Вивьен
С болью приходит уязвимость, и прямо сейчас, когда Оливер везет нас в дом своих родителей, я ощущаю невероятную глубину и того и другого. Между нами стена неловкости, которая ощущается непроходимой. Ни один из нас не знает, что сказать или сделать. Будто мы выжидаем время в тишине, чтобы еще раз попрощаться.
Его слова этим утром медленно распространяются, как яд: «Хотел бы я просто отпустить». Отпустить что? Меня?
Оливер захлопывает дверь машины и идет ко мне. Я выхожу до того, как он подходит к двери. Он останавливается и вздыхает, будто мой отказ принять его рыцарский жест — это пощечина. Слишком плохо.
Он предлагает свою руку — вот это я принимаю. Я всегда это принимаю, даже, когда на ней надета перчатка страданий и боли.
Оливер останавливается, прежде чем открыть входную дверь, и обхватывает мое лицо руками.
— Я выбираю тебя. Я люблю тебя. Не имеет значения, что произойдет, ты должна это знать. Если ты не хочешь, чтобы я уезжал, тогда просто скажи, и я останусь. Это тебя я люблю, все, что имеет значение — это ты.
Я киваю на откровенность его слов. Я никогда не поддавала сомнению любовь Оливера ко мне. Невозможно сделать выбор. Мы пообещали друг другу несколько месяцев назад — не отступать. Я жду, когда он поймет, что он больше, чем совокупность событий прошлого. Я жду, когда он закроет свои шрамы татуировкой чего-то красивого, и не будет бояться показывать ее всему миру. Я хочу дать ему то, что он дал мне, но я не знаю как, и это убивает меня.
Его губы прикасаются к моим, и клянусь, что могу почувствовать всю тяжесть его сердца по тому, как они прижимаются ко мне.
— Пойдем, — я улыбаюсь и киваю в сторону двери.
Он ждет, разыскивая что-то глазами. Уверенность? Я провожу большим пальцем по его нижней губе, на которой остался след моего блеска для губ.
— Я слышу запах гриля, малыш, и умираю с голоду. Пойдем уже.
Он улыбается мне, показывая обе ямочки на щеках, и открывает входную дверь.
— Вивьен! — Джеки отбрасывает в сторону свой фартук и притягивает в свои крепкие объятия.
— Ради Бога, я не могу победить, — Оливер качает головой. — Меня не было восемь недель, а ты «Вивьен!», будто не видела ее на прошлой неделе.
Джеки усмехается, отпуская меня.
— Иди сюда, маленький мальчик.
Он дарит ей полуулыбку, когда она обнимает его. Затем пытается свирепо посмотреть на меня, но терпит ужасный провал.
— Ты вместе со своим псом вселила в меня комплекс.
— Сынок, рад видеть тебя, — Хью заходит в дом и обнимает Оливера, первым, надеюсь, подпитывая его эго.
— Вивьен, — он обнимает меня и целует в щеку.
— Где Ченс? — спрашивает Оливер.
— Он побежал на «быстрое свидание» перед ужином, — Джеки машет в воздухе рукой. — Этот парень никогда не угомонится.
Оливер и я смотрим друг на друга. Нам обоим интересно, понимает ли она, что «быстрое свидание» — это кодовое название для секса.
— Он просто не нашел такую девушку, как Вивьен, — Хью протягивает Оливеру пиво.
— Ну, не говори ему об этом. Он скажет, что забил ее до того, как появился я и украл ее у него, — Оливер делает глоток пива. — Это все, что я слышал на протяжении всего лета.
Все смеются.
— Как он справляется с бизнесом? — спрашивает Оливер.
Джеки, Хью и я смотрим, друг на друга и усмехаемся.
— Ты не слышал? — Хью приподнимает бровь.
— Слышал что?
— Он нанял кое-кого на работу на неполный рабочий день.
— Это великолепно.
Мы все снова усмехаемся. Оливер смотрит на нас.
— Я что-то упускаю.
— Ронни молода, но у нее достаточно опыта, так как ее семья занималась строительным и столярно-отделочным бизнесом. Как раз то, что искал Ченс на осенне-зимний период, когда такие работы более востребованы, — Хью усмехается, ожидая, хотим ли я или Джеки закончить эту историю.
— Ченс нанял Ронни по электронной почте. Резюме Ронни было слишком хорошим, чтобы упустить его. Оно, вероятно, даже лучше, чем у Ченса, — ухмыляется Джеки.
— Так… в чем дело? Он настоящий мудак или что?
Мы смеемся неумышленному юмору, выходящему из вопроса Оливера. Хью и Джеки смотрят на меня, будто дарят все удовольствие разоблачения мне.
Я делаю глоток вина.
— В этом все и дело, малыш. У Ронни, известной так же, как Вероника, нет члена(прим.ред. dick с англ. переводится как член, мудак).
У Оливера отвисает челюсть.
— Не может быть!
Мы смеемся.
— О, да, конечно может, — я киваю и хихикаю.
Улыбка Оливера становится шире.
— Блин! Не могу поверить, что пропустил все это. Так вы с ней встречались? Какая она?
— Мы еще не встречались с ней, но Мэгги ее видела. Вероника выполняла кое-какую работу для нее в «Зеленом горшке». Мэгги сказала, что она очень привлекательная, умная и остроумная, что выбивало Ченса из колеи всякий раз, когда он приходил проверить ее работу.
Оливер уставился на меня с извращенной улыбкой. Я могу видеть, как колесики вращаются в его голове, без сомнения стряпая большую порцию дерьма, которое он будет выдавать понемногу Ченсу весь вечер.
***
Ченс звонит и говорит, что пропускает ужин, но чтобы ему оставили десерт. Это зашифрованное послание о том, что девушка, с которой у него сегодня свидание, предложила ему «выход на бис».
— Так как долго ты здесь пробудешь? — спрашивает Хью.
Я знаю, что Оливер поддерживал связь с ними с тех пор, как уехал, поэтому разговор о Портленде сводился к минимуму.
— Я улетаю завтра, — он не сводит глаз с отца, а я тем временем перевожу взгляд с тарелки на него и обратно.
— Будешь дома на праздники? — продолжает Хью.
Джеки смотрит на него сурово, чтобы он прекратил и воздержался от подобных разговоров. Я не знаю, оттого ли это, что она женщина, мать или психотерапевт, но у нее есть чутье, когда разговор становится неудобным. Хью не отвечает на ее взгляд.
— Еще не уверен, — я чувствую, как Оливер переводит взгляд на меня, но все еще не поднимаю глаз.
— Ну, я просто рад слышать, что ты снова будешь использовать свои знания. Работа с твоим братом — это не карьера.
Стол вибрирует, и я знаю, что это стопа Джеки встретилась с голенью Хью. То, как его лицо сморщилось, подтверждает это. Я рискую взглянуть на Джеки краем глаза, и она вежливо улыбается мне «пожалуйста, дорогая».
— Как твои родители, Вивьен? — Джеки набирает ложку карамелизированного пюре.
— Хорошо. Мой отец перешел работать в большую компанию. Работа четыре дня в неделю по десять часов в день, свободные выходные, и зарплата лучше.
Оливер поднимает голову.
— Когда это произошло? Ты мне не рассказывала.
— На прошлой неделе, — я пожимаю плечами. — Я пыталась тебе позвонить, но ты не отвечал. А когда перезвонил, мы… ну…, — я широко раскрываю глаза и прочищаю горло.
Глаза Оливера становятся такими же, как и у меня, когда он понимает, о чем я говорю, а Джеки пытается подавить свою понимающую улыбку. Становится неудобно. Время сменить тему разговора.
— Эй, эй, эй! — Ченс входит через дверь в столовую с нахальной ухмылкой и… о Боже! Молния на его штанах не застегнута и я боюсь пялиться слишком долго, чтобы убедиться в этом, но думаю, он без белья.
— Здравствуй, дорогой. Я как раз собиралась нести пирог, — Джеки обнимает его по пути на кухню.
Ладно, значит, она не заметила.
— Рад видеть тебя, брат, — Ченс похлопывает Оливера по плечу.
— Я тоже, мужик.
Ченс идет вокруг стола ко мне.
— Вив, рад видеть тебя, как всегда, — в своей обычной манере, Ченс берет мою руку и целует, ухмыляясь сердитому Оливеру.
Я, тем не менее, не обращаю внимания на глупый поцелуй. Ченс стоит возле меня с открытой областью паха в нескольких дюймах от моего лица, разговаривая с Хью о новом грузовике, который он ищет, чтобы купить. Я таращусь на Оливера, пока он не переводит на меня взгляд. Кивая головой в сторону Ченса, я широко раскрываю глаза. Оливер смотрит на меня, затем быстро смотрит на Ченса и снова переводит взгляд на меня. Я увеличиваю движения головой и сигналы выражением лица. Он смотрит на Ченса снова и вздрагивает.
— О, мужик! Застегни штаны, Ченс. Это отвратительно. Убери это от Вивьен.
Ченс смотрит вниз и смеется, застегивая молнию.
— Извините, спешил сюда после… — он смотрит на Хью и прочищает горло, — … свидания.
Хью прикрывает рот кулаком и прочищает горло.
— Присаживайся, сынок. И в следующий раз пощади нас всех и взгляни на себя в зеркало перед тем, как присоединиться к нам за ужином.
— Как дела в Портленде? — присаживаясь, спрашивает Ченс.
Джеки снова спасает ситуацию, так как приносит пирог.
— Расскажи Оливеру о Ронни.
Ченс ворчит, когда Оливер начинает смеяться.
— Ты заменил меня женщиной, а?
— Я едва ли могу назвать ее женщиной. Она, в основном, мужчина, утративший свой пенис.
Все смеются, кроме Ченса.
— Я слышал, что она достаточно привлекательная, — говорит Оливер.
— Я не заметил, — Ченс откусывает кусок пирога.
— Чушь! Мужик… — Оливер качает головой, — … она, должно быть, что-то. Я никогда не видел, чтобы ты так реагировал раньше.
Ченс машет вилкой в воздухе.
— Я никак не реагирую. Вообще, мне уже следовало ее уволить.
— За что? — спрашивает Оливер.
— За неподчинение.
Я кашляю.
— Звучит так, будто Ченс альфа-самец.
— Ты бы хотела выяснить? — он играет бровями.
— Ты бы хотел пойти на следующее свидание со всеми своими зубами? — говорит Оливер, сжав зубы.
— Достаточно, мальчики. Мне бы хотелось знать, что произошло с почтительными молодыми людьми, которых мы воспитали.
Хью встает, глядя на свой телефон.
— Ну, если найдешь их, дорогая, дай мне знать, — улыбается он. — Мне нужно ехать в больницу.
Оливер и Ченс провожают отца, а я тем временем помогаю Джеки убрать со стола.
— Ты знаешь, если тебе когда-нибудь нужно будет поговорить, то я готова выслушать, — Джеки берет у меня тарелки и ставит их в раковину.
— Спасибо, — я моргаю, чтобы остановить наворачивающиеся слезы. Целый день я чувствовала, что вот-вот расплачусь. Мои эмоции съедают меня живьем. — Я просто хотела бы ему помочь, вот и все.
— Ох, дорогая, ты помогаешь. Хотела бы я, чтобы ты это поняла. Он бы не поехал обратно в Портленд, если бы не встретил тебя.
Я поднимаю взгляд и смеюсь, потому что сейчас это не слишком успокаивает.
Она берет меня за руки и сжимает их.
— Я знаю, что это тяжело для тебя, но верь мне, когда я говорю, что Оливер найдет дорогу назад к тебе. Даже если он этого не осознает, это именно то, что он делает.
Я качаю головой и проглатываю эмоции.
— Просто это все кажется как один и тот же а по кругу.
— Так и есть, и я надеюсь и молюсь от всего сердца, чтобы у вас обоих хватило всего, чтобы пережить это. Не только любви, а также и дружбы, и уважения. Вы смеетесь и заигрываете друг с другом, и страсти между вами достаточно, чтобы заставить маму, как я, покраснеть.
Мы обе улыбаемся.
— Разговоры помогают, и, если ты вдруг не слышала, я — достаточно хороший слушатель.
Я улыбаюсь и обнимаю ее.
— Спасибо, я вспомню об этом, когда меня снова настигнут моменты грусти.
— Звони в любое время, ладно?
Я киваю.
— Что здесь происходит? — спрашивает Ченс, когда они с Оливером возвращаются в дом.
— Женские разговоры, — отвечает Джеки.
Я провожу пальцами в уголках глаз и вижу понимание на лице Оливера.
— Мы уезжаем, мама, —он обнимает ее.
— Счастливого пути, Оливер.
Ченс тоже обнимает его.
— Сообщи, когда вернешься и будешь работать со мной. Я уволю женщину.
— Неа… слишком весело слышать, как она не дает тебе спуску.
Ченс бормочет что-то себе под нос.
Оливер протягивает руку.
— Пойдем?
— Пойдем.
***
Оливер
Боль в ее глазах наполняет меня виной. Еще большей виной. Клянусь, я уже утопаю в ней. Мелани, Кэролайн, ее родители, мои родители, Вивьен… это подавляет меня со всех сторон.
Мы кормим Розенберга и идем наверх. Между нами грусть, которую тяжело игнорировать. Я скучаю по ее смеху. Я получил умеренную версию его сегодня вечером, но он был не такой, как я его помню. Вивьен, в которую я влюбился, милая и нахальная с беззаботным отношением и страстью к пончикам. Я не видел, как она ест пончики на протяжении нескольких месяцев. Может, я ее слишком утомляю. У каждого есть точка преломления. Я боюсь, что Вивьен была такая отзывчивая или податливая со мной, что она может сломаться, и это было бы так неуловимо, что я бы этого даже не заметил, пока не было бы слишком поздно.
— Мне нужно в душ, — ее голос едва слышен, когда она проходит мимо меня в гардеробную, неся халат.
— Составить компанию?
— Неважно.
Моя голова падает — черт, все мое тело резко опускается. Когда что-либо между нами было неважно? Я сбрасываю рубашку и снимаю штаны и трусы.
Пар из душа выходит, когда я открываю дверь. Красные глаза смотрят на меня сквозь чернильно-черные волосы.
— Я все еще могу видеть твои слезы.
Ее красивое лицо искривляется, будто нож пронзает ее тело.
— Я не хочу снова прощаться, — всхлип вырывается из ее горла вместе с последним словом.
— Я останусь, — я притягиваю ее в свои объятия и позволяю воде смывать мои собственные слезы. Эта женщина — это все в этом мире, который, как я был убежден, не заполнен ничем. Может, так и есть. Может, по отдельности мы ничто, а вместе — все. Это на самом деле сумасшествие, думать, что в мире с населением более семи миллиардов людей, существует вероятность того, что мы не предназначены были жить по отдельности — что, возможно, просто возможно, мы нуждаемся друг в друге?
— Оли… — она поднимает взгляд на меня и прижимает свои ладони к моему лицу, — … люби меня.
Я закрываю глаза и накрываю ее руки своими. И затем… люблю ее.
Мои губы устремляются к ее, как магниты. Она — это все, что я когда-либо пробовал. Мои руки тают на изгибе ее груди, пока она не выгибает спину. Ее кожа — это все, что я когда-либо ощущал.
— Оли… — она шепчет мое имя. Это всё, что я когда-либо слышал.
Я провожу своими руками, за ними следуют губы, совершая медленное путешествие вниз по ее телу — чувствуя, пробуя, запоминая. Становясь на колени, я притягиваю ее к себе, и она медленно и мучительно отдается мне.
— Люби меня, — ее мягкие слова эхом отдаются в ушах, когда она оборачивается всем своим телом вокруг меня.
Я не в ладах сам с собой. Мое тело хочет двигаться вместе с ее, отдавая и принимая удовольствие, подобное которому я никогда раньше не ощущал, и никогда больше не узнаю. Мое сердце… хочет сохранить ее невинное совершенство… навсегда.
Она двигается против меня, ее тело молит о нашем идеальном удовольствии, и мое тело выигрывает у сердца. Я пробую ее губы, посасываю ее сладкий язык и массирую ее груди.
— Посмотри на меня, Вивьен.
Она открывает глаза, вода течет между нами, несколько капель цепляются за ее длинные ресницы. Когда я вхожу в нее, глубже с каждым разом, ее вишневые губы раскрываются и язык скользит вдоль нижней губы. Наше теплое дыхание смешивается.
Веки Вивьен тяжелеют, когда я тру ее клитор.
— Оставайся со мной, детка.
Она открывает их снова.
— Оли…
Мне это необходимо. Мне нужно увидеть что-то еще, кроме боли в глазах этой женщины. Мне нужно видеть страсть, любовь, жизнь… нас.
Хватая ее бедра, рык исходит из глубины моей груди, и я вхожу в нее так глубоко, что, клянусь, теряю рассудок и могу никогда его уже не обрести. Каждый мускул напрягается, когда я замираю, изливаясь в нее. Истощенный, я кладу свой лоб на ее. Мы обмениваемся слабыми улыбками, перед тем как наши тяжелые веки закрываются.
***
Вивьен растянулась на животе по диагонали моей кровати, обнаженная, удовлетворенная и моя. До этого момента я не осознавал, что задерживал дыхание в течение восьми недель. Как мне это удалось? Как можно жить без дыхания? Как я мог жить без нее?
Я обводил пальцем ее тату так много раз в свете луны, что, думаю, мог бы воссоздать ее с закрытыми глазами. Ее веселая и остроумная индивидуальность вызывает неожиданную улыбку на моем лице, когда я наедине. Ее красота — самая яркая звезда на моем небосклоне. А секс — неописуемый. Но это… обводя бутоны цветов и считая веснушки, я на небесах. Вивьен — мои небеса.
— Задумываешься, как я выглядела до всех тех чернил и отвратительных шрамов, которые они скрывают?
— Шшш… — я целую ее плечо. — Два часа ночи. Спи.
Она перекатывается на свою сторону и целует мою грудь.
— Это нормально. Иногда я пытаюсь представить, каким был Оливер до Кэролайн.
Я накручиваю прядь ее длинных волос на палец.
— И?
— И не могу. Что заставляет меня думать, что я бы не была частью той жизни, — она кладет ладонь мне на грудь в области сердца, расставив пальцы. — Поэтому, я больше об этом не думаю, потому что жизнь без Оливера Конрада — не жизнь вообще.
Я проглатываю удушающее чувство в горле. Когда Вивьен открывает душу и делится своей уязвимостью, будто тиски сжимают мою грудь. Она не представляет себе, как я неистово нуждаюсь в том, чтобы защитить ее. Что невыносимо для меня, так это чувство, когда я ощущаю, что наибольшая опасность для нее — это я сам и мое прошлое.
Я пытаюсь поднять настроение.
— Ну, я никогда не пытался представить тебя до меня. Вероятно, потому что я все еще просыпаюсь каждое утро и задаюсь вопросом, не приснилась ли ты мне. И когда я понимаю, что ты моя действительность, то чувствую, будто выигрываю в лотерею каждый чертов день моей жизни.
Она хихикает.
— Лотерею? Пффф…Ты, должно быть, имеешь в виду скретч-карту
— Нет, я говорю о единственном победителе Мега Миллионов… каждый день.
Она проводит подушечками пальцев по волосам на моей груди, едва касаясь.
— Оли?
— Хм?
— Помнишь, когда ты пришёл в «Зеленый горшок» и тебе нужно было еще немного растений в тот день, когда мы были очень заняты?
— Да.
— Помнишь, какой длинной была очередь, и я позволила тебе подойти и получить то, что ты хочешь вне очереди?
— Да.
— Помнишь, я сказала тогда, что ты у меня в долгу?
Я ухмыляюсь.
— Да, помню.
Она смотрит на меня пронизывающим взглядом. Я могу ощущать ее тяжкие мысли, которые стали преградой между нами.
— Возвращайся в Портленд.
Я качаю головой еще до того, как она сказала последнее слово.
— Я сказал, что остаюсь.
— Тебе необходимо вернуться.
— Вивьен, нет, я не хочу возвращаться туда. Кэролайн не нуждается во мне, просто так думают ее родители. Но, правда в том, что они бредят, так же как и она.
— Оливер, тебе нужно вернуться ради себя.
— Что это значит? Ты поговорила с моей мамой?
— Ты мне должен.
Я хватаю себя за волосы, а затем тру руками лицо, смеясь саркастически.
— Я должен тебе? Правда? Ты приравниваешь обслуживание вне очереди и мое возвращение в Ад? Нет, я не поеду. Вчера утром, да, я собирался. Даже вчера вечером, дома у моих родителей я планировал ехать. Но я видел боль в твоих глазах, Вивьен. Черт, сейчас темно, но я все еще могу видеть эту чертову боль в твоих глазах! Я не еду. Точка.
Она перекатывается на меня сверху, наши лица находятся на расстоянии вздоха друг от друга.
— Оли, разве ты не видишь? Боль, которую ты видишь в моих глазах, за тебя, а не из-за тебя. Садись на самолет завтра, но не для Кэролайн или ее родителей, и не из-за своей работы, а для себя, Оли. И если ты не можешь этого сделать, — она моргает, и ее слезы падают мне на щеку, — тогда сделай это для меня.
Я не хочу ехать. Когда я сказал, что остаюсь, это было в такой же мере для меня, как и для нее. Но, когда мужчина любит женщину так, как этот конкретный мужчина любит эту конкретную женщину, нет ничего, чего я не сделал бы для нее. До передней линии фронта, до края земли, до моего последнего вдоха… вот как далеко я могу пойти ради нее.
— Для тебя, любимая, только для тебя.