Офицер швейцарской гвардии, охраняющий вход в Ватикан, подошел к автомобилю со стороны Короны и спросил, чего они желают. Сартори ответил, что их ждет монсеньор Соларис, после чего офицер стал уступчивее и услужливее. Он выдал полицейским все необходимые документы, чтобы быстро прибыть в кабинет важного священника. Теперь дорога для них была открыта.

Среди строгих дворцов маленькой империи католицизма крейсировали бесшумные «мерседесы» и «кадиллаки» с прелатами и дипломатами на борту. Никакой шум не возмущал тишину улиц.

Они вошли во дворец из серого камня. Молодой священник, вышедший навстречу, провел их по бесконечной серии коридоров, где все прелаты, которых они встречали, разговаривали тихими голосами.

Монсеньор Соларис принял их с достоинством и сердечностью. В сутане, окруженный старинными картинами и позолоченной мебелью, он казался олицетворением суровости по отношению к тому миру, в котором находился.

Отпустив знаком молодого священника, Соларис спросил:

— Что нового, комиссар?

— Мне необходимо обменяться с вами кое-какими соображениями, монсеньор, — ответил полицейский, который, как и Корона, устроился на жестком позолоченном стуле перед огромным письменным столом. — Но я бы хотел, чтобы в нашей беседе не было никаких недомолвок.

Легкий румянец проявился на скулах священника. Он не сумел подавить протестующее движение и опустил взгляд на статуэтку святого Игнацио, служившую ему пресс-папье.

— Согласен, — пробормотал он. — Говорите откровенно.

— Монсеньор, ваша племянница Марина дала вам знать о себе после последней нашей встречи?

Сартори и Корона могли видеть усилие на лице священника, колеблющегося между правдой и ложью.

— Да, — признался он, наконец.

— Лично.

— Нет, по телефону.

— Вы не могли бы рассказать подробней?

— Это необходимо, комиссар? Моя племянница не нарушила закон, она еще ребенок и.

— Монсеньор, — нетерпеливо прервал его Сартори. — Настал момент выложить карты на стол, как говорится. И сделав это, вы вынуждены будете обратиться лицом к реальности, о которой даже не имеете представления.

— О чем это вы?

— Дайте мне закончить, тогда поймете, — продолжил Сартори, решив идти прямо к цели. — Ваша племянница нарушила закон, и с ней нарушил закон ваш брат.

— Не могу поверить, что.

— Монсеньор, где она сейчас? Ватикан существует в этом мире и не может быть, чтобы вы не разбирались в женщинах вообще, а в своей племяннице в частности. Марина ждала ребенка, и синьор Томмазо заставил ее сделать аборт, прибегнув к помощи грязной акушерки в отставке и услужливого врача.

Священник вскочил на ноги и уставился вытаращенными глазами на полицейского. На мгновение Сартори испугался, что Соларис впадет в прострацию. Но тот медленно опустился на стул и внезапно охрипшим голосом проговорил:

— Расскажите мне все, комиссар.

— Операция проводилась в Анцио, в вашем доме, пока вы были в поездке по Индии, — начал Сартори. — Ваша племянница едва осталась жива. Ее немедленно доставили в клинику, и только благодаря этому опасность миновала. Но спустя три дня девушка сбежала, и следы ее потерялись. Почему она сбежала, остается тайной. По всей видимости, Марина прячется в Риме. Полиция и Интерпол ищут ее в Италии и за границей, но безуспешно. Видите ли, я настаиваю на поисках не для того, чтобы арестовать ее, а чтобы спасти от опасности. У меня есть основания думать, что тот, кто убил Катерину Машинелли, может хотеть смерти и вашей племянницы.

— И кто же этот человек, оказавший услугу Марине?

— Мы не знаем. Об этом нам расскажет ваша племянница, когда найдем ее. На данный момент это не очень важно. Сейчас важно то, что вы не пытаетесь развеять мои сомнения, которые сами же зародили во мне. Вы сказали, что Марина связалась с вами по телефону. Когда?

— Несколько дней назад. Не помню точно, — произнес священник, снова взяв себя в руки. — Может быть, пять, шесть дней. Она заставила меня поклясться не говорить отцу про этот телефонный звонок, и я согласился подыграть ей. Марина сказала также, в ответ на мою просьбу, что не подвергается никакой опасности и работает — она сказала именно «работает» — на честное имя семьи.

— Что она хотела?

— Деньги. Я послал ей деньги. Отправил пакет «до востребования», потому что она не хотела раскрывать, где находится. По тону ее голоса мне показалось, что Марина изменилась: стала более взрослой, более решительной.

— Вы охарактеризовали мне вашу племянницу как девушку непостоянную, поверхностную, без чувства морали. Или вы плохо знаете свою племянницу, или хотите пустить меня по ложному следу.

— Комиссар, знаю, может быть, я и допустил излишества. Вы меня неправильно поняли. Я вам говорил, что часто уезжаю и редко вижу Марину, хотя очень привязан к ней. Как у нее дела, что она делает, приходится выслушивать в основном от ее отца, который с тех пор, как снова женился, не очень ласков со своей дочерью.

— Из-за плохих отношений между Мариной и его второй женой?

— Вот именно. Но Марина до недавнего времени — всего лишь несколько месяцев назад — была хорошей дочкой, ласковой, вежливой и преданной. Я помню, когда она опаздывала и не могла вернуться домой вовремя, звонила мне, где бы я ни находился. Однажды она отыскала меня в Токио, чтобы попросить привезти ей кимоно. Потом девушка изменилась. Что вы хотите, жизнь — это странная и таинственная штука. Такой ее делают люди.

— Монсеньор, вы не имеете представления, где может скрываться ваша племянница?

— Трудно сказать. У Марины много друзей, здесь, в Риме, в других городах, за границей. Очевидно, тот, кто спрятал ее, близкий и верный ей человек. Я действительно не знаю, что и думать. Когда Марина позвонила мне, я умолял ее вернуться домой, но она не послушалась меня. Очень упрямая. Такой была ее мать, бедная душа.

— Синьор судья в курсе происходящего?

— Нет еще. Я очень колеблюсь. Боюсь, но кое-что нам придется ему сказать. В отсутствие Марины он становится беспокойным, а это состояние души может оказаться более вредным, чем правда.

Комиссар встал.

— Ну что ж, мне пора. Прошу вас сразу же позвонить мне, если появятся какие-то соображения насчет убежища вашей племянницы.

— Непременно, комиссар.

Сартори и Корона вышли.