Прислуга дома Соларисов в Риме состояла из слуги-японца и горничной-венецианки, той самой, которую комиссар видел во время визитов. Из их опросов, совершенных, когда прислуга была одна, выяснилось, что Марина Соларис не появлялась в доме отца за последние недели; более того, как японец, так и девушка, принятые на работу в июле, даже не были знакомы с дочкой хозяина.

На просьбу комиссара разрешить взглянуть на комнату Марины оба ответили, что в квартире не зарезервирована комната для синьорины Марины, которая обычно живет на вилле у дедушки, в Анцио.

Сартори засомневался, правильно ли он понял высказывание командора. Возможно, говоря о комнате дочери, он имел в виду ту, которую обычно Марина занимала у дедушки.

Комиссар в сопровождении преданного бригадира Короны отправился еще раз в Анцио, где был принят несчастной Пальмирой на правах старого друга. Управляющего не было дома, что, вообще-то, не огорчило Сартори.

Женщина посмотрела на него взглядом, которым, может быть, хотела выразить больше, чем имела мужество сказать.

— Есть известия о моей девочке? — нетерпеливо спросила она, схватив его за руку.

— К сожалению, нет. Но у меня есть причина полагать, что с ней все в порядке. Единственно плохо, что ее исчезновение тормозит ход следствия. — Комиссар не хотел говорить ей, что, скрываясь, Марина в то же время подвергает опасности и свою жизнь. — Теперь я хотел бы попросить вашего позволения посетить комнату синьорины.

— Зачем?

— Я вас прошу. Доверьтесь мне. По сути дела, мы оба хотим хорошего Марине.

Женщина согласилась, сотрясаясь от рыданий. Потом она провела его через старинные и пыльные помещения к комнате в южном крыле виллы. Большой балкон выходил в сад, за которым виднелось море. Свежий, с соленым привкусом бриз колыхал белые кружевные занавески.

Комната со старинной дорогой мебелью и со всеми принадлежностями, казалось, перенесла их в эпоху напудренных париков и кавалеров со шпагами. Кровать была огромной, с балдахином, подпираемым столбиками в форме львов, стоящих на задних лапах. Огромная фреска в стиле Боттичелли, изображающая спящую девушку в руках Морфея, заполняла всю стену. Рядом с балконом примостился небольшой письменный стол, где стояла старинная чернильница с гусиным пером. Из современной мебели имелся только большой книжный шкаф, полный книг. Никаких следов «хиппи», все в порядке; чисто, гармонично как в каморке воспитанницы монастырской школы.

«Соответствует ли эта картина истинной натуре Марины Соларис, или это продукт глубокой любви Пальмиры к своей племяннице?» — подумал Сартори.

С порога распахнутого балкона, стоя в лучах полуденного солнца, он глубоко вдыхал солоноватый запах моря. Молчаливое ожидание женщины за спиной заставило комиссара повернуться к ней.

— Синьора Пальмира, какая она настоящая, Марина? Романтическая, немного старомодная девушка, как я сказал бы, глядя на эту комнату, или протестующая сумасшедшая, путающаяся с длинноволосыми с площади Испании.

Женщина энергично затрясла головой, и крупные слезы покатились по ее щекам.

— Марина — девушка из прошлого, — хрипло проговорила она, пытаясь осушить слезы. — Смотрите.

Служанка засунула руку в карман, вытащила маленький ключик и открыла им потайной шкафчик в стене. Сартори и Корона увидели бумаги, тетради в рядочек, дневники в парчовых обложках с маленькими замочками.

— Все это стихи, — сказала женщина, с трогательной гордостью указывая вглубь тайника. Смотрите ее! Читайте ее! Так вы узнаете, какая она, моя девочка. Стихи о маме, которую не знала, о море, об отце, который не понимал ее и который. — Она прервалась, закрыв лицо руками. Сильные рыдания сотрясали служанку.

Комиссар осторожно взял тетрадку, начал перелистывать. Сонеты Марины, сложенные совершенным одиннадцатисложным стихом, перенесли его в романтическую атмосферу. Вдохновленная Леонарди и Пасколи, юная поэтесса обнаружила страстную и взволнованную натуру. Ее мир был соткан из маленьких, милых вещей, беспокойных чувств и романтиков, отвергнутых окружающим миром.

Теперь Сартори знал, что Томмазо Гуалтьеро Соларис лгал ему с самого начала. Он лгал, когда описывал Марину как девушку без морали и самоконтроля, когда хотел заставить думать о ней как о сухой и бесчувственной. Но хуже всего была его ложь, когда он уверял, что дочь выкрала чек и подделала подпись к выгоде Катерины Машинелли.

Почему командор клеветал на свою дочь?

Кого он хотел покрыть?

Запись в других тетрадях и в дневнике, маленький замочек которого он вынужден был сломать, подтвердили его умозаключения.

— Почему Марина так резко изменилась в последнее время?

Женщина уже успокоилась.

— Может, чтобы наказать своего отца, — пояснила она. — Как я вам уже говорила, она не простила ему брак с. этой женщиной.

— Синьора Соларис высказывала когда-нибудь неприязнь к своей падчерице?

— Я бы не сказала. Но быть может, Марина вела бы себя так же с любой другой женщиной, которая вышла замуж за ее отца. Она обожала его. Теперь ненавидит.

— Ненависть тоже, в определенных случаях, можно скрывать под любовью, — изрек сентенцию Сартори.

— Может быть, и так.

Комиссар открыл ящички письменного стола, но не нашел ничего интересного. Возможно, кто-то уже принял меры и убрал вещи, которые могли быть уликами.

Они вернулись в вестибюль и там распрощались.

Из бара Сартори позвонил фельдфебелю Фантину и приказал ему конфисковать чек на пять миллионов, внесенный Соларисом на счет Катерины Машинелли в Неаполитанском банке.

В тот же день он безуспешно пытался связаться с детективом Паладини. Комиссар поручил фельдфебелю Фантину вызвать его в свой кабинет. Фантин передал приказ автопатрулю. Но глава «Совершенно секретной организации» оказался неуловимым.

Позже, перед тем как оставить кабинет, Сартори получил извещение, что найден «Мустанг» Марины Соларис на улице Пинчо, где стоянка запрещена. Десяток листочков со штрафами украшали его лобовое стекло. В багажнике лежали три больших чемодана и один маленький. Это был гардероб Марины Соларис, которым в течение нескольких дней пользовалась Катерина Машинелли.

С помощью технических средств службы регулировки уличного движения автомобиль был доставлен в Центральное полицейское управление.