Бригадир постучал в дверь кабинета доктора Сартори. Получив разрешение, он вошел и протянул начальнику конверт.

— Здесь открытка, которую Машинелли написала матери. Только что пришла из полицейского участка Пескары.

— Ну, наконец-то! — выразил удовлетворение начальник.

Комиссар достал из конверта открытку и осмотрел цветную иллюстрацию с характерным морским пейзажем. На обратной стороне было отпечатано: «Сан-Феличе Чирчео. Отель «Гранада». Вид с веранды». Надпись повторялась на французском, английском и немецком языках. Рука, мало привыкшая писать, оставила адрес: «Синьоре Матильде Машинелли, Виколо Сан-Себастьяно, 11/а, Пескара». Текст звучал так: «Я развлекаюсь и думаю о тебе. Катерина». Почтовый штемпель, довольно неясный, от тринадцатого октября.

— Я хорошо осмотрел ее, — доложил Корона. — Ничего особенного, мне кажется. А вы что думаете, доктор?

— Ну!.. Дата действительно тринадцатое, правда?

— Почти определенно — да. Я прочитал ее через увеличительное стекло. Кто знает, почему штемпели нашей почты всегда неразборчивы. Когда я получаю письмо от моей сестры, которая живет в Швейцарии, меня всегда удивляют их штемпели. Они кажутся напечатанными.

— Да. Вам известен этот отель «Гранада»?

— Никогда не слышал о нем. А что?

— Обычно клиенты гостиниц покупают открытки у портье. Может быть, Катя сделала то же самое.

Комиссара прервал телефонный звонок. Трубку снял Корона.

— Кабинет доктора Сартори.

В последующие пять секунд он соединил пятки вместе и уставился взглядом в стену.

— Да, синьор комиссар полиции. Сейчас, комиссар. Слушаюсь!

Сартори нахмурил брови, когда Корона положил трубку.

— Это был синьор комиссар полиции. Хочет поговорить с вами, сейчас.

— А вот и козел отпущения. — пробормотал Сартори, вставая.

Когда он выходил из комнаты, бригадир смотрел на него, как смотрят на осужденного, идущего в газовую камеру.

— Входите, Сартори, входите!.. Мне кажется, вы неплохо выглядите. Пожалуйста, садитесь. Выпьете со мной кофе?

Сердечный прием начальника полиции успокоил Сартори. И пока начальник заказывал дневальному кофе, он устроился в небольшом кресле с твердой спинкой, расположенном справа от письменного стола. Комната была обширная, обставлена хорошо, но без излишеств. Единственной роскошной вещью в помещении был элегантный книжный шкаф, полный кодексов и томов в красивых переплетах. В углу рядом со шкафом выделялся большой деревянный глобус.

— Что вы мне можете сказать об этой танцовщице?.. Как ее звать?

— Машинелли. Катерина Машинелли, более известная как Катя.

— Да, именно она. В каком состоянии следствие?

Сартори быстро ввел его в курс дела, рассказал о последних этапах расследования. Начальник не прерывал доклад ни разу, но пока слушал, глаза его превратились в две булавочные головки.

— Ум! — прокомментировал он в конце, несколько раз качнув головой. — Интересная ситуация. Мне кажется, вы на правильном пути. Я согласен с вами; эта девушка ни в чем меня не убеждает.

Они выпили кофе, закурили сигареты. Некоторое время комиссар полиции курил молча, потом резко повернулся к Сартори:

— Знаете, полчаса тому назад мне позвонил один депутат и заявил протест против вас.

— Против меня? — удивился Сартори. — Но почему?

— Очевидно, вы кому-то наступили на мозоль, — ответил начальник легким тоном. — Если верить этому депутату, вы позволили себе клеветнические инсинуации в отношении того, о котором только что рассказывали.

— Командор Соларис.

— Вот именно, командор Соларис, владелец «Космоса» и т. д. и т. д. — Начальник положил локти на стол: — Видите, что мне приходится выслушивать? Если мы выполняем свой долг, они говорят, что мы вмешиваемся не в свое дело, преступаем закон и т. д. и т. д. Медлим мы или двигаемся в каком-то направлении, все равно все против полиции. Знаете такую песню? В которой говорится. — Он принялся петь ужасным, низким голосом: — «Если ты красив, в тебя бросают камни.» и т. д. и т. д. Но мне наплевать, знаете? И вы также наплюйте, друг мой. Мы не политики, мы полицейские. Наша профессия — правосудие. Идите только вперед, и все будет хорошо. Что касается депутатов, их я беру на себя.

Они обменялись крепким рукопожатием. Сартори вышел в коридор, довольный собой, но озабоченный.

Долгая прогулка в автомобиле, сначала по автостраде Христофора Колумба, потом по побережью от ворот Остии до Торваяники, прошла хорошо. Бригадир Корона вел машину молча, и в какой-то момент под теплым солнцем поздней осени комиссара сморил сон. Ему снилась Харриет, которую в последние дни видел лишь мельком.

Проснулся он после Анцио.

Бригадир повернулся к нему с улыбкой.

— Как чувствуете себя, доктор?

— Хорошо. Где мы?

— За Анцио. Скоро будем в Сан-Феличе Чирчео. Хороший денек, правда?

Да, день был хороший! А он вместо того чтобы наслаждаться в компании с той, которая ему очень нравилась, вынужден заниматься погоней за сумасшедшей девушкой, может быть, уже убитой.

Сартори продолжал слушать Корону, который говорил о Сицилии и об их местечке. Эти разговоры всегда нагоняли на него скуку, наверное, потому, что вызывали в нем сожаление.

Автомобиль карабкался по дороге, идущей на подъем от широкого морского пролива. Два больших торговых судна маячили на горизонте. Несколько рыбацких домов были разбросаны тут и там вдали от берега.

Отель «Гранада» — белая конструкция в мавританском стиле — с радостью принимал посетителей. Сквозь окна в решетках виднелись большое патио и внутренняя часть со спуском к волнорезу.

Так как автомобиль не имел отличительных знаков и мужчины были в штатском, портье встретил полицейских широкой улыбкой.

— Синьоры желают комнаты? У нас они прекраснейшие, с видом на море, горячая и холодная вода.

— Полиция, — объявил Корона, и портье сразу же замолчал, закостенев. — Комиссар Сартори хотел бы задать несколько вопросов директору.

— А пока я охотно выпил бы кофе, — сказал комиссар. — Где у вас бар?

— По лестнице налево.

Они спустились по лестнице и попали в залитое солнцем помещение бара. Оно напоминало аквариум с полом из голубой майолики и окошечками в виде иллюминаторов.

Полицейские смаковали кофе, когда к ним подошла грациозная подвижная девушка лет двадцати пяти в обтягивающих брюках.

— Комиссар Сартори? Я — синьорина Форезе, владелица отеля. Чем могу быть полезна?

Она посмотрела на полицейского взглядом, в котором смешались интерес и восхищение. У нее был чуть длинноватый носик и широкий чувственный рот.

— Катерина Машинелли, — задал вопрос комиссар. — Это имя вам ничего не говорит? Девушка, брюнетка, немногим больше двадцати, она, вероятно, гостила здесь числа с одиннадцатого и позже.

— Это имя я слышу впервые, — ответила синьорина Форезе.

Бригадир показал ей фотографию Кати. Девушка внимательно посмотрела на нее.

— Так, на первый взгляд, не знаю почему, это лицо мне кажется знакомым. Как, вы сказали, ее зовут?

— Катерина Машинелли.

Синьорина Форезе отрицательно покачала головой.

— Нет, нет, наверное, я ошибаюсь, — заверила она.

— Что вы хотите сказать?

— Что никогда не видела этой девушки.

— Будет лучше, если мы взглянем на книгу записей посетителей, — подсказал Сартори.

— Да, конечно.

Девушка отдала распоряжение по внутреннему телефону. Спустя минуты две горничная в белом жакете принесла ей книгу записей, открытой меньше чем наполовину.

— Какого числа, вы сказали?

— Одиннадцатого. Она должна была прибыть днем, если мои расчеты правильны.

Бригадир исподтишка бросил на начальника восхищенный взгляд. Синьорина Форезе пролистала несколько страниц назад и начала читать список фамилий. Дойдя до тринадцатого числа, она подняла голову.

— Никакой Машинелли. Ни одиннадцатого, ни двенадцатого.

— Позвольте мне посмотреть?

— Пожалуйста.

Комиссар провел по странице указательным пальцем. Вдруг палец остановился; бригадир даже подскочил.

— Смотрите сюда, — показал комиссар.

Корона опустил голову, синьорина Форезе наморщила лоб. В строчке, указанной комиссаром, стояло имя, важность присутствия которого никто из полицейских в данный момент пока еще не уловил: «Марина Соларис, отец — Томмазо Гуалтьеро, рожденная в Риме, проживает там же, профессия — студентка университета».

— Нашли что-нибудь? — поинтересовалась синьорина Форезе.

— Может быть. Расскажите мне об этой клиентке. Марине Соларис. Я вижу, она приехала одиннадцатого числа, как раз в тот самый день.

Девушка кивнула головой.

— Да, около четырех дня, — уточнила она. — Я помню ее хорошо, потому что она прибыла на «Мустанге» цвета зеленого горошка.

— Не понял.

— Цвет зеленого горошка — это цвет, который мне нравится, особенно у автомобилей, — объяснила синьорина Форезе. — Машина была с римским номером, и синьорина Соларис как-то неуверенно управляла ей. Настолько неуверенно, что чуть не наехала на Джачинто, швейцара у входа. Может быть, нервничала. Не знаю.

— Почему вы решили, что она нервничала?

— Ну, это общее впечатление, я бы сказала. Ее поведение, манера ходить, немного неловко. Вначале я думала, что она застенчива или плохо видит, хоть и носит очки. Но потом увидела ее возможности. Она не вылезала из бара, где слушала музыку и пила виски.

— Девушка носила очки, вы сказали? — спросил комиссар.

— Да. Но часто поднимала их или снимала, держа в руках, когда танцевала.

— Сколько дней она пробыла?

— Надо посмотреть. — Синьорина Форезе снова взяла книгу. — Вот, до шестнадцатого. И уехала шестнадцатого вечером.

— Также в автомобиле?

— Да.

— Чем она занималась эти пять дней?

— Ничем особенным. Как я уже говорила, допоздна торчала в баре. Вечером смотрела телевизор. Только музыкальные спектакли. Мы частенько сидели вместе у телевизора, и с каждым разом синьорина открывалась все больше и больше.

— В каком смысле?

— О господи, я не могу объяснить!.. Сначала сдержанная, застенчивая, как мне казалось; затем стала более экспансивной. У нее был веселый характер, вот! Милая девушка. Но всегда, как сказать, немного боязливая.

Бригадир обменялся взглядом с комиссаром.

— Она встречалась с кем-нибудь в эти пять дней? — снова начал разговор Сартори.

— Нет, ни с кем, — с уверенностью проговорила хозяйка отеля.

Комиссар удивился.

— Синьорина, не хотите ли вы меня уверить, что за пять дней девушка ни разу не вышла из гостиницы и ее никто не посетил?

— Именно так, комиссар: она никуда не выходила, и к ней никто не приходил. Принимала солнечные ванны, внизу, на волнорезе, когда не дул ветер. И носила с собой какие-то книжки весом по килограмму.

— Какие книги?

— Судя по заголовкам, что я видела, — по истории искусства. Я занималась в лицее и немного разбираюсь в этом. Она сказала, что готовится к экзамену. На самом деле только перелистывала. Почти как я, когда ходила в школу.

— Значит, по-вашему, девушка приехала отдохнуть? — сказал комиссар.

Хозяйка отеля недоуменно посмотрела на полицейского.

— Чтобы отдохнуть!? — удивилась она. — Да, возможно! Но поверьте, вид у нее был не усталый. Она была олицетворением здоровья.

Наступило долгое молчание. Через открытую застекленную дверь слышался шум прибоя. Синьорина Форезе предложила напитки и сигареты. Бригадир Корона, выбравший «Чинзано», кажется, искал на дне большого пузатого бокала выход из этой запутанной ситуации.

К их разговору внимательно прислушивался бармен, который стоял за длинной стойкой, покрытой голубыми и желтыми пластинками майолики. Это был смуглый юноша — типичный южанин — с густыми бровями и угреватым лицом. На вид — под тридцать. Когда он, подав напитки и сигареты, в очередной раз возвратился за стойку, комиссар, наконец, заметил его присутствие.

— Вы знали синьорину, о которой мы только что говорили, правда? — неожиданно обратился к нему полицейский.

Юноша вздрогнул. Бригадир и хозяйка повернулись к бармену.

— Да, синьор, — подтвердил бармен после некоторого колебания.

— Что вы можете сказать о ней?

— Ну, это красивая девушка, конечно!.. Когда она не отправлялась в бассейн, то всегда находилась здесь.

— Мне кажется, вы немножко ухаживали за ней, нет? — намекнул Сартори с улыбкой.

Бармен покраснел, взгляд его заблуждал по сверкающей металлической поверхности стойки.

— Саверно, скажи комиссару все что знаешь, — подтолкнула его синьорина Форезе.

— Я. я не позволяю себе ухаживать за клиентками, — отрезал юноша, хотя его тон никого не убеждал. — Конечно, это не составляло бы труда. если бы я хотел. Понятно было, что ей нужна компания.

— Из чего вы это поняли?

— Из ее поведения. Ей нравилось шутить, нравилось пить и слушать музыку. Знала кучу анекдотов и умела рассказывать их. Какой-то был даже грязный.

— Ага! — воскликнул комиссар. — И ваши отношения с синьориной всегда были корректные.

— Я вам сказал, синьор, что никогда не позволил бы. — слабо запротестовал юноша. — Я здесь простой бармен, а синьорина была клиенткой.

— Саверно — парень на месте, — вмешалась хозяйка отеля. — Он работает у нас почти три года, и у меня никогда не было причины жаловаться на него.

Зазвонил телефон. Саверно подошел к нему, снял трубку и через несколько минут повернулся к хозяйке.

— Синьорина Джанна, к вам пришли.

Девушка извинилась и удалилась.

Комиссар встал и подошел к стойке.

— Послушай, Саверно, — тихо проговорил он. — Я тебя ни в чем не обвиняю, но у меня такое впечатление, что ты не совсем откровенен со мной.

— Клянусь, синьор комиссар.

— Подожди. Если тебе удалось войти в интимные отношения с девушкой, это твои дела. Но мне хотелось бы знать. Это важно. Сейчас, пока синьорины Форезе нет, ты можешь говорить свободней.

— Синьор комиссар, я не хотел бы никому причинить вреда. И потом, если хозяйка узнает, что я.

— Я же сказал тебе, что синьорина ничего не узнает.

Бармен покорно вздохнул.

— Ну ладно! — пробормотал он, опуская глаза. — У нас. у нас были близкие отношения.

— Ты можешь сказать ясней? — Полицейский перешел на фамильярный тон. — Хочешь сказать, что девушка спала с тобой?

Бармен утвердительно кивнул головой.

— Да, если быть откровенным, я должен сказать, что она спала со мной. Это случилось на второй день ее приезда. Девушка здорово напилась.

— Ты пошел в ее комнату?

— Да.

— Днем?

— О нет!.. Я пошел к ней в два часа ночи и пробыл там пару часов. Конечно, нелегко забыть такую девушку. — Саверно отважился посмотреть на комиссара, к которому теперь присоединился бригадир Корона. — Но зачем вам нужно знать, что я. Надеюсь, девушка не хочет причинить мне неприятности. Насколько я понял, она очень опытна в любви.

— Ага!.. Ну, пусть тебя это не тревожит. Девушка ничего не сказала мне против тебя. А после того раза вы еще встречались наедине?

— Да, каждую ночь. Когда она решила уехать, то предложила мне сопровождать ее в Рим. Сказала, что найдет мне хорошее место в каком-то ночном клубе. Потом написала мне открытку из Анцио.

Комиссар встрепенулся.

— Открытка у тебя с собой?

— Да, я ее сохранил.

Он открыл ящичек стола, достал оттуда открытку с иллюстрацией и протянул полицейскому. Это был вид колоннады Анцио. Адрес гласил: «Синьору Саверно Котти, отель «Гранада», Сан-Феличе Чирчео». Текст был следующим: «Помню о тебе. Жди письма. М.».

— Господи, — прошептал бригадир.

— Открытку я возьму с собой, — заявил комиссар. — Благодарю тебя, Саверно. Ты мне очень помог. И не волнуйся, твоей хозяйке я ничего не скажу.

Бригадир спросил:

— А письмо, о котором говорится в открытке, пришло?

— Нет, я ничего не получал, — заверил бармен.

— Она оставила тебе адрес? — проявил интерес комиссар.

— Она сказала, что сама напишет.

— У нее был с собой багаж?

— Да, конечно. Три чемодана, мне кажется. Два больших и один средний.

— Новые?

— Нет, не новые.

Комиссар закурил и выпустил вверх клуб дыма.

— Ты не заметил, девушка не носила парик? — продолжил он. — Я хочу сказать, она действительно была блондинкой? Может, красилась под блондинку?

Саверно с изумлением посмотрел на полицейского.

— Вы что, прорицатель? Нет, она не была блондинкой. Девушка была брюнеткой. Ее волосы обесцвечены перекисью. А настоящие волосы у нее черные как ночь. Но женщины, знаете, всегда стараются изменить цвет.

Комиссар молча согласился, думая о чем-то другом.

— Хорошо. Ты тоже со своей стороны помалкивай о нашем разговоре. Если тебя попросят с этой работы, позвони мне в Центральное полицейское управление, в Рим. Я должен знать, где тебя искать, если ты понадобишься. Всего хорошего, Саверно.

— До свидания, синьор комиссар.

Сартори вышел на лестницу и глубоко вдохнул морской воздух. На небе появлялись звезды.