в коридор. Беатрис с плывущим за ней шлейфом пышных волос последовала за ним.

Осторожно ставя ноги на полуобвалившиеся ступеньки, лавируя между грудами осыпавшейся штукатурки, мужчина и женщина медленно поднимались по лестнице.

Наверху толстый слой паутины преградил им дорогу, и ее пришлось убрать. Летучие мыши с визгом поднялись в воздух, словно протестуя против пришествия непрошеных гостей.

В глубине темной ниши сидел маленький взъерошенный белый филин, внимательно смотревший на них своими огромными желтыми глазами. В конце лестницы они вспугнули стаю ласточек, которые удобно устроили свои гнезда по всей длине перил.

Наконец, несмотря на все препятствия, молодые люди достигли верхней площадки на высоте трехсот метров.

Через проем двери, когда-то вращавшейся, они вышли, предварительно проверив крепость конструкции. Площадка, уложенная красной плиткой, была относительно узкой.

Там изумление их еще больше возросло. Они увидели, что время и ужасная тайна оставили на всем свой след.

— Смотрите! — сказал инженер, указывая рукой. — Мы еще не знаем, что все это означает. Никто не может сказать, сколько времени это длится. Но теперь ясно, что катастрофа случилась раньше, чем я предполагал. Видите, даже плиты потрескались и рассыпались. Обычно керамику считают очень прочной, но и от нее не осталось никаких следов. Стыки плит заросли травой. И… Вот! Молодой дубок пустил свои корни, раскрошив десяток плит!

— Ветер и птицы занесли сюда семена и желуди, — прошептала Беатрис. — Сколько же времени прошло… Много лет. Но скажите мне, — добавила она, в недоумении подняв брови, — скажите, как смогли мы прожить так долго? Я не понимаю. Мы не умерли ни от истощения, ни от холода зимой. Как же такое могло случиться?

— Ну что же, отнесем это к временному прекращению жизненных процессов, пока нам не удастся установить истину, если, конечно, мы ее когда-нибудь узнаем, — ответил Штерн, с удивлением глядя на окружающее. — Вы, наверно, знаете, что жабы могут иногда жить целый век, спрятавшись в скале? Замороженные рыбы могут быть оживлены. Итак…

— Но ведь мы же люди!

— Знаю. Но пока неизвестные нам силы природы могли воздействовать на нас, как на примитивные организмы, не млекопитающие и слабо организованные. Пусть на сегодняшний день это вас не волнует. Честное слово, у нас сейчас слишком много дел, чтобы заботиться о всяких «зачем» и «почему». Определенно точно мы знаем только то, что прошло очень много времени, тем не менее мы живы.

— Сколько времени, по вашему мнению?

— Не могу сказать. Но, должно быть, много. Без сомнения, даже больше, чем можно себе представить. Вот, например, смотрите, каким огромным погодным воздействиям подверглось ограждение лестницы. От него почти ничего не осталось.

Действительно, часть ограждения упала на площадку, отрезав от них ее южную часть огромной кучей каменных блоков.

От бронзовых балясин, которые Штерн отлично помнил, с обеих сторон придерживали перила, теперь остались лишь тонкие ржавые стержни, печально торчащие из каменных блоков, над которыми трава и разные вьющиеся растения продолжали свою разрушительную работу.

— Внимание! — предупредил Штерн. — Не опирайтесь в этом месте.

Он крепко взял девушку за руку и потянул назад.

— Не подходите к краю. Здесь все такое ветхое и хрупкое! Стойте здесь, возле стены.

Инженер поглядел на девушку.

— Каменная облицовка почти полностью раскрошилась, — сказал он, — но несущая стальная конструкция еще достаточно прочная. Сопоставив известные нам факторы, я, без сомнения, смогу вскоре более или менее точно определить нынешнюю эпоху. Но сейчас будем считать, что идет «год X».

— Год X, — выдохнула Беатрис. — Господи, неужели я так же стара, как и все это?

Штерн ничего не ответил, а просто прижал девушку к себе, как бы желая оградить ее от возможных бед. Теплый летний бриз гнал мелкую волну на огромном пространстве сияющего залива, которого не коснулось влияние всеобщего краха.

Ветер бестактно приподнял тяжелое покрывало девичьих волос. Молодой человек почувствовал их шелковое прикосновение на своем полуобнаженном плече, его сердце забилось сильнее, кровь прилила к лицу.

Оцепенение и замешательство постепенно ушли, и Штерн не чувствовал себя больше ни надломленным, ни слабым. Наоборот, никогда в жизни кровь не пульсировала с такой энергией в его жилах, как сейчас.

Близость молодой девушки немного волновала его, но он, крепко сжав губы, заставил себя не думать об этом. Лишь рукой он машинально еще крепче прижимал к себе гибкое и податливое тело Беатрис. Девушка не отталкивала Штерна. Она нуждалась в его защите. И еще никогда ни одной женщине в мире не был так необходим мужчина, как ей.

Что бы ни случилось, ничто и никогда не заставит ее забыть силу и отвагу Штерна. Но, несмотря на это, она была неспособна, по крайней мере сейчас, изгнать затаившуюся в глубине ее сердца грусть.

За те короткие минуты, что прошли с момента пробуждения, между ними исчезли отношения подчиненной и шефа.

Сдержанный, учтивый, но недоступный инженер исчез. Сейчас под той же внешностью жил и дышал просто человек, молодой крепкий мужчина в полном расцвете сил. Все остальное, казалось, унесла невероятная метаморфоза.

Она тоже стала другой. Неужели эта крепкая отважная женщина, с жадным любопытством глядящая на окружающее, была когда-то тихой маленькой стенографисткой, которую заботили лишь пишущая машинка, отчеты и папки для бумаг? Штерн боялся верить в такое превращение.

Чтобы немного отвлечься от тяжелых мыслей, инженер вновь настроил свою зрительную трубу.

Опершись спиной на стену, он рассматривал огромный мертвый мир, раскинувшийся далеко под ними.

— Это действительно правда. Беатрис! Все разрушено! Ничего не осталось… ни малейшего признака жизни! Везде, где мне позволяет видеть зрительная труба, нет ничего, кроме бесконечных развалин. Мы одиноки в этом огромном мире. Только вы и я, и все принадлежит нам!

— Все? Все… нам?

— Да, все! Даже будущее… Будущее человечества!

Вдруг Штерн почувствовал, что она дрожит, прижавшись к нему. Он опустил глаза, и его охватила огромная, ранее неизвестная ему нежность. На ее глазах появились слезы.

Беатрис прижала к лицу ладони и опустила голову. Мужчина смотрел на нее, испытывая необычные для него чувства.

Наконец, молча, сознавая неуместность слов в подобной ситуации, он обнял ее обеими руками и еще крепче прижал к себе.

Стоя вместе с девушкой над разрушенным миром, Штерн вдыхал чистый морской воздух и смело смотрел в неизвестное будущее.

 

Город смерти

Вскоре Беатрис успокоилась. Страх и тоска тяжело давили на сердце, но она понимала, что не время поддаваться слабости. Так много надо сделать, если они хотят жить.

— Знаете, — тихо сказал Штерн, — я хочу, чтобы у вас было полное представление о том, что произошло. Отныне мы все будем делать вместе.

Взяв Беатрис за руку, Штерн повел ее по опасно раскачивающейся площадке. Сохраняя предельную осторожность, они исследовали окружающее со всех сторон.

Их взгляды скользили над немыслимым мавзолеем цивилизации. Время от времени они прибегали к помощи зрительной трубы.

Как инженер и предполагал, нигде не было ни малейшего признака жизни. Ни звука не доносилось, ни одной струйки дыма не поднималось в небо.

Мертвый город покоился между рекой и заливом, где ни один парус не белел на солнце, ни один усталый буксир не выбрасывал клубы пара, ни один пакетбот не покачивался у причала.

Вся территория — Джерси, Полисейд, Бронкс и Лонг Айленд — была покрыта густыми хвойными лесами и дубовыми рощами, над которыми то тут, то там возвышались скелетоподобные остатки стальных конструкций.

Искусственные острова также покрывала растительность. При виде Статуи Свободы с погасшим факелом Беатрис издала легкий крик скорби и отчаяния. Подарка Франции больше не существовало, на ее месте покоилась лишь темная бесформенная масса.

Окаймляющие берег моря мертвые остатки доков и дамб представляли собой беспорядочное нагромождение бетона и металла, среди которых можно было различить огромные каркасы судов. Яркий зеленый ковер растений покрывал даже обломки пакетботов. Все деревянные суда, баржи и шлюпки исчезли.

— Смотрите, — сказал Штерн, — стены почти всех зданий рухнули вниз или в сторону улиц. Как много обломков! Сейчас трудно сказать даже, в каком месте был парк. Все полностью завоевано растительностью, и невозможно определить, ни где он начинался, ни где заканчивался. Природа все же отомстила человеку.

— Природа взяла свое, — произнесла Беатрис. — Эти более светлые зеленые линии, как мне кажется, были некогда проспектами. Глядите, как они тянутся вдаль, словно зеленые велюровые ленты. Везде, где только можно, мать-природа снова подняла свои стяги. Послушайте! Что это?

Они напряженно прислушались. Издалека донесся приглушенный, но ужасающий звук.

— О! Неужели все-таки остались еще люди? — воскликнула девушка, схватив инженера за руку.

— Вовсе нет, — со смехом ответил тот. — Я вижу, вам совсем не знаком вой волков. Я тоже впервые услышал его возле Гудзонова залива прошлой зимой… то есть последней зимой перед годом X. Не слишком приятно, не правда ли?

— Волки! Но как же… есть…

— Почему нет? Вполне возможно, что разнообразная живность на острове сохранилась и сейчас. С чего вы решили, что подобное невозможно? Ну, ну, не волнуйтесь. Пока мы ничем не рискуем. А чуть позже можно будет устроить охоту. Давайте перейдем на другую сторону и посмотрим, нет ли там для нас чего-нибудь нового.

Девушка кивком головы согласилась. Вместе они добрались до южной стороны башни, продвинувшись настолько, насколько это позволяло полуобвалившееся ограждение. Осторожно переставляя ноги, они боялись, что в любое мгновение карниз может обвалиться, увлекая их за собой в смертельную бездну.

— Смотрите! — воскликнул Штерн, указывая рукой. — Эта длинная зеленая линия была некогда Бродвеем. А сейчас это вполне респектабельный Арденский лес, не правда ли… Видите там внизу вдалеке эти странные железные клетки, сверкающие на солнце? А мосты, поглядите-ка!

Картина полного разрушения ужасала. Только башни Бруклинского моста стояли на своем обычном месте.

Другие постройки, более новые и мощные, казались нетронутыми безжалостным временем, но даже на расстоянии Штерн мог видеть невооруженным глазом, что Вильямсбургский мост прогнулся, а мост Блэкуэл Айленд превратился в руины. «Как все это ужасно и трагично! — думал инженер. — Но даже сейчас, превратившиеся в обломки, как великолепны творения рук человеческих!»

Его, восхищенного, охватило неистовое желание восстановить эти руины, заставить работать все машины мира.

Но, сознавая свое бессилие, он грустно улыбнулся. Казалось, Беатрис разделяла его чувства.

— Возможно ли, — произнесла она, — что вы и я, мы останемся единственными наблюдателями, как Маколей, перед разрушенным Лондонским мостом? Неужели мы действительно видим то, что предрекали философы и поэты? «Могучее сердце остановилось» раз и навсегда? Сердце мира перестало биться?

Штерн лишь кивнул головой, не переставая думать. Действительно ли он и Беатрис — единственные живые представители рода человеческого? Той цивилизации, для которой он когда-то так много работал, нет? Возможно ли, что оба они станут единственными читателями последней главы славной Книги человечества?

Инженер вздрогнул и еще раз посмотрел вокруг. Его разум еще не привык к страшной реальности. И чтобы не сойти с ума, не нужно делать слишком глубокий анализ происшедшего, надо постараться какое-то время совсем не думать об этом.

Солнце мягкими лучами согревало голубое небо.

Вскоре над Гудзоном появились золотые и пурпурные нити. Сумерки осторожно окутывали разрушенный город, голые проемы окон, обвалившиеся стены, тысячи зияющих отверстий, камни, кирпич, город, по которому когда-то катила большая и разноголосая человеческая волна.

Штерн и девушка стояли ослепленные, зачарованные спектаклем солнечного заката над миром, лишенным людей, не в силах что-либо понять и сказать.

Над джунглями Юнион Сквер, заросшей зеленью бывшей 23-й Улицей, лесом Мэдисон Сквер, они слышали биение своих сердец. Их дыхание стало слитным. На полуобвалившемся карнизе над ними щебетали несколько ласточек.

— Поглядите-ка на Флэтирон Билдинг! — воскликнула вдруг Беатрис. — Какие жуткие развалины!

Она взяла из рук Штерна зрительную трубу и с интересом стала разглядывать груду металла и камней. Стальной каркас был хорошо виден во многих местах. Крыша провалилась внутрь, полностью уничтожив верхние этажи, где виднелись лишь изуродованные балки. Взгляд девушки задержался на некоторых этажах здания, когда-то ей хорошо знакомых.

— О! Я могу даже заглянуть внутрь кабинета на восемнадцатом этаже! — воскликнула он. — Вот, поглядите! Возле угла. Я… я знаю.

Вдруг она замолчала и опустила дрожащую руку. Штерн заметил, что девушка побледнела.

— Пойдемте вниз, — проговорила она. — Я не могу больше выносить это. Не могу! Этот разрушенный кабинет! Сделайте так, чтобы я этого больше не видела!

Мягко, как испуганного ребенка, инженер повел Беатрис по площадке к двери, затем по шаткой лестнице к пыльному хаосу, бывшему когда-то его собственным кабинетом. И там, положив руку на плечо девушки, попытался ее успокоить:

— Послушайте меня, Беатрис. Попробуем все проанализировать. Попробуем решить проблему, как два мыслящих существа. Не будем пока принимать в расчет то, что произошло в действительности; мы все равно не сможем узнать это с достоверностью, пока не проведем небольшую разведку. Мы не знаем даже, какой сейчас год. Не знаем, остался ли еще кто-нибудь в живых на этой планете. Но, вероятно, сможем это узнать, если выработаем рациональный план своего существования. Если все стерто с лица земли, подобно буквам с грифельной доски, наше счастливое избавление от смерти просто поразительно и загадочно.

Штерн сжал ладонями лицо Беатрис и посмотрел в ее глаза, как бы желая проникнуть ей в душу и понять, способна ли девушка на предстоящую им борьбу.

— Наверно, мы сможем найти ответы на все вопросы. Когда-нибудь, если удастся проанализировать все стороны этого явления, я пойму, что произошло в действительности.

Девушка с доверчивостью улыбнулась ему сквозь слезы, стоявшие в ее глазах. В последних лучах заходящего солнца, пробивающихся сквозь запыленное стекло, ее глаза засверкали, как алмазы.

 

Разведка

Наступил вечер, а они все продолжали строить свои проекты, сидя среди развалин кабинета. Желание узнать правду было настолько сильным, что подавляло голод и все другие чувства.

Не было ни стульев, ни даже метлы, но Штерн оторвал мраморную ступеньку лестницы и с ее помощью расчистил угол комнаты. У них появилось, таким образом, место, где можно было расположиться и решить, чем заняться в ближайшее время.

— Это здание, — сказал инженер, — будет пока нашей штаб-квартирой. На мой взгляд, произошло следующее. Смертельная чума или что-то иное разрушительное сошло на Землю. Может быть, это было мгновенное фатальное появление какого-то микроорганизма, который с невероятной быстротой в один день уничтожил все живое на планете, сделав свое черное дело до того, как люди смогли оказать сопротивление. Или некий токсичный газ вытек из расселины земной коры. Возможны и другие гипотезы, но хватит и этих. Пока мы знаем, что здесь, в этом кабинете на большой высоте, мы избежали смерти за счет замедления жизненных процессов на длительное время. На какое время? Один Господь знает это!

— Черт побери, — сказала Беатрис, — даже на первый взгляд для подобных изменений понадобилось бы как минимум сто лет. Боже мой! Неужели мне сейчас сто двадцать четыре года? Возможно ли такое?

— Я думаю, вы не совсем правы. Но это не так уж важно. Мы не можем сейчас разгадать всю тайну. Как и не можем знать, что произошло с Европой, Азией и остальным миром, постигла ли та же участь Лондон, Париж, Берлин, Рим и другие столицы. Но у меня сложилось впечатление, что скорее всего живые люди остались лишь в этой комнате. Иначе они уже вернулись бы сюда, в Нью-Йорк, где, кажется, столько неисчислимых сокровищ…

Он замолчал. Издалека вновь донесся приглушенный вой. Люди застыли в оцепенении. Что это все-таки могло быть? Рухнувшая стена или голодное животное, почувствовавшее добычу? Трудно сказать. Штерн улыбнулся:

— Сначала после того, как мы найдем еду, нам необходимо разыскать какое-либо оружие. Ружье или пистолет. Мне кажется, что можно неплохо поохотиться в джунглях Бродвея или Пятой Авеню. Вы, безусловно, умеете стрелять? Нет? Ну что же, я вас научу. Нам обоим придется многому учиться…

Он поднялся, подошел к окну и некоторое время смотрел в темноту ночи. Затем резко обернулся.

— Но что это я? — воскликнул инженер. — Нельзя больше оставаться здесь и заниматься пустой болтовней, когда у нас столько дел. Мне необходимо отыскать еду, одежду, оружие, инструменты и тысячи других вещей. И прежде всего воду. А я все вспоминаю о прошлом. Ну и глупец же я!

— Вы… вы ведь не покинете меня? Прямо сейчас? — с мольбой в голосе спросила девушка.

Штерн, казалось, не слышал ее вопроса, настолько всепоглощающим было его желание действовать. Он ходил туда и сюда, то и дело спотыкаясь о кучи мусора, производя впечатление дикаря из-за лохмотьев, неимоверно длинной бороды и волос.

— Среди всех этих развалин, — говорил он как бы про себя, — среди этих безграничных руин, бывших некогда Нью-Йорком, должно остаться достаточное количество нетронутых временем вещей, способных удовлетворить наши скромные запросы. Мы могли бы продержаться на этих припасах некоторое время, пока не выберемся за город, куда-нибудь в деревню, и не начнем сами выращивать овощи и находить другую растительную пищу.

— Не уходите, — настаивала Беатрис, поднявшись и протягивая к нему руки. — Прошу вас! Мы можем подождать и до утра, во всяком случае я!

— Нет, нет, это не выход. Кто знает, что можем мы найти там внизу, в магазинах или домах…

— Но у вас нет оружия. И на улицах, вернее, я хотела сказать, в лесу…

— Послушайте, — сказал инженер резко, — сейчас не время для колебаний и проявлений слабости. Полагая, что некоторую долю трудностей и страданий вы можете выдержать, я все-таки так или иначе должен заботиться о вас. Сейчас мне необходимо раздобыть воду и пищу. Я должен сориентироваться. Вы, может быть, думаете, что я могу оставить вас даже на одну ночь голодной и на голом цементном полу? В таком случае вы ошибаетесь! Нет, дайте мне один или два часа. Этого времени должно хватить, чтобы начать…

— Один час!

— Ну, лучше два. Обещаю вернуться не более чем через два часа. Увы! Я не такой уж смельчак! — продолжал настаивать он. — До завтра я не отважусь выйти отсюда. Мне кажется, что здесь, в здании мы сможем отыскать немного еды и воды. Это ведь тоже своего рода город. Офисы, бюро, магазинчики, кафе — здесь есть все. Мне нужно спуститься вниз и хорошенько поискать. Теперь, немного оправившись от шока нашего воскрешения, мы не можем оставаться одетыми столь… столь примитивным образом.

Молча смотрела Беатрис на его неясный силуэт. Потом сказала просто:

— Я пойду вместе с вами.

— Лучше будет, если вы останетесь. Здесь вам ничто не угрожает.

— Нет, я хочу быть с вами.

— Но если там нас подстерегает опасность?

— Неважно. Дайте мне руку.

Штерн подошел и молча пожал ее маленькую ладонь. На мгновение инженер задумался, затем тряхнул головой.

— Итак, прежде всего нам нужен свет, — произнес он.

— Свет? Но разве это возможно? Во всем мире вряд ли осталась хоть одна спичка!

— Я знаю, но есть ведь другие вещи. Надеюсь, мои бутыли с химикатами и пробирки остались невредимыми. Ведь стекло практически не подвергается разложению. И, если не ошибаюсь, они должны быть где-то в этой куче хлама, возле окна.

Он оставил девушку в замешательстве и принялся рыться в углу. Через некоторое время инженер извлек оттуда металлические ржавые обломки и гнилые деревяшки, бывшие некогда его ящиком для хранения химикатов. Вдруг он воскликнул:

— Один! А вот и второй! Это действительно удача. Интересно, что бы я делал, если бы не нашел это?

Один за одним Штерн извлек из-под обломков около двадцати флаконов из толстого стекла. Некоторые флаконы разбились при падении шкафа, но большинство из них были целы. Среди них он отыскал два самых необходимых. В темноте инженер смог различить выгравированные на них буквы Р и S.

— Фосфор и сера, — прошептал молодой человек. — Что еще нужно? А вот и спирт. Неплохо, а?

Во взгляде девушки читались любопытство и восхищение. Штерн немного подумал и принялся за работу.

Сначала он взял кусок металлической балки примерно сорока сантиметров длиной, хотя и разъеденный коррозией, но подходящий для задуманного им. Оторвав несколько лоскутов от рукава, он смял их в комок размером с добрый кулак и обернул металлической лентой так, чтобы она удерживала тряпки.

С трудом удалось Штерну вывернуть стеклянную пробку из бутыли со спиртом, в котором он затем смочил тряпку. Потом он высыпал на свободное пространство на полу немного фосфора и серы.

— Это более практично, чем добывать огонь только с помощью трения, — заметил он радостно. — Я делаю так уже не в первый раз, хотя лишь в романах удавалось белому человеку добывать огонь подобным образом. Но, как вы вскоре убедитесь, это достаточно просто.

От интенсивного трения кусочков дерева, взятых из сломанной двери, воспламенился фосфор. Штерн бросил на него несколько кусочков серы и, кашляя от едкого дыма, поднимавшегося от мерцающего голубоватого пламени, поднес к огню будущий факел, смоченный в спирте.

Факел сразу же вспыхнул бесцветным пламенем, дающим хоть и небольшой свет, но достаточный для того, чтобы разогнать тьму.

Причудливый большой силуэт бородатого, оборванного Штерна, склонившегося над огнем, плясал на полуразрушенной стене.

Глядя на него, Беатрис испытала чувство радости и облегчения. Сейчас она была уверена в том, что, даже если весь мир превратился в руины, инженер сможет защитить ее и сделать смелее.

Штерн поднялся, держа в одной руке факел, а в другой бутыль со спиртом.

— Ну что же, теперь можно идти, — сказал он. — Вы все еще хотите сопровождать меня?

Вместо ответа она утвердительно кивнула головой. Глаза ее блестели в мерцающем свете факела.

Вдвоем, Штерн впереди, Беатрис сзади, они двинулись на разведку, к неизвестности.

 

Охота за сокровищами

Никогда они не представляли себе, что такое сорок восемь этажей. Все их понятия о такой высоте были связаны лишь с бесшумными лифтами, которые за несколько секунд доставляли их в нужное место.

Этой ночью, находясь на полуразрушенной лестнице, проходя по темным коридорам, которые не мог в полной мере осветить факел, они полностью осознали сложность своего положения. Каждые несколько минут пламя уменьшалось, и Штерну приходилось добавлять спирт, держа флакон высоко над пламенем во избежание взрыва.

Они еще не достигли первого этажа, как девушка почувствовала себя полностью обессиленной, охваченная необъяснимым страхом. Каждый зияющий дверной проем, казалось, отражал всемогущество царящей вокруг смерти. Каждый угол, каждая ниша напоминали о прошлом и таинственной драме, в результате которой человечество полностью исчезло с лица Земли.

Штерн шел молча, лишь иногда предупреждая Беатрис о новых препятствиях.

Он был не поэтом, а человеком с абсолютно практичным умом, который понимает, на что способен. Иначе ему удалось бы, пожалуй, создать Эпопею смерти, о чем не мог мечтать даже Гомер и не сделал Вергилий.

Время от времени в коридорах и на лестнице им попадались небольшие кучки пыли причудливой формы. Движимый любопытством, Штерн наклонился над одной из них, потрогал рукой и сразу же выпрямился, непроизвольно вскрикнув.

— Что это? — спросила Беатрис.

Пораженный своим открытием (он увидел человеческий зуб в золотой коронке), Штерн слегка подтолкнул девушку вперед и попытался улыбнуться:

— Ничего. Совсем ничего. Пойдемте, нам нельзя терять времени. Если мы хотим найти все необходимое до того, как иссякнет спирт, нужно действовать.

Все ниже и ниже, все дальше и дальше спускались мужчина и женщина в мрачный лабиринт руин, где не слышно было даже эха их шагов. Босые, подобно призракам, бесшумно брели они среди хаоса и полного разрушения. Наконец, бесконечно уставшие и обессиленные, подошли они к руинам знаменитой аркады, которая некогда соединяла Мэдисон Авеню с площадью.

— Боже мой, какой ужас! — воскликнула Беатрис, отступая назад, когда с последних ступеней лестницы увидели они всевластие смерти.

Слабый, подобный сказочно блуждающему огоньку во тьме ночи, затухающий факел позволял путникам иметь лишь самое общее представление об окружающем. Они с трудом продвигались вперед, взбирались на груды обломков, обходя небольшие кучки пыли, о содержимом которых Штерн предусмотрительно избегал говорить с Беатрис.

— Прежде всего нам необходим огонь, — произнес инженер. — Мы должны разжечь большой костер.

Довольно быстро им удалось собрать достаточное количество обломков деревянных дверей и некогда роскошных оконных рам. Штерн поднес факел к сухому дереву, и огонь вспыхнул, отбросив на стены веселые отблески.

Почему-то многие витрины не были повреждены. В ярком свете их стекла сияли. Мужчина и женщина начали осторожно двигаться по проходу.

— Смотрите, — воскликнул Штерн. — Все маленькие магазинчики разрушены! Почти все, что в них есть сейчас, должно быть, уже ни на что не пригодно. Но, надеюсь, нам удастся разыскать там что-нибудь полезное для нас. Подумайте о миллионах слитков золота и серебра, хранящихся в сейфах города, в банках и бронированных комнатах! Миллионы! Миллиарды долларов! Драгоценности, бриллианты, неисчислимые сокровища. Но для нас они сейчас бесполезны. Немного воды, хлеба, мяса, кофе, соли, две кровати, оружие и несколько инструментов вот, что нужно нам с вами.

— И одежда тоже. Я, пожалуй, отдала бы сейчас миллион за кусок обычной хлопчатобумажной ткани!

— Верно. А я даю целый буассо бриллиантов за ножницы и бритву, — заявил Штерн, ласково поглаживая свою длинную бороду. — Но вперед, нам некогда мечтать! Нужно приниматься за работу.

Так, при свете костра и бледнеющего факела, начались их поиски необходимого для жизни.

В десяти или двенадцати магазинах они тем не менее не нашли ни одежды, никакого куска материи. Везде был только тлен, распадавшийся при малейшем прикосновении.

Найдя магазин меховых изделий, Штерн и Беатрис с надеждой ринулись туда. Несколько съеденных молью кусков кожи висело на ржавых распорках. Казалось, и они тоже вот-вот рассыплются.

— От них нам никакого проку, — заметил инженер, — но, может быть, мы найдем здесь что-нибудь еще.

С особой тщательностью рылись они в пыли хаоса, который никак не вязался с некогда шикарной надписью на золотой вывеске над витриной:

«Адель, импортные товары,

Последние новинки».

На полу Штерн увидел и три кучки останков неизвестных людей исчезнувшей расы. Что общего было у него с ними? Эти останки не вызывали у Штерна даже отвращения.

Неожиданно у Беатрис вырвался крик радости:

— Смотрите! Сундук!

Большой кедровый ящик, весь потрескавшийся, на вид был еще достаточно прочен. Сохранились кожаные стяжки и замки, хотя и с пятнами окиси меди. Одним усилием крепких рук инженер опрокинул сундук. Последний развалился при падении на множество мелких гнилых щепок. На пол вывалилось большое количество шкур, черных и рыжих, пятнистых и полосатых: шкур медведя гризли, леопарда, пантеры, королевского бенгальского тигра.

— Ура! — воскликнул молодой человек, перебирая шубы, накидки, пелерины. — Почти нетронутые! Хотя и есть кое-где дефекты, но это не столь уж важно. Сейчас у нас есть одежда и кровать… я хотел сказать кровати. Что вы говорите? Несколько тепловато для нынешней поры, но это не самое страшное. Поглядите-ка, как она вам нравится?

Говоря это, он набросил на плечи девушки тигровую шкуру.

— Бесподобно!

Штерн отступил на шаг и поднял факел выше, чтобы лучше видеть. Одетая столь странным образом девушка была похожа на королеву варваров. Ее чистые и глубокие глаза сверкали в мерцающем свете факела. Великолепные волосы тяжелой копной спадали на полосатую шкуру, создавая с последней ослепительный контраст. Полуприкрытое тело, восхитительное, словно тело лесной нимфы или языческой дриады, возбуждало в молодом человеке давно забытое желание.

Штерн не осмелился долго разглядывать Беатрис и снова склонился над разбитым ящиком. Его внимание привлекла шкура белого медведя. Он выпрямился и набросил ее на себя:

— Пойдемте. Наш факел скоро погаснет. Необходимо отыскать воду и еду до того, как иссякнет спирт…

Первая удача приободрила путников. Среди развалин небольшого, когда-то престижного бакалейного магазина они нашли ящик консервов в стеклянных банках. В металлической таре продукты давно бы сгнили, но стекло, почти не подверженное разложению, сохранило овощи и фрукты в великолепном состоянии.

Но самое главное им удалось найти бутылки с минеральной водой. Ящик давно превратился в пыль, но сами бутылки были целы.

— Возьмите три или четыре, — попросил инженер Беатрис, — и несколько банок с консервами… Так. Завтра мы вернемся и заберем все остальное. А сейчас нам достаточно и этого. Пора подниматься к себе наверх.

Покинув столь мрачное место, они начали изнурительный подъем.

Прнадобилось по крайней мере полтора часа, чтобы они, наконец, смогли добраться до кабинета Штерна. Где-то на половине пути Штерн вылил на факел последнюю каплю спирта, и остаток пути путешественники прошли на ощупь, напрягая глаза, чтобы разглядеть ступени в бледном свете луны, пробивавшемся в здание через проемы окон и огромные трещины в стенах.

Всему когда-нибудь приходит конец. И наши герои, запыхавшиеся и обессиленные, вошли, наконец, в свое убежище. Завернувшись в шкуры, они принялись утолять голод, наслаждаясь едой.

Аллан Штерн, инженер-консультант, и Беатрис Кендрик, стенографистка-машинистка, а ныне король и королева всего мира сидели у небольшого костра, руками доставая пищу из банок и запивая ее водой прямо из бутылок. Гипотезы, предположения и планы, о которых они говорили, заставляли их сердца биться чаще и тревожнее.

Так прошел час. Ночь начала уступать место рассвету, костер постепенно погас. Завернувшись в свои шкуры, молодые люди попытались уснуть: Аллан — в приемной, а Беатрис — в кабинете.

Несмотря на то что они совсем недавно вышли из состояния длительного транса, огромная усталость, как тяжелые гири, опутывала их тела. И долго еще после того, как Беатрис провалилась в глубокий сон, Аллан Штерн продолжал размышлять, пытаясь найти объяснение всему происшедшему.

 

Внешний мир

На рассвете инженер поднялся и принялся за работу. При свете наступающего дня, имея перед собой тысячи нерешенных проблем, Штерн, будучи человеком практичным, выбросил из головы пока неосуществимые мечты и желания и занялся самым неотложным.

«Беатрис ничем не рискует здесь и может побыть пока одна, — подумал он, глядя на спящую девушку, завернувшуюся в тигровую шкуру и похожую на ребенка. — Меня не будет здесь не больше двух-трех часов. Надеюсь, она не проснется за это время. А если проснется… Как быть?»

Подумав мгновение, Аллан склонился к потухшему костру, взял уголек и большими буквами написал на стене: «Скоро вернусь. Все отлично. Не бойтесь».

Инженер спустился вниз. На рассвете разрушенный мир казался еще более страшным. Здоровый, с крепкими нервами, Штерн все же не смог подавить в себе дрожь, видя везде многочисленные признаки внезапной смерти.

В кучах пыли блестели то зуб, то кольцо, то кусочек украшения. Они были везде: на ступеньках, в разрушенных комнатах и кабинетах, в обломках обвалившейся аркады.

Но времени для раздумий не было; жизнь, работа, чувство долга перед другим человеком звали его, и некогда было скорбеть по погибнувшей цивилизации.

Прокладывая себе путь среди руин, инженер держал совет сам с собой.

«Прежде всего — вода! Мы не можем ограничиться лишь ящиком с минеральной водой. Есть, конечно, еще и Гудзон, но он слишком уж соленый. Нужно отыскать иной источник пресной воды. Это первая жизненная потребность… За счет консервов и дичи, которую мне, возможно, удастся убить, мы сможем прожить, но более всего нам нужна питьевая вода».

Будучи осторожным и думая больше о Беатрис, чем о себе самом, он решил, что не стоит углубляться слишком далеко без оружия в этот чужой теперь мир. И в надежде отыскать какое-либо оружие или то, что сможет его заменить, Штерн принялся копаться в обломках.

— Прежде всего мне необходим топор, — сказал он громко, — в условиях дикой природы это первое, что нужно человеку. Где я могу его найти?

Он немного подумал.

— А! В подвалах! Может быть, мне попадется котельная или склад с инструментами…

Сбросив медвежью шкуру, инженер стал обыскивать все попадавшиеся ему подвалы. Через полчаса он с трудом нашел нужное ему место. Лестницы не было, и Штерну пришлось спускаться, цепляясь руками за торчащие балки и трещины в бетонных стенах. И вот он, наконец, в сводчатом, вонючем, мрачном, затянутом паутиной подвале.

Было уже достаточно светло, чтобы более или менее верно ориентироваться в этих пахнущих плесенью помещениях, имеющих еще более ужасный вид, чем аркада. В первом погребе не было ничего достойного внимания, но вскоре инженер нашел место, где раньше был небольшой машинный зал. Там отыскал он батарею из четырех элементов, маленький насос и электрический коммутатор из потрескавшегося мрамора, где часть проводов была еще в хорошем состоянии.

При виде машин, которые съедала ржавчина, сердце инженера горестно сжалось. Он обожал механику. Обслуживание разного рода механизмов входило в содержание его работы. Сейчас эти мрачные останки технического прогресса угнетали его больше, чем вид кучек пыли, обозначавших места, где человеческие существа нашли свою ужасную и таинственную смерть.

Однако Аллан Штерн не стал предаваться долгим размышлениям.

— Инструменты! — громко сказал он, оглядываясь. — Инструменты, мне нужны инструменты! Если они не найдутся, я буду бессилен что-либо сделать.

Продолжая поиски, Аллан нашел молоток. Хотя и сильно заржавленный, он мог пригодиться. К счастью, дубовая рукоятка почти не пострадала. «Мореное дерево, без всякого сомнения, — подумал он, вороша молотком кучу обломков, бывших некогда станком. — Ага! Вот резец! А вот английский ключ! Коробка со старыми ржавыми гвоздями!»

Радостно разглядывал инженер найденные сокровища.

— Для меня они имеют большую ценность, нежели все золото, которое есть между этим городом и тем, что осталось от Сан-Франциско!

Не видя больше ничего, достойного внимания, Штерн собрал свои находки, выбрался из подвала тем же путем, каким и спустился в него, и направился к аркаде.

«А сейчас посмотрим, что стало с миром».

Крепко держа в руке молоток, он прокладывал себе дорогу среди полного хаоса. Хотя все рассыпалось, разложилось в течение неисчислимых лет, он узнавал некоторые места. Там стояли телефонные кабины… А там внизу было справочное бюро, где всегда сидел служащий в униформе…

Стойка превратилась в прах, а от человека осталась лишь кучка серой пыли. Штерн вздрогнул и двинулся дальше.

Продолжая свой путь, инженер заметил, что трава и вьющиеся растения укоренились среди мраморных плит, выломав даже некоторые из них.

Дверной проем почти полностью был закрыт огромной норвежской елью, растущей у самого фасада и загораживающей выход, через который раньше ежедневно проходили тысячи мужчин и женщин, работавших в здании.

Более или менее удачно Штерну удалось преодолеть это препятствие. Он продолжал двигаться вперед, постукивая молотком по земле, боясь провалиться в какой-нибудь угольный подвал. Наконец, он вышел наружу, живой и невредимый.

— Но… тротуар! — воскликнул Аллан. — Улица… площадь? Где они?

Ошеломленный, стоял он, раскрыв рот. Вид с крыши небоскреба, хотя и давал представление о происшедшем, не мог подготовить его к непосредственному восприятию того же. Перед ним в останках цивилизации возвышалось несколько домов, памятников бывшего здесь некогда мегаполиса. Но почти ничто не указывало на центр огромного города.

Среди стволов деревьев, густо росших у обвалившихся стен Метрополитен, он заметил обломки, к югу от которых находилась некогда 23-я Улица. Но от самой улицы не осталось ни тротуаров, ни проезжей части, никаких следов. Удивительно было также и то, что руины Флэтирон Билдинг сейчас полностью скрывал густой лес.

Толстый слой почвы поглотил разрушенный город. Огромные дубы и ели теснились, как в глухих лесах Мэн. Среди них видны были также березы и ясени.

Штерн стоял рядом со зданием, стены которого обвивал плющ, а из каждой трещины в бетоне пробивались папоротники и кустарники. Его ноги утопали в мягком ковре пахучих еловых иголок. Клены, вязы, тополя, все представители лесов Америки тесно сгрудились на месте бывшего города. При виде молодых зеленых листочков, едва появившихся из почек, Штерн решил, что сейчас должна быть приблизительно середина мая.

Огромные каменные блоки, упавшие, по всей видимости, с небоскреба, беспорядочно лежали на земле. Разрушенные холодом и корнями растений, они были покрыты толстым слоем мха.

— Сколько же времени прошло? — воскликнул инженер. — Сколько лет?

Внезапно страх сжал его сердце, так как это всеобщее царствование природы поразило его больше, нежели все, что он видел до сих пор. Аллан огляделся. Испуганный, охваченный благоговейным трепетом, в лохмотьях, со шкурой белого медведя на плечах он неподвижно стоял среди деревьев.

Должно быть, точно с таким же видом давным-давно какой-нибудь варвар с удивлением созерцал руины города, покинутого римлянами.

Крик белки, прыгавшей по веткам над его головой, вернул инженера к действительности. Несколько кусочков коры и желудь упали к его ногам. Невдалеке крохотная малиновка пела свою утреннюю песню. Необыкновенно храбрая птичка бесстрашно прыгала менее чем в десяти метрах от Аллана. Штерн понял, что она никогда еще в своей жизни не видела человека. Его глаза следили за птицей, перелетавшей с одной березы на другую. Инженер глубоко вздохнул и, запрокинув голову, молча смотрел на обрывки голубого неба, видневшегося сквозь листву.

— Что бы ни случилось на Земле, мир природы всегда остается неизменным. Слава Богу! — прошептал Аллан Штерн, словно вознося горячую молитву к безмолвным небесам.

 

Знак опасности

Слабость, а именно так Штерн оценил свое душевное состояние, прошла через минуту. Еще больше осознав необходимость немедленного действия, он крепко стиснул рукоятку молотка и двинулся в лес Мэдисон Сквер.

Его шаги встревожили маленького кролика. Змея, шипя от злости, проползла в зарослях папоротника. Желто-коричневая бабочка уселась на освещенную солнцем ветку и раскрыла веер своих крыльев.

«Гм, — подумал инженер, — вот, без сомнения, представитель danaus plesippus. Но странно изменившийся. Наверно, какой-то эволюционный вариант. Вероятно, прошло бесконечно много времени, пока мы спали; гораздо больше, чем я представлял вначале. Вот проблема, которую мне нужно решить».

Но сейчас у него были дела поважнее. Раздвигая руками густые заросли, инженер углублялся в лес. Он не прошел еще и сотни метров, как сделал радостное открытие.

— Вода! Вода! Что? Источник? Так близко? Целый бассейн на расстоянии вытянутой руки? Вот это удача!

Здесь, так близко от здания, тень которого падала на Штерна, перед инженером весело журчал маленький ручеек, столь же восхитительный, как и фонтаны в садах Гесперид. Под деревьями, окруженный папоротниками и фиолетовыми цветами, жил родник. Пенясь, среди тростника и диких цветов, наполняя воздух своим прелестным журчанием, ручей бежал к небольшой — примерно пять на шесть метров — заводи.

— Вот так находка! — воскликнул инженер. — А это что? Следы косули? Восхитительно!

Опьяневший от счастья, Штерн опустился к ручью, наклонился, опустил лицо в холодную воду и стал пить ее большими глотками.

Утолив жажду, он встал, оглянулся вокруг и вдруг счастливо рассмеялся.

— Но черт меня побери! — воскликнул он. — Ведь этот бассейн не что иное, как бывший фонтан в Мэдисон Сквер! Но какая перемена! Вот великолепный сюжет для статьи в каком-нибудь научном журнале… если бы, конечно, для него нашлись читатели.

Инженер спустился к бассейну, размышляя: «Штерн, мальчик мой, вот где ты наконец-то можешь принять ванну».

Минуту спустя, он с наслаждением плескался в холодной прозрачной воде. Растеревшись с ног до головы мелким песком, Аллан почувствовал себя заново рожденным. Несколько секунд он с отвращением разглядывал свои лохмотья, затем пинком ноги отбросил их в сторону.

«Я прекрасно могу обойтись и без них, — сказал инженер про себя, — медвежьей шкуры мне вполне хватит».

Он поднял тяжелый молоток и направился к небоскребу.

— Ах, как все-таки хорошо жить! — воскликнул Штерн. — Я чувствую себя помолодевшим на десять лет. Десять лет? Десять лет? Х минус Х равно…. — Вновь став серьезным, он ступал ногами по мягкому мху и еловым иголкам, теребя свою длинную бороду. «Сейчас, возможно, мне удастся постричься и побриться… Черт побери, а почему бы и нет? Какой будет сюрприз для нее!»

Охваченный этой идеей, инженер ускорил шаг и вскоре очутился перед огромной норвежской елью. Повернув направо, пройдя через заросли, преодолев каменные блоки и спугнув куропатку, Штерн очутился наконец там, где когда-то была 23-я улица.

Никакого тротуара, никаких плит — повсюду лишь руины зданий. Пробираясь среди обломков Метрополитен, он искал глазами то, что могло остаться от магазина скобяных товаров. Он увидел его руины, лишь перейдя через бывшую Мэдисон Авеню. Цепляясь руками за покрытые зеленью груды металлического лома, откуда торчали два колеса, и предусмотрительно обойдя зияющую яму, инженер проник, наконец, внутрь магазина.

«Здесь я уж точно что-нибудь найду, — подумал Штерн, оглядываясь. — Если я не попал в магазин „Курье и Броун“, то пусть все провалится к черту! Хоть что-нибудь здесь должно было остаться!»

— О! — вскрикнул он вдруг и бросил большой камень в гремучую змею, лежавшую на обломках стойки и уже начавшую трещать своей «погремушкой».

Змея ускользнула в одну из многочисленных щелей, а камень, отскочив от стены, разбил витрину. Штерн издал крик радости, увидев в глубине магазина еще одну витрину и холодный блеск металла в ней.

С бьющимся от волнения сердцем инженер пересек магазин и подошел к витрине. Там, словно древние египетские реликвии в музее, хранились бесценные сокровища. Чувство огромного счастья охватило молодого человека. Разбив молотком остатки стекла и дрожа от возбуждения, он выбирал самое необходимое, бормоча себе под нос:

— Я понимаю теперь, почему новозеландцы взяли у капитана Кука только металлические обручи с бочек и отказались от денег. Я понимаю! Все деньги мира не стоят в моих глазах этого ржавого ножа…

Штерн поднял заржавевший нож за роговую ручку, пожелтевшую от времени, и продолжил свои поиски. Через четверть часа инженер стал владельцем пары ножниц, двух небольших расчесок, еще одного ножа, двух револьверов (один из которых был автоматическим), большого количества пуль к ним и термоса.

Он сложил это в ветхую дорожную сумку, найденную в углу, где на стекле мерцала надпись: «Сумки, портфели».

Довольный, как если бы он наткнулся на алмазную жилу, инженер сказал себе, что на данный момент находок пока хватит. Радостный, словно школьник, у которого карманы набиты выигранными шарами, Штерн вышел из магазина, вернее, того, что от него осталось, и направился к своему убежищу, горя желанием поскорее увидеть Беатрис.

Но, сделав едва ли две сотни шагов, инженер внезапно остановился и вскрикнул в удивлении и тревоге. Под его ногами, чуть прикрытый мхом, но отчетливо видимый, лежал так взволновавший его предмет. Уронив молоток, он поднял его и стал разглядывать со все возрастающим удивлением.

— Что? Что?! — бормотал он. — Господи! Как…

На его дрожащей ладони лежал широкий кремниевый наконечник стрелы!

 

Борьба с бедствиями

Штерн смотрел на встревоживший его предмет с таким удивлением, как будто увидел товарную упаковку с надписью «Сделано на Марсе». Почти полминуты он не находил слов, не мог сосредоточиться ни на одной мысли, а лишь стоял пораженный, держа в одной руке покрытую плесенью сумку, а в другой — наконечник стрелы.

Инженер собрался было зашвырнуть находку в кусты, но передумал.

— Нет, это было бы глупостью, — сказал он. — Если находка действительно то, на что она похожа, если это не просто камень, который с течением времени приобрел столь удивительную форму, значит… Боже мой, что это может значить?

Он вздрогнул и боязливо огляделся. Все его предположения, все планы теперь не годились. Штерн еще раз внимательно посмотрел на кремниевый наконечник. Он лежал на его ладони ощутимый, великолепный экземпляр работы неизвестного резчика по камню.

Наконечник был не более семи сантиметров длиной и трех — шириной. Углубление, предназначенное для древка, было хорошо видно. Небольшой, хорошо обработанный предмет. В другое время и в другом месте инженер был бы счастлив завладеть подобным предметом, но сейчас…

— Однако, — сказал Штерн громко, как бы стараясь убедить себя самого, — это лишь кусок камня. Что он может доказать?

Но что-то говорило ему: «Точно так же Робинзон Крузо обнаружил на песке человеческий след. Не питай иллюзий».

Еще некоторое время Штерн стоял, погруженный в свои мысли, а затем воскликнул:

— Э, какая разница! Если опасность существует, пусть она появится. Если бы случаю не было угодно подбросить мне эту находку, я оставался бы в неведении.

Он бросил кусок кремния в сумку к остальным своим находкам. Подняв молоток, Аллан Штерн пошел к ручью, где тщательно промыл термос и наполнил его водой для Беатрис. Затем вернулся к зданию Метрополитен, накинул на себя медвежью шкуру, застегнул ее с помощью гвоздя и начал утомительный подъем. На втором этаже в кабинете слева от лестницы он спрятал молоток.

— Мне не так нужен молоток, как топор, — бормотал он. — После обеда я опять схожу в тот магазин и поищу. Если не будет топорища, я вырежу его из дерева. С топором и двумя револьверами, пока мы не отыщем винтовки, можно чувствовать себя спокойно и не слишком опасаться визита тех, кому может принадлежать найденный мной наконечник.

Штерн окинул взглядом помещение. Когда-то здесь был, по всей видимости, просторный и роскошный кабинет. Сейчас он имел довольно мрачный вид. Что-то блеснуло в пыли под окном. Это был осколок зеркала. Штерн схватил его и жадно стал смотреться в него.

— Неужели это я? Но нельзя же мне оставаться в таком виде!

Инженер установил осколок зеркала на подоконник и достал из сумки ножницы. Десять минут спустя лицо Аллана Штерна уже напоминало то, каким оно было раньше. И хотя волосы, подстриженные неровной лесенкой, особенно на затылке, брови, так и оставшиеся неровными, и острая борода были далеки от совершенства, облик дикого человека стал более цивилизованным. Наброшенная на плечи медвежья шкура еще больше подчеркивала эту перемену. Штерн удовлетворенно улыбнулся и спросил себя: «Что подумает и скажет она?»

Он взял сумку и пошел дальше. Задыхаясь (ведь у него совсем не было времени передохнуть), инженер добрался, наконец, до кабинета. Прежде чем войти, он крикнул:

— Беатрис! Эй, Беатрис! Вы уже проснулись?

— Да, входите! — ответила она радостно, появившись на пороге.

Девушка протянула инженеру руку с улыбкой, от которой его сердце забилось еще сильнее. Он засмеялся от смущения и радости при виде происшедшей в ней перемены.

Его глаза пристально смотрели на Беатрис. Только что проснувшаяся, свежая и полная сил молодая женщина казалась восхитительной. Утреннее солнце осветило волшебным светом ее прекрасные волосы, рассыпавшиеся золотым дождем на шелковистой шкуре, скрепленной на шее и талии металлическими спицами, заимствованными из остатков пишущей машинки.

Штерн тут же пообещал ей отыскать для подобных нужд сколько угодно золотых брошей и цепочек в магазинах Пятой Авеню, пока им не удастся отыскать настоящую одежду.

Когда Штерн взял Беатрис за руку, тигровая шкура соскользнула с ее округлых мягких плеч. Глядя на них, на копну великолепных волос, в глубокие серые глаза девушки, молодой человек почувствовал, что его охватывает желание. Отвернувшись, чтобы Беатрис не смогла прочитать это в его глазах, он начал быстро говорить… О чем? Вряд ли он и сам сознавал это. Обо всем, заставляя себя успокоиться.

Только сейчас он осознал, что еще ни разу за свою жизнь, будучи холодным аналитиком и эгоистом, он не ощущал столь внезапного и полного счастья. Мягкая и ласковая рука Беатрис сняла все его тревоги. Мысль, что отныне он будет трудиться для нее, защищать ее, делала его счастливым.

— Мне очень повезло, — сказал он. — Посмотрите, что я нашел!

Он показал ей свои сокровища, все содержимое сумки, кроме наконечника. Затем протянул термос, предлагая утолить жажду, что она с благодарностью и сделала, пока он рассказывал ей о том, как ему удалось найти родник.

— Нехорошо, что вы его монополизировали, — выразила девушка свой протест. — Если вы покажете мне это место и подождете меня где-нибудь поблизости в лесу, я пожалуй…

— Вы хотите принять ванну?

— О да! Подумайте, ведь я не мылась Х лет!

— Ну что же, я к вашим услугам! — объявил инженер.

Они замолчали. В тишине раздавались лишь крики ласточек, парящих высоко в небе. В глубине души Штерн начал немного побаиваться леса и того, что могло быть связано с найденным им каменным наконечником стрелы. Усилием воли он попытался подавить страх.

— Пойдемте же, — сказал Аллан, — а то будет поздно. Но прежде я хотел бы еще раз посмотреть с крыши здания на окружающее нас.

Девушка согласилась. Рука об руку, обсуждая вопросы дальнейшего своего существования, они пошли наверх. Стоя опять на облицованной красными плитами площадке, поросшей кое-где сорной травой, мужчина и женщина молча смотрели на простирающуюся перед ними панораму смерти.

Инстинктивно девушка подняла вверх свои обнаженные руки. Одетая лишь в тигровую шкуру, Беатрис напоминала сейчас жрицу Парси, воспевающую солнце с вершины пирамиды. Штерн зачарованно смотрел на нее.

Возможно ли, что это та молоденькая девушка, которую он когда-то принял на работу во времена, когда жизнь его была наполнена рутиной и скукой, приказами и спецификациями?

Звонкая песня ручейка разносилась в кристально чистом воздухе. Птицы порхали у своих гнезд внизу под ними, в позолоченном небе носились стремительные ласточки.

Очень далеко над речной гладью виднелась белая точка молчаливая чайка свободно парила, широко раскинув крылья. Штерн вздохнул и правой рукой обнял девушку за талию.

— Пойдемте, — сказал он, вновь обретая свой практицизм. — Ванна для вас, завтрак для нас двоих, а затем надо приниматься за работу. Ну, вперед!

 

Страх

К полудню первые приготовления их к обустройству уже продвинулись вперед. Работая вместе в духе полного и открытого товарищества, забыв о том, что произошло и отложив на будущее разговоры о том, что будет, Аллан и Беатрис полдня работали над обеспечением собственной безопасности.

За эти несколько часов интенсивной работы мужчина и женщина смогли понять, что, несмотря на непредвиденные случайности, вдвоем у них больше шансов выжить, нежели поодиночке. Хорошо понимая также, что вести хозяйство на сорок восьмом этаже не слишком удобно из-за больших потерь времени на подъем и спуск, они решили перебраться пониже.

На пятом этаже Штерн выбрал несколько бывших кабинетов, выходящих окнами на зеленый лес Мэдисон. За час они прогнали оттуда летучих мышей, убрали паутину и обломки, стерли пыль. Теперь помещение имело довольно приличный вид.

— Ну что же, неплохое начало, — с удовлетворением заметил инженер, разглядывая дело их рук. — Я вижу, что мы можем достаточно комфортабельно разместиться здесь на некоторое время. Не слишком высоко, но все же можно не бояться медведей, волков… или других тварей.

Инженер улыбнулся, но воспоминание о найденном наконечнике стрелы несколько омрачило его радость.

— Через день или два я постараюсь соорудить здесь какую-нибудь дверь или подобие завала. Но для этого мне необходимо отыскать топор и другие инструменты. Вы можете обойтись без меня какое-то время?

— Я предпочла бы пойти с вами, — сказала девушка, стоя у окна.

— Нет, не в этот раз, прошу вас! Сначала я поднимусь наверх и заберу свои химические препараты. Затем я отправлюсь на поиски посуды, лампы, керосина и не знаю чего еще. Соберитесь с силами, оставайтесь здесь и займитесь домашними делами.

— Как вам будет угодно, — грустно сказала Беатрис, — но я прекрасно могла бы пойти и с вами.

— Может быть, после обеда. Но не сейчас. Я скоро вернусь.

Он направился к двери, но что-то заставило его вернуться обратно.

— Знаете, — сказал Штерн, — если бы мы могли сделать некое подобие кобуры, я взял бы с собой один из револьверов. С помощью ножниц и кожи от сумки, надеюсь, мне удастся смастерить что-то похожее.

Он отрезал ножом кусок кожи от сумки, а Беатрис определила длину ремешка, которым кобура должна была крепиться к талии. Результат их труда, хотя и довольно примитивный, удовлетворил Штерна.

— Когда я возвращусь, мы соорудим такую же для вас, — пообещал молодой человек, беря автоматический пистолет и пригоршню патронов.

Штерн быстро зарядил пистолет. Хотя патроны были зелеными от окислившейся меди, а на оружии виднелись пятна ржавчины, когда Аллан подошел к окну, прицелился и нажал на курок, раздался сухой выстрел и несколько листьев слетели с дуба.

— То, что надо, — воскликнул он, смеясь. — Видите, порох и гремучая смесь хорошо сохранились, находясь в гильзе. Давайте-ка я заряжу и ваш пистолет. Если вам пока нечем заняться, можете попрактиковаться в стрельбе по вот той сухой ветке, видите? И не жалейте патронов… И все это для нас с вами!

Инженер улыбнулся и, передав девушке заряженный револьвер, ушел. Он еще не добрался и до шестого этажа, когда услышал негромкие нерегулярные щелчки и понял, что это стреляет Беатрис.

«Ей может понадобиться умение владеть оружием. Скоро нам обоим это пригодится», — подумал Штерн.

Эта мысль, навеянная появлением наконечника стрелы, так тяжело давила на сердце, что после обеда он должен был найти новую отговорку, чтобы не брать Беатрис с собой в лес.

Эта отговорка была очень правдоподобной. Штерн поручил Беатрис новую работу: изготовление подходящей одежды и обуви. Сейчас, когда у них были ножницы, эта задача казалась посильной. Аллан притащил большую охапку шкур и мехов, заимствованных из некогда шикарного магазина. Таким образом, у Беатрис было чем занять себя.

Послеобеденное время инженер посвятил обследованию квартала от 6-й авеню до 3-й авеню и от 27-й улицы до Юнион Сквер.

С револьвером в левой руке и ножом в правой, расчищая себе проход в густом кустарнике, Штерн медленно продвигался вперед. Он пытался выследить крупную дичь, но видел лишь следы лани на пересечении Бродвея и 19-й улицы. Огромная полосатая рысь с высокой ветки зарычала на путешественника. Но одного револьверного выстрела оказалось достаточно, чтобы обратить ее в бегство. Инженер с удовлетворением отметил про себя, что ее путь окрашивали яркие кровавые пятна.

«Как видно, я еще не растерял свой талант стрелка в течение этих долгих Х лет», — сказал он себе, разглядывая путь беглянки. — «Это мне пригодится».

Уже более осторожный и внимательный, Штерн продолжал свой путь. Он понял, что город практически перестал существовать. «Только следы улиц и жуткие руины, зарастающие все больше…»

Все деревянные здания превратились в пыль. Домов из камня и кирпича практически не было. Лишь стальные щупальцы еще висели над городом, но находились также в плачевном состоянии. Кроме нескольких бетонных конструкций, не было ничего, чего бы не коснулось разрушающее дыхание времени. Инженер испытал настоящую гордость, увидев, что здание на 17-й улице сохранилось лучше всех. «Моя работа», — подумал он и снова двинулся в путь.

На 18-й улице Штерн с трудом спустился в метро по заросшей папоротником лестнице. Воздух здесь пропах плесенью, на бывших путях были огромные лужи. Местами рельсы исчезли, кое-где от них остались лишь небольшие ржавые куски железа. С покореженной рамы на Штерна смотрела огромная жаба.

Человеческой пыли, подобной виденной им наверху, здесь не было. За многие годы от людей не осталось ничего. Инженер вздрогнул, это мрачное место угнетало его больше, нежели все, виденное до сих пор.

— И они тщеславно гордились творениями, которые должны были пережить века, — прошептал Аллан Штерн, охваченный страхом. — Все эти финансисты, священники, коммерсанты, которые кичились своими заведениями, своим городом, своей страной. А сейчас…

Наконец, потрясенный увиденным, он отправился в разрушенные магазины на поиски того, что могло бы им пригодиться. Сейчас, когда волнение его немного улеглось, Штерн впервые почувствовал страх одиночества.

— Никого нет! Кроме Беатрис, не с кем поговорить! — закричал Штерн во всю силу своих легких. (Звук собственного голоса показался ему странным на этой мертвой лесной улице). — Все исчезло! Господи, что бы я делал, если бы у меня не было ее? Смог бы тогда и не сойти с ума?

Эта мысль его ужаснула. Инженер попытался прогнать ее, принявшись за работу. С неистовостью он стал искать нужные им вещи. Это занятие мало-помалу избавило Аллана от подсознательного страха за девушку и за себя, страха, что смерть одного из них станет трагедией для другого.

На Бродвее Штерн отыскал множество полезных вещей и собрал их в полу своей медвежьей шубы. Это были всевозможные предметы, которые могли бы им пригодиться в дальнейшем. Штерн нашел глиняную трубку (все деревянное уже давно рассыпалось в прах) и стеклянную банку с табаком. Это было поистине необыкновенное сокровище. Ему попались также банки с консервами, хорошее вино, кофе, соль. Среди развалин маленького французского магазинчика серебряной посуды он отыскал чашки, тарелки, блюда и лампу в хорошем состоянии. Как ни странно, в ней плескалось еще немного керосина. Герметично закрытая жидкость не испарилась.

Наконец, когда длинные тени деревьев дали знать о наступлении вечера, тяжело нагруженный находками инженер отправился по чуть заметной тропинке к убежищу в небоскребе Метрополитен.

«Как она, наверно, удивится, — думал он, терпеливо поднимая по ступенькам свою ношу. — Что скажет, когда увидит все эти сокровища?»

Он ускорил шаг, но, добравшись только до третьего этажа, услышал крик и выстрелы. Встревоженный, инженер остановился.

— Беатрис! — закричал он. — Беатрис?

Прогремел выстрел.

— Ответьте! Что происходит?

Быстро сбросив свою ношу, охваченный страхом, Штерн ринулся вверх по полуразвалившейся лестнице. Через несколько мгновений он ворвался в их убежище, все время выкрикивая имя девушки.

Никакого ответа!

Побледнев, Штерн замер посреди комнаты.

Девушка исчезла!

 

Восемь веков

С гулко бьющимся сердцем, охваченный отчаянием, которое не испытывал еще ни разу за тридцать лет своей жизни, инженер стоял, не зная, что предпринять.

Однако вскоре он вышел из оцепенения, и его громкий крик разнесся под сводами пустынного здания. Внезапно позади себя Аллан услышал негромкий смех. Он обернулся, дрожа и вытянув вперед руки. Тяжело дышащая и смеющаяся девушка, еще более красивая, чем обычно, спускалась с верхнего этажа. Тигровая шкура только подчеркивала ее красоту.

— Как? Вы испугались? — спросила она, становясь серьезной при взгляде на его бледное лицо. — Но что могло со мной здесь случиться?

Вместо ответа Штерн схватил девушку в свои объятия, шепча ее имя. Та поспешила высвободиться.

— Нет! Не нужно! Я не хотела вас тревожить. Я даже не слышала, как вы пришли!

— Но эти выстрелы… я вас звал… Вы не ответили, тогда…

— Я вас не слышала, — повторила она. — Но это ведь не страшно.

— Что произошло? — спросил инженер, входя в комнату. — Расскажите мне побыстрее.

— По правде говоря, это сплошной абсурд.

— Что же?

— Ну ладно, — ответила она, снова смеясь. — Я готовила еду, когда ястреб или что-то на него похожее влетело в окно. Он полетал вокруг меня и набросился на наш последний кусок говядины! И хотел с ним удрать!

Штерн облегченно вздохнул:

— Это все? А выстрелы? А ваше отсутствие?

— Я его ударила. Он увернулся. Я встала возле окна, через которое он, без сомнения, намеревался вылететь. Решив ему помешать, я схватила револьвер и выстрелила.

— А потом?

— Он испугался и вылетел в коридор. Я помчался за ним. Ястреб вылетел на лестничную клетку. Я гналась за ним два этажа, но птице удалось ускользнуть в какую-то брешь в стене. И теперь у нас нет ни кусочка мяса! — грустно закончила девушка свой рассказ.

— Неважно, там внизу достаточно еды. Скажите, вы его ранили?

— Боюсь, что нет, — ответила она. — Но одно или два пера остались на лестнице.

— Браво! — весело сказал инженер. (Радость, что он нашел ее живой и невредимой, погасила все его страхи.) — Я прошу вас больше не подвергать подобному испытанию мою нервную систему, хорошо? А сейчас наберитесь терпения и подождите меня здесь, не вступая в борьбу с дикими животными, пока я не спущусь вниз и не принесу свои последние находки. Ваша храбрость мне по душе, но я не хочу, чтобы вы пускались в погоню неизвестно за кем в этом разваливающемся здании. Только Господь Бог знает, в какую яму вы можете здесь провалиться и какое несчастье еще может произойти. До скорой встречи.

Невозможно описать и десятую часть той работы, что проделали Беатрис и Штерн за последние четыре дня. Простой перечень того, что они отыскали, превратил бы эту главу в настоящий каталог. Оставим это в стороне. День за днем, когда один, когда с помощью Беатрис, инженер, подобно титану, трудился на развалинах Нью-Йорка.

Хотя огромная часть богатств города безвозвратно погибла, а ценность оставшихся значительно упала, в Нью-Йорке было еще много полезных им вещей. Аллан и Беатрис приносили свои находки в убежище по лестнице, которую Штерн постарался укрепить с помощью необработанных бревен.

Сейчас у него был топор, найденный им среди остатков магазина «Курье и Броун», заточенный о плоский камень на берегу ручья и насаженный на отличное крепкое топорище. Этот инструмент придал Штерну еще больше уверенности. В его глазах он обладал большей ценностью, чем тысячи тонн золота.

Тот же магазин «снабдил» его ведром и несколькими эмалированными блюдами, тремя ножами, множеством гвоздей и другими инструментами. Штерн отыскал также охотничье ружье и карабин, которые после тщательной очистки и смазки выглядели, как новые. Что же касается боеприпасов, то инженер не сомневался, что найдет их в неограниченном количестве.

— С помощью железа, — сказал Штерн, — и кремневого наконечника стрелы я в любой момент смогу разжечь огонь. Дров тоже достаточно, и, таким образом, мы сделаем первые шаги к цивилизации. Когда есть огонь, становится возможным и все остальное. А через некоторое время я, без сомнения, смогу сделать спички. Но пока обойдусь фосфором и кремнием.

Беатрис, как истинная женщина, с головой окунулась в работу по превращению кабинетов в жилые помещения. Ее энергию можно было сравнить с энергией молодого человека. И вскоре помещения стали даже уютными.

Из ивовых веток и кожаного ремешка Штерн смастерил метлу и насадил ее на длинную палку. Последние остатки паутины исчезли, как туман под утренними лучами солнца.

Чтобы как-то дополнить их рацион, состоящий большей частью из консервов, инженер охотился на кроликов, белок и куропаток. Металлическая посуда, как правило, из чистого золота, найденная в магазинах на 5-й авеню, стала занимать все больше места на самодельном столе. Золото в данном случае не являлось средством удовлетворения их эстетических потребностей. Просто этот металл лучше, чем что-либо, смог противостоять разрушительному влиянию времени.

Среди руин богатого магазина бижутерии на 31-й улице Штерну попалась на глаза бронированная комната, стальные двери которой почти полностью съела ржавчина. Внутри были разбросаны алмазы, большие и маленькие, ограненные и необработанные, но инженер не взял ни один из них. Сейчас они были не дороже обычного булыжника. Однако Аллан выбрал все же массивную золотую брошь для Беатрис, с помощью которой она смогла бы закалывать свою тигровую шкуру, а также несколько колец и других, некогда дорогостоящих безделушек. Ведь в любом случае Беатрис оставалась дочерью Евы.

Мало-помалу у них собралось множество приобретений, включая зубные щетки, которые были найдены ими в плотно закупоренном стеклянном флаконе, и другие предметы туалета из золота. Главным требованием оставалась их пригодность к употреблению. Требование красоты и элегантности вещей уступило место требованию их практичности.

Через некоторое время в углу их «квартиры» была уже груда инструментов и домашней утвари. Одни из них можно было сразу же использовать по назначению, другие требовали ремонта и чистки. Появилось также два грубо сколоченных стула.

Северная комната, служившая им кухней, стала вскоре и кузницей. Возле окна, куда мог выходить дым, Штерн устроил круглый очаг. Беатрис царствовала среди котлов и медных кастрюль, заимствованных в маленьком магазинчике на Бродвее. Здесь же Штерн мечтал соорудить пару кожухов для нагнетания воздуха и установить настоящую кузнечную печь.

Оба они благодарили небо за кулинарное мастерство Беатрис. Она поражала инженера разнообразием блюд, которые ей удавалось приготовить из консервов и дичи, и салатами из одуванчиков, собранных недалеко от ручья.

Эти яства, за которыми обычно следовал черный кофе, доставляли им истинное удовольствие.

— Я чувствую, что начинаю толстеть, — со смехом заявил инженер после обеда на пятый день их новой жизни, раскуривая трубку от горящего уголька. — Моя медвежья шкура уже становится мне тесноватой. Вам придется подыскать мне шкуру побольше или не кормить меня столь восхитительными обедами.

Девушка улыбнулась, помешивая кофе золотой ложкой. Ласковый майский ветерок нежно перебирал ее волосы, в лесу слышалось радостное пение птиц. Молодой человек чувствовал себя почти счастливым, отдыхая после утомительной работы в обществе прелестной девушки.

— Мне кажется, наша жизнь не так уж и плоха, — произнесла Беатрис, глядя на остатки пиршества. — Консервированный зеленый горошек и язык, жареная куропатка, отличный кофе, мне кажется, могут удовлетворить любой вкус. Но все же…

— Что же?

— Я мечтаю о тостах, сахаре и сливках для моего кофе!

Штерн рассмеялся.

— Вы действительно мечтательница! Но, терпение, удача приходят к тому, кто умеет ждать. Не делайте из меня волшебника. За четыре дня я не видел ни одного потомка коровы. Я еще не вырастил сахарный тростник. Не смог отыскать зерно, смолоть его и сделать вам подарок в виде мешка пшеничной муки!

Эта шутка немного задела Беатрис. На какое-то время воцарилось молчание. Инженер дымил своей трубкой, не сводя глаз с девушки. Затем с отсутствующим взглядом, стараясь говорить медленно и как бы безразлично, произнес:

— И все-таки, Беатрис, я считаю, что для древних стариков мы не так уж плохи. Да, для очень древних стариков…

Она подскочила на месте, глядя на него изумленными глазами:

— Древних стариков? — воскликнула она. — Так вы знаете, сколько времени прошло?

— Мне кажется, да. Но я думаю, вы не должны волноваться, когда узнаете это в свою очередь.

— Но… Почему я должна волноваться? — удивилась девушка.

— Потому что, видите ли, мы спали слишком долго. О, да. Я сделал кое-какие подсчеты. Сначала я ориентировался по пыли в закрытых помещениях, делая расчет по предполагаемой скорости ее накопления. Затем степень разрушения кирпича и стали указали мне поправочный коэффициент. Наконец, вчера вечером я наблюдал в зрительную трубу Полярную звезду… Эта древняя звезда, несомненно, сменила свое местоположение. К тому же я заметил кое-какие эволюционные мутации у животных и растений, которые нас окружают.

— И… И каково ваше заключение?

— Ну что же, я могу ответить на этот вопрос, хотя и очень приблизительно. Естественно, это лишь предположение, или, если хотите, гипотеза. Но различные признаки, проанализированные вместе, позволяют мне установить дату с точностью до ста лет. Это неплохой результат, если учесть, что я делаю это, не прибегая к специальным инструментам.

Беатрис широко раскрыла глаза. Золотая ложечка выскользнула из ее пальцев и упала на тщательно подметенный пол.

— Что? С точностью до ста лет, вы говорите? Вы что же, считаете, что прошло больше века?

Инженер улыбнулся.

— А вот попробуйте сами угадать, чтобы узнать ваш реальный возраст. Вы ведь выглядите моложе своих лет. Ну, так как?

— Может быть, лет двести. Уж точно я не старше этого возраста! Это и так слишком ужасно!

— Слушайте. Если я прибавлю двадцать четыре года, возраст, в котором вы уснули, то сейчас вам…

— Ну?

— По крайней мере вам сейчас должно быть восемьсот двадцать четыре года! Достаточно почтенный возраст, как мне кажется!

И, видя ее неподдельное изумление и огорчение, Штерн добавил:

— Но что еще вернее, так это то, что сейчас вы самая прелестная девушка в мире.

 

Сближение

Шли дни, дни, наполненные тяжелой работой, щедрой на удачу, исследованиями, счастьем и мечтами о будущем. Беатрис сшила для них кое-что из одежды. Ворс со шкур предварительно был острижен ножницами, чтобы одежда больше соответствовала сезону. Благодаря холодным ваннам, отличному питанию и работе на свежем воздухе Беатрис и Штерн чувствовали себя в отличной форме.

Домашние хлопоты не отнимали у Беатрис слишком много времени. Часто предпринимались вылазки, которые они называли «пиратскими набегами», к мрачным руинам дока, к некогда оживленным и богатым магазинам Бродвея, в Сентрал Парк или в районы двух основных вокзалов Нью-Йорка.

Остатки железной дороги причиняли Штерну большую боль, нежели все остальное. Разрушенные пути, страшные обломки локомотивов и великолепных пульмановских вагонов, поросшие сорной травой, руины залов Пенсильванского вокзала, где каждый день когда-то суетились миллионы людей, спеша по своим делам, нагоняли на молодого человека грусть. Он был рад покинуть эти места и оставить их навечно джунглям, птицам и диким животным.

— Sic transit gloria mundi, — прошептал он, глядя на грустные останки величественных колонн, уже давно рухнувших на землю, на руины арок и осколки стекла. — А говорили, что все это построено, дабы бросить вызов времени!

Именно во время одной из подобных экспедиций инженер нашел и без ведома Беатрис спрятал вещь, приведшую его в замешательство. Это была кость, по всей видимости, не слишком старая, сломанная и обглоданная. На ней отчетливо виднелись следы зубов. Штерн наткнулся на нее случайно среди развалин мэрии.

Молодой человек ясно видел, что кость раздробили, стараясь добраться до костного мозга. Вид столь ужасного предмета снова нагнал на него страх, так как молодой человек сразу же узнал кость человеческого бедра или по крайней мере бедра человекоподобного существа, хотя до сих пор Штерну не попалось ни одного доказательства присутствия горилл в лесах Манхэттена.

Отныне инженер пускался в путешествие, только имея при себе ружье и револьвер с большим запасом патронов. Беатрис также всегда была вооружена, к тому же она стала столь прекрасным стрелком, что могла подстрелить белку, сидящую на вершине ели, или летящую цаплю.

Однажды, прогуливаясь в густых зарослях там, где раньше размещался Грэмси Парк, молодые люди увидели оленя. Беатрис тотчас же выстрелила и ранила животное.

Пуля Штерна, выпущенная почти одновременно, пролетела мимо. Олень успел скрыться в лесу. Молодые люди бросились в погоню, с трудом продираясь сквозь густые джунгли Ирвинг Плас. В двухстах метрах к югу от парка они нагнали животное. Одним выстрелом девушка прикончила его.

— Браво! — воскликнул инженер, вытаскивая свой нож из кожаных ножен, которые сделала для него Беатрис.

Таким образом, вечером они лакомились зажаренным на углях сочным свежим мясом.

Большую часть мяса они закоптили и засолили на будущее. Штерн решил выдубить шкуру в маленьком бассейне, который он вырыл рядом с ручьем. В воду он положил кору дуба и каштана, чернильный орешек и большое количество сумаха.

— Должно получиться, — сказал он, погрузив туда шкуру и придавив ее камнями. — Похоже на рецепт старых деревенских врачей — всего понемножку… и если не станет лучше, то хуже во всяком случае тоже не будет.

Сейчас, когда все ушло в небытие, Штерн начал обращать внимание на те проблемы, которые когда-то обременяли человеческую цивилизацию, но были абсолютно не знакомы лично ему. Большей части его индивидуализма и консерватизма, которыми он так гордился восемь веков назад, теперь, перед лицом дикой природы, уже не было.

Сейчас ни ему, ни Беатрис нельзя было терять времени. Каждую минуту необходимо было чем-то заниматься, и каждый новый день казался загруженным больше, нежели предыдущий.

Во время еды, а особенно по вечерам, когда молодые люди сидели при свете лампы в своем обиталище, им нравилось строить гипотезы. Они часто говорили о катастрофе и своем загадочном возрождении. Штерн рассказывал Беатрис о проведенных некогда опытах, во время которых путем резкого замораживания животных удавалось почти полностью прекратить в них жизненные процессы. Эти исследования давали ответ на вопрос, почему они сами не умерли от холода во время многочисленных зим.

При мерцающем уютном свете очага подобные разговоры зачастую затягивались за полночь. Для Штерна эти часы были самыми счастливыми в жизни. В эти мгновения взаимопонимание и близость между молодым человеком и девушкой казались абсолютными и такими интимными, что инженер чувствовал, как любовь к прекрасной девушке берет в плен его сердце. Ему казалось также, что это чувство не было безответным.

— Я ни на мгновение не сомневаюсь, — сказал он как-то во время их беседы, — что мы с вами сейчас единственные живые, полагаю, цивилизованные люди на всей Земле. Если бы кто-нибудь еще остался в живых, будь то в Чикаго или Гонконге, он несомненно постарался бы связаться с Нью-Йорком. Ведь это главный финансовый и индустриальный центр мира.

— Но представьте, что есть и другие люди, может быть, их очень мало. Возможно, они еще не вышли из сна или это произошло с ними совсем недавно, как с нами. Могут ли они в таком случае знать, что мы также живы?

Штерн с сомнением покачал головой:

— Да, такое возможно, но только не в этой части света. В нашем раю нет никого, кроме вас и меня. В таком случае я Адам. А вы… А вы — Ева. А где же дерево греха? Его мы пока еще не отыскали.

Девушка бросила на него быстрый взгляд и опустила голову, чтобы Штерн не мог видеть ее лицо. Но молодой человек заметил, как покраснели ее шея и щеки до самых висков. Он совсем позабыл о своей трубке. Аллан смотрел на девушку, не видя больше ничего вокруг себя.

Воцарилось глубокое молчание. Но где были их мысли…

 

Большой эксперимент

Мысль, что они не единственные, кому удалось выжить в катастрофе, то и дело приходила в голову девушки. На следующий день она вновь затронула эту тему:

— Предположим, что есть и другие люди, может быть, двадцать или сто, разбросанные по всей Земле. Если они будут просыпаться поодиночке и умирать от голода, то их положение не столь удачно, как наше. А может быть, их даже тысячи, проснувшихся и умирающих от голода и холода!

— Мы не можем узнать это точно, — веско сказал инженер. — Хотя такое вполне возможно. В самом деле, люди, находившиеся, подобно нам, на большой высоте, например на Эйфелевой башне или в горах, могли остаться в живых. Но сейчас мы можем лишь задавать себе вопросы и…

— Но если есть и другие люди, — перебила Штерна Беатрис, — неужели нельзя войти с ними в контакт? Зачем ждать, что они начнут нас искать? Почему мы сами не можем пойти к ним? Если даже в каждой стране осталось лишь по два живых человека, все вместе мы можем создать единую колонию… Как вы думаете?

— Вы хотите сказать, что различные языки, искусство и все, что осталось от человеческой цивилизации, могут быть сохранены? Что колония будет разрастаться и через определенное число поколений человечество вновь вступит во владение Землей? Да, конечно, такое возможно. Но даже если мы с вами остались последними жителями этой планеты, не стоит отчаиваться.

— Но почему бы не попробовать узнать это? — настаивала Беатрис. — Если есть хоть один шанс, пусть даже самый маленький…

— Вы правы! — воскликнул инженер, охваченный новой мыслью. — Я попробую! Как? Этого я пока не знаю. Такая возможность существует, мне необходимо лишь ее отыскать.

После обеда Штерн возвратился на Бродвей, направляясь мимо разрушенного магазина скобяных товаров к бывшему телеграфу в Флетирон Билдинг. С трудом пробравшись внутрь здания, Штерн опять увидел мрачную картину смерти и разрушения, царящих там, где некогда всегда толпились люди. Не было больше ни стоек, ни столов. Страшно изуродованные аппараты трудно было распознать среди царившего повсюду хаоса.

Но в заднем зале Штерн обнаружил много медных проводов. Огромные деревянные бобины и изоляция превратились в тлен, но сами мотки проводов остались почти невредимыми.

— Отлично! — проговорил инженер, собирая провод. — Однажды, когда я перетащу все это в Метрополитен, я смогу сказать себе, что первый шаг к успеху сделан.

Начинало смеркаться, когда Штерн собрал уже достаточное количество проводов для предварительных опытов. На следующий день Аллан и Беатрис обыскали руины станции беспроволочного телеграфа, находившегося на крыше самого высокого здания на Мэдисон Авеню.

Выбраться на крышу они смогли через окно в западной части башни с помощью лестницы, которую Штерн сделал из прочных веток.

— Смотрите, здесь почти все осталось прежним, — сказал инженер, оглядываясь. — Лишь несколько упавших камней проделали несколько дыр. Через них легко можно попасть в нижние комнаты! Давайте, идите за мной. Я попробую. Если крыша меня выдержит, то вы ничем не рискуете.

Через некоторое время они благополучно проникли на маленькую станцию. К счастью, здание, построенное из бетона, почти не пострадало. Они вошли через вращающуюся дверь. За прошедшие века ветер унес все следы того, что осталось от оператора.

Однако аппараты, находившиеся там, ржавые и опрокинутые, по мнению практичного Штерна, все же могли пригодиться для осуществления задуманного им плана. В течение часа он тщательно осматривал, протирал их и убедился в правильности своего предположения.

Беатрис и Аллан с ожесточением принялись за работу.

Сначала с помощью девушки инженер размотал медный провод от вымощенной плитами площадки до крыши телеграфной станции. Затем соединил отремонтированные аппараты с этой антенной и, убедившись, что все нормально, спустил провода с крыши, чтобы подвести их к находящимся в подвальном помещении генераторам.

Все это потребовало двух с половиной дней тяжелой работы, которую они прекращали лишь на время еды и для выполнения неотложных дел. Наконец, работа была закончена и инженер сказал:

— А теперь — электричество!

Держа в руке лампу, Штерн спустился еще раз, чтобы осмотреть генераторы и убедиться, что он не ошибся и один или два из них можно запустить. Три машины не годились ни на что: их почти до основания съела ржавчина, и они не подлежали восстановлению. К счастью, четвертая, находившаяся ближе всех к 23-й улице, была покрыта почти полностью сгнившим брезентом, который, однако, долгое время защищал машину.

Почти неделю Штерн возился с инструментами, которые он смог найти или изготовил сам, как например гаечный ключ большого размера. Он разобрал генератор, вычистил, смазал, отшлифовал и исправил каждую деталь.

Переключатель имел плачевный вид, щетки также сильно проржавели. Но инженер, будучи мастером на все руки, с помощью своих нехитрых инструментов смог привести их более или менее в порядок и, наконец собрал машину, надеясь, что она заработает.

«Теперь необходим пар», — сказал себе Штерн, после того как подключил генератор к телеграфной станции. Шел уже восьмой день с того момента, как инженер начал свой изнурительный опыт.

Осмотр котельной, куда он смог добраться, лишь расчистив себе проход в обломках двери, еще больше воодушевил Аллана. Стоя с лампой в высоко поднятой руке, он понял, что удача пока сопутствует ему.

Здесь, в глубоком подземелье, словно в большой пирамиде Гизы, время, казалось, утратило свою разрушительную власть. Инженер отыскал котел, показавшийся ему еще достаточно крепким, и занялся поисками угля. Достаточное количество его находилось в погребе. После обеда Штерн возил уголь на металлической тачке из подвала к котлу.

Он не знал, где конец трубы дымохода и в каком она состоянии, но решил положиться на случай.

При виде лишенных асбестовой оболочки паровых труб и других ржавых труб, прохудившихся в местах соединений на всем протяжении от котельной до генераторного зала, на лице Штерна появилось недовольство, однако он продолжал работу, несмотря ни на что. Что-то все время подгоняло его. Ведь он был инженер и к тому же американец!

Теперь с помощью двух ведер необходимо было заполнить котел водой. Это заняло еще три дня.

Итак, после одиннадцати дней тяжелейшей работы в мрачном подземелье, работы, казавшейся еще более тяжелой без некоторых инструментов, голый, покрытый потом и угольной пылью, обессиленный инженер был готов к проведению, пожалуй, самого странного опыта за всю историю человечества.

С помощью сухих дров молодой человек развел огонь в топке, затем положил в нее уголь. В течение полутора часов его сердце вздрагивало от страха и возбуждения всякий раз, когда он видел небольшие клубы сначала белого, а затем легкого голубого пара, с шипением вырывавшегося из всех отверстий в длинном паропроводе.

— Нет ни малейшей возможности измерить давление, — чертыхнулся инженер. — Только Господь Бог знает, отправлюсь я в ад сегодня или еще похожу немного по грешной земле!

Он немного отодвинулся от слепящей, жарко пышущей топки и вытер пот, струившийся по лицу.

— Да, вся надежда лишь на Бога, — повторил он. — Но, черт побери, я пошлю этот сигнал или умру!

 

Движущиеся огоньки

Задыхающийся от усталости и возбуждения, Штерн вернулся в машинный зал. Наступил критический момент, когда он взялся рукой за проржавевший маховик, чтобы запустить генератор. Но колесо оставалось неподвижным. Проклиная все, Штерн схватил длинный гаечный ключ, просунул его между спицами маховика и навалился на него всем телом.

Скрипя, мертвое железо уступило силе человека, колесо повернулось. Инженер удвоил свои усилия.

— Давай! — кричал человек. — Давай же! Вертись!

С жутким скрипом, словно протестуя против пробуждения после многовекового сна, машина завелась. Она все больше дрожала по мере того, как увеличивалась скорость вращения вала. С отчаянным гудением, скрипя, стуча, свистя, издавая что-то похожее на жалобный стон, машина начала работать.

При виде этого невероятного воскрешения инженер (вся жизнь которого была посвящена любовной заботе о различных механизмах) испытал странное грустное чувство. Он без сил опустился на пол, держа лампу в дрожащей руке. Несмотря на покрывавшие его пот, угольную пыль и ржавчину, Аллан Штерн почувствовал себя счастливым, как никогда в жизни.

Он понял, что сейчас не время бездействовать. Нужно успеть еще много сделать. Инженер принялся за работу.

Сначала он убедился, что генератор работает нормально и провода прочно закреплены. Затем бросил в топку еще немного угля и оставил ее дверцу открытой так, что она могла пропускать столько воздуха, сколько было необходимо для поддержания постоянной температуры в топке.

Закончив работу, Штерн возвратился на телеграфную станцию, где его с нетерпением ждала Беатрис. Он вошел, задыхаясь, пошатываясь от усталости, его совершенно черные от угольной пыли руки выделялись на фоне белой медвежьей шкуры.

— Получилось! — крикнул он. — У меня есть электричество… во всяком случае, пока. Так… сейчас попробуем!

Некоторое время инженер стоял, опершись на бетонную стену, возле которой были аппараты. День клонился к вечеру. Лучи заходящего солнца заливали золотой краской горизонт, а над Полисейд поднималась легкая дымка тумана.

Вдруг инженер загадочно улыбнулся:

— Ну что же, попробуем связаться с оператором Эйфелевой башни!

Уже в сумерках он еще раз проверил стоящие перед ним аппараты.

— Я надеюсь, что получится, — пробормотал он, надевая наушники.

Аллан положил руку на телеграфный ключ и отбил несколько точек и тире. Беатрис смотрела на него, не в силах произнести ни слова. В момент соединения контактов появились с легким треском маленькие зеленые искры, подобные крохотным лесным светлячкам.

В своей руке, лежащей на ключе, Штерн опять почувствовал силу и уверенность, столь необходимые человеку в условиях дикой природы. Его глаза странно блестели, дыхание учащалось по мере того, как он погружался в свою работу. Его левая рука лежала на переключателе. Не спеша, переходил он с одних волн на другие: на средние, затем на длинные до полутора тысяч метров, затем на короткие. Он опробовал все доступные аппарату волны.

В наступающей ночи, в пустоте мертвой планеты инженер посылал свой отчаянный зов. Черты его лица стали жесткими.

— Ну как, что-нибудь есть? Хоть один ответ? — тихо спросила Беатрис, положив свою дрожащую руку ему на плечо.

Инженер отрицательно покачал головой и опять быстро застучал ключом. Он вновь бросал в эфир свой зов, в котором слились воедино отчаяние, надежда, предупреждение — последний крик одинокого человека одинокому человеку, последнего нью-йоркца любому другому человеческому существу, которое случайно может услышать его среди руин какого-нибудь города, какой-нибудь страны, «SOS! — шептал зеленый огонек. — SOS!.. SOS!»

Наступила ночь, а они все продолжали звать, ждать, слушать. Двое одиноких людей на крыше огромного небоскреба среди нескончаемых руин молили землю и небо услышать их призыв… Но тщетно!

Прошло еще полчаса. Мрачный, как смерть, инженер продолжал работать ключом.

— Все еще ничего?! — воскликнула наконец Беатрис, которой уже невмоготу стало молчать. — Вы уверены, что…

Она запнулась.

Внезапно далеко под ними, словно из необъятных недр земли, раздался приглушенный треск.

Огромное здание вздрогнуло всеми своими израненными частями, всеми проржавевшими балками. Где-то с грохотом рухнула стена. Сильный шум волной прокатился повсюду, переходя постепенно в шипящий свист.

— Котлы! — в отчаянии воскликнул Штерн.

Он сдернул с головы наушники, встал и схватил девушку за руку.

Когда они выходили из помещения, огромный камень внезапно свалился с небоскреба и пробил перекрытие в нескольких шагах от Беатрис. Увлекая за собой тучи мусора, он продолжал лететь вниз, пробивая этаж за этажом с легкостью пули, выпущенной в газетный лист.

Невыносимый грохот заставил людей зажать уши.

Перекрытие ходило под ними ходуном, подобно хрупкому льду на весенней реке. В самом низу что-то громыхнуло в последний раз, и все замерло.

Они были уверены, что здание вот-вот рухнет, как карточный домик, и придет конец их мучениям. Небоскреб и в самом деле покачнулся, задрожал, но выстоял.

Штерн опять взял Беатрис за руку.

— Пойдемте! Смелее, не бойтесь! — крикнул он.

Эхо от падения последних обломков затихло. Облако пара и дыма медленно поднималось вверх, и ветер унес его в темноту ночи.

— Пожар? — предположила Беатрис.

— Нет! Здесь нечему гореть. Идемте, нам нельзя здесь оставаться. Все кончено!

Молча, с предельной осторожностью, чтобы не провалиться в какую-нибудь дыру, пересекли они шаткое перекрытие.

Для Штерна взрыв был почти бедствием. После двух недель тяжелой работы эта проклятая неудача его разозлила.

Они достигли стены небоскреба. Штерн поднял упавшую лестницу и вновь приставил ее к окну, через которое им предстояло выбираться. Девушка уже хотела поставить ногу на первую ступеньку лестницы, как вдруг громко вскрикнула. Штерн почувствовал, как ее пальцы вцепились в его запястье.

— Что случилось, черт побери?

— Смотрите! Смотрите!

Застыв от удивления и страха, она указывала рукой на восток в сторону Гудзона.

Штерн посмотрел в ту же сторону.

Ему тоже захотелось закричать, но он смог произнести лишь несколько бессвязных слов.

Там вдали, хотя и крохотные, но прекрасно различимые на темном фоне океана, двигались сотни, тысячи маленьких светящихся точек.

 

Угроза войны

Некоторое время Беатрис и Штерн оставались у подножия лестницы, не в силах привести в порядок хаос, царивший в их мыслях.

Вдруг девушка рухнула на колени, издав нечленораздельный крик. Она обхватила лицо руками, слезы радости текли у нее меж пальцев.

— Спасены… мы спасены! — воскликнула она. — Люди… они идут к нам!

Штерн с удивлением смотрел на нее молча, нахмурив брови. Его губы шевелились, однако ни один звук не вырвался из его груди. Затем вдруг безрадостно рассмеялся. Он как бы вновь увидел кремниевый наконечник стрелы, раздробленную берцовую кость со следами чьих-то зубов на ней.

Дрожь пробежала по спине Штерна, он почувствовал, как шевелятся волосы на его голове. Инстинктивно рука инженера потянулась к револьверу. «Итак, — сказал он себе, — нужно преодолеть и это. Таким образом, все мои предположения и уверенность в том, что человечество стерто с лица Земли, не более чем вздор? Ну что же, это интересно! Посмотрим. Теперь уже недолго ждать».

Молодая женщина повернула к нему сияющее лицо.

— Как это великолепно! Какое счастье! Мы увидим людей? Можете вы себе такое представить?

— С трудом.

— Но что с вами? Вы говорите так, будто мы вовсе не спасены?

— Простите. Должно быть, это от неожиданности.

— Идемте! Нужно подать им сигнал, разжечь огонь на крыше. Я помогу вам принести дрова. Нужно торопиться! — Возбужденная Беатрис встала и торопливо схватила Аллана за руку. Он удержал ее.

— А не думаете ли вы, что это неосторожно? Может быть, лучше будет немного подождать?

— Почему?

— Ну… мы ведь не можем точно знать… э…

— Но они идут к нам на помощь! Это точно. Не знаю как, но они получили наше послание. И вы хотите, чтобы мы чего-то ждали? Чтобы они не заметили нас?

— Вовсе нет. Но сначала… Мы должны быть уверены. Повторяю, уверены… что они действительно цивилизованные. Вы понимаете?

— Но это и должно быть так, ведь они смогли принять нашу передачу!

— Вы так думаете? Это только ваше предположение. Мы не можем полагаться лишь на это. Нет, не нужно спешить. Подождем, посмотрим, что будет дальше.

Штерн старался говорить спокойно и уверенно, но чуткое ухо Беатрис уловило в его голосе тревожные нотки. Она замолчала. Пляшущие огоньки, подобно армии светлячков, приближались медленно и неотвратимо.

— Вы можете посмотреть в зрительную трубу? — спросила девушка.

— Бесполезно. Это же не прибор ночного видения. Я все равно ничего не увижу.

— Но все же эти огни означают, что там находятся люди, ведь так?

— Конечно. Но пока мы не поймем, что они из себя представляют, мы останемся здесь. Я с радостью приму гостей, если у них мирные намерения. В противном случае здесь найдутся порох, пули, камни!

Беатрис некоторое время смотрела на Штерна, пока смысл сказанного не дошел до нее.

— Вы… не хотите ли вы сказать, что это могут быть дикари?

Штерн прямо-таки подскочил на месте.

— Что натолкнуло вас на эту мысль? — спросил он в надежде успокоить девушку.

Она задумалась, тогда как созвездие светящихся белых точек медленно приближалось к берегам Манхэттена.

— Скажите мне, это дикари?

— Почему вы решили, что я знаю это?

— Не нужно быть ясновидцем, чтобы понять, что у вас есть свое мнение. Вы ведь думаете, что это дикари, не так ли?

— Я думаю, что это возможно.

— И в таком случае… что?

— Что? Гм, если они не окажутся любезными и миролюбивыми, в этом древнем городе будет жарко. И кое-кто рискует быть раненым или убитым. Но это не относится к нам!

Беатрис не задавала больше вопросов, но инженер почувствовал, как крепко сжала она его ладонь.

— Я буду вместе с вами до самого конца, — npoлепетала девушка.

Вновь наступило тяжелое молчание. Тихий ночной ветер перебирал роскошные волосы Беатрис, донося до Аллана их теплый аромат. Штерн задышал глубже, его голова закружилась, как после стакана крепкого вина на голодный желудок. Влечение к Женщине готово было поглотить его, но Мужчина сопротивлялся. И глядя на девушку при свете мерцающих факелов, он заговорил. Боясь собственных мыслей, он говорил скорее для себя самого, нежели для Беатрис.

— Есть, конечно, шанс, самая крохотная вероятность того, что эти каноэ, эти лодки принадлежат белым людям, избежавшим, подобно нам, катастрофы. Есть маленькая надежда на то, что эти люди цивилизованные, хотя бы отчасти. Что же касается того, почему они пересекают Гудзон глубокой ночью, мы с вами не сможем узнать, равно как и их цели и намерения. Нам остается лишь ждать, наблюдать и… быть готовыми ко всему.

— Ко всему! Вы же видели, как я стреляю! Вы знаете!

Он пожал ее маленькую теплую руку. Они замолчали, продолжая пристально вглядываться во мрак ночи. Так прошла четверть часа, пока Штерн, наконец, не воскликнул:

— Смотрите! Огни, кажется, погасли. Должно быть, лодки достигли острова, и теперь деревья мешают нам видеть их. Эти существа, кем бы они не были, сейчас уже высаживаются на берег.

— А потом?

— Подождем.

Им пришлось проявить все свое терпение. Дыхание Беатрис участилось. Инженер тоже почувствовал, что его сердце бьется сильнее и тревожнее.

Вдали на востоке, над развалинами Лонг Айленд, горизонт стал серебристо-пепельным, на небе появились легкие перистые облака. Показалась бледная луна. Ветер качал верхушки деревьев в лесу Мэдисон. Словно призрак, мелькнула и исчезла среди деревьев летучая мышь. Грустно заплакала сова. Беатрис вздрогнула.

— Они скоро будут здесь, — прошептала она. — Может быть, нам стоит вооружиться и спуститься вниз? В случае…

— У нас еще есть время. Подождем немного.

— Послушайте! Что это?! — воскликнула вдруг девушка.

С северной стороны едва слышно доносились приглушенные, беспокоящие, ритмичные и совершенно дикие звуки.

— Господи! — закричал Штерн. — Боевые барабаны? Тамтамы, черт возьми!

 

Битва дикарей

— Тамтамы? Тогда это точно дикари! — воскликнула Беатрис. — Как нам быть?

— Пока не знаю. Итак, перед нами два племени, одно — с факелами, другое — с барабанами. Два различных народа. Они пришли сюда для переговоров, войны или еще чего-то. Кто бы ни стал победителем, наше положение от этого не улучшится!

— Что вы предлагаете?

— Ничего. Наверно, мы можем оставаться здесь, пока все не закончится, что бы там ни было. Но если они отрежут нас от источника воды, тогда…

Он закончил фразу приглушенным ругательством, от которого у девушки прошла по телу дрожь.

— Сейчас они должны быть где-то возле Сентрал Парк, те, с барабанами, как вы думаете? Это на каком расстоянии, по вашему мнению?

— Километра три. Пойдемте отсюда.

Они молча вскарабкались по шатающейся лестнице на небоскреб в свое жилище.

Первым делом Штерн зажег лампу и поставил ее за шкурой, натянутой, подобно шторе, на окно. При рассеянном, но вполне достаточном свете инженер осмотрел оружие. Он тщательно зарядил его и остался доволен запасом патронов. Коробки с пулями Штерн расставил возле окон, выходящих на Мэдисон, перед дверью и на лестнице. Затем погасил лампу.

— Два револьвера, винтовка и карабин, — сказал он. — Только это. Но, надеюсь, мы сможем удержать дикарей на почтительном расстоянии, если они сунутся сюда. Не слишком страшно, Беатрис?

— Совсем не страшно, — заверила его девушка.

— Браво, малышка! — произнес инженер, протягивая девушке винтовку.

Затем Штерн подошел к окну, чтобы слышать, что делается снаружи. Беатрис сделала то же самое.

— Они приближаются. Вы слышите?

Молодые люди напряженно слушали. Тамтамы звучали громче, все более угрожающе. Ветер донес неясный многоголосый гул, похожий на гул огромного летящего пчелиного роя.

— Куда они могут идти, как вы думаете? — прошептала Беатрис.

— К лесу Мэдисон. Смотрите!

Он указал на восток. Очень далеко, там, где начиналась лесная тропинка 14-й улицы, среди деревьев показался яркий свет, затем еще один. Вскоре весь лес заполнился мерцающими движущимися огнями.

Мужчина и женщина видели темную, движущуюся под плотным покровом листвы, массу, освещаемую светом дымящих факелов.

— Похоже на жутких светлячков, ползущих среди деревьев! — прошептала Беатрис. — Отсюда они представляют собой хорошую мишень, но мне кажется, что лучше пока воздержаться от боя!

— Тише… Подождем…

Другая толпа двигалась с северной стороны, воинственные крики, доносящиеся оттуда, были отчетливо слышны. Тамтамы застучали быстрее, наполняя воздух однообразными ритмическими звуками. Вдруг они смолкли, послышалась грустная многоголосая песня, то затихающая, то еще более громкая и пронзительная.

С площади возле самого дома донесся громкий, почти животный крик. Холодная дрожь пробежала по спине инженера. «Килограммов пятьдесят динамита или баррель нитроглицерина были бы мне сейчас весьма кстати. А лучше даже дюжина бутылок изобретенной мной взрывчатки, моего „пульверита“! Я бы мигом решил все проблемы! Это все равно, что иметь на руках четыре туза. Черт побери, а почему бы мне его не приготовить здесь? Из тех химикатов, которые у меня есть, я смогу сделать полулитр или даже литр. Налью его в бутыли, и тогда посмотрим, на чьей стороне сила!»

— Боже мой! Они ведь совсем черные! — воскликнула вдруг девушка. — Посмотрите!

Она показала рукой в сторону ручья. Штерн видел приближающиеся в темноте тени. Затем ему показалось, что среди деревьев он видит держащую факел руку и почти человеческое тело. Это видение быстро исчезло, но инженер успел его разглядеть.

— Да, чернокожие! А вы заметили их рост? Не выше обезьяны! О Господи!

Он непроизвольно вздрогнул. Сейчас те, в руках которых были факелы, подобно стае жутких кошмарных существ, заполнили лес у подножия Метрополитен. Движущаяся орущая дикая толпа растянулась от ручья до 5-й Авеню. Все казалось темным и мрачным, без малейшего проблеска.

Черные тела, как призраки, сновали взад и вперед; иногда в красном свете факелов появлялись рука, спина, короткая мохнатая нога.

Вдруг инженер увидел ужасную бесформенную руку, сжимавшую стрелу. Но едва появившись, она тотчас исчезла.

— Как будто некий сумасшедший скульптор выбрал бесформенные человеческие члены и слепил из них этих проклятых бестий, — прошептал Штерн.

Девушка не ответила, зачарованно глядя жуткий спектакль. Приглушенное бормотание еще доносилось до испуганных зрителей. С северной стороны раздавалась все громче и громче боевая песня нападающих. Внезапно вновь забили тамтамы. Раздался пронзительный, леденящий кровь смех и постепенно замер среди развалин 28-й улицы. Едкий запах смолы от горящих факелов доходил до Аллана и Беатрис. Разбуженные птицы кружили над лесом, встревоженно крича. Одна из них ударилась о стену дома неподалеку от окна и упала. Выругавшись, Штерн взял револьвер, но Беатрис удержала его за руку.

— Пожалуйста, не сейчас! — попросила она.

Он повернулся к ней. В бледном лунном свете и сиянии мириадов звезд лицо молодой девушки казалось высеченным из мрамора. Мертвенно-бледное и озабоченное, оно тем не менее говорило о том, что Беатрис сохранила присутствие духа. Волна нежности охватила Штерна. Он обнял девушку, и она благодарно прильнула к его груди.

Но только на мгновение!

В лесу раздался жуткий рев, существа с факелами ринулись вперед с воплями и какими-то, похожими на обезьяньи, криками. Под многолетними деревьями разгоралась первобытная битва.

 

Решение Штерна

Штерн и Беатрис не знали, сколько времени длилось сражение, почему и каковы его детали. Во мраке, с довольно большой высоты определить исход примитивной войны оказалось невозможным.

Их не интересовала, впрочем, причина битвы, безразлично было, кто победил или проиграл. Они не слишком внимательно следили за танцами факелов, назойливым ритмом тамтамов, криками убийц и их жертв.

Время шло, барабаны смолкали один за другим, но факелы продолжали гореть. Когда на востоке стало проясняться небо, началась кульминация сражения, когда победители без пощады добивают поверженных врагов.

Со своего места мужчина и женщина с трудом могли разглядеть воюющих, убивающих и умирающих, орущих в триумфе и бьющихся в агонии.

— Дикая война, — сказал инженер, дрожа от отвращения. — Отойдите от окна, Беатрис. Становится светло, нас могут заметить.

Она позволила увести себя, как бы очнувшуюся от жуткого кошмара. Беатрис села на свою кровать из шкур и обхватила руками голову. Рука Штерна вновь потянулась к револьверу. «Мне нужно было, пожалуй, спуститься вниз во время боя. Это ночное первобытное побоище просто оскорбительно для мира, даже мертвого. К тому же мы рискуем быть отрезанными от источника воды и продовольствия, от всего…»

Странный гортанный крик, раздавшийся в лесу, прервал мысли инженера, он повернулся и выглянул в окно.

Все изменилось. Шум битвы сменился приглушенным гулом победного хора и приготовлений к погребальному обряду.

Возле ручья уже горел небольшой костер. Штерн видел, как в него подбрасывают дрова. Огонь разгорался, в его ярком свете факелы все больше бледнели.

На берегу инженер увидел группу занимающихся чем-то существ. Раздался крик боли, перешедший затем в стон, который резко оборвался. Еще один крик, третий. Вот нечто темное и бесформенное брошено в огонь, и вновь раздались нечеловеческие крики.

Штерну показалось, что он слышит пронзительную жалобную песню. Неожиданно тамтамы вновь застучали, но уже в ином ритме.

— Послушайте! Должно быть, те, у которых были факелы, истребили противника и завладели их тамтамами! Сейчас они сами бьют в них, но это у них не слишком хорошо получается!

— Вот свиньи! — выругался инженер. — Я доберусь до вас, когда приготовлю литр или два моего пульверита!

Он еще продолжал говорить, когда в лесу неожиданно воцарилась тишина. Расступившись, победители подталкивали кого-то к огню.

Дым от костра стелился по земле. Над деревьями с жалобным плачем кружила какая-то птица. Вновь раздался крик, скорее даже длительный пронзительный вой, от которого стыла кровь в жилах. Затем послышался хрип, сухой, похожий на щелчок, звук, и все смолкло.

Барабаны вновь начали оглушающе стучать в диком, все более ужасающем ритме.

— Скоты, — бормотал Штерн. — Подонки! Чем скорее у меня будет пульверит, тем лучше.

Решив действовать без промедления, инженер отвернулся от окна. Его охватили ужас и отвращение, пот выступил на лбу. Но он заставил себя улыбнуться и склонился над Беатрис. С облегчением Аллан увидел, что девушка спит.

Изнуренная долгим напряжением и усталостью в последние тридцать шесть часов, Беатрис прилегла на кровать и уснула, положив руки под щеку. Она была похожа сейчас на красивую маленькую девочку. С минуту Штерн любовался ею, охваченный теплым трепетным чувством.

Но при мысли, что беснующиеся внизу могут найти и захватить их, он стиснул зубы и сжал кулаки. Сейчас его вид мог внушить ужас и почтение любому противнику.

Он еще раз склонился к девушке и тихо поцеловал ее. Когда он выпрямился, его лицо не предвещало ничего хорошего тому, кто осмелился бы обидеть это юное спящее создание!

— Ну а сейчас за работу! — проговорил Штерн.

Он быстро прошел в другую комнату, где находились его инструменты и химикаты. Прежде всего он отыскал чайник, отобрал необходимые составляющие своей секретной взрывчатки.

«Теперь нужна вода!» — сказал про себя Штерн, беря в руку кастрюлю. Он подошел к ведру с водой и вдруг замер, удивленно сдвинув брови.

— Как? — воскликнул он. — Не может быть! Всего полулитр? Вот это да!

Теперь он вспомнил, что накануне, полностью отдавшись работе на телеграфе, не смог сходить за водой. Он проклинал свою беспечность, но делу это помочь, разумеется, не могло.

— Полулитр, — повторял в отчаянии инженер. — А мне как минимум нужно четыре или пять. К тому же нам еще нужно пить! А эти дьяволы расселись вокруг! Черт!

Он принялся ходить взад и вперед по комнате, стараясь что-нибудь придумать. Черты его лица еще больше ожесточились. Наступал новый день, но почему-то пения птиц не было слышно. В лесу продолжалась кровавая оргия, будто там пировал целый сонм вампиров. Штерн снова громко выругался.

Взяв себя в руки и приняв решение, он сказал вслух:

— Я спущусь вниз! Пойду посмотрю, что там творится!

 

Главный вопрос

Сейчас, когда он знал, что нужно делать, Штерн чувствовал облегчение. Любой риск, любая опасность были лучше полного бездействия здесь, в этом здании, окруженном дикой стаей.

Как и в первое утро, когда он уходил один в лес, Штерн написал Беатрис коротенькую записку, чтобы ока не волновалась. При помощи кусочка древесного угля он нацарапал на кусочке кожи:

«Мне необходимо пойти за водой и посмотреть, что произошло. Это абсолютно необходимо. Не бойтесь, я вооружен и смогу прийти к вам на помощь в любой момент. У вас есть карабин и винтовка. Ждите здесь и ничего не бойтесь. Вернусь, как можно быстрее.

Аллан».

Он положил это незамысловатое письмо возле девушки так, что она не могла его не заметить. Проверив оружие, инженер положил также рядом с Беатрис винтовку и карабин, засунул в кобуры оба револьвера и бросил последний взгляд в окно. Затем, взяв ведро, Аллан быстро, по-кошачьи бесшумно спустился по лестнице.

Он останавливался на каждой лестничной площадке, прислушиваясь и только потом продолжая свой путь. На третьем этаже Штерн без особого удивления увидел, что взорвавшийся котел почти полностью разрушил лестницу. Пользоваться ею стало невозможно.

Тогда молодой человек решил поискать другой путь. Он исследовал несколько боковых коридоров, пока, наконец, не наткнулся на другую лестницу, казавшуюся почти невидимой. Он спустился по ней, держа в одной руке ведро и револьвер в другой, готовый к любой неожиданности.

Наконец, он очутился среди руин Мраморного двора, некогда широко известного. Позолоченные скульптурные колонны упали, балюстрада исчезла, однако у Штерна не было ни времени, ни особого желания глядеть на эти грустные перемены. Он ускорил шаг и с трудом добрался до аркады.

Взрыв сильно повредил все вокруг. В земле образовалась огромная воронка, свалившиеся сверху массивные каменные блоки почти полностью завалили проход, все витрины были разбиты, а копоть окрасила все в черный цвет. Пепел и строительный мусор дополняли зловещую картину, однако Штерн не казался огорченным. «В случае нападения, — сказал он себе, — здесь можно устроить превосходную ловушку для этих проклятых каннибалов и всех их уничтожить!»

С мрачной улыбкой инженер двинулся по проходу в сторону леса Мэдисон и выхода, загороженного огромной елью. Чем ближе подходил Штерн к своей цели, тем сильнее напрягались его нервы, а рука все тверже сжимала револьвер.

У самого входа в аркаду молодой человек бесшумно пробрался в развалины небольшого бюро, наружная стена которого была сильно повреждена. Он надеялся найти там какой-нибудь проем или трещину, через которые он, оставаясь незамеченным, мог бы наблюдать за незваными гостями.

Поставив на землю ведро, стараясь бесшумно ступать по грудам мусора и даже дышать, инженер опустился на колени и двинулся вперед. Кое-где в стене виднелись трещины, через которые пробивался бледный свет. Штерн проскользнул между гранитным обломком и ржавой балкой, вокруг которой вилась виноградная лоза.

Он стал медленно оглядываться. И тотчас застыл от ужаса, едва сдержав готовый вырваться крик.

Хотя с высоты их жилища и при свете факелов у инженера и сложилось некоторое представление о неизвестных существах, он, однако, не был готов к тому, что увидел сквозь ветви кустарника, растущего возле самой стены. Аллан не мог поверить своим глазам. «Это какая-то галлюцинация, — подумал он. — Я, наверно, сплю!»

Бледный, с застывшим взглядом и открытым ртом, пораженный до крайности, молодой человек долго оставался неподвижным, не в силах что-либо предпринять. Он, белый человек, живущий в XXVIII веке, был сейчас свидетелем сцены, подобной которой не было за всю историю существования цивилизации.

Даже в видениях, преследовавших Де Куинси, в затуманенном наркотиками сознании По не могли бы родиться такие образы. Франкенштейн, Орля, рожденная пером Мопассана, все другие литературные монстры прошлого казались добродушными гоблинами из детских сказок по сравнению с теми, кого видел сейчас инженер Штерн, человек науки и холодного ума.

«Но кто они такие? — спрашивал себя Штерн, содрогаясь от страха. — Что это? Люди? Животные? Кто эти существа?»

 

Неизвестная раса

Штерн ожидал увидеть нечто отталкивающее, ужасное и гротескное, но его мозг не в состоянии был представить все уродство этих, теперь уже хорошо видимых существ. Инженер понял, что столкнулся с неожиданной проблемой, которой он даже не мог предвидеть. Перед ним находились невероятные существа, продукт неких сил, которые его разум не в силах был понять.

«Мне поначалу казалось, что это небольшое племя потомков тех немногих счастливцев, которым удалось выжить во время катастрофы. Но это…»

Зачарованный жутким спектаклем, он снова посмотрел в щель.

Некоторые из пришельцев (он назвал их так за неимением лучшего термина) сидели на корточках, другие лежали или ходили взад и вперед буквально в десятке шагов от инженера. Костер на берегу ручья почти погас. Очевидно, оргия закончилась, и каннибалы отдыхали, пресыщенные, без всякого сомнения, сырым мясом и кровью поверженных врагов.

Штерн мог легко просунуть ствол револьвера в отверстие и перестрелять большое количество пришельцев. Искушение было велико, но осторожность все же взяла верх. «Бесполезно, — подумал молодой человек. — Сейчас это ничего не даст. Но однажды, когда представится случай…»

Инженер внимательно разглядывал пришельцев, и его в наибольшей степени поразило то, что было самым зловещим и анормальным. Это был цвет пришельцев.

— Они не черные и не коричневые, как мне показалось вчера вечером, — прошептал человек, — но при дневном свете все кажется совсем иным. Они и не красные. Какой же это цвет, а?

Он не мог его определить; в хроматическом ряду такого цвета не существовало. Некоторые существа казались темнее, другие, видимо, более юные, светлее, однако сам цвет нельзя было описать. К тому же их кожа казалась болезненной и отталкивающей на вид, как у мексиканской собаки. Так же, как у собак, кожа незнакомцев была покрыта белесоватой шерстью. У некоторых на спине были шишкообразные бородавки с пучками шерсти, делавшие их похожими на огромных жаб. Штерн обратил внимание на то, что шерсть на загривке у одного существа вздыбилась, как у разъяренного животного. Раздался самый настоящий звериный рев, когда сосед случайно ударил его.

Внимание Штерна привлекло еще одно существо, находившееся ближе всех к инженеру и лежавшее на боку спиной к нему… Аллан отчетливо видел узкие плечи и длинные худые когтистые руки, одна из которых лежала на мху. Скрещенные короткие, толстые и цепкие, похожие на обезьяньи ноги время от времени слегка подергивались. Непропорциональная голова, гораздо большая, чем необходимо для такого тела, была покрыта легким вьющимся пушком грязно-желтого цвета.

«Отличная мишень! — подумал инженер. — С такого расстояния я, почти не целясь, могу проделать в нем хорошую дыру, которую обычно оставляет пуля 38-го калибра».

Вдруг одно из существ приподнялось, отбросило погасший факел и зевнуло, издав при этом странное, похожее на собачье лаянье. Штерн мог отчетливо видеть острые зубы, выдвинутый вперед подбородок, покрытые засохшей кровью тонкие губы и длинный морщинистый язык.

Затем существо выпрямилось с копьем в руке, покачиваясь на своих коротких кривых ногах. Увидев его лицо, Штерн отпрянул назад. «Я видел дикарей. Я знаю их. Я знаю, что такое животное. Но это существо… О, черт побери!»

И поняв, что видит перед собой и не человека, и не животное, Штерн почувствовал, как у него начали дрожать руки, и в отвращении отвернулся.

Сейчас он уже знал, что перед ним неизвестная ему раса полулюдей, отличающихся от всех тех, которых он когда-либо видел. Не дикость этих существ вызывала в нем такое огромное отвращение, а скорее их полное перерождение. От какой расы они произошли? Это невозможно было определить. Ему показалось, что он видит монгольские черты в глазах, скулах, контурах того, что в известной мере еще можно было назвать лицом. Присутствовали также и негроидные черты. Но цвет? Откуда у них мог быть такой цвет? А пропорции тела? Уж они-то точно были обезьяньими.

Аллан посмотрел еще раз. Один из дикарей, с отвисшим животом и мохнатыми коленями, ковырял длинными черными ногтями свою бородавчатую шкуру. Он поднял голову и, вытянув вперед нижнюю челюсть, издал крик. Штерн увидел даже его коренные зубы, но странно (и инженер не преминул отметить это про себя), они были не плоскими, а заостренными, как у собаки.

«Сказать, что они травоядные, можно лишь с большой натяжкой, — подумал ученый, — скорее всего они питаются лишь мясом… того, кто попадет им в руки».

Он попытался разрешить возникшую проблему. Сейчас Штерн уже знал, что перед ним неизвестная человеческая раса, стоящая по своему развитию гораздо ниже, чем известные всем австралийские аборигены, которые не могли считать даже до пяти. Но странно, однако, что им знакомы огонь, тамтамы, изделия из кремния, копья; по набедренным повязкам можно судить также, что им доступно также ремесло дубления кож.

«Хуже, чем неандертальцы, если судить по форме их головы, — сказал про себя Штерн, — хуже, чем люди с острова Ява, и даже чем pithecanthropus erectus! И я, я вижу их собственными глазами!»

Услышав легкий звук за спиной, инженер застыл на месте с гулко бьющимся сердцем. Его палец лег на курок револьвера. Он резко обернулся, готовый выстрелить в любой момент.

Его глаза округлились, а рука медленно опустилась.

— Вы! — выдохнул он. — Вы…. Здесь!

На пороге разрушенной комнаты стояла Беатрис с винтовкой в руке.

 

Любопытство Евы

Беатрис мельком взглянула на Штерна, чтобы удостовериться, что он не ранен, затем со вздохом облегчения подбежала к нему. Ее обутые в сандалии ноги по щиколотки погружались в груды мусора, поднимая облака пыли.

— Не приближайтесь! Отойдите назад! Быстрее! Какого черта вы здесь делаете?!

— Я… я проснулась и увидела, что вы ушли, — пробормотала она.

— Вы что, не читали мое письмо?! Здесь вам не место!

— Я обязана была прийти. Как я могла оставаться там наверху, когда вы… о, Господи! Может быть, в опасности… может быть, я нужна вам!

— Идемте, — сказал инженер, беря девушку за руку. — Идемте, мы не можем здесь оставаться. Это слишком… это слишком близко…

— К чему? Что там, Аллан? Вы видели их? Вы знаете, кто они?

Несмотря на свое волнение, инженер обратил внимание, что впервые Беатрис назвала его по имени. Даже опасность ситуации, в которой они находились, не смогла подавить радость, вспыхнувшую в его сердце. Но он сказал только:

— Нет, я не знаю, как их назвать. У меня нет ни малейшего соображения на этот счет. Я видел их, но сказать, что это такое, не могу. Одному Богу это известно!

— Позвольте мне тоже посмотреть! — попросила девушка. — Можно через ту щель?

Со сверкающими от любопытства глазами она уже подходила к стене, когда Штерн взял ее за плечи и задержал.

— Нет, нет, малышка, — прошептал он, — не нужно. Это слишком уж отвратительно!

Беатрис смотрела на него, не в силах что-либо сказать или думать. Их взгляды встретились. Штерн начал говорить, видя в ее глазах многочисленные вопросы.

— Я предпочитаю, чтобы вы не смотрели… пока. Честно говоря, невозможно понять, что это такое.

— Вы хотите сказать…

— Идемте к аркаде, менее вероятно, что там нас услышат, и мы сможем поговорить. Идемте!

Девушка повиновалась. Они добрались до внутреннего дворика, где на земле стояло пустое ведро.

— Видите, — сказал Штерн, — я не смог пройти к ручью. И не вижу пока, как это сделать, если ничего не изменится. Я полагаю, неизвестные нам существа расположились здесь после битвы для большого пира. Мне кажется, что эта местность древнейшее место проведения подобных церемоний. А грохот нынешней ночи указывает, что идет постоянная война за обладание данной территорией.

— Но что мы будем делать, если они застрянут здесь надолго? Вода нужна нам как воздух.

— Да. И поскольку мы не можем пить соленую воду и не знаем, где есть другой источник, нам придется или подружиться с этими типами или просто перебить их. Но мы добудем воду, это я обещаю вам. Сейчас, прежде чем действовать, мне нужно как-то сориентироваться. Мне кажется, что они отдыхают сейчас после вечернего пира. Если к тому же все они спят, моя задача существенно упрощается.

Девушка внимательно посмотрела на инженера:

— Что бы ни случилось, вы не должны идти один! Я запрещаю вам! Но скажите, кто они такие?

— Я бы очень желал, чтобы тени Дарвина, Геккеля или Клодда помогли мне ответить на этот вопрос!

— Но у вас есть какие-либо соображения?

— Что ж. Возможно, мы с вами действительно последние люди на планете.

— Да, но как в таком случае…

— Как они пришли сюда? Ну, может быть, они продукт совсем другой формы развития жизни на Земле? Некий вид животных в изменившейся окружающей среде сам изменился под воздействием мутации. Может быть, сейчас на Земле рождается новая раса полулюдей, которым вновь предстоит ее покорить?

Некоторое время Беатрис молчала, стараясь понять услышанное ею.

— Через миллион лет, — продолжал инженер, — их потомки, возможно, станут людьми или кем-то в этом роде. Собственно говоря, вам не кажется, что мы присутствуем при рождении нового человечества? Разве они не являются обычными pithecanthropi erecti, теми существами с бронзовой кожей и красноватой шерстью, которые смотрят на нас со страниц учебников по биологии?

Девушка ничего не ответила, но глаза ее загорелись непреодолимым любопытством.

— Дайте мне самой посмотреть! Так нужно. Я так хочу!

Штерн не успел что-либо сообразить, как Беатрис помчалась в комнату, которую они недавно покинули.

— Нет, Беатрис! Нет! — попробовал было остановить инженер девушку.

Но она не слушала его.

Легко, словно лань, бежала Беатрис по грудам мусора. Когда Штерн догнал ее, девушка уже прильнула лицом к отверстию в стене и жадно смотрела в сторону леса.

 

Ева становится амазонкой

Штерн обнял девушку за плечи и попытался оттащить ее назад. Он считал, что подобный спектакль не для нее. Но она быстро высвободилась из его объятий, как бы желая сказать: «Я не ребенок! У нас с вами равные права и я должна видеть все». Инженер сдался, тоже прильнув глазами к отверстию.

Снаружи произошли некоторые изменения. Тепло утреннего солнца и порывы свежего ветра понемногу разогнали предрассветный туман. Теперь двое наблюдателей могли видеть больше, глядеть в глубь леса Мэдисон. Большинство непрошеных гостей спали в густой траве. Лишь несколько приземистых силуэтов на полусогнутых обезьяньих ногах сновали вдалеке.

Среди тех существ, что находились ближе всех, бодрствовало лишь одно. Остальные лежали на земле. Дикий храп, вырывавшийся из их жутких глоток, доносился до ушей Аллана и Беатрис.

— Идемте, — прошептал инженер на ухо своей соседке. — Вы уже увидели достаточно и даже более того.

Но та покачала головой:

— Нет. Как это ужасно! И все же притягательно.

И вдруг произошло достаточно банальное событие, которое повлекло за собой тем не менее столько ужасных последствий!

Стараясь занять наиболее удобное положение, Штерн оперся правой рукой на стену выше своей головы. Heбольшой кусочек мрамора выпал из облицовки и с сухим стуком ударился о металлическую балку, на которой стояли мужчина и женщина.

Звук был не сильнее того, который издает сломанный в руке карандаш, однако в то же мгновение трое пришельцев подняли свои огромные головы и с видимым неудовольствием стали прислушиваться. Очевидно, их органы чувств были развиты больше, нежели у человека.

Пришелец, который не спал, резко обернулся и сделал один или два шага к зданию. Аллан и Беатрис отчетливо видели его среди берез. С согнутой спиной, короткими кривыми ногами и качающимися руками он имел обезьяноподобный вид.

Ощетинившись и не переставая прислушиваться, существо вытянуло вперед большую голову и открыло рот, обнажив острые клыки.

На его лбу появилась глубокая складка. Штерн и Беатрис видели, как жадно существо вдыхало воздух, как бы стараясь почувствовать запах опасности. Оно подняло вверх руку с зажатым в ней копьем и издало пронзительный крик, который, пожалуй, мог разбудить и мертвого.

Тотчас же весь лес оживился. И хотя Штерн с девушкой могли видеть лишь относительно небольшой участок леса, они поняли, что сигнал тревоги услышали все.

И тут, и там раздавались крики. Ближняя группа существ тоже поднялась, они что-то ворчали себе под нос.

Всеобъемлющий страх парализовал Беатрис. Сейчас она впервые осознала неизбежность их гибели и сожалела о своем безрассудном любопытстве.

Девушка обернулась, бледная и подавленная; дрожащей рукой она старалась на ощупь найти руку инженера. Тот все еще продолжал смотреть в сторону леса, загипнотизированный ужасом разворачивающейся перед ним картины. Вдруг появилось еще одно существо.

«Самка!» — подумал он, — и на этот раз уже не смог вынести охвативший его страх. Издав приглушенный крик, Штерн схватил Беатрис, и, молча, как тени, они помчались в сумрачную аркаду.

Люди понимали, что какое-то время здесь они будут в безопасности. Пути через Мраморный двор и дальше по лестнице больше не существовало. Оставался лишь один вход, который наполовину был закрыт гигантской елью. Проникнуть через него кровожадные пришельцы могли лишь поодиночке. Отбить их атаку не представляло труда, во всяком случае до тех пор, пока не кончатся боеприпасы.

Штерн и девушка понемногу приходили в себя. Лесной гвалт здесь был еле слышен. У них было время, чтобы продумать свои дальнейшие действия.

— О, Аллан! — произнесла Беатрис. — Это ужасно! Это моя ошибка! Господи, зачем мне нужно было на них смотреть?! Простите!

— Тише! Сейчас это уже неважно. Теперь необходимо решить, будем мы ждать их здесь или атакуем сами?

— Атакуем? Сейчас?

— У меня нет желания подниматься наверх без воды. Мы умрем от жажды раньше, чем я смогу приготовить пульверит. Вода нам совершенно необходима. Если бы вас здесь не было, я, не колеблясь, бросился бы на них, и еще неизвестно, на чьей стороне будет удача. Но рисковать вами я не могу…

— Идемте! — воскликнула Беатрис. Взяв инженера за руку, она повлекла его к двери. — Если мы с вами не способны противостоять этим, с позволения сказать, животным, у нас нет права на жизнь! Вы не забыли, как я теперь стреляю! Вперед!

Огонь войны зажегся в ее глазах, войны за свободу, за саму жизнь. Ее щеки разрумянились. Никогда еще Штерн не видел девушку столь гордой и восхитительной в желто-черной тигровой шкуре, скрепленной на ее плече большой золотой брошью.

Внезапно какой-то импульс пробежал по телу Аллана. Он обнял девушку. Беатрис подняла сияющее лицо, и молодой человек мягко поцеловал ее в лоб.

— Спасибо тебе. Господи, за такого товарища и… друга! — произнес он.

 

Боги!

Через несколько минут плечом к плечу молодые люди подошли к двери, которая выходила прямо к дикой толпе. Более ослепительная, чем обычно, Беатрис сжимала в руках винтовку. Один из револьверов Штерна висел у него на поясе, другой он держал в правой руке, тогда как в левой было драгоценное ведро, так жизненно необходимое им для осуществления задуманных планов.

В туго стянутой на поясе шкуре, с сандалиями на ногах, широкоплечий, ростом более шести футов мужчина был великолепен. Огромная борода и усы придавали ему несколько дикий вид, который только подходил Аллану Штерну. Однако он был зол и взбешен.

Страдающая от жажды Беатрис также не являла собой борца за мир. Мысль, что из-за этих окружавших их отвратительных созданий они не могут попасть к ручью, ожесточала и злила ее. Что касается Аллана, то он не боялся ничего. Все его мысли были заняты лишь Беатрис. Медленно и осторожно прокладывая дорогу среди обломков, он следил за тем, чтобы никакая опасность не смогла застигнуть их врасплох.

Штерн знал, что, если произойдет сражение, это будет борьба до смерти, без пощады, до самого конца. Но на размышления времени не было. Они находились совсем близко к двери, через которую с обеих сторон от застрявшего в ней могучего дерева пробивались солнечные лучи. Из леса Мэдисон доносились крики встревоженной толпы.

— А сейчас тише, — прошептал Штерн, — они ни о чем не должны догадаться, пока мы не возьмем их на мушку. Кто знает, может быть, если мы застанем их врасплох, они сразу бросятся наутек? Но не стреляйте, пока в этом не появится необходимость. Пока…

— Я знаю, — в ответ прошептала девушка.

Вскоре Штерн и Беатрис выбрались через дверь наружу. Их ноги утопали в мягком ковре еловых иголок. Заросшие мхом тропинки скрывались в лесу, где повсюду царил ужас.

— О! — воскликнула Беатрис.

Инженер остановился. Его рука еще сильнее сжала рукоятку револьвера. Лицом к лицу с противником они почти минуту стояли в изумлении.

Ни он, ни она не воспринимали четко детали своего первого впечатления. Даже долгое наблюдение через узкую щель в стене не смогло подготовить их к тому эффекту, который производит огромное количество дикарей с кривыми ногами. Только сейчас люди поняли, что они бросились в авантюру, исход которой трудно предсказать, что перед ними опасность неизмеримо более серьезная, чем можно было себе представить. Они считали, что перед ними до пяти сотен этих существ…

Ночью факелов было несколько больше, но только сейчас, при свете дня, Аллан и Беатрис увидели, что факельщики составляли лишь относительно небольшую часть племени. Везде, куда бы они ни посмотрели, их взгляды натыкались на копошащуюся, кишащую, издающую невообразимые крики и стоны массу, занимавшую все видимое пространство.

Первым желанием Беатрис было бежать без оглядки к их убежищу. Однако врожденная храбрость не позволила ей сделать это. Девушка видела, что и Штерн не собирается отступать.

Он стоял, как скала, высоко подняв голову и крепко зажав в руке револьвер, готовый на все. Она просто восхищалась этим неукротимым человеком, который собирался преодолеть все… ради нее!

Однако слова его отнюдь не напоминали речи храбрецов из исторических романов.

— Ну и влипли же мы, черт побери, малышка! Попробуем пустить им пыль в глаза!

Приходилось ли вам когда-нибудь видеть огромное стадо или табун животных в прерии, выставивших рога навстречу врагу, например стае волков? Тогда вы можете представить себе, как реагировали кривоногие бестии на внезапное появление людей.

Уже встревоженная криками своих собратьев, находившихся ближе всех к зданию, вся толпа пришла в движение. Слышались мерзкие крики, в воздух взметнулись тысячи копий. В эту минуту, когда лес стал похож на растревоженное осиное гнездо, молодые люди поняли, что настало время действовать.

— Вперед! — яростно крикнул Штерн. — Посмотрим, чем ответят нам эти исчадия ада!

Побледнев от охватившей его ненависти, он поднял револьвер. Аллан не стал пока выбирать жертву. Несмотря на жгучую ярость, он сознавал, что не время убивать, пока остается какая-либо возможность пройти к ручью. Он поднял револьвер повыше, направив его в крону клена, под которым собралась достаточно большая группа полулюдей, и нажал на курок. Пять листочков, медленно кружась, упали с дерева.

— Эй, вы! — крикнул Штерн. — Посмотрите-ка на меня!

В тот же миг легкий крик сорвался с губ девушки. Они ожидали, что стрельба должна произвести некоторый эффект, но то, что случилось, превзошло все их ожидания. Едва отгремели выстрелы и сбитые листья еще не успели опуститься на землю, в толпе воцарилось гробовое молчание.

Некоторые пришельцы стояли неподвижно, парализованные страхом. Другие упали на колени. Но большинство, тысячи и тысячи монстров рухнули навзничь на землю, стараясь поглубже зарыться в густой мягкий мох.

Над оцепеневшей толпой Штерн видел легкие кольца дыма от костра, разожженного возле ручья. Он понял, что на несколько коротких, но столь драгоценных минут путь свободен. Можно было принести воду, чтобы освободить себя и Беатрис от мучительной жажды, чтобы завладеть тем компонентом, без которого невозможно изготовить разрушительный пульверит. Сердце Аллана гулко билось в груди, отсчитывая драгоценные секунды.

— Смотрите, Беатрис! — гремел его голос над пораженной страхом толпой. — Смотрите, чем мы не боги! Как бы там ни было дальше… Боги! Это наш единственный шанс! Бежим скорее!

 

Колдун

Словно в кошмарном сне, шли они среди громадных деревьев.

— Не смотрите! — приказал Штерн, вздрогнув при виде груды обглоданных костей, кусков мяса и крови на зеленом лесном ковре. — Не смотрите! Просто идите за мной… Еще пять минут, и мы будем спасены. Только туда и обратно. Тише, не спешите! Считайте… считайте шаги. Один… два… три… Осторожно…

Молодые люди прошли десять метров, двадцать… Они смело шли то вперед, то сворачивая в сторону, чтобы не столкнуться с той или иной группой людей-обезьян. Крепко зажав в левой руке ведро, в другой Штерн держал револьвер. Беатрис также готова была открыть огонь из карабина, если в этом будет необходимость. Вдруг Штерн выстрелил три раза.

— Там в кустах кто-то зашевелился, — сказал он сердито. — Немного свинца заставит их быть чуть поспокойнее… Боги! — повторил он. — Не забывайте об этом ни на мгновение. Возможно, это поможет нам. Может быть, они являются потомками негров, и в их генах продолжает жить почтение к белому человеку, к его господству и превосходству. И мы как никогда кстати воспользуемся этим!

Он вновь принялся считать шаги. Медленно, напряженно вслушиваясь, они продолжали идти… Где-то близко раздался приглушенный рев.

— Как ты осмелился! — закричал Штерн, пиная ногой существо, которое пыталось поднять голову. — На землю, обезьяна!

Инженер ударил его ведром по голове.

Беатрис едва сдержала крик ужаса. Животное распласталось на земле. Люди властно, с высоко поднятыми головами продолжали путь. Господство или смерть! Их жизнь зависела теперь от степени крепости их воли, их влияния на существ, лежащих на земле.

В глазах Беатрис потемнело, сердце ее тяжело билось. Голос Штерна, отсчитывающего шаги, казался далеким и едва знакомым. Ее взгляд натыкался то на скрюченные костлявые спины, то на обезьянью голову, то на группу покорно съежившихся в грязи существ.

Но вот и узкая лесная тропинка, которая, огибая огромный и хорошо знакомый ей дуб, спускается вниз к заводи.

— Тише, спокойно, — произнес Штерн натянутым, как струна, голосом. — Мы почти дошли… Господи, что это?!

Он пошатнулся. Девушка почувствовала его руку на своем запястье, услышала прерывистое дыхание. Затем и она, она тоже увидела это.

Развернувшаяся перед ними картина могла, пожалуй, вывести из равновесия даже самого сильного и смелого человека. Возле краснеющего огромного костра в окружении обглоданных костей и черепов сидело еще одно чудовище. Оно, без сомнения, принадлежало к уже знакомым Аллану и Беатрис существам, хотя и полностью отличалось от них.

Штерн понял сразу, что перед ним гордый и бесстрашный вожак племени.

Он понял это по его огромному росту и силе, по почти человеческой улыбке на плоском горильем лице и проблескам сознания в красных глазах, по огромной гирлянде из кленовых листьев на голове и бусам из небольших костей на шее.

Еще не успев разглядеть всех деталей, Штерн был поражен неприкрытым каннибализмом, дух которого просматривался во всей фигуре этого монстра, дикого мутанта. Штерн похолодел от страха.

Вожак дикой толпы, колдун, сидящий вблизи угасающего костра, держал клыками в уголке рта скрученный коричневатый листок.

С первого же взгляда инженер узнал в нем табачный лист. Маленький красный огонек тлел внутри этой, с позволения сказать, сигары. Серый дым шел к небу изо рта громадины.

— Господи! — изумился инженер. — Оно курит! Мне казалось, что они все одинаковые! Быстрее наберите воды. Я вас прикрою.

Он поднял револьвер и прицелился в мускулистое тело колдуна.

Беатрис отдала Штерну винтовку, взяла ведро и пошла к заводи. Инженер слышал, как она зачерпнула воду. И хотя это длилось всего несколько секунд, ему показалось, что прошла вечность.

Четко отпечатались в его сознании все нюансы увиденного: худощавое и крепкое, похожее на человеческое, тело; правая рука, держащая копье со стальным наконечником; жуткое украшение (маленькая сморщенная ладонь) на левом запястье.

Штерн видел шрам, протянувшийся от правого уха до тяжелого подбородка вожака. От удара его глаз вытек и теперь напоминал рыбий. На голубоватом теле были и другие, более мелкие рубцы.

Вожак закричал и двинулся им навстречу. Инженер обратил внимание, что он не переваливался из стороны в сторону, как остальные, и его походка очень похожа на человеческую. Изумленный, не в состоянии пошевелить даже пальцем, Аллан глядел на приближающегося монстра.

Внезапно с диким оглушающим криком, с проворством тигра или возбужденной гориллы колдун ринулся вперед и одним прыжком покрыл разделявшее их пространство.

Его огромные красные глаза, не мигая, смотрели на Беатрис. Дикий огонь сладострастия горел в них. И в миг, когда девушка завизжала от страха, Штерн спустил курок.

Пуля не достигла цели. Внезапно правая рука инженера безжизненно повисла вдоль тела. Ошеломленный молодой человек опустил глаза. Что-то было не так! Но что? Пальцы отказывались повиноваться ему. Они вдруг потеряли свою силу и ловкость.

Ради всего святого, что произошло?! Наконец, а все описанное нами продолжалось не более секунды, побледневший и изумленный Штерн понял это.

В его предплечье, прошедшее рядом с костью, торчало копье, незаметно и быстро брошенное колдуном. Оно висело, застряв в крепких мышцах. Стальной наконечник и сантиметров тридцать древка заливала кровь. Однако инженер не чувствовал ни малейшей боли!

Револьвер выскользнул из его пальцев и бесшумно упал на толстый слой мха.

В ярости Штерн схватил винтовку. Его сердце клокотало от злости. Он даже забыл о втором револьвере, висящем у него на поясе. Лишь одной здоровой левой рукой он едва ли мог справиться с тяжелым оружием.

Древний инстинкт джунглей подавил в нем все чувства. Он возвращал его к закону зубов и когтей, камня и дубины.

Звеневший в ушах дикий крик любимой женщины сводил Штерна с ума. Он вновь поднял ружье и, держа его за ствол, опустил приклад на ненавистный череп с силой, которая могла свалить и быка.

Колдун издал протяжный крик и, шатаясь, отступил. Но он был лишь слегка оглушен. Пораженный Штерн только сейчас заметил, что в его руках остался лишь ствол оружия. Обломки приклада рассыпались, затерявшись в зарослях папоротника.

Беатрис подняла револьвер. При этом она неосторожно выпустила ведро. Вода с журчанием полилась на землю. Наполнить ведро снова было уже невозможно.

Со всех сторон, сзади и спереди на них надвигалась орущая и визжащая масса. Обезьяноподобные чудовища видели кровь, они слышали крик колдуна, они знали! Теперь перед ними были не боги, а простые смертные!

— Бегите! Бегите! — крикнула Беатрис.

Копье все еще торчало в руке Штерна. Он повернулся и побежал за девушкой.

Сейчас уже не было необходимости ни считать шаги, ни играть в богов. Они бежали, задыхаясь, охваченные ужасом. Это была охота, охота на людей. Кошмарная толпа преследовала последних оставшихся в живых людей.

Весь лес кишел голубовато-серыми телами. Ливень стрел и копий обрушился на беглецов.

Револьвер в руках девушки громыхнул несколько раз, и вновь на какое-то время воцарилась тишина. Путь казался свободным. Но на тропинке были несколько монстров, молчащих и неподвижных. Зеленый лесной ковер то тут, то там был запачкан красным.

Когда, подобно хорькам, преследующим дичь, Штерна со всех сторон окружил враждебной рой, он наконец догадался вытащить револьвер. Мертвенно-бледный, со вздувшимися жилами на покрытом потом лбу, он слышал, как Беатрис что-то кричала ему, но не мог понять что.

Он видел, как она подняла револьвер и несколько раз нажала на курок. Но револьвер молчал. Инженеру казалось, что смерть подошла к ним совсем близко.

— Пустой? Держите мой! Сейчас вы сможете лучше распорядиться им! — крикнул он и бросил девушке свой револьвер.

Внезапно Штерн почувствовал жжение в левом плече. Повернув голову, он увидел торчащую небольшую стрелу. Инженер выругался. Его глаза засверкали, зловещая улыбка обнажила белоснежные зубы.

Обернувшись, Штерн увидел нагоняющего его и рычащего от злобы вожака. Тот огромными прыжками несся по тропинке, яростно стуча кулаками себе в грудь. От испуга Штерн почти перестал чувствовать боль, он присел и приготовился к нападению.

 

Достижение цели

Все произошло в одно мгновение, хотя в подобные моменты кажется, что время еле-еле тянется. Позади Штерна громыхнул револьвер Беатрис. Он увидел маленькую круглую дырочку, появившуюся у самого уха вожака, и хлынувшую оттуда черную кровь. В тот же миг с мерзким визгом противник обрушился на инженера.

Штерн взмахнул винтовочным стволом. В этот удар он вложил всю силу своих мощных мускулов, всю клокотавшую в нем ненависть. Вожак пытался увернуться, но Штерн действовал стремительно.

Когда острые когти уже готовы были вонзиться в горло человека, стальная дубинка с хрустом разбила обезьяне челюсть.

Нечеловеческий, дикий крик разнесся по лесу, и огромный колдун с раздробленной челюстью рухнул на тропинку.

Штерн хотел еще раз опустить свое грозное оружие на отвратительный череп, когда услышал вдруг крик Беатрис. Аллан бросился к ней на помощь. Девушка лежала на земле. Молодой человек опустился на колени.

На лице Беатрис был виден синяк. «Камень? Видимо, они бросили в нее камень… А может быть, она мертва?»

Не поднимаясь с колен, Штерн схватил револьвер и в упор расстрелял оставшиеся патроны в приближающиеся к нему мерзкие создания.

Аллан снова взмахнул своей грозной палицей. Подобно косцу, оставляющему после себя ровные ряды скошенной травы, инженер за несколько секунд перебил около дюжины нападавших. Крики, стоны, визг смешались с его отчаянными ругательствами.

Собрав остатки сил, о которых он даже не подозревал, Аллан подхватил здоровой левой рукой девушку так же легко, как если бы это был ребенок.

Копье все еще торчало в правой руке Штерна. Он в последний раз замахнулся и, швырнув залитый кровью ружейный ствол в гнусные рожи подбегавших монстров, бросился наутек.

Камни, стрелы, копья дождем сыпались вокруг него. Аллан слышал их свист, видел, как падают сбитые ими листья.

Неужели в него опять попали?

Но ему было не до этого. Он думал лишь о спасении Беатрис. Только это и больше ничего!

«Дверь! Господи, когда же я, наконец, доберусь до двери? Дверь…»

Вдруг ему показалось, что дверь находится прямо перед ним. Возможно ли? Не сон ли? А может быть, это просто галлюцинация в его воспаленном мозгу?

Нет! Это действительно была дверь! Он узнал гигантскую ель, он ясно увидел ее, когда на мгновение проблески сознания вернулись к нему. И тотчас же все снова запрыгало и задрожало перед его глазами.

— Дверь! — яростно шептал инженер, пошатываясь, но стараясь двигаться как можно быстрее.

Кровь с его правой руки потоком лилась на землю, и по ковру прошлогодних листьев протянулся красный след. Что-то попало Аллану в голову. Острая боль пронзила мозг. Тысячи разноцветных звездочек замерцали в его глазах.

«Они подожгли дом», — подумал он, хотя прекрасно знал, что это невозможно.

Легкий шепот качавшихся на ветру деревьев смешивался с дикими криками, визгом, скрипом зубов проклятых бестий.

— Дверь! — кричал Штерн сквозь стиснутые зубы и продолжал бежать и бежать, пробиваясь сквозь группы попадавших ему на пути каннибалов.

К своей груди, к сердцу он прижимал драгоценное тело, завернутое в тигровую шкуру.

Жива? Жива ли она еще? Его сердце болезненно сжималось в беспокойстве за девушку. Сумеет ли он добраться с ней до лестницы, занести ее наверх, спасти ее?

Головная боль стала просто невыносимой, как будто огромный раскаленный добела молот бил по голове Штерна. Ему казалось, что сотни, тысячи маленьких визжащих монстров окружили его со всех сторон. Десять тысяч! Но ему просто необходимо пробиться! Проход!

Где он мог слышать это слово? Ах, да! Словно далекое эхо забытой мелодии, всплыл в его памяти гимн гарвардской команды по регби. Он вспомнил, он приходил в себя.

Университетский стадион. Грохочут барабаны, свистят дудки, большой Джой Фоли с остервенением лупит по огромному ящику, Мэрч дует в трубу с силой, на которую только способны его легкие, другие однокурсники вопят и визжат, как сумасшедшие.

Шум! Овация! Вновь звучит музыка! Теперь уже все поют, громко повторяя победный припев! А там! Гляди! Ворота!

Он быстро бежит вперед, отклоняясь то вправо, то влево. Он разбрасывает противников в стороны, и они с криком валятся на землю. «Ворота!»

Наконец, он достиг их. И, перешагнув заветную черту, Штерн без чувств рухнул на покрытый мусором и грязью пол.

 

Отвага Беатрис

Спустя час Беатрис и Штерн, слабые и дрожащие, сидели в своей крепости на пятом этаже небоскреба, собирая остатки сил в предчувствии осады, которую им, без сомнения, придется выдержать.

Инженер постепенно приходил в себя, он потерял слишком много крови. Впрочем, девушка тоже понемногу оправлялась от ушиба. Вдвоем они пытались восстановить детали недавнего отступления.

Теперь, когда двумя этажами ниже Штерн забаррикадировал лестницу, они чувствовали себя в относительной безопасности. Они могли немного отдохнуть, вспоминая свое бегство, и подумать, что же им делать дальше. Будущее казалось мрачным, угрожающим и почти безнадежным.

— Без вас, — сказала Беатрис, — я никогда не смогла бы выбраться оттуда. Когда этот проклятый камень попал мне в голову…

— Как вы себя чувствуете? — спросил молодой человек голосом еще слабым, но достаточно твердым, стараясь говорить уверенно. — Увы, за исключением самого малого у нас нет воды, чтобы промыть вашу рану и приложить к ней холодный компресс. Видимо, нам придется сделать еще одну вылазку за водой!

— О, Аллан! — прошептала девушка. — Не думайте обо мне. Вашу руку пробило копье, стрела вонзилась в спину. О вашу голову словно крепкую дубину сломали, а мне даже нечем вас перевязать!

— Да не беспокойтесь вы так, — запротестовал молодой человек, делая слабую попытку улыбнуться. — Все нормально, скоро я буду на ногах. Я выздоровею в мгновение ока. И хотя моя голова еще не в полном порядке и эти жуткие существа все еще стоят у меня перед глазами, я… Спина, вы говорите? Но это же просто царапина!

Он попробовал повернуть голову, но сильная боль пронзила тело. Инженер едва сдержал стон, его лицо исказилось от боли.

Девушка опустилась перед ним на колени. Она ласково гладила его лоб, щеки, нежно смотрела на неестественно бледное лицо.

— Я постоянно думаю о вашей руке, — сказала она. — Нам обязательно нужно как-то ее вылечить. Скажите, Аллан, вам очень больно?

Мужчина улыбнулся, опустив глаза на свою раненую руку, перевязанную кожаной повязкой и висящую на ремне. Она сильно распухла и слегка посинела,

— Больно? Мне? Смешно! Скоро я буду в отличной форме. Единственное, о чем я сожалею, что не могу драться. Хотя и я левша, мне тяжело стрелять с левой руки. Во всем же остальном — нет проблем!

— Стрелять? Мы можете доверить это мне! — воскликнула девушка. — У нас есть еще два револьвера, карабин и много патронов. Если возникнет необходимость, стрелять буду я!

— Вы прелестны, Беатрис! — с горячностью прошептал раненый. — Что бы я делал без вас? И когда я думаю, что чуть было… Но не будем больше об этом.

— Да, но что нам делать теперь?

— Пока не знаю, мне нужно восстановить силы. В конце концов могло быть и хуже, мне вообще могли оторвать руку или что-нибудь в этом роде. Тогда оставалось бы только умереть медленной голодной смертью. Сейчас же я уже начал выздоравливать. Ставлю миллион, что наш приятель-колдун отделался не столь же легко. Вы знаете, что попали ему прямо в ухо? Возьми вы немного правее, вы просто прикончили бы его. Но неважно, мы его оставим на будущее.

— Вы думаете, они не оставят нас в покое?

— Трудно сказать. У них большие потери, раненые и убитые. Они на своей шкуре испытали нашу силу. Это должно заставить их немного уважать нас. Посмотрим. Если удача еще раз улыбнется нам, мы сможем преподнести им какой-нибудь сюрприз, если они попытаются сунуться туда, куда не нужно.

Они замолчали. Беатрис сидела рядом со Штерном, поддерживая его раненую руку. Постепенно их начинала мучить жажда, особенно Аллана, у которого из-за многочисленных ран поднялась температура. Но остатки воды уже были выпиты, и теперь ее не оставалось ни капли. Так сидели они, не строя планов на будущее, довольные, что хоть на какое-то время обезьяноподобная толпа оставила их в покое.

После того как Штерн получил удар по голове, он то терял сознание, то в течение некоторого времени все же мог воспринимать окружающий мир таким, каким он был. Он знал, что вампиры, объятые дикой яростью, замешкались ненадолго, дав ему возможность только поднять девушку и быстро принести ее к дому.

Он вспомнил, что, когда входил в дверь, копья в его руке уже не было. Должно быть, он сам вырвал его в бреду. Он вспомнил кровавый след, тянувшийся за ним по ступеням лестницы, когда он нес Беатрис, уже приходившую в себя.

Штерн вздрогнул при воспоминании о недавнем вторжении кровожадной толпы в полуразрушенный небоскреб. Он как бы слышал их тихое сопение, видел, как проворно карабкаются они по грудам обломков, легко, как шимпанзе, перепрыгивают с одной балки на другую, продолжая свою смертельную охоту.

На каждом этаже он старался, чем мог, мешать им. Беатрис, которая к тому времени уже могла стоять на ногах, помогала ему сбрасывать вниз каменные блоки, кирпичи, другие тяжелые предметы.

Осыпая своих преследователей этим смертельным дождем, молодые люди добрались наконец до лестничной площадки, откуда, воспользовавшись карабином в качестве домкрата, сумели свалить вниз целую стену. Получилось нечто вроде завала.

Сразу же воцарилась тишина. На какое-то время преследование прекратилось. Штерн знал, что под каменной лавиной рухнувшей лестницы погребена только часть их врагов. Но сколько именно, он не мог сказать. Может быть, тридцать или даже пятьдесят.

Но как бы то ни было, страх охватил остальных дикарей, нападение не возобновлялось. Снаружи, в лесу, не было никакого шума. Везде царило угрожающее спокойствие. Лишь беспечные птицы щебетали, занимаясь своими обычными делами.

Предчувствие говорило инженеру, что передышка продлится только до ночи. Лишь до ночи они могли спокойно отдохнуть. Но когда наступит темнота…

— Пусть они только появятся! — шептал Аллан, опустив тяжелые веки и впадая опять в забытье.

Но даже жажда, становившаяся все мучительнее, не могла помешать ему думать о предстоящей борьбе. «Если они вновь появятся, я сделаю оружие и боеприпасы… из свинца… О чем это я? Черт, но я ведь не брежу?»

Он лишь на мгновение пришел в себя, когда сон опять стал увлекать его в забытье. «У нас есть оружие и патроны, — думал он, — мы можем драться… окна… Стрелять в них… стрелять…»

Он уснул. Так засыпают во время боя раненые солдаты, желая обмануть смерть. Сном без сновидений, долгим сном, откуда обычно не возвращаются.

Он спал. Осторожно опустив его голову на кучу известки, Беатрис наклонилась и, замерев, с бесконечной нежностью смотрела на лежащего мужчину.

Так прошла минута. Какой-то блеск вдруг появился в ее глазах.

— Все его раны из-за меня, — вздохнула девушка. — Только из-за меня!

Она наклонилась еще ниже и несколько раз нежно поцеловала Штерна.

Беатрис встала.

Стремительно, прекрасно зная, что ей необходимо делать, она отыскала среди их утвари большую медную кастрюлю, которую на прошлой неделе принес Штерн. Затем она тщательно осмотрела револьверы. Положив один из них рядом со спящим, а другой оставив себе, она неслышными шагами пошла к двери, ведущей в коридор.

На пороге Беатрис немного задержалась, чтобы еще раз взглянуть на спящего мужчину. На ее глазах выступили слезы.

— Я все сделаю для вас! — сказала она. — Все! Все! Ах, Аллан, если бы вы только знали… А сейчас… до свидания!

И она вышла из комнаты.

В тишине комнаты продолжал спать раненый человек. А далеко снаружи, в глубине леса вновь зазвучал тамтам. Тени от деревьев стали длинными, свидетельствуя о наступлении ночи.

 

За работу!

Инженер проснулся. Приподнявшись и увидев, что уже ночь и все погрузилось во мрак, взволнованный, он встал на ноги. Он хотел крикнуть, но осторожность пересилила это желание. Сейчас Аллан не мог вспомнить, что произошло и где он находится. Однако предчувствие опасности тяжелым грузом лежало на сердце. Оно подсказывало ему, что лучше не шуметь. Сильная жажда окончательно привела его в чувство.

Рассудок полностью вернулся к Штерну. Все еще слабый, не до конца проснувшийся, он сделал несколько шагов к двери. Где же Беатрис? Он что, один? Что все это значит?

— Беатрис! Эй, Беатрис! — негромко позвал Штерн. — Где вы? Отзовитесь!

— Я иду!

Он услышал ее голос, и через мгновение девушка показалась на пороге комнаты.

— Что произошло? Где вы были? Сколько времени я спал?

Не отвечая, она подбежала к нему, прижалась, нежно провела ладонью по его лбу.

— Вам сейчас лучше?

— Намного! Скоро все придет в норму! Но где были вы все это время?

— Пойдемте, я вам покажу.

Она потащила его в другую комнату. Заинтригованный, он последовал за ней.

— Нападения больше не было?

— Нет. Но тамтамы стучат уже давно. Слышите?

Они прислушались. Монотонные унылые звуки, предвестники войны, доносились до них со стороны леса. Штерн усмехнулся пересохшими от жажды губами.

— Прекрасный оркестр! Пусть идут, пуля 38-го калибра сможет остановить любого. Но что вы хотели мне показать?

Девушка подошла к их огромному столу, взяла чашку и протянула Аллану.

— Выпейте, — велела она.

— Что? Кофе? Но…

— Пейте! Я свой уже выпила. Пейте же!

Окончательно сбитый с толку, он повиновался. Одним глотком Штерн осушил чашку и глубоко вздохнул.

— Но ведь для этого нужна вода, — воскликнул Аллан, почувствовав себя тотчас же намного лучше. — Каким образом…

— Посмотрите туда!

Она указала на стоящий около очага медный чайник, на три четверти заполненный водой.

— Вода! У нас есть вода? — воскликнул молодой человек. — Вы отыскали ее, пока я спал? Но где…

Девушка весело рассмеялась.

— Пустяки. Это просто мелочь по сравнению с тем, что сделали для меня вы, Аллан. Вы помните огромную воронку, образовавшуюся после взрыва котла? Когда мы шли к ручью, я случайно заглянула в нее и заметила, что там есть немного воды. По-видимому, она вытекла из взорвавшегося котла. Я просто собрала ее, процедила, прокипятила и все. Итак, вы видите…

— Но… Вы хотите сказать, что вы… Что вы одна спускались вниз?

Она вновь рассмеялась.

— Не одна. Один из револьверов оказался настолько любезен, что составил мне компанию во время этой прогулки. Естественно, я не могла идти по основной лестнице и нашла другую там, дальше в здании. Я думаю, она еще сможет нам пригодиться в случае… в случае отступления. Все остальное оказалось очень простым. Я привязала эту веревку за ручку чайника, вот так… видите? Этого было достаточно, чтобы…

— Но наши враги?

— Я не видела ни одного из них, во всяком случае живого. По всей вероятности, они собрались на военный совет. Момент оказался очень подходящим. Вот так, все очень просто. Вода была нам абсолютно необходима, я пошла и принесла ее. Вот и все.

— Вот и все! — повторил Штерн дрожащим голосом. — Все?

Затем, боясь, что даже в темноте девушка может увидеть его лицо, инженер отвернулся. Слезы, навернувшиеся на глаза, были той минутной слабостью, которую он не хотел показывать.

— Беатрис, в такие минуты слова слишком ничтожны, чтобы их произносить. Я не буду вас благодарить и говорить банальности. Вы добыли воду, и это главное. Успех сопутствовал вам там, где я потерпел неудачу. Что ж…

Его голос дрогнул. Беатрис улыбнулась и нежно положила руку на плечо Аллана.

— Вам необходимо немного поесть. Я приготовила ужин. А потом начнем приготовление пульверита?

Инженер прямо-таки подскочил на месте.

— Действительно! Сейчас я могу этим заняться! — сказал он, чувствуя прилив энергии. — Я сделаю это даже одной здоровой рукой, если вы мне поможете. Ужин? Нет, нет! За работу!

Но, как истинная женщина, Беатрис сумела настоять на своем. Окончив трапезу, они начали лихорадочно собирать препараты, необходимые для производства взрывчатки. Секретное изобретение Штерна, которое до катастрофы могло бы принести ему миллионные доходы, сейчас казалось несравненно более ценным, чем все сокровища мира!

— Мы должны постараться обойтись как можно меньшим светом. Если немного уменьшить фитиль и прикрыть лампу, эти жуткие вампиры, возможно, не смогут определить место, где мы находимся. Но работать в полной темноте мы тоже не можем. Это слишком опасно. Неверное движение, ошибка в дозировке, даже несвоевременное добавление ингредиента и… Черт побери, вы сами понимаете!

— Да, ведь мы же не хотим умирать!

Они зажгли небольшую медную лампу и принялись за дело. На стол, с которого была убрана вся посуда и остатки ужина, Штерн поставил стеклянные бутыли, где находилось восемь так необходимых ему химикатов.

Слева от них он поставил кастрюлю с тремя литрами еще теплой воды и чайник такой причудливой формы, что гремучий состав не мог из него вылиться.

— Ну что же, подвиньте ближе стулья, мы можем начинать, но сначала скажите мне прямо, не лучше ли мне одному заняться этим делом? Вы можете подождать снаружи, в коридоре. Имея под рукой столь грубые инструменты и нестойкие химикаты, трудно предвидеть, что может случиться. Я еще не встречал ни одного мужчину, а уж тем более женщину, которые по своей воле согласились бы стоять рядом со мной, когда я готовлю пульверит. Это опасная вещь. Не стыдитесь признаться мне. Вам страшно?

Беатрис пристально посмотрела на него, а затем сказала:

— Страшно? Рядом с вами?

 

Пульверит

Прошел час. Оставалось совсем немного подождать, когда в рассеянном свете медной лампы, на грубо сколоченном деревянном столе должен был появиться пульверит.

На дне металлической кастрюли образовался желтый осадок, похожий на густой декабрьский лондонский туман. Покрытое сверху слоем вещество скручивалось в причудливые завитки, когда Беатрис осторожно помешивала его золотой ложкой.

Каждую минуту, отмеряя с помощью небольшого мерного стаканчика сотые доли унции, инженер подливал в смесь глицерин. Он внимательно наблюдал за протекающей реакцией. Его мертвенно-бледное лицо отражало огромное внутреннее напряжение. Раненая правая рука, аккуратно перевязанная кусочком кожи, лежала на столе. Сейчас она была абсолютно бесполезна. Даже с помощью одной левой руки Штерн прекрасно справлялся со своей задачей, добавляя глицерин по капле:

— Десять, одиннадцать, двенадцать… пятнадцать, шестнадцать… двадцать! А теперь быстро слейте воду! Быстрее!

Девушка послушно повиновалась. Покрытая странной пеной вода тотчас же была слита ею в специально приготовленную для этого банку. Руки Беатрис при этом даже не дрогнули. Лишь между бровей пролегла глубокая морщинка, а дыхание сделалось совсем незаметным.

— Стоп!

Голос Штерна прозвучал, подобно выстрелу.

— Сейчас с помощью этой воронки разлейте препарат в бутылки!

Беатрис медленно и осторожно заполнила небольшие стеклянные емкости смертельным составом. Здоровой рукой инженер закупорил бутылки пробками.

Дело было сделано. Штерн глубоко вздохнул и жестом победителя вытер со лба пот. В оставшийся на дне кастрюли осадок он влил немного азотной кислоты.

— Вот так, теперь он больше не опасен, — облегченно сказал инженер. — Он быстро сделает свое дело. Ради всего святого, не опрокиньте бутыль!

Он резко приподнялся, затем медленно, придерживая раненую руку, опустился на место. Беатрис повернула к нему лицо:

— А теперь…

Она не успела закончить вопрос, как за ее спиной что-то со свистом влетело через окно, со стуком ударилось о стену и упало на пол.

За окном раздался еще один свист, и второй снаряд влетел в комнату, попав на этот раз в лампу, которую Штерн едва успел подхватить. Беатрис нагнулась и вытащила из-под стола залетевший в комнату предмет.

Штерн бросил на него быстрый взгляд. Он увидел длинный стебель камыша, обвязанный с одного конца хлопчатобумажными волокнами. На другом его конце был прикреплен большой наконечник из рыбьей кости, на острие которого можно было разглядеть маленькое пятнышко какой-то жидкости.

— Стрела из духовой трубки! — воскликнул молодой человек. — Отравленная! Они все же увидели свет и поняли, где мы находимся. Они сидят на деревьях и преспокойно обстреливают нас!

Инженер быстро погасил свет и, схватив девушку за руку, оттащил ее к боковой стене, подальше от окна.

— А бутыли с пульверитом? Что будет, если какая-нибудь стрела попадет в них?

— А, черт, верно! Подождите здесь! Я уберу их.

Не желая оставаться безучастным наблюдателем, Беатрис помогла Штерну собрать в кромешной темноте опасные предметы. Не обращая внимания на свистящие вокруг них дротики, они перенесли свое грозное оружие в самое безопасное место, в левый от окна угол.

Бесшумно, словно тени, молодые люди перешли в соседнюю комнату и выглянули в окно, которое, казалось, еще не подверглось обстрелу. Густые кроны деревьев были здесь от них на расстоянии вытянутой руки.

— Видите? Там? — вдруг прошептал Штерн на ухо девушке.

Он указал рукой на какое-то темное пятно, которое будто бы перемещалось с ветки на ветку в десятки футах под ними. Инженер сразу забыл о своих ранах, температуре и слабости. Вид притаившегося неприятеля придавал ему новые силы.

Аллан вытащил револьвер. Молча, он аккуратно положил его на край окна.

Прицелившись настолько точно, насколько позволял это ночной мрак и сверкающие на небе немногочисленные звезды, хладнокровно, словно в стрелковом тире, взял он на мушку живое пятно.

Выстрел был оглушительным. Подобно спелому плоду, с диким криком существо свалилось вниз. Оно падало с ветки на ветку и наконец исчезло из вида.

Тотчас же целый ливень стрел обрушился на Аллана и Беатрис. Штерн почувствовал, как одна из них вонзилась в его шубу. Другая стрела слегка задела голову Беатрис. Но осажденные не покинули свою позицию.

Беатрис тоже начала стрелять. Раненые и мертвые люди-обезьяны один за одним валились с веток.

— Стреляем прицельно! — скомандовал Штерн, как будто за его спиной стоял целый полк. — Огонь!

И он снова нажал на курок. Но на этот раз выстрела не последовало. Барабан был пуст.

Выругавшись сгоряча, инженер швырнул револьвер на пол и схватил карабин. Выстрелы загремели вновь.

— Черт побери! Сколько же их тут сидит?! — воскликнул молодой человек.

— Попробуйте пульверит! — посоветовала Беатрис. — Может быть, вам удастся попасть в дерево!

Оставив карабин на подоконнике, Штерн рванулся в угол, где стояли несущие смерть бутыли. Он взял лишь одну из них, опасаясь, что не сумеет удержать больше одной рукой.

— Отойдите!

Сильно размахнувшись, здоровой рукой Штерн швырнул бутылку в высокую ель, ветви которой, казалось, так и кишели людьми-обезьянами.

Словно маленький метеорит, несущий в себе смерть и разрушение, бутыль исчезла в темноте.

— Если я попаду, думаю, что наши противники все же будут считать нас богами! — возбужденно прошептал инженер, прищурив глаза, чтобы лучше видеть.

Прошло уже несколько секунд после выстрела, а все оставалось таким же, как прежде.

— Не попал! — простонал инженер. — Ах, если бы я мог владеть правой рукой, я…

Внизу в тридцати метрах от них появилась яркая вспышка. Огромный столб пламени прорезал темноту ночи. На мгновение стало светлее, чем в самый солнечный день.

Прежде чем огромной силы взрывная волна отбросила Аллана и Беатрис в глубь комнаты, они успели увидеть бесформенные, скрюченные маленькие тела своих противников.

Все опять погрузилось в кромешную тьму. Лишь остатки того, что совсем недавно было камнями, землей, кустами, корнями деревьев и живыми существами, еще долго падали на землю, подобно проливному дождю.

Казалось, некий космический садовник встряхнул фруктовые деревья, на которых висели перезрелые груши и сливы.

— Один! — жестко произнес инженер странным и не знакомым Беатрис голосом.

 

Бой на лестнице

Словно эхо в ответ на только что произнесенное инженером слово, в коридоре раздался приглушенный крик. Эти угрожающие звуки долетели до ушей Беатрис и Штерна, и они сразу же обо всем догадались.

— Они поднялись! Им удалось добраться сюда! — в отчаянии произнес инженер. — Через минуту они будут здесь. Заряжайте ваш револьвер и стреляйте! Я займусь пульверитом!

У них не было времени соблюдать осторожность. Пока девушка лихорадочно вставляла патроны в барабан, Штерн собрал оставшиеся бутыли со взрывчаткой и прижал их к себе больной рукой. Он был теперь чем-то вроде порохового погреба, до краев наполненного смертоносным веществом. Левая рука оставалась свободной для метания стеклянных бомб.

— Идемте! Идемте навстречу! Они не должны замуровать нас в этой конуре!

Они бесшумно проскользнули в другую комнату и выбрались в коридор.

— Видите! Факелы, — прошептал Штерн.

На стены в глубине коридора падали мерцающие кровавые отблески. Люди были уже на площадке, рядом с тем местом, где когда-то был лифт. Враги бесшумно приближались.

— Не знаю как, но им удалось пробраться через завал, — сказал Штерн. — И сейчас все они уже на нашем этаже, со своими дубинами и отравленными стрелами. Да и не нужно забывать о когтях и клыках. Боже, как их много!

От возбуждения и высокой температуры у Аллана пересохло горло. Он стоял неподвижно, прижавшись к стене. Рядом слышалось тихое дыхание спутницы. Хотя Штерн с трудом мог разглядеть Беатрис в кромешной темноте, но остро чувствовал ее присутствие.

— Беатрис, — прошептал инженер, стараясь найти в темноте руку девушки. — Беатрис, моя малышка, если так случится, что мы должны будем умереть, я хочу вам сказать, что…

Ужасный крик прервал его речь. Девушка схватила инженера за руку. Свет от факелов становился все ярче и ярче.

— Отойдите назад, Аллан! Нам во что бы то ни стало нужно пробраться к другой лестнице, той, что в глубине коридора. Мы не можем встретиться с ними здесь, где нет никакого укрытия. Мы тут совсем беззащитны!

— Вы правы! Идемте!

И, как два призрака, они бесшумно скрылись в темноте. Едва молодые люди успели расположиться в своем новом убежище, дикая толпа показалась в конце коридора. Монстры медленно шли на своих коротеньких толстых лапах, швыряя горящие факелы в каждую из комнат, мимо которых они проходили.

Глядя на них сквозь сломанные перила, защищающиеся отчетливо слышали приглушенное животное бормотание, скрип зубов. Крепкие лапы с острыми когтями сжимали копья, огромные дубины и просто камни.

Дымящиеся факелы отбрасывали на стены причудливые шевелящиеся тени. Казалось, что из каждого угла, каждой черной зияющей двери выползают все новые ужасные существа. Вдруг Штерн вытянул голову вперед.

— Вожак! — прошептал он, и в тот же момент Беатрис прицелилась.

Они ясно видели его перед собой в центре бурлящей толпы. При мерцающем свете факелов монстр казался еще более ужасным и отвратительным. Раздробленная челюсть свисала с одной стороны лица. Он яростно раздувал ноздри и втягивал в них воздух, стараясь определить место, где скрывались люди. Люди, которые были уже не богами, а простыми смертными. В одной руке у чудовища был большой смолистый еловый факел, другая его рука сжимала рукоять каменного топора, один удар которого мог проломить любой, даже самый крепкий череп.

Все это в одно мгновение промелькнуло перед глазами Штерна. Револьвер Беатрис громыхнул у него над ухом.

В замкнутом пространстве выстрел прозвучал, как взрыв. Колдун замер на месте. Дикая боль, удивление, а затем злоба исказили его лицо. Губы искривились. Вожак взвыл и поднял топор.

— Еще! — закричал инженер. — Убейте его, убейте!

Беатрис опять нажала на курок. Однако с диким криком колдун уже мчался вперед. За ним, визжа и рыча, неслись остальные монстры.

Аллан подтолкнул девушку к лестнице.

— Поднимайтесь наверх! Поднимайтесь же!

Он повернулся и швырнул вторую бомбу.

Яркая вспышка ослепила Штерна. Огромной силы взрыв, подобный внезапно проснувшемуся вулкану, отбросил инженера назад. Ослепленный, задыхающийся в дыму и густой пыли, он начал осторожно двигаться к лестнице, бережно прижимая к себе оставшиеся бутыли. Что с Беатрис? Этого он не знал. В ушах стоял оглушающий гром. Но и сквозь него Аллан расслышал, как где-то внизу с грохотом обрушилась стена или рухнуло перекрытие. Густые клубы дыма заполнили все здание. Наконец Штерн очутился у окна и жадно вдохнул свежий воздух.

— Беатрис! — крикнул он, едва отдышавшись.

Вокруг стояла звенящая тишина. Не слышно было ни воя, ни шагов преследователей. Мертвая тишина. Даже тамтамы не стучали больше в лесу…

— Беатрис! О Господи! Беатрис, где вы?!

При звуке ее голоса, раздавшегося неподалеку, сердце молодого человека забилось чуть спокойнее.

— Слава Богу! С вами все в порядке? Я испугался… Я не знал…

Девушка подбежала к нему.

— Хватит! Здесь больше нельзя взрывать! Иначе здание может рухнуть в любой момент!

Штерн улыбнулся. Беатрис, его Беатрис жива и здорова. Она снова с ним.

— Я брошу оставшиеся бутыли! — закричал Штерн, как полоумный. — Может быть, там еще остался кто-нибудь живой!

Инженер стал одну за другой бросать бутыли в окружавшее небоскреб пространство.

Семь ярких вспышек высветили лес, и эхо взрывов прокатилось до Полисейд.

Словно гигантской метлой, лес был стерт с лица земли. На его месте остались лишь обломки деревьев и вырванные с корнем кусты.

Лес просто перестал существовать.

Когда последняя бутыль вылетела в окно и вновь воцарились тишина и мрак, Штерн заявил:

— Боги! Для них, для тех, кто остался там живым, мы теперь боги! И мы останемся ими навсегда! Что бы ни случилось, они знают теперь, кто мы такие! Огромные божества, сеющие ужас и смерть! Даже безоружные, когда нам встретится хоть тысяча этих мартышек, мы ничем не рискуем. Боги!

Вновь воцарилась тишина. Но вдруг Штерн увидел, что девушка плачет.

Забыв все на свете, свою боль, слабость, многочисленные раны, Аллан нежно обнял Беатрис, шепча ей на ухо ласковые слова утешения, которые, наверно, еще ни один мужчина не говорил в подобных ситуациях любимой женщине.

 

Все кончено

Спустя некоторое время, уже успокоившись и полностью придя в себя, молодые люди выглянули в окно.

— Смотрите! — воскликнул инженер, показывая рукой.

Несколько мерцающих огоньков медленно и как бы неохотно удалялись от них на восток, к темной полоске широкой реки. Они исчезали один за другим. Около пятнадцати из них достигли, наконец, берега Джерси и скрылись в густом лесу.

— Ну что же, — сказал Штерн, — нам тоже пора отправляться в путь. Скоро рассветет. Утром мы должны быть уже далеко отсюда.

— Как? Мы покидаем город?

— Да. Нам не стоит больше оставаться здесь. Это здание стало опасным для жизни. Оно может рухнуть в любой момент. Но даже если это и не произойдет, мы не можем больше жить в нем.

— Но куда же мы пойдем?

— Пока не знаю. Все вокруг разрушено. Ручья больше нет. Леса тоже нет. Все это не для нас с вами. Трупы начнут разлагаться, и в таком случае заражение неизбежно. Нам необходимо как можно скорее покинуть это место.

— А наши сокровища? — тревожно спросила Беатрис. — Наши инструменты, утварь, еда, одежда? Все собрано с таким трудом! Как мы сможем без них обойтись?

— А ничего и не осталось. Я уверен, что пятый этаж этой части здания разрушен. Таким образом, у нас ничего нет и, следовательно, нам не о чем беспокоиться.

— Сможем ли мы прожить без наших инструментов, без всего того, к чему уже успели привыкнуть?

— Почему бы и нет? Везде, где бы мы ни остановились, мы всегда сможем протянуть несколько дней, питаясь дичью, которую я смогу поймать в силки или подстрелить с помощью тех патронов, которые у нас еще остались. А потом…

— Что?

— Как только мы немного обживемся, я смогу вернуться в город и поискать что-нибудь в развалинах. Потерянное нами ничто по сравнению с теми огромными богатствами, которые еще таит в себе Нью-Йорк. Ресурсы этого города поистине неисчерпаемы! Мы спаслись, и это главное. Все остальное приложится. Будущее рисуется вам сейчас немного мрачными красками, Беатрис, но через несколько дней… Все переменится, вот увидите!

— Аллан.

— Что, Беатрис?

— Я полностью доверяю вам и отдаю себя в ваши руки.

— Тогда в путь! Дорога будет долгой.

Часа два спустя, не обращая внимания на, приглушенный волчий вой, при бледном свете луны на безоблачном небе, Аллан и Беатрис достигли берега реки у восточной окраины бывшего Сентрал Парка.

Они шли окружным путем, опасаясь встретить кого-либо из оставшихся в живых коротконогих вампиров. Они предпочли идти не через лес Мэдисон, или скорее через то, что от него осталось, а направились на запад, повернув затем к северу, чтобы обойти изломанные, вывернутые с корнем деревья.

Безмятежно несущая в океан свои волны широкая река была как бальзам для исстрадавшихся душ путников. Боль, смерть, руины, мрачные трагедии минувшей ночи и прошедших веков как бы отошли на второй план. Заросшие невысоким лесом берега, залитые лунным светом, казалось, были написаны рукой умелого художника. Разбивающиеся о песок маленькие волны пели лишь о жизни, любви и красоте.

Обмыв лица и руки в свежей воде, путники почувствовали себя гораздо легче. Затем они молча двинулись вдоль берега на север, с каждым шагом все больше удаляясь от центра мертвого города. Луна опускалась все ниже, а свежий морской ветерок ласкал лица путников и успокаивал их сердца.

Пройдя так некоторое расстояние, они вдруг увидели странную, примитивную лодку, которая была привязана к склоняющимся над водой деревьям. Затем показалась еще одна лодка, и еще… Целая флотилия бесшумно качалась на волнах.

— Без сомнения, это пироги тех, кто пришел с севера и был уничтожен и съеден кровожадными вампирами еще до того, как мы с вами появились на сцене и приняли участие в спектакле, — тихо сказал Штерн.

Забыв на время боль, терзавшую его правую руку, Штерн оглядел, насколько это позволял рассеянный лунный свет, несколько пирог и выбрал одну из них.

— Вот эта кажется мне наиболее подходящей, — сказал он, указывая на нечто вроде каноэ пяти метров длиной, выдолбленное из древесного ствола.

Штерн помог Беатрис забраться в лодку, залез в нее сам и, перерезав ножом лиану, оттолкнул каноэ от берега. На днище лежало шесть грубо обработанных лопатообразных весел, не имевших никаких украшений. Последнее несколько удивило Штерна, так как даже самые примитивные племена в человеческой истории обычно хоть чем-нибудь украшали свои инструменты и оружие.

Беатрис взяла одно из весел.

— В какую сторону мы направимся? — спросила она. — К верховью? Нет, нет! Вы не должны работать больной рукой!

— А зачем нам грести? — возразил инженер. — Смотрите-ка!

Он указал на короткую, немного кривую мачту, которая лежала в каноэ возле борта. Вокруг нее был скручен грубо сшитый кожаный парус, перевязанный тонкими кожаными ремнями. Эта находка, несмотря на тяжесть и довольно неказистый вид снаряжения, несказанно обрадовала новоявленных мореходов.

— Итак, мы возвратились во времена весел и паруса, — весело сказал Штерн. — Во времена Цезаря или даже раньше. Как говаривали древние: «pellis pro velis» — «кожи на паруса». Но это неважно. Э-эх!

Он приподнял мачту за один конец. Вдвоем им удалось поставить ее на место, закрепить и расправить парус. Инженер занял место на корме и взял в левую руку весло. Он погрузил его в воду, и маленькое суденышко отправилось в путь по переливающимся под лунным светом волнам.

— А теперь, — сказал Штерн голосом, не терпящим возражений, — вы закутаетесь в свою тигровую шкуру и ляжете спать! Остальным займусь я.

Наконец, парус смог поймать ветер, и пирога понемногу начала набирать скорость, оставляя после себя пенящийся серебристый след.

Полностью доверившись своему спутнику, Беатрис улеглась на днище лодки, а раненый продолжал управлять их ковчегом, иногда бросая на девушку взгляды, полные нежности. Молчаливые звезды благосклонно смотрели с небес на красивую пару.

Восток уже окрасился золотистым цветом, а над горизонтом стали пробиваться первые солнечные лучи, когда лодка вошла в небольшую бухточку на правом берегу реки и плавно причалила к берегу. Лес, хотя и достаточно густой, еще не покорил сбегавший к реке пологий склон и небольшой пляж. Сквозь ограду когда-то, несомненно, великолепного фруктового сада виднелись белые стены, заросшие дикими розами и клематисами.

— Сотни лет назад это был загородный дом Гаррисона Ван Эмбурга, — сказал Штерн своей спутнице. — Вы должны помнить этого миллиардера, пшеничного короля, хотя все это было очень давно. Он строил свое жилище из материала, не подвластного времени. Что же, скажем ему спасибо за такую предусмотрительность. Некогда все это принадлежало ему, а теперь нам! Здесь будет наш дом!

Штерн и Беатрис сошли на маленький пляж. Недалеко в лесу, приветствуя новый день, заливалась веселым свистом малиновка. Штерн оттащил лодку подальше от берега и, выпрямившись, глубоко вдохнул утренний воздух.

— Вы и я, Беатрис, — сказал он, взяв девушку за руку. — Никого, кроме вас и меня!

— И любовь, — прошептала она.

— И надежда, и жизнь! И возрождающаяся Земля! Искусство и науки, языки и письменность, «все величие мира», которые мы должны сохранить и передать потомкам! Послушайте! Человеческая раса, наша с вами цивилизация должна возродиться, и она возродится! Вновь человек покорит леса и долины. Вновь вознесутся ввысь сверкающие города, а корабли будут бороздить моря и океаны. Это будет мир более здоровый и мудрый. Не будет больше нищеты, войн, несчастий, угнетения, слез, ведь мы станем мудрее наших предков и не будем совершать их ошибок.

Он замолчал. Вспомнив предсказание великого оратора, жившего когда-то, Штерн продолжал:

— Беатрис, это будет мир, где не будет тронов и королей. Не будет больше власти у праздной аристократии! Мир, где не будет рабов! Человек станет, наконец, свободным! «Планета мира, где царит вечное искусство и льется многоголосая музыка, где губы произносят лишь слова любви и правды. Мир, где не слышны стоны заключенных и плач приговоренных. Мир, на который никогда не упадет тень виселицы. Красивые и крепкие люди! Немеркнущая звезда человеческой надежды горит в небе, указывая им путь!»

— А любовь? — с улыбкой спросила Беатрис, вложив в этот вопрос нечто сокровенное.

В нем угадывалась теплота будущей матери, вечная надежда женщины на рождение ребенка.

— И любовь! — с нежностью ответил Аллан и посмотрел на девушку долгим внимательным взглядом.

Из сада шел сладкий медовый запах. Трудолюбивые пчелы жужжали среди многочисленных белых и розовых цветков, собирая утренний нектар. Свежий морской ветерок. Яркое, весело сияющее июньское солнце, встающее над холмами.

Повсюду царили жизнь и любовь.

И их любовь тоже. Этого мужчины и этой женщины. Томящая загадка, вечная прелесть красоты!

Штерн обнял девушку здоровой рукой. Он склонился к ней, она подняла к нему лицо. Их губы впервые соединились в горячем поцелуе, а в сердцах воцарилось радостное спокойствие.