Вивьен

Я не знаю наверняка, что такое «мечта», но вполне уверена, что моя осуществляется. Предложение Оливера о переезде к нему навсегда развеяло все мои сомнения по поводу нас. Доктор Джекил не может просить кого-либо переехать к нему, если только не намеревается разоблачать мистера Хайда. Приглашение Оливера можно рассматривать как обещание — обещание поделиться со мной всем, может не сразу, но в скором времени.

— Какова половина суммы твоих затрат на аренду и коммунальные услуги?

Оливер смотрит на меня искоса, пока везет нас к его родителям.

— Зачем тебе?

— Хочу выяснить, сколько мне нужно будет зарабатывать, когда я начну учиться осенью.

— Я не арендую квартиру, — смеется он.

— Тогда какова сумма ипотечного взноса?

— Ты не будешь платить мою ипотеку, — он качает головой.

— Тогда я буду оплачивать все коммунальные платежи и покупать продукты.

— Нет.

— Оли!

— Я попросил тебя переехать ко мне, потому что хочу быть с тобой, потому что люблю тебя, — он сжимает мою ногу. — Я не искал соседку по квартире.

Я переплетаю свои пальцы с его.

— Я не собираюсь переезжать к тебе и жить за твой счет. Я хочу делать свой вклад.

— Ты можешь вернуть мне долг, когда создашь свою империю после окончания учебы.

— Я не буду жить с тобой бесплатно.

Он ухмыляется, не отрывая взгляд от дороги.

— Я уверен, что есть кое-что, чем ты могла бы оплатить свое содержание.

— Не говори, что это секс. Это заставит меня чувствовать себя проституткой.

— Ммм, нам бы этого не хотелось. Может, ты могла бы массажировать мои разболевшиеся мышцы каждый вечер, после окончания длинного, трудоемкого рабочего дня. Голая, конечно же.

— И это не приведет к сексу? — смеюсь я.

— У меня никогда не было секса с моим массажистом.

— Приятно знать, но сколько из них были голыми, делая тебе массаж?

— Верно подмечено.

— Кроме того, я, вероятно, не буду так хороша в этом. Мне никогда не делали массаж, поэтому я не знаю, как это происходит.

— Тебе никогда не делали массаж? Никогда? — он хмурит брови.

— Нет, — я пожимаю плечами. — Я не думаю, что многие подростки посещают сеансы массажа, и потом…

— Шрамы, — он вздыхает.

— Да, шрамы. Но это не такое уж большое дело. Я сомневаюсь, что кто-то из моих родителей когда-либо делал массаж.

— Тогда это еще один пункт, который тебе следует добавить в свой список дел, после того, как ты заработаешь свои миллиарды.

— Ты же понимаешь, что весь мой замысел не из-за денег.

— Нет?

— Конечно, нет, — я закатываю глаза. — Это для того, чтобы внести изменения в жизнь таких людей, как мои родители. Люди, которые будут работать на меня, будут трудиться не больше тридцати часов в неделю. У них будет щедрая оплата, медицинская и пенсионная страховки, уход за детьми, пока они на работе. Будут также фитнес-центры, здоровое питание, перерывы на сон с целью увеличить продуктивность труда, и кто знает… может, даже массажные кресла. Людям будет нравиться работать у меня, а как результат — их энтузиазм и качество работы сделают мои компании лучшими в мире.

Усмешка Оливера просто громадная.

— Чему ты улыбаешься?

— Тебе. Когда я думаю, что ты не можешь восхитить меня еще больше, ты это делаешь. Мне нравится слушать, как ты рассказываешь о своем будущем. Ты полна вдохновения, и я не сомневаюсь, ты достигнешь всего, что задумала, даже в сто крат больше.

— Спасибо. Это для меня много значит.

Он подмигивает мне.

— А что насчет тебя? Ты собираешься до пенсии быть просто совладельцем «Ловкого самца»?

— Я не владелец, просто бедный работник. В конце концов, я оставлю эту очаровательную работу и буду двигаться дальше.

— Практикуя юриспруденцию?

— Может быть, — он пожимает плечами.

— Гм, я не видела тебя в костюме, но буду скучать по тем кожаным рабочим ботинкам.

— Ботинкам? — ухмыляется он. — Тебе нравятся мои ботинки.

Я киваю, впиваясь зубами в нижнюю губу.

— Знаешь, как некоторые мужчины любят, когда женщина на каблуках… просто в одних туфлях на каблуках? Ну, точно так же и ты для меня в тех ботинках. Я фантазирую о тебе лишь в одних рабочих ботинках.

Он заезжает на подъездную дорожку его родителей.

— В ботинках, да? — усмехается он.

— Да, только в ботинках.

— Можно испачкать простыни.

— Мы не в постели… — я краснею, — … по крайней мере, не в моей фантазии.

— Нет? — его брови взлетают вверх.

— Мы на заднем погрузочном дворе в «Зеленом горшке», — я качаю головой. — Я в сарафане и шлепанцах, без трусиков, а ты трахаешь меня возле грузовика твоего брата… одетый только в ботинки.

Оливер тяжело сглатывает, пока поправляет себя.

— Черт возьми, Вивьен. Я войду в дом своих родителей со стояком.

— Прости, встретимся внутри.

— Подожди! Ты оставляешь меня?

Я киваю и открываю дверь.

— Даю тебе немного личного пространства, чтобы позаботиться о себе.

— Просто дай мне минуту, и все само собой пройдет.

— Сомневаюсь в этом.

— Почему ты говоришь…

Я становлюсь задом к двери и поднимаю платье сзади.

— Потому что я не надела трусики сегодня.

— Дерьмо! Что, черт возьми…

Закрываю дверь и хохочу всю дорогу до дома.

— Вивьен! — Джеки обнимает меня.

— Джеки, рада снова вас видеть.

— Где Оливер?

— О… он все еще в машине. Ему нужно эм… отрегулировать что-то, перед тем как зайти.

— О, надеюсь, все в порядке.

— Уверена, ничего серьезного, — улыбаюсь я.

— Ну, тогда иди во двор. Хью и Ченс там.

— Могу я вам чем-то помочь?

— Нет, если ты, конечно, не хочешь порезать овощи на салат.

— С удовольствием.

Джеки ведет меня на кухню и показывает на дуршлаг с морковью, перцами и помидорами.

— Нож в верхнем ящике, а разделочная доска на островке, — она надевает свой фартук с цветочным рисунком и смешивает что-то в форме для запекания.

— Что вы делаете?

— Клубнично-ревеневый коблер.

— Ням. Я почти попробовала его вскоре после того, как познакомилась с Оливером.

— Почти? — Джеки смотрит на меня.

— Я не поужинала, а он предложил мне остатки, которые вы передали ему домой, кроме коблера. Он съел его у меня на глазах, но предложил облизать контейнер.

— Что? Где его манеры?

— Если собираешься рассказывать историю в мое отсутствие, то не упускай важных деталей, — говорит Оливер, подходя ко мне сзади. — Я предложил ей последний кусочек, но она отказалась, а затем практически отгрызла мне руку, после того как я засунул ложку в рот.

Я бью его локтем в живот.

— Я не откусывала тебе руку.

Джеки смеется и, когда я поднимаю взгляд, вижу искорки в ее глазах, когда она наблюдает за нами и нашим игривым подшучиванием. Оливер обнимает меня и зарывается носом мне в шею, пока я продолжаю нарезать овощи.

— Ты все отрегулировал в машине? — спрашивает Джеки.

Оливер усиливает свою хватку на мне.

— Что?

— Вивьен сказала, что тебе нужно что-то отрегулировать.

— Да, она так сказала? — он щипает меня за бока, заставляя подпрыгнуть. — Да, я отрегулировал.

Я сжимаю губы в попытке скрыть усмешку, которая так и норовит сорваться.

— Думаешь, ты очень веселая, да? Просто подожди, пока я отрегулирую тебя позже, — шепчет он мне на ухо. — Я буду во дворе, — говорит он нам обеим.

— Хорошо, дорогой, — Джеки подмигивает ему.

Мы наблюдаем, как он уходит.

— Ты хорошо на него влияешь, — говорит Джеки, отправляя коблер в духовку.

— Вы так думаете?

— Я это знаю. Когда он переехал обратно в Бостон, я волновалась за него. Мальчик, которого я когда-то знала, который был полон жизни, отпускал шуточки и должен был стать успешным юристом, казалось, исчез. Он возвращается. Каждый день я вижу это все больше, и я знаю, что это из-за тебя.

Я краснею. Это Оливер был тем, кто подарил мне жизнь за прошедший месяц. Я не уверена, что сделала много для него, поэтому слова Джеки трогают меня до глубины души, но, в то же самое время, мне грустно за Оливера.

— Я знаю, что что-то значительное произошло в то время, когда он был в Портленде. Зная это, можно легко разгадать загадку. Я не спрашивала его ни о чем и не планирую. Я хочу, чтобы он рассказал мне, когда и если он будет готов. Тем не менее, я знаю, что это не покидает его мысли. Я вижу его другую сторону, это смесь злости, незащищенности и… я не знаю, может, горя?

Джеки кивает, но не отвечает. Она просто смотрит на меня, и я вижу ее внутреннюю борьбу по тому, как морщится ее лоб и по мелким морщинкам в уголках ее глаз.

— В любом случае он попросил меня переехать к нему, так что это хороший знак, правильно?

Конфликт на ее лице перерастает в полнейший шок.

— Да?

Я киваю и морщусь.

— Уже слишком поздно, но, может, мне следовало подождать, пока он сам расскажет вам.

Джеки качает головой, или может она пытается оправиться от шока.

— Нет, все нормально. Я ничего не буду говорить, пока он сам этого не сделает, — она улыбается, но улыбка вынужденная, и я начинаю чувствовать себя неудобно.

— Вот, все нарезано. Я хочу зайти в ванную перед ужином. Вам нужна еще какая-нибудь помощь?

— Спасибо, думаю, все остальное уже готово.

***

Оливер

— Где Вивьен?

— Она в ванной, но она там уже некоторое время. Может, тебе следует посмотреть как она, — говорит мама, проходя мимо меня, когда выносит тарелки и приборы.

— Да, так и сделаю.

Я останавливаюсь у двери и слушаю, но ничего не слышу.

— Вивьен? — стучу я.

— Да?

— Ты там в порядке?

— Да, я сейчас выйду.

— Ты плохо себя чувствуешь или что?

— Нет.

— Женские дела?

Дверь распахивается.

— Нет, у меня нет женских дел или чего-то подобного.

— Ты жалеешь, что не надела белье?

— Нет! — она закатывает глаза.

Черт! Зачем я снова затронул эту тему? Я опять твердый.

Она вздыхает.

— Я сказала твоей маме, что ты попросил меня переехать. Затем подумала, что не вправе была делиться этой новостью с ней. Ты сердишься?

Мужчины страдают как синдромом дефицита внимания, так и острым помешательством члена (ОПЧ). Последнее характеризуется невозможностью запомнить то, что было сказано в промежутке, по крайней мере, пяти минут после того, как сексуальные мысли посетили наш мозг, и если новая мысль заползает снова в течение этих пяти минут, начинается новый отсчет.

— Оливер? Ты слышал меня?

— Что? Да… нет. Тебе необходимо начать носить нижнее белье, каждый день. Ладно? — я поправляю себя, а она наблюдает за моим движением.

— Что насчет твоей мамы?

— Уверен, она его носит. Не думаю, что она относится к тому типу…

— Оли! Я говорю о том, что она знает, что я переезжаю к тебе.

— О, — я притягиваю ее к своей груди и целую в макушку. — Я собирался рассказать всем за ужином в любом случае, так что это не такая уж и проблема. А что? Что сказала моя мама?

— На самом деле ничего, но она выглядела шокированной. Я имею в виду, перед этим она сказала, что я хорошо на тебя влияю, но затем, я сказала, что ты попросил меня переехать, и все ее поведение изменилось.

— Я уверен, с ней все в порядке.

Вивьен поднимает на меня взгляд.

— А с тобой? Я чувствую, что поспешила, и мы не так давно знаем друг друга. Я бы поняла, если бы ты захотел поменять свое решение.

Черт, да, я хочу передумать. Кто бы ни захотел после временного помутнения рассудка? Логическая часть моего сознания хочет сказать ей, чтобы бежала не оглядываясь.

— Я не собираюсь менять решения, — я целую ее, и неразумная часть меня, которая попросила ее переехать, возвращается и побуждает мой ответ, основанный на ОПЧ.

— Нам лучше идти, — бубнит она возле моих губ. — Они ждут нас.

— Пусть подождут, — я посасываю ее язык и хватаю грудь одной рукой, в то время как другой поднимаю перед ее платья.

— Оли, остановись.

Я проскальзываю пальцем в ее скользкую плоть.

— Ты уверена?

Ее голова падает мне на грудь, когда она хватается руками за мои плечи.

— Да… я имею в виду нет. Я имею в виду… о… боже.

— Это означает «да»?

— Нет.. да… о… боже, — ее ногти впиваются в мою кожу даже сквозь рубашку.

Я добавляю второй палец и потираю ее маленький комочек большим пальцем. Это по-садистски с моей стороны, как по отношению к ней, так и к себе, но я не могу остановиться.

— Вы двое идете? — кричит Ченс с задней двери.

— О боже! — кричит Вивьен, когда я щипаю ее сосок сквозь платье и сильно тяну его. Отпуская, я закрываю ей рот рукой.

— Что это? — отвечает голос Ченса.

— Через минуту, — кричу я в ответ. — Ты близко? — шепчу ей на ухо.

Она сгребает в кулак мою рубашку и сглатывает, кивая головой, ее веки тяжелеют.

— Хорошо. Встретимся за обеденным столом, — я вытягиваю пальцы, целую ее и ухожу.

— Оливер! — говорит она сквозь зубы, но я не оборачиваюсь.

Как аукнется, так и откликнется.

***

Ченс ждет меня в дверях.

— Думаю, ты должен попросить Вивьен произнести молитву перед ужином, — говорит он приглушенным голосом.

— Что?

Он кладет руку мне на плечо, когда мы идем к столу.

— Только что мне показалось, что она очень религиозна.

— О чем ты говоришь?

— Я слышал, как она взывала к Богу.

— Ты пьян? — я отталкиваю его.

— Еще нет, но о… Боже, как мог бы быть, — его голос поднимается на пару октав.

Я смотрю на него пристально.

— Ни слова ей. Ты не должен ее смущать.

Он поднимает руки и качает головой.

— О… Боже, нет, это твоя работа.

— О чем вы говорите, мальчики? — мама садится за стол рядом с отцом.

— Ни о чем.

— Вивьен идет?

Ченс ухмыляется и фыркает, как извращенный подросток.

— Да, она кон… на пути(прим.ред. слово come в англ. языке переводится не только как движение, но и как «кончать»). — Я качаю головой в сторону Ченса.

— Вот и она, — говорит папа.

Она улыбается моим родителям и даже посылает Ченсу милый взгляд. Я? Я не получаю ничего, даже мимолетного взгляда. Вставая, я отодвигаю для нее стул.

— Ты злишься? — шепчу ей на ухо.

— Я не злюсь, я не останусь в долгу, — говорит она сквозь зубы.

Если бы у нас не было слушателей, я бы поспорил, что то, что я сделал и называется «не остаться в долгу» у нее, и что сейчас мы действительно в расчете. Конец. Финал. Точка.

— Как Кейп-Код? Думал, что вы не вернетесь до воскресенья, — Ченс знает на какие мои кнопки надавить сегодня.

— Вивьен нехорошо себя чувствовала. Думаю, ей и сейчас не очень — черт! — я хлопаю рукой по столу, заставляя стаканы и приборы звенеть.

— Оливер, что ты делаешь? — мама глядит на меня строго.

— Вообще-то, — прерывает Вивьен с фальшивой улыбкой, сжимая мои причиндалы под столом так сильно, что я сомневаюсь в их целостности, — у Оли проблема, ну, я говорю это, потому что вы его семья и тут его не осудят — это безопасная зона. Он не может испытывать эрекцию, — шепчет она, — когда в доме есть посторонние люди. Таким образом, наша романтическая вылазка не была такой уж романтичной. Поэтому мы приехали домой раньше. Думаю, он нервничает или что-то в этом роде. Что вы думаете, доктор Конрад.

Она же НЕ сказала только что моей семье, что у меня эректильная дисфункция, не так ли? Мой отец смотрит на меня, и я сжимаю зубы, убирая смертельную хватку с моей промежности.

Мой отец усмехается, и я не уверен, что Ченс даже дышит, так сильно он смеется.

— Может, тебе стоит сходить к терапевту, сынок. Эректильная дисфункция может быть симптомом более серьезной проблемы.

— А Вивьен не носит белье, — слова вылетают, и я не могу их вернуть.

Ее глаза округляются, и она начинает задыхаться. Затем они угрожающе сужаются.

— Оли рассек голову оттого, что оступился, гоняясь за мной по всему дому голым, потому что хотел отшлепать меня.

Я бросаю полотенце и целую ее, держа руками лицо. Поцелуй страстный и требовательный, я не останавливаюсь, пока не чувствую, что ее тело всецело поддалось. Хохот вокруг нас подчеркивается аплодисментами.

Отпуская ее губы, я смотрю в ее гипнотические зеленые глаза, все еще удерживая ее лицо, будто мы находимся в нашем собственном маленьком пузыре.

— Вивьен согласилась переехать ко мне, — говорю я мягким голосом.

Она улыбается и кивает.

Мы разворачиваемся вдвоем, и не знаю, наполненные слезами глаза, смотрящие на нас, от смеха или чего-то другого; но в этот момент, впервые за три года, я не вижу ее: жалость.

— Чувак! Не могу поверить, что ты украл мою девушку, — Ченс отвлекает от нас внимание. Еще больше смеха заполняет ароматный воздух летнего вечера.

— Ты все еще мой запасной вариант, — Вивьен посылает ему воздушный поцелуй.

— Ну, я рад за вас обоих, — говорит мой отец, поднимая бокал. — За Оливера и Вивьен, чтобы вы никогда не прекращали находить юмор в жизни.

Моя мама поднимает бокал одной рукой, а другой вытирает несколько слезинок. Я знаю, что это слезы счастья смешанные с несколькими слезинками грусти. Как бы она не хотела, чтобы я двигался дальше, мое прошлое еще не разрешено и может разрушить все, что у нас есть с Вивьен. Еще один самодиагноз. Это, должно быть, наследственное.

— Мы увидим вас двоих в следующие выходные или у вас другие планы относительно твоего дня рождения? — спрашивает мама.

Вивьен смотрит на меня, подняв брови.

— Когда твой день рождения?

— В пятницу, — я пожимаю плечами. — Но это не такое уж большое дело.

— Хм, — она морщит губы в одну сторону. Боже, хотел бы я прочитать ее мысли. — Ну, тогда ты мой в пятницу, но мы будем на ужине в следующую субботу.

Моя мама светится. Очевидно, что она довольна, когда Вивьен взволнованно улыбается ей.

— Отлично. Я приготовлю все, что ты любишь.

И по традиции субботнего вечера мы все садимся на стулья вокруг огня и открываем еще пиво и наполняем бокалы вином. Я могу просидеть здесь всю ночь, наблюдая, как Вивьен болтает и смеется с моей семьей, будто знает их всю жизнь. Появляется неоспоримое чувство, что она принадлежит этому месту вместе со мной, со всеми нами. Что не имеет смысла, так это душераздирающий крюк судьбы, который я сделал, чтобы добраться до нее.

— Мне нужно взять кое-что в сумочке, — она наклоняется и целует меня в уголок рта, затем идет в дом.

— Она удивительная, — моя мама кивает головой.

— Она такая, — я делаю глоток пива.

— Тебе нужно рассказать ей…

— Я знаю, — я пытаюсь контролировать резкость в своем голосе. Она всего лишь заботится обо мне, но я в слишком хорошем расположении, чтобы думать о дерьме, которое не имеет значения сегодня. Мой телефон вибрирует, и я вытягиваю его из кармана.

Вивьен: У меня ненасытное желание съесть «Бостон Крем»!

Я: Мы уходим.

Она выходит через заднюю дверь, засовывая телефон обратно в сумочку.

— Спасибо за еще один великолепный ужин, мама, — я встаю.

— Да, это было прекрасно, — Вивьен наклоняется и обнимает каждого из моих родителей.

Ченс встает и похлопывает меня по спине.

— Вы направляетесь домой, чтобы произнести свои молитвы на ночь? — шепчет он мне на ухо.

Не могу сдержать улыбку, когда отвешиваю ему подзатыльник.

— Заткнись!

— Спокойной ночи, Ченс, — Вивьен обнимает его, и он приподнимает ее над землей.

Я прочищаю горло, когда вижу, как ее платье скользит вверх по ее ногам к ее, как я знаю, а теперь и все остальные знают, голой попе.

— Расслабь яйца, брат. Я просто обнимаю ее.

Я хватаю ее и притягиваю к себе.

— Объятия закончились, брат.

Ченс умышленно подначивает меня, что я с легкостью игнорирую, кроме тех случаев, когда это касается Вивьен. Еще одно психоаналитическое открытие. Вивьен собиралась отдать свою девственность моему младшему, менее сложному и на удивление не такому испорченному брату, из-за чего я чувствую постоянную мысленную угрозу.

Когда мы идем по подъездной дорожке, она скользит рукой в задний карман моих штанов.

— Ты был сегодня несносным и, если бы я так не жаждала «Бостон Крем», я бы заставила тебя спать на диване.

Вот где все и начинается? Когда я открываю дверь для нее, она смотрит на меня своими невинными глазками, хлопая ресницами, загоняя меня в ловушку. Осматривая безжизненные окрестности, освещенные отдаленными уличными фонарями, и слыша только жужжание и визг ночных существ, я вытаскиваю ее, закрываю дверь, вместо этого открываю дверь на заднее сиденье.

— Залазь.

— Что?

— Залазь.

Она осматривается, будто делая свою собственную оценку ситуации, затем проскальзывает на заднее сиденье и отодвигается на противоположную сторону, я сажусь на заднее сиденье с ней.

— Теперь, — начинаю я, расстегивая рубашку, а затем и брюки, — я покажу тебе, как выкидывать меня из моей собственной кровати еще до того, как ты фактически переехала ко мне.

Она сглатывает и ее грудь заметно поднимается при каждом тяжелом вдохе, когда она смотрит на меня широко раскрытыми глазами.

— Теперь ты не выходишь из дома, пока я не проверю надела ли ты белье.

Она пытается сбежать через другую дверь, но моя рука двигается вверх по ее ноге и она не может двинуться дальше.

— Ты понимаешь? — я проскальзываю средним пальцем в ее очень влажную киску.

Она делает быстрый вдох.

— Ты понимаешь? — говорю я более твердым голосом, когда проскальзываю в нее еще одним пальцем.

Ее глаза закатываются, и она кивает, испуская мягкий стон.

— Хорошо. Что касается твоей реплики о «несносном», я думаю, ты говорила о себе. Ты сводишь меня с ума — ты делаешь меня сумасшедшим, веселым сумасшедшим, сексуально возбужденным сумасшедшим… просто безумно сумасшедшим. Я думаю, ты хочешь, чтобы я отшлепал тебя.

Ее глаза быстро открываются.

— Я думаю, тебе нравится видеть, как далеко ты можешь меня подтолкнуть. Каждое слово, слетающее с твоих сексуальных губ, молит, чтобы я отреагировал. Поэтому, если я сплю на диване сегодня, будь уверена, что ты будешь подо мной, а мой член будет похоронен глубоко в тебе.

Другой рукой, я поднимаю ее платье до талии, она сгибает левую ногу, позволяя обуви упасть, затем ставит ступню на сиденье. Я ужасно твердый и умираю от желания оказаться внутри. Освобождая себя от трусов, я вытягиваю пальцы и направляю свой член в нее сильным толчком.

— Оли! — я заставляю ее замолчать своим ртом, она проскальзывает руками под мою рубашку и царапает кожу на спине.

Я закончил разговор. Я всегда молчу, когда нахожусь внутри нее. Я не могу говорить, я не могу думать, и с первого дня, как я положил на нее глаз, думаю, я ждал, когда смогу, наконец, дышать. Она — это тот самый момент, когда я падаю с неба и всплываю с глубины океана, она — это жизнь.

— О, боже, Оли, я так сильно тебя люблю!

Ее слова разжигают меня так, что я вбиваюсь в ее прекрасное тело, одурманенный ее прикосновениями, ее запахом, ее вкусом.

— Я тоже тебя люблю, братишка. Когда закончишь, я буду в своем грузовике ждать, чтобы ты дал мне выехать с подъездной дорожки.

Я замираю, это сделать легко, учитывая, что голос Ченса действует на нас, как опрокинутый ушат холодной воды. Тело Вивьен становится неподвижным, когда она зарывается лицом мне в шею.

— Убирайся, черт побери, отсюда! — я оглядываюсь, не осознавая, что забыл закрыть за собой дверь, когда Ченс поднимает руки.

— Наслаждайтесь. Я буду в грузовике, — он усмехается и идет вверх по подъездной дорожке.

— Дерьмо! — я так зол.

Вивьен начинает хихикать мне в шею, что постепенно перерастает в истерику. Я начинаю вставать.

— Что ты делаешь? — она оборачивает ногами мою талию, чтобы остановить меня.

— Что ты имеешь в виду, что я делаю? — как она может меня об этом спрашивать?

— Я не кончила.

— Мой брат только что застал нас занимающихся сексом на подъездной дорожке к дому моих родителей, а ты хочешь закончить? — не могу скрыть удивления в голосе.

— Да, хочу, — она целует меня и сжимает ноги сильнее вокруг меня.

— Нет! — я отстраняюсь. — Я не могу этого сделать. Мой брат сидит в своем грузовике и таращится на нас в зеркало заднего вида. Черт, он, вероятно, позвонил маме и попросил бросить пакет попкорна в микроволновку, чтобы есть его во время шоу.

— Ммм, попкорн тоже звучит хорошо, — она ослабляет свою смертельную хватку вокруг моей талии.

— Ты пьяна, не так ли?

Она натягивает платье по ногам, когда я застегиваю штаны и рубашку.

— Нет, может, слегка захмелела, но не пьяна, — она открывает дверь со своей стороны, выходит и машет рукой моему брату, когда обходит машину к пассажирской двери.

Я выбираюсь с заднего сиденья и жду, когда она сядет, чтобы закрыть за ней дверь, и показываю Ченсу средний палец. Я — идиот, она — проблема, а вместе мы… несносные!