Улица блестела от дождя, в ней как в зеркале отражался свет фонарей.

Бригадир Корона открыл дверцу автомобиля.

— Что будем делать, доктор?

— Сделаем вид, что уехали, потом вернемся и подождем. Я чувствую, что-то должно произойти. Более того, чтобы от нас ничего не ускользнуло, поставим автомобиль у выхода. Так будет лучше. Мне кажется, это единственное решение.

— Действительно.

Пока бригадир ставил автомобиль в другой конец улицы, которая вела к бульвару Париоли, Сартори вызвал автопатруль и проинструктировал его. Когда он кончил говорить, они очутились в нескольких метрах от ворот дома Соларисов, почти в той же точке, из которой недавно отъехали. Корона потушил фары и приблизился к тротуару.

— У вас есть идея, доктор?

— Да, очень смутная.

Бригадир задумался ненадолго, затем снова возобновил разговор, не отрывая взгляда от входа в дом Соларисов:

— Куда может пойти командор?

— Может, он приведет нас к дочери.

— А!

Зажужжал радиотелефон. Полицейский снял трубку.

— Слушаю, Сартори.

В трубке заорал голос с вибрирующим акцентом южанина:

— Доктор, мы на месте. Прием.

— Хорошо. Я предупрежу вас о типе автомобиля, который надо преследовать. Если будет дело. Прием и конец. — Комиссар положил трубку и прибавил: — Кто знает, какой автомобиль у Соларисов.

Вдоль улицы, по обе стороны, располагались двумя длинными рядами автомобили; многие из них были с мощными моторами. Как ни силился Сартори, ему не удавалось представить себе, какая машина может быть у Томмазо Солариса. Если только командор не ставит ее в гараж. Но эта гипотеза сразу же была отброшена, так как ворота гаражей не выходили на улицу.

— Который час?

— Десять минут двенадцатого, доктор.

— Вооружимся святым терпением. Вы голодны, бригадир?

— Немного.

— Когда все кончится, пойдем в «Гранкио Адзурро». Там мы найдем что-нибудь поесть.

Они закурили и дымили, держа руки под уровнем ветрового стекла. Лил непрерывный и мелкий дождь. Стекла быстро тускнели от влажности. Время от времени Корона включал на несколько минут «дворник».

В одиннадцать двадцать пять ворота приоткрылись, и наружу выскочили двое мужчин. Они попрощались с третьим, который закрыл за ними дверь. Немного спустя молодая женщина открыла дверь ключом и исчезла в роскошном портике. С одного из соседних балконов послышались смех и живая музыка.

— Вполне возможно, эта бессонная ночь пройдет для нас даром, — посетовал Сартори.

— Ничего не поделаешь, — пробурчал Корона.

— У вас дома все нормально?

— Да, спасибо. У жены вчера были колики. Женское дело. Всегда что-нибудь.

Сартори издал смешок и с горечью подумал о своей семье, которая сейчас далеко от него, на Сицилии. Меньше чем через два месяца наступит Рождество, но вряд ли у него будет возможность съездить туда. А может, он и не пытается поехать. Мысль о том, чтобы оставить Харриет, мучила его. Эта любовь становилась болезнью, она скручивала его внутренности до спазмов.

Комиссар продолжал размышлять о нелепом повороте его существования. Рядом с ним находился человек, преданный ему и привязанный к нему, но это был другой мир, у него были другие цели.

Голос Короны отвлек комиссара от мрачных мыслей.

— Полночь.

— Уже.

— Я слышал, что в парламенте представят закон о повышении жалования. Может, его утвердят до праздников.

— Даже если и утвердят, пройдет время, прежде чем он дойдет до нас.

Наступило молчание. Они закурили еще по сигаретке. Смех и музыка действовали расслабляюще.

— Развлекаются, собачьи дети! — пробормотал Корона.

— Мы тоже развлекаемся, — с горечью проговорил Сартори.

— Вы слышали о Турризи, старшем агенте?

— Нет. А что с ним?

— У него больные легкие — после трех лет службы на Сардинии, это неудивительно. Так вот, они не хотят признать, что он получил болезнь при исполнении служебных обязанностей.

— Свиньи!

— Я думаю, мне лучше было остаться в деревне. У меня хорошая профессия. Согласен, что туфли сегодня делают сериями, на фабриках, но у нас хороший сапожник живет неплохо. Если сумеет создать свою клиентуру. Вы помните Камели, сапожника?

— Кажется, помню.

— Ну вот, он открыл магазин и построил дом в два этажа, со стороны кладбища. Красивый дом, мне говорили. Теперь у жены будет большой выбор любовников. — Корона оборвал речь и застыл. Послышался шум поднимаемых жалюзи в переулке, справа от соседнего дома. Две фары осветили стену, и рокот мощного мотора разорвал тишину. Было без двадцати час.

— Заводите мотор, — приказал комиссар.

— Это он? — спросил Корона, повинуясь.

— Увидим.

Рокот приближался. Из переулка показался «Мазерати» и остановился носом к дороге; ему не давал выехать «Фиат-500», стоявший справа на стоянке. Сквозь поднятое левое стекло можно было различить профиль Томмазо Солариса, подсвеченный снизу слабым зеленоватым светом приборной доски, а сбоку — уличными фонарями.

— Это он! — воскликнул Корона.

— Фары не включать.

Пока командор нервно производил маневр, чтобы выехать из двух рядов машин, комиссар вызвал автопатруль, находившийся на бульваре Париоли, и дал им данные об автомобиле для преследования. Последним усилием «Мазерати» буквально выпрыгнул на дорогу, задев правой стороной «Фиат-500», и урча, направился в сторону бульвара Париоли. Корона не успел снять ручной тормоз, как машина исчезла за поворотом.

— Проклятье, он ускользает от нас! — прорычал комиссар.

Автомобиль полиции, взвизгнув покрышками, рванул с места. Когда они выехали на бульвар Париоли, «Мазерати» уже вошел в ленту уличного движения. За ним следовал второй полицейский автомобиль. Соларис направлялся к площади Унгериа, не снижая скорости.

— Он дает сто, этот сумасшедший! — возмутился Корона.

— Попытаемся не дать ему ускользнуть.

— Автопатруль преследует его.

На перекрестке площади Унгериа командор проехал на красный свет, обойдя справа грузовичок, выезжавший с проспекта Льеджи. Послышалось ругательство водителя грузовичка: «Рогоносец!» Автопатруль — машина без опознавательных знаков, как у Короны и Сартори, — также проехал на красный свет; за ним последовала вторая полицейская машина. Блуждающий регулировщик — усердный служака — свистнул повторно.

Теперь все три автомобиля на скорости направлялись к площади Фламинио, лавируя между машинами и оставляя позади себя звуки клаксонов и ругательств.

Комиссар вызвал автопатруль и посоветовал им не проявлять инициативу в отношении водителя «Мазерати».

— Мне интересно знать, куда он направляется, — уточнил Сартори. — Когда он остановится, если мы не потеряем его из вида, вы проедете дальше и будете держать его под контролем. Выйдете со мной на связь.

На площади Фламинио перед светофором с красным светом стояло много машин, и поэтому «Мазерати» вынужден был остановиться, урча и дымя, как горячая лошадь. Потом уже на нормальной скорости он направился к площади Пополо и остановился неподалеку от бара «Розати». Бар был полон эксцентрично одетыми актерами, актрисами и людьми света.

Автопатруль, на борту которого находились три агента в штатском, остановился у Фонтана; немного позже рядом оказался автомобиль Короны.

— Один из вас пусть следует за водителем, — велел комиссар в окно соседней машины. — Мы не можем, человек знает нас.

— Он выходит, — предупредил смуглый агент.

Соларис закрыл дверцу, но оставил включенным свет; потом вернулся, выключил его и направился в бар «Розати».

Смуглый агент вышел из машины и тоже отправился в бар. На площади, блестящей от дождя, жужжали многочисленные автомобили.

Комиссар приказал второму агенту также отправиться в бар. После чего стал рассматривать немногочисленную толпу, которая окружала заведение.

Шофер патрульной машины закурил сигарету и принялся спокойно дымить. Корона и Сартори последовали его примеру.

— Может, у него нет ничего на уме, — сказал бригадир.

— Я так не думаю, — ответил комиссар. — Наш ночной визит должен заставить его действовать. Не забывайте, к нам командор вышел в домашней куртке. Возможно, когда мы приехали, он был в пижаме.

— Действительно.

— Посмотрим.

В баре «Розати» официанты начали делать уборку, клиентов провожали к выходу. Вскоре появился командор. Он остановился между столиками, растерянно оглядываясь по сторонам, как в поисках кого-то, затем вернулся в свой автомобиль. Немного поодаль за ним наблюдали два агента патрульной машины.

Соларис не включил ни мотора, ни света. Некоторое время он оставался в нерешительности, потом склонил голову на руль.

— Кажется, ждет кого-то, — предположил комиссар.

— Если не знаешь, можно предположить, что он спит или плохо чувствует себя, — заметил Корона.

Официанты бара «Розати» опустили почти все жалюзи и продолжали делать уборку. Толпа клиентов начала редеть. Слышались смех, оклики, шум моторов. Дождик прекратился.

Томмазо Соларис продолжал оставаться в неподвижности за рулем «Мазерати». К нему приблизилась женщина, но он в довольно неприличной форме прогнал ее. Она отошла, ворча и жестикулируя.

Немного спустя с улицы Бабуино, показался белый «Мерседес». Он медленно сделал круг по площади и остановился рядом с «Мазерати». У машины был номер Ватикана.

— Что я говорил! — воскликнул Сартори.

— Черт возьми, машина монсеньора!

Но за рулем сидел не священник, а управляющий.

Радико вышел из автомобиля, подошел к хозяину и передал ему что-то. Тот положил это что-то в карман. Сразу же после этого управляющий вернулся в «Мерседес» и уехал.

Соларис вышел из автомобиля, закрыл ключом дверцу и направился пешком к улице Бабуино. Два агента, по отдельности, следовали за ним.

— Пойдем и мы, — решил комиссар, выходя из машины. — Но будем держаться на дистанции.

Слежка длилась несколько минут, потому что Соларис, пройдя быстрым шагом улицу Бабуино, свернул на улицу Маргутта.

Корона и Сартори, которые держались на расстоянии метров сто, не теряли из вида двух агентов, шедших немного впереди их.

— Вы поняли, куда он направляется? — спросил комиссар.

— В ту самую квартиру, — ответил бригадир. — Что же ему принес Радико?

— Я примерно догадываюсь.

— То есть.

— Ключ от квартиры. Если не подлинный то, по крайней мере, дубликат.

Корона с восхищением посмотрел на начальника.

Они свернули за угол и вышли на улицу Маргутта. Командор исчез. Оба агента, стоя рядышком, ждали Сартори.

— Он вошел в этот подъезд, — доложил смуглый юноша и указал на номер 115.

Комиссар приказал агентам держаться поблизости, затем осторожно направился к входу в подъезд. За ним тихо шел бригадир.

— Дадим ему немного времени, — прошептал комиссар.

Они замерли в полумраке у подножья лестницы. В доме царила тишина. В отдалении время от времени слышался звук мотора проходящего автомобиля.

Спустя минут десять Сартори двинулся и начал подниматься по лестнице. Бригадир следовал за ним на цыпочках. На площадке, куда выходила дверь Мэри Джойс, было темно.

Комиссар положил руку на дверь и слегка надавил.

— Закрыта изнутри, — тихо произнес он.

— Хотите, я выбью ее плечом?

— Нет, подождем, когда он выйдет.

Они встали по обе стороны двери, опершись спинами на стенку. В квартире не было слышно никакого шума, и это обескуражило Сартори. Сквозь окошечко в стене под лестницей проникал слабый свет уличного фонаря.

Корона подумал, какая сцена открылась вдруг тому, кто включил бы свет на лестничной площадке. То, что он увидел бы у стены по обе стороны двери, навело бы на мысль о кариатидах.

Где-то в доме часы пробили два.

Бригадир приблизился к комиссару и шепнул:

— Хотите, я попытаюсь сдвинуть внутреннюю задвижку?

— Нет. Будет лучше, если мы застанем его врасплох, — тут же отозвался Сартори. — Тогда мы увидим, пришел ли он взять что-нибудь.

Корона кивнул в знак согласия и вернулся на свое место.

Минут через пять они услышали внизу, на входе, тяжелые шаги. Комиссар застыл и повернул взгляд к бригадиру.

— Идет кто-то, — прошептал он, придвигаясь к подчиненному.

— Поднимемся выше, — подсказал Корона.

— А если ему еще выше?

— Мы уже на последнем этаже. Выше только терраса.

Сартори последовал совету Короны, и они вместе оставили лестничную площадку.

А тем временем шаги медленно приближались. Казалось, человек колеблется или останавливается перед каждой дверью, чтобы узнать, кто там живет.

Тень вырисовалась на стене лестничной площадки, полицейские увидели сверху пятно. И сразу же показался человек в теплом плаще и в шляпе. Судя по походке, это был старик.

В темноте блеснул огонек. Голова незнакомца приблизилась к двери. Послышался стук.

Дверь открылась.

В освещенном проеме стоял Томмазо Гуалтьеро Соларис.

— Синьорина Джойс?.. — спросил старик глухим, как из бочки, голосом.

— Проходите, — пригласил его командор.

Комиссар прыгнул на лестничную площадку и придержал закрывающуюся дверь. У Солариса от растерянности вырвался стон.

— Вы! — захрипел он.

— Можно, я поприсутствую на вашем собрании?