Моноло, вожак тьяров

Над шуршащими до самого горизонта фиолетовыми травами стояло в полуденном зените бирюзовое солнце планеты Укапенг. Его зеленоватый зной струился повсюду, поливая жаром спину Смотрящего за саванной. Моноло, а это был именно он, был вожаком крупного прайда тьяров Укапенга. Моноло находился в расцвете сил, он чувствовал, как сила горячей кровью пульсирует в его теле. Он до краев был наполнен энергией, подобно солнцу Укапенга, достигшего наивысшей точки на небосклоне и посылавшего на тысячи парсеков свои бирюзовые лучи. Моноло чувствовал, что он достиг своего зенита. Еще немного, и пик зрелости пойдет на убыль. Тьяр щурился на изумрудную обводку солнца сквозь припущенные веки. Разнотравная саванна что-то нашептывала ему. Он не прислушивался, погруженный в свои мысли.

Эйно. Уйти нельзя остаться

Он что, напрочь ослеп и оглох?! Уже не только внутренним ухом я слышу, как травы угрожающе шепчут: «Уходите!» И не только внутренним зрением я вижу, как бирюзовый обод солнца превращается в красный, раскаляется и посылает испепеляющие лучи, сжигающие дотла все на своем пути? Что, Моноло и вправду не замечает этого? Пустыня надвигается от края горизонта, фиолетовый цвет саванны прогорает и исчезает, сменяясь серой пепельной пустыней. Неужели никто из тьяров прайда не задаётся вопросом, почему и куда исчезают быстроногие джали? Обед пропадает у нас прямо из-под носа, а они даже не удосужатся поинтересоваться, в чем причина?

Я слышал, как Моноло приказал умерить добычу и переждать голодные времена. Весь прайд тьяров слепо и молча следует ему, ведь он вожак и просто не может ошибаться! Но я знаю — это не выход, а наш смертный приговор — остаться и бездействовать. Быть может, джали не очень умны, но чуткие инстинкты ведут их к спасению, потому они покидают благословенную в прошлом разнотравную саванну. Они следуют по высыхающему руслу Серебристой реки, просачивающейся сквозь время и пространство, уводя джалей прочь с нашей планеты в иные уголки космоса. Джали трусливы, но они идут по течению реки, переходящей за гранью Укапенга во Млечный путь. Достигнув его, джали смогут пастись на мшистых скоплениях звезд в надежде найти новый дом.

Печальная Ахха рассказывала мне, что когда-то и мы, тьяры, жили среди звезд. Мы редко охотились на джалей, в этом не было необходимости. Впитывая чистую энергию Энн, исходящую от звезд, наши тела насыщались. Печальная Ахха говорила, что Моноло привел первых тьяров на планету Укапенг, чтобы у нас появился постоянный дом. Поколение за поколением, мы жили благополучно и счастливо, ведь джали водились здесь в изобилии.

Сейчас времена меняются, Укапенг становится планетой-пустыней. Мы вынуждены покинуть наш умирающий дом и вернуться туда, откуда пришли. Тьярам придется вспомнить, что они — свободные странники в чистых потоках космической Энн. Нам предстоит выбрать: вернуться туда или сгинуть здесь.

Как-то раз Печальная Ахха обмолвилась мне, что в космосе еще остались тьяры, не последовавшие за Моноло. Они по-прежнему живут среди звезд. И что Моноло готов скорее погибнуть от голода, чем снова встретиться с ними. Я чувствую, здесь сокрыто что-то важное. Но Печальная Ахха уже многие годы ни с кем не разговаривает, и мне не суждено разгадать эту тайну.

Аджара. Два лагеря

— Вы слышали? Вы слышали? — Тьяры оживленно беседовали, укрывшись в тени скал от палящей жары. — Моноло запретил приносить больше одной джали в день! И это на всю стаю. Он что, сговорился с ними, чтобы дать им уйти окончательно?

— Замолчи, Аджара, вечно ты суетишься и поднимаешь панику. Неужели ты забыла, что джали всегда куда-то пропадали, а потом появлялись обратно? Мудрость понять, почему так происходит, дана только вожаку тьяров. И это — не ты!

— Конечно, Старый Ву, что ещё ты можешь ответить? Ты на короткой ноге с Моноло, и тебе он доверяет свои планы. А мы, тьяры прайда? Чем кормить молодых и маленьких тьяров? Как им объяснить, что обед надо подождать — пару недель, месяцев или лет? Так и половина из нас не выживет, а вдруг джали никогда не вернутся? Тогда мы погибнем, все до единого. Ты же сам не раз слышал, о чем твердит молодой Эйно? Солнце надвигается, выжигая саванну, и джали уходят навсегда. Нам надо идти за ними, не медля ни дня!

— Молодой Эйно, говоришь? Так вот в чем дело! Это он тебя науськивает, паршивец. А ты веришь всем его сказкам, что он выдумывает, лишь бы произвести на тебя впечатление. Он еще не достиг совершеннолетия! И его слово ты ставишь против слова своего отца, самого вожака тьяров Моноло? Что бы на это ответила твоя мать!..

Старый Ву запнулся на полуслове. Аджара медленно посмотрела ему в глаза и ответила: «Печальная Ахха молчит уже долгие годы, ты знаешь сам.» Аджара отступила. Обессиленно переставляя лапы, она скрылась в тени за выступом скалы.

Поединок Моноло и Эйно

С утробным рычанием тьяры набросились на добычу. Вопреки приказу вожака, добычу в избытке под скалу принес юный Эйно. Он стоял здесь же, открыто и на виду. Старый Ву не прикоснулся к парным джалям, хотя корчился от голода уже две недели. Ву поспешил наверх, на скалу, где в высокой пещере скрывался от полуденного солнца вожак тьяров Моноло.

Вызов был брошен. Реакция Моноло оказалась мгновенной: он тут же появился на вершине скалы, впервые за долгое время представ перед прайдом тьяров.

— Кто ослушался и принес этих джалей сюда? — его голос четко и властно разнесся по фиолетовой саванне.

— Я добыл пищу прайду! Без еды мы слабеем день ото дня. Так дальше не может продолжаться,

— Эйно посмотрел на Моноло прямо и, одним прыжком достигнув плато на вершине скалы, встал в боевую стойку, напряженно расставив лапы. Он был готов ко всему.

— Ты намеренно нарушил мой приказ, молодой Эйно. Я обязан вызвать тебя на бой. Берегись! — Моноло взметнулся в воздух и одним точно рассчитанным ударом мощно обрушился на Эйно, повалил его с ног и обездвижил на несколько секунд. Кровавые раны проступили на спине Эйно, а вместе с ними вскипела ярость. Распростертый по земле, он четко собрался в единый клубок из когтей и мускулов. Яростной шаровой молнией Эйно вспрыгнул, метнувшись на Моноло, обхватил его лапами и покатил по земле.

Моноло рассчитывал на это. Ярость — кратковременный двигатель, он это знал. Точно так же, в состоянии неконтролируемой ярости, он потерял контроль над схваткой и проиграл бой бывшему вожаку тьяров в те времена, когда все они жили среди звезд. Потерпев поражение, Моноло вынужден был покинуть прайд, отправившись искать новые обитаемые пространства. Так он нашел планету Укапенг, а на ней — джалей, новую подходящую добычу для тьяров. Многие тьяры последовали за ним, и Моноло создал свой прайд на Укапенге.

Первой за ним пошла Ахха, оставив своего отца, старого вожака, в одиночестве космоса и разряженной энергии Энн. Ахха сильно тосковала, отчего превратилась в Печальную Ахху. Обо всем этом в один миг вспомнил Моноло. Но новая схватка продолжалась здесь и сейчас.

Мастерски сохраняя энергию, точно и точечно расходуя свои силы и попутно распаляя ярость противника, Моноло выматывал молодого Эйно, готового отдать всего себя поединку. И все же Моноло чувствовал, что силы его иссякают. Он бился, рыча сквозь стиснутые зубы, готовый, как и Эйно, погибнуть в этой схватке. Внезапно Эйно просчитался с прыжком и, потеряв равновесие, очутился на краю. Последним ударом ослабевших лап Моноло сбросил Эйно со скалы, оставшись сам лежать без движения и почти без дыхания.

Печальная Ахха выходит из тени

Дальше все произошло быстро. Аджара разрывалась, не зная, к кому броситься на помощь — к Моноло, своему отцу, или к юному Эйно. И мне пришлось выйти из тени. Я взвалила себе на плечи Эйно и перенесла его, слабо дышавшего, но живого, в темную, тихую и прохладную пещеру на самой границе нашего ареала. Оставила его там одного. И ушла. Печальная Ахха, как меня называют, ему не мать. К тому же я предполагала, кто в скором времени захочет о нем позаботиться.

Когда я вернулась, прижалась животом к Моноло. Питала его своей Энн, той самой звездной силой, среди которой я родилась, и которая во мне осталась — тяготила, поддерживала, звала годы напролет обратно.

Моноло пролежал месяц. Почти вся моя Энн перетекла в него, поддерживая его силы. Но одной только Энн было недостаточно. Джали так долго были кормом Моноло, что он привык и сейчас очень в них нуждался. Мои же силы иссякали, Энн во мне оставалось несколько капель.

Аджара не подвела. Она тайком выходила молодого Эйно, для этого каждую ночь отлучаясь из прайда. В Аджаре тоже струилась Энн. И странное дело, делясь ею с Эйно, Энн не убывала у моей дочери. Возможно, что в Эйно тоже текла Энн, указывая ему путь к себе, обратно к звёздам.

Мы так точно и не узнали, откуда он появился. Просто однажды ночью я посмотрела на звездное небо. Я увидела, как сорвалась маленькая звездочка, прокатилась по дуге и упала точно перед входом в нашу пещеру. Через мгновение я обернулась к маленькой Аджаре, свернувшейся калачиком на подстилке из пушистых трав. Рядом с ней посапывал невесть откуда взявшийся маленький тьяр. Маленький звездный тьяр Эйно, как мы его назвали, посланный нам прямо из пространства чистой энергии Энн. Уже тогда я подумала, что он и приведет нас обратно — в Энн, откуда мы, тьяры, и пришли.

Но вышло иначе. Ничего не происходило. И наконец я решилась. Сама.

Долгие годы затворничества подходили к печальному концу, на Укапенге меня ждало скоротечное угасание. Поэтому я пришла к Эйно, и предложила вместе отправиться обратно к звёздам, разыскать звездных тьяров, разведать новые пространства — для прайда и для их будущего. Мне же самой уже не нужно ничего, кроме покоя. Но Эйно отказался. Он нужен здесь — таков был его ответ. Чтобы помочь восстановиться Моноло, нужен новый сильный и выносливый вожак, способный охотиться для прайда, пока джали оставались на планете.

Мне ничего не оставалось, как одной отправиться в Энн. Я настроилась — и совершила прыжок. Хлоп, переход состоялся! Вдруг я ощутила, что рядом со мной в свободное пространство Энн вышел кто-то еще.

История печальной Аххи

Печальная Ахха долго скрывалась в прохладной пещере. У нее было достаточно времени, чтобы обдумать, внятно и разборчиво, все обстоятельства ухода тьяров из чистой Энн и своей жизни в связи с этим. Она помнила своего отца. И то, как мать ей повторяла: «Папа — самый лучший человек в мире». Мать Аххи растворилась в чистой энергии Энн, когда пришло ее время. Ее отец был вожаком тьяров, и им привольно жилось в своем мире среди звезд.

Потом появился Моноло, и Ахха забыла все на свете. Моноло был младшим в своей бесчисленной семье. Тот факт, что он выжил, говорил о необычайной силе воли, которой Моноло был наделен. Достигнув совершеннолетия, он бросил вызов самому Небе, вожаку тьяров и отцу Аххи. Этот вызов был ритуальным, совершеннолетние тьяры были обязаны пройти испытание, чтобы быть принятыми в прайд. Вожак тьяров Небе не мог отказаться. Он сильно рисковал — если молодой Моноло одержит верх, Небе придется уйти в изгнание. На что надеялся Моноло? Он хотел произвести впечатление на нее, на Ахху. Больше он ни о чем и не думал. Честолюбие и целеустремленность, готовность свернуть всю Энн ради одной цели — добиться Аххи, Моноло был молод, силен, дерзок и отважен.

— Ты неопытен и глуп! — сказал Небе перед боем. — Но ты сам выбрал свой путь.

Небе быстро победил Моноло, и за дерзость Моноло пришлось расплачиваться изгнанием. Все же он достиг свой цели, и ему было безразлично какой ценой. Проиграв, он одержал победу внутри себя. Ахха ушла за ним, оставив тьяров, отца и чистую Энн.

Ее жертвой стали свободная воля и благополучие.

Взамен она обрела собственную семью. Многие тьяры последовали за ними. Они видели в Моноло и Аххе правителя и правительницу, молодых и смелых. Проскитавшись по бесчисленным пространствам, новая стая нашла убежище на планете Укапенг, прельстившись легкой добычей из джалей. Им больше не нужно было по крупицам впитывать энергию чистой Энн. Добыть джали — и тьяр сыт на несколько дней, что может быть проще.

Ахха не притронулась к джалям за все годы жизни на планете Укапенг. Молодая и полная сил, она посвятила себя воспитанию нового прайда и поддерживала Моноло, была его душой и доверенным лицом. У Аххи и Моноло родилась дочь Аджара, которую они любили всем сердцем. Для всех молодых тьяров Ахха была доброй наставницей и находила ответы на все их любопытные вопросы.

Силы Аххи постепенно иссякали. Все годы она жила за счет впитанной до изгнания энергии Энн. Когда она почувствовала, что пора удалиться, то скрылась в своей пещере рядом с жилищем вожака Моноло. Она стала ждать, терпеть, молчать, отмеривая на каждое дыхание уходившую Энн. Когда же ее одолели воспоминания и тоска, она превратилась в печальную Ахху. К ней теперь редко обращались за советом. Зато часто приходили ее воспитанники — просто побыть рядом, притронуться к ней, как к важной реликвии. Это многим помогало.

Свои знания Ахха научилась передавать без слов. Так было и раньше, когда в космосе чистой Энн тьяры не были облачены в их нынешнюю телесную форму. Они были сосудами чистой Энн, разной формы, наполненные разным энергетическим содержанием. Печальная Ахха помнила все слабее и слабее, как это было. Тоска переполняла ее.

Когда Ахха решилась на последний шаг и совершила переход с планеты Укапенг в пространство Энн, ее существование завершилось. Кто же тогда прошел этот путь и приземлился в чистой энергии Энн вместо нее?

Ахха утратила свою форму, исчерпалась и вся ее сущность, не сумев перейти преграду между планетой Укапенг и чистым космическим пространством. Последним усилием Ахха освободила единственное воспоминание, оставшееся от нее. Это была печаль, и печаль Аххи вернулась в Энн.

Возрождение сердца Энн

Ахха не могла понять, где она очутилась. Не могла разобрать, что здесь было и чего не было. И было ли вообще какое-либо «здесь». Она ничего не ощущала. Осязание, видение, вкус, цвет, запах, эмоции — все ушло. Ахха подумала: «Меня нет? Но ведь я думаю. И что-то от меня существует. Пусть даже в форме последнего воспоминания обо мне». На этот прыжок ушли все ее силы. Энергетический скачок в пространстве, когда Ахха вся сжалась в одну мельчайшую сверхплотную частицу, приобретая безграничный импульс, перенесший ее в неизвестность. Все силы ушли на это перемещение, и последняя частица воспоминания об Аххе таяла и исчезала навсегда.

Рядом с ней возник кто-то еще, тот второй, пошедший за ней. Очертаний у него не было. Пройдя сквозь скачок, неведомый кто-то вышел из него облаком — мельчайших мерцающих пылинок, которые складывались в очертания, приобретая новую плотность. Этот кто-то прошел по следу Аххи, как по тоннелю. Она же проложила путь и побудила этого второго к прыжку. В этом и заключалась ее финальное предназначение, и теперь оно исполнено. Ахха уходила, не удерживаемая ничем.

Стоп! Осознав это, облако сжалось в форму тьяра, Моноло возник заново в пространстве чистой Энн, сильный и решительный, таким, каким он себя помнил. Он пришел сюда за Аххой, своей спутницей, без которой себя не мыслил. Рассыпавшись на крупицы космической пыли, Моноло заново собрался, обновленный, готовый действовать, стремящийся спасти и вернуть Ахху.

Он начал постукивать лапами, выбивать ритм — сперва легко, затем с нарастающей уверенностью, опуская и поднимая гривастую голову в такт ритму, усиливая его. Статическое пространство чистой Энн, в котором целую вечность не происходило никакого движения и не были слышны звуки, наполнилось ритмом. Пульс в сердце Энн забился еле слышно, нерешительно. Моноло вспоминал Ахху и выбивал ее ритм в пространстве Энн, заполняя его все прибывавшими из воспоминаний образами. Затем Моноло запел. Его глубокий голос, начинаясь с утробных звуков, проходил все тембры и частоты, становясь выше, чище и пронзительней, наполняя безмолвную Энн многообразными частотами звуковой волны. Энн содрогнулась, будто мурашки пробежали по ее космосу, сжавшись судорогой внутренней вспышки и разжавшись в расслаблении. Сердце Энн обретало силу, крепло. Воспоминания Моноло об Аххе потекли через бесконечность Энн, протягивая живые нити ритма, будто сосуды, по которым заструилась чистая энергия Энн. Последняя частица воспоминания Аххи о самой себе не успела исчезнуть, Моноло бережно подхватил ее на свою мохнатую мягкую лапу. Подул нежно, и потоки Энн устремились к частице, бережно обвивая ее золотистым коконом чистой космической энергии. В этом коконе вне подсчёта времени должна была проявиться его Ахха. Моноло был рядом. Ничего не происходило. Печаль заполонила его, и он понял, какое воспоминание осталось от существа Аххи.

Старый вожак тьяров Небе ждал возвращения своей дочери очень долго, но не дождался. Печаль тонкой красной струйкой текла от почти исчезнувшей точки, которой стала Ахха. Небе давно уже не стало. Старые тьяры уснули и растворились в чистой Энн. Пока не появилась эта тонкая красная нить. К ней, как к магниту, медленно перемещаясь, притягивались частицы чистой Энн, бывшие когда-то тьярами. Никого из них не осталось: ни Небе, ни Аххи. Моноло внезапно понял, что единственное, что существует — это красная тонкая нить. И эта нить — путь к их общему спасению. Не медля больше ни секунды, он осторожно взял нить в руку. Лапы? У него раньше были лапы? Нет! Теперь у него руки. Он повел пальцами по живой нити, вокруг которой вихрем изумрудных огоньков обвивались воспоминания древних тьяров. Одно воспоминание, которым когда-то был Небе, легко подтолкнуло Моноло. Этого хватило. Моноло полетел, сверзаясь будто в черную дыру, но так же бережно касался спасительной красной нити.

Конец времен

На планете Укапенг тьяры уже давно ждали его. Джали — тоже. Они стояли все вместе, одной толпой, на островке зелени перед последним маленьким озером, жадно прильнув к исчезающей воде. Это было все, что осталось от Укапенга. Пустыня проглотила планету, ее пески стекали в бездну, и из этой бездны внезапно возник Моноло с красной нитью в руке.

Тьяры поняли, что перед ними он — Моноло. Несмотря на то, что вместо лап у него было три пары рук. А вместо гривы — три головы. Тьяры обратились в слух. Эйно, уже не молодой, а достигший зрелости тьяр, привел весь прайд к этому месту. Рядом стояла Аджара — его жена. Вместе они обратились к Моноло.

— Тебя не было шесть лет. За это время почти все тьяры погибли. Старого Ву уже нет в живых. От нас осталась лишь маленькая горстка. Все, кто выжил, и джали, и тьяры — теперь одна стая. Мы научились обходиться без еды. Почти. Сразу после твоего внезапного ухода стая выбрала Аджару вожаком. А Эйно — ее верным спутником и мужем. Зачем ты пришел сейчас, когда мы на краю неотвратимой пропасти? Нам уже не помочь, слишком малы оставшиеся силы.

— Я знаю, — так отвечал Моноло, — что мы все неотвратимо погибнем. По одиночке. Есть один лишь шанс, чтобы мы не исчезли бесследно! Эта красная нить — печальное воспоминание Аххи, тоска по пространству Энн и ее отцу Небе. Нить приведет нас в изначальную обитель, так сильно было стремление Аххи обратно. Но я не знаю, какими мы вернемся туда.

— У нас есть выбор? Либо по одному исчезнуть в бездне, либо вместе превратиться в космическую пыль, взявшись за твою нить?

И вдруг заговорил старый Небе. Тьярам показалось, что голос его звучит у каждого из них внутри. В изумрудно-багряном небе погибающей планеты Укапенг возникали его слова.

— Будьте готовы, добры, уверены. Пропустите сквозь себя красную нить печали матери вашей, Аххи. Доверьтесь ей, потому что кроме красной нити печали в матери вашей есть изумрудная нить безграничной любви. Это и есть — Энн. Доверьтесь, чтобы, пройдя вслед за печалью, узреть и обрести любовь.

Тьяры один за другим поднимали свои лапы с рушившихся песков умирающего Укапенга, вкладывая друг другу красную нить Аххи. Они знали, что внутри у каждого из них только что прозвучали одни и те же слова. Еще они знали, что больше никогда не увидят друг друга — в настоящем обличье. Они были готовы к переходу.

Красная нить прошла сквозь цепочку тьяров, и джали тоже схватились за нее, подчиняясь естественному стадному инстинкту самосохранения и следования. В этот момент последний островок, оставшийся от планеты Укапенг, рухнул в черную бездну сверзающегося песка. В этот момент все вокруг — тьяры, джали, вся планета — перестали существовать.

Перестали существовать здесь, а в пространстве чистой Энн возникли две нити — красная нить печали и изумрудная нить любви. Между ними, как мостики, перекинулись золотистые перемычки воспоминаний, оставшиеся от ушедших тьяров и джалей. Лишь Моноло возник в своем виде. У него было шесть рук, шесть ног и три головы. И все они пели песню утробным низким голосом, отбивали ритм последнего танца. Чистая Энн впитывалась в золотые ячейки красно-изумрудной нити воспоминаний. Нить обвивалась вокруг возродившегося живого сердца Энн. Допев свою песню до конца, Моноло замолчал и шаг за шагом стал удаляться в край бесконечности по нити, как по дороге. Он исчез. Время ушло вместе с ним.