Бригадир Корона остановил автомобиль у номера восемьдесят восемь по бульвару Париоли. Сартори вышел из автомобиля и подождал, пока бригадир поставит машину на стоянку. Само здание сразу же наводило на мысль о важности проживающих здесь персон: небольшая, но широкая парадная лестница, тяжелая решетка из кованого железа, блестящие, широко распахнутые ворота и, наконец, фасад с длинными наружными балконами, покрытыми цветами, — все эти признаки свидетельствовали о богатстве.

Высокий мускулистый портье уверенно вышел навстречу полицейским, определенно с целью преградить дорогу, но когда узнал, с кем имеет дело, спрятался в свою скорлупу, как улитка.

— Прошу сюда! Вот лифт, синьор комиссар.

Полицейские взлетели наверх к аттику, как два ангелочка, и сразу же окунулись в тишину, будто попали на другую планету. Стены обшиты дубовыми панелями, на полу — густые ковры; пятнами солнечного света казались цветы, в изобилии стоящие в вазе.

Приятная на вид горничная, в белом чепчике и передничке, поручила посетителей заботам слуги-японца в полосатом пиджаке и с безупречным итальянским произношением.

— Синьора сейчас выйдет. Если хотите, пройдите пока в гостиную.

Как уже узнал Сартори, командора Солариса не было, поэтому комиссар настоял на беседе с синьорой.

Пока они ждали, бригадир осматривался вокруг, вытаращив глаза. У него захватывало дух от окружающей роскоши.

— Бог ты мой! — пробормотал он, усаживаясь на краешек кресла. — Вот это жизнь!..

Комиссар горько улыбнулся.

— Видите, вон там картина? — сказал он вполголоса.

— Фигура женщины с высоким воротником?

— Да. Это Модильяни. Знаете, сколько она стоит?

— Не имею представления.

— Наверняка около пятидесяти миллионов.

— Боже! — тяжело вздохнул Корона. — Этого мне бы хватило на всю жизнь. А они держат ее здесь, на стене.

Он замолк и резко повернулся. Одна из дверей распахнулась от руки японца, и появилась высокая гибкая женщина. С легкой улыбкой на устах она направилась к комиссару. Тот медленно поднялся.

«Пирошка», — подумал Сартори, и ему показалось, что такое имя совершенно точно подходит этому милому светловолосому существу, которое протягивало руку.

— Вы действительно комиссар полиции? — спросила синьора Соларис, располагаясь в кресле напротив Сартори. Мини-юбка из голубого материала приподнялась, открывая для обозрения худые, почти подростковые ноги. Ее акцент никак не раскрывал славянское происхождение.

Комиссар улыбнулся, затем представил бригадира, которому женщина слегка кивнула.

— Прошу извинить за беспокойство, синьора, — начал Сартори. — По правде говоря, я бы предпочел поговорить с вашим мужем. Но раз я уже здесь.

— Мой муж на работе. Знаете, он.

— Да, знаю. У меня назначено встретиться с ним днем. Но и вы можете быть полезны, в какой-то мере.

Синьора Соларис не проявила беспокойства.

— Пожалуйста, комиссар.

— Я вижу, вы очень хорошо говорите по-итальянски.

Женщина издала звонкий смешок, потом возразила:

— Но не настолько хорошо, чтобы принять меня за итальянку.

— Ну, если честно, я знал, что командор женат на иностранке! А так действительно бы поверил, что вы итальянка.

Голубизна ее глаз вдруг потеряла свою чистоту. Легкая тень, как опасение, помутила взгляд. Руки соединились, пальцы принялись комкать край платья.

— Вы хотели поговорить со мной, комиссар. — решилась, наконец, женщина.

— Да. Я расследую исчезновение девушки, которая занималась стриптизом в «Гранкио Адзурро», некой Катерины Машинелли. Вам она, очевидно, известна как Катя.

Женщина внимательно слушала его.

— О, Катя!.. — воскликнула она. — Конечно, знаю. И мой муж ее знает. А что, Катя исчезла?

— Газеты много писали об этом, — заметил комиссар.

Синьора Соларис покраснела.

— Я редко читаю газеты, — проговорила она с некоторым усилием и опустила глаза, не заметив взгляда, которым бригадир обменялся с начальником.

— Разве ваш муж не говорил вам? — настаивал Сартори.

— Нет. Я редко вижу мужа, а когда мы вместе, то говорим о вещах более личных. Но не понимаю, чем могу быть полезна вам в этом деле?

— Расскажите о Кате, — мягко подталкивал ее к разговору комиссар. — И как мне кажется, вы знали ее под настоящим именем. Или я ошибаюсь?

Снова ярко вспыхнуло красивое точеное лицо Пирошки.

— О да!.. Я знала Катерину еще до того, как она стала танцовщицей. Она служила нянькой в нашем доме. Милая девушка со всех точек зрения.

Видите ли, комиссар… Катерина и сейчас была бы с нами, если бы не ее тщеславие. Работа няни — это ей как трамплин для прыжка. Я хочу сказать, Катерина приняла наше предложение, чтобы уйти из-под контроля матери. Так она мне не раз говорила в минуты откровения. Мы все хотели ей хорошего, и она начала хотеть хорошего. Правда, отвечала нам признательностью. Мы считали ее членом семьи. Она стала подругой Марины, дочки моего мужа. Марина и Катерина почти одних лет. очень похожи, только Катерина брюнетка, а Марина — блондинка. — Женщина нервно закурила сигарету, дерзко положила ногу на ногу, быстро выдохнула клуб дыма. — То, что Катерина решила заняться стриптизом, было чистой случайностью, и в этом надо упрекать не девушку, а владельца «Гранкио Адзурро».

— Джино Саличе, — прервал ее Корона.

— Да, его!.. Мы знакомы с ним много лет. Джино — старый и добрый друг моего мужа. Именно он вложил в голову Катерины эту идею. Вот с тех пор у девушки появилось сильное стремление. Я пробовала отговорить ее, но безрезультатно. В доме все переживали из-за этого решения, особенно мои дети. Но Катерина была непреклонна. Позже, когда она уже выступала перед публикой, мы начали посещать «Гранкио Адзурро». Должна признаться, Катерина действительно раскрылась необыкновенно. Своим внешним видом она больше привлекала мужчин, когда была одета, чем раздета. Я женщина и замечаю такие вещи.

Синьора Соларис раздавила окурок сигареты в пепельнице. Ее лицо покрылось капельками пота. Очевидно, сказывалось большое внутреннее напряжение, потому что комната снабжалась кондиционером и одежда ее была легкой, из тонкой ткани.

Комиссар наблюдал за хозяйкой, изучая ее реакции.

Бригадир Корона нервничал.

— Синьорина Машинелли продолжала посещать ваш дом? — спросил комиссар.

— Нет, — голос женщины звучал решительно. — Ни здесь, в Риме, ни наш дом в Анцио, который является жилищем моих свекрови и свекра. Как видите, комиссар, я не знаю, что сказать вам. К тому же исчезновение Кати меня вовсе не удивляет.

— Почему?

Прежде чем ответить, женщина закурила сигарету.

— Видите ли, поступки Катерины всегда были неожиданными и непредвиденными. Представляете, когда она получила от нас письмо с извещением, что ее выбрали «бэби-систер», то уехала из Пескары, даже не попрощавшись с матерью. Та, бедняжка, чуть с ума не сошла от горя. Катерина всегда так поступает: думает только о себе и никогда о других. Иногда мне даже приходилось напоминать ей написать письмо матери. Очень эгоистична, вот!..

Пирошка вдруг успокоилась, словно освободилась от груза или предотвратила угрозу.

Вдруг, кажется, до нее дошло, что она не выполнила обязанности хозяйки, и порывисто осведомилась:

— Будете что-нибудь пить? Признаюсь, ваш визит, тем более то известие, которое вы принесли, расстроили меня. Томмазо получит удар, когда узнает, что его куколка пропала. Томмазо — это мой муж. — Она испуганно поднесла руку к горлу. — Господи, Катя действительно пропала? Что это значит, комиссар?

— В настоящее время не знаю, что ответить вам, синьора. Еще немного терпения. Когда вы последний раз видели Катерину? Где?

— Последний раз? — повторила женщина, уставившись на угол хрустального столика. — Разве вспомнишь? Прошло не очень много времени. Во всяком случае, не больше месяца. В ночном клубе, естественно. Катерина подошла к нашему столику, как всегда, и выпила с нами бокал шампанского.

— И ваш муж преподнес ей цветы? — поинтересовался комиссар легким тоном.

— Цветы? Может быть!.. Томмазо очень галантен с красивыми женщинами.

— Синьора, вы ревновали его к Катерине? — пустил стрелу Сартори.

Мускулы женщины окаменели; ее глаза потеряли красивую глубину — будто в зеркало воды брошен камень.

— Ревновала? — воскликнула она. — Боже мой, вы задаете странные вопросы!.. Жена всегда ревнует своего мужа, которого любит. Однако к Катерине у меня никогда не было этого чувства.

— Какие отношения между вашим мужем и Машинелли?

Большой палец синьоры Соларис буквально раздавил сигарету.

— Комиссар, перестаньте водить меня за нос и скажите откровенно, что у вас на уме?

— Абсолютно ничего, синьора, — мягко произнес Сартори. — Я хочу только понять. Хочу узнать, кем он был для Катерины Машинелли. Вот и все.

— Вы хотите узнать, был или есть мой муж любовником Катерины?

— Да, — улыбнулся комиссар. — Хотя для вас подобная гипотеза просто смешна.

Камень, в который было отлито лицо Пирошки, разбился от улыбки удовлетворенного тщеславия.

— Вы сами ответили себе, комиссар, и должна сказать, в высшей степени галантной фразой. Спасибо.

Сартори поднялся, за ним последовал бригадир и почти сразу же встала синьора Соларис.

— Я вам очень благодарен за терпение, — сказал комиссар, глядя в глаза женщине. — Надеюсь, у меня не возникнет больше необходимости беспокоить вас. Хотя и буду немного сожалеть об этом.

— Еще одна галантность? Спасибо, доктор Сартори. Я буду помнить о вас.

Пирошка проводила их до двери и пожала руки обоим. Когда дверь закрылась, комиссару показалось, что он услышал, как женщина глубоко с облегчением вздохнула.